Предыдущее - http://www.proza.ru/2011/06/09/441
Аппиана горько плакала, уткнувшись в посеребренный вотив(*) , изображающий воспаление вен на правой ноге.
- Я хочу с тобой, дядя! На абатон!
- Аппиана…
- Ты обещал!
- Аппиана! – строже произнес Кесарий. – Сейчас со мной нельзя.
Теперь на нем был надет поверх хитона ослепительно белый передник - плащ он отдал мальчику-служке. Фалассий и белокурый юноша, очень похожий на него, с выпяченной нижней губой, тоже в белых передниках, терпеливо ожидали.
- Вот, смотри – видишь, большие водяные часы? Там, где Телесфор?
Аппиана, всхлипывая, посмотрела вглубь галереи. Рядом со статуей кудрявого отрока в длинном хитоне, у ног которого послушно свилась змея, по сложной системе чаш переливалась вода.
- Через час я вернусь с абатона и пойдем удалять катаракты.
- Да, маленькая нимфа. Дядя скоро вернется. Надо спешить – энкимезис уже начался, Кесарий врач.
- Будь умницей и жди меня, - безнадежно проговорил Кесарий, пытаясь оторвать руку Аппианы от своего плаща.
- Мне страшно здесь одной, дядя!
- На абатоне еще страшнее, - попытался убедить ее Кесарий.
- Не волнуйтесь, Кесарий иатрос, - раздался голос из-за пурпурной занавеси. Тяжелая ткань заколыхалась и на галерее появилась молодая женщина с непокрытой головой. Ее русые кудри, переплетенные золотистыми нитями, были уложены в сложную прическу, а плечи едва прикрыты голубым хитоном.
- Ты останешься со мной, дитя мое, - снова зазвучал низкий, грудной голос.- Я расскажу тебе про деяния Пэана…и про то, какие бывают операции.
- Очень хорошо! – заторопился Фалассий, увлекая Кесария в еще шевелящийся, словно живой, проем среди занавесей. Аппиана и женщина в голубом хитоне остались одни на просторной галерее. От женщины пахло имбирем, сирийским нардом и чем-то еще, от чего у Аппианы закружилась голова.
- Видишь, какая ты слабенькая? – с улыбкой сказала женщина, крепко беря ее за руку и отводя к буковой скамье у ног Телефора. – Тебе сразу плохо бы стало на абатоне.
Аппиана упала на скамью.
- Вы… вы – иатромайя?(**) – спросила она боязливо.
- Я – иерия (***) Пэана, - сказала жрица сурово. – И майя (****) , конечно. Меня зовут Ия. А как зовут тебя, дитя?
- Аппиана, - сказала племянница архиатра, хотя ей вовсе не хотелось открывать свое имя этой майе Ии.
- Тебе четырнадцать лет, - продолжила Ия таким же сурово-загадочным тоном.
- Да, как вы догадались? – от удивления забыла про свои страх и дурноту Аппиана.
- По глазам.
Она взяла девочку за подбородок и посмотрела в ее испуганные глаза тяжелым неподвижным взглядом змеи.
- Нет! – вскрикнула Аппиана, леденея от ужаса. – Христе сосон! Христос, спаси!
- Да ты трусиха, девочка, - брезгливо проговорила Ия, слегка отталкивая ее. – Не кричи так. Здесь храм Асклепия Пэана. Дяде руку собьешь. Он как раз оперирует сейчас.
- Я хочу к нему! – решительно заявила Аппиана.
- Он тебе запретил, разве ты не слышала? Пойдем со мной, я дам тебе вкусных яблок и изюма. Ты крещеная?
- Нет еще, - проговорила Аппиана, стискивая во вспотевшей ладони янтарную рыбку на своей груди.
- Хорошо… Чем же ты прогневала богов, что ростом не вышла? Тебе не дашь с виду более десяти лет.
Аппиана, совершив героическое усилие, чтобы не расплакаться, проговорила срывающимся голосом:
- У меня бабушка тоже невысокого роста. И мы не верим в богов. К вашему сведению.
- Не груби старшим, - сказала иатромайя. – Лучше съешь изюма.
Она взяла с блюда у бесшумно приблизившейся рабыни горсть высушенного винограда.
Аппиана посмотрела на нее и вдруг поняла, что Ия – совсем не молода. Ее тощая шея была окольцована глубокими морщинами, заботливо припудренными мукой, а кожа под глазами дрябло обвисла. Только брови у нее были, как у юной девушки – густые, совершенной формы лука, и темные – темнее, чем волосы. Наверное, и волосы когда-то были темнее – но теперь седина делала их пестрыми, как перья курицы. Ия поймала ее взгляд и невесело усмехнулась. Аппиане стало вдруг жаль ее, а страх совсем пропал.
- Извините, пожалуйста, - сказала она вежливо. – Вы не расскажете мне про гипопот.. гипосфим… гипоспафизм?
- Если не будешь громко кричать, расскажу, - ответила иатромайя, поднимая ее за руку со скамьи и подводя к большому барельефу из красного дерева, занимавшего почти всю стену галереи.
- Длительные, то есть хронические, как говорил Асклепиад, глазные болезни происходят от неправильной циркуляции…
- Онков и лептомеров? – радостно вставила Аппиана.
- Нет. Не перебивай. Не онков, а питуиты, которая течет в глаза по венам от мозга. От избыточного течения питуиты возникает хроническое глазное гноетечение. Поэтому некоторые искусные врачи могут, рассекая кожу и мышцы черепа, наложить на вены лигатуры …серебряные или медные. Видишь, вот врач с помощниками проводит эту операцию?
Она указала на скрупулезно изображенную сцену в центре. Трое человек в коротких туниках – очевидно, рабы – крепко держали обритого наголо тучного мужчину, сидящего верхом на скамье. Он был, ко всему прочему, привязан к особой доске еще и подмышки, и за шею. Двое молодых хирургов, держа зажимы и лигатуры (******) наготове, замерли наготове по бокам от оперирующего врача, большим хирургическим ножом рассекающего скальп больного несколькими точными разрезами.
Аппиане уже не так сильно захотелось на абатон.
- Это же… очень больно! – произнесла она, вопросительно глядя на Ию.
- Конечно. Правда, больным дают особый напиток с опием, но все равно - врач должен оперировать очень быстро… У твоего дяди в этом отношении нет соперников, - печально улыбнулась она. – Он – правша на обе руки.
- Как это? – нахмурила брови Аппиана, уже готовая обидеться за честь семьи.
- Ты можешь написать первую букву своего имени? – спросила Ия, подавая ей восковую табличку и серебряный стиль.
- Конечно, - гордо ответила Аппиана, выводя прописную «альфу» настолько красиво, насколько могла.
- А теперь сделай это левой рукой.
Рядом с красивой «альфой», которою похвалил бы даже дядя Григорий, появилась другая, на шатких кривых ногах, словно перенесшая тяжелый рахит.
- Вот видишь? Ты владеешь в полном смысле слова лишь одной рукой. А для твоего дяди нет разницы, в какую руку брать нож или иглу. Ты разве не знала этого?
- Нет… - пристыжено проговорила Аппиана.
- Вы так мало его цените! – вздохнула Ия. – Неспроста он избегает всех вас.
- Это неправда! – воскликнула Аппиана. – Дядя Кесарий нас любит! Просто он решил остаться в Константинополе, чтобы принимать правильные законы и помогать бедным и больным!
Ия поморщилась, словно проглотила кислую виноградину.
- Пусть будет так, - проговорила она сквозь зубы. – Видишь, - резко повернувшись, указала она на цветное изображение глаза с широким зрачком цвета морской воды. – Это глаз при приступе глаукомы. Вот это действительно больно. И может наступить полная слепота.
Аппиана внимательно посмотрела на необычный глаз, и он показался ей очень грустным.
Ия рассказывала ей про операцию при птеригиуме. Аппиана почти не слушала ее, потому что ее затошнило с первых же слов о том, как нужно отделять особым ножом веко от роговицы, к которому оно приросло от постоянного воспаления.
- А это – майи? – торопливо спросила она, подойдя к следующему барельефу.
- Да, майи. Одна, старшая, принимает роды, а две поддерживают роженицу. Рожать – еще больнее, чем приступ глаукомы, - добавила Ия, странно усмехаясь. – Ты скоро выйдешь замуж и узнаешь об этом. Ты ведь уже помолвлена?
Аппиана кивнула. Ей было уже совсем не жаль Ию, и она украдкой посмотрела на водяные часы. Вода текла слишком медленно – еще не прошло и половины назначенного дядей времени.
- Все женщины, когда наступает время рожать, вспоминают древних богов, - снова усмехнулась иатромайя. – Тогда они понимают, к кому взывать о помощи.
- А я вот не буду призывать никаких ваших богов! – вызывающе сказала Аппиана. – Я буду Христа призывать.
- Посмотрим, посмотрим, - тяжело произнесла Ия.
- Моя бабушка говорит, что Христос сильнее всех ваших богов, - продолжила Аппиана, дрожа от гнева. – А она знает, она – диаконисса.
- Диаконисса? Бабушка? Как это? Ведь ваши диакониссы – как наши весталки, девы! – передернула плечами Ия, и от нее на Аппиану снова хлынула приторная имбирно-нардовая волна.
- Не только! – щеки Аппианы вспыхнули. – Бывают девы, а бывают и старенькие бабушки…вдовы или… или, если дедушка, например, захотел епископом стать.
- Твой дед – христианский епископ? – удивилась Ия. – И отец тебя не крестил?
- Епископ – мой дедушка по матери, - ответила Аппиана, приближаясь к окну. Ей захотелось удрать в сад и там дождаться дядю Кесария. – А папа у меня некрещеный. Ну и что. Многие мученики не успели креститься!
- У Кесария отец – епископ?! – тихо вскрикнула Ия, прижимая руку ко рту.
Аппиане совсем не понравилось, что она так запросто назвала ее дядю «Кесарий», а не «Кесарий иатрос».(*****)
- Да. А второй мой дядя, Григорий – пресвитер. Он учился в Афинах и был ритором.
- Григорий?! Григорий Каппадокиец? Это брат Кесария? Он пресвитер?
Ия была крайне возбуждена.
- Вы слышали о нем? – насколько можно сдержанно проговорила Аппиана.
- Я? Слышала? Дитя мое, я заслушивалась им, когда мы были в Афинах, гостили там у родственников. Его колыбель качал Гермес, воистину!
Ия печально вздохнула, отломила цветок желтого ириса и стала медленно вплетать его в свою седую прядь. Аппиана подумала, что, наверное, она была очень красивой в молодости, и опять пожалела ее.
- Вы – жрица Асклепия? Дева Пэана? – пытаясь придать голосу уважительный тон, спросила она, чтобы заполнить неловкую паузу.
- Дева Пэана? Да…дева Пэана…Хорошо быть девой, когда у тебя жив богатый отец, который тебя любит! – злобно процедила Ия, и лицо ее исказила гримаса боли и ненависти.
- А что вы делаете в асклепейоне? – снова спросила Аппиана. Ей больше нравилось задавать вопросы – тогда эта странная женщина не задавала ей свои. – Здесь же никто не рожает. Это ведь нельзя.
- Да, ты права. Здесь нельзя рожать… и умирать… - сказала Ия, резко сминая нежный цветок в кулаке. – Я варю снадобья для энкимезиса – священного сна. Больные принимают его на абатоне, и им являются боги. Асклепий, его дочь Гигиея или Панакея или Иасо, сыновья Махаон или Подалирий, или Телесфор… Сегодня им являлась Гигиейя, - сказала она, кусая губы и нервно смеясь.
- То есть вы к ним выходите… - открыла рот Аппиана от изумления.
- Да. Они в полудреме, они думают, что это – дочь Асклепия Сотера. Да. Дочь Сотера.
Она швырнула обезображенный ирис за спину.
- Но это же – обман! – воскликнула Аппиана. – А бедные люди потом думают, что есть настоящая Гигиея! И верят в богов!
- Дитя мое, это не обман, - вздохнула Ия. – Это – образ, который возводит их бренный, плотской ум к высокому первообразу. Они видят меня в обличии богини, и верят, что это сама Сотера-Целительница. И это служит к их спасению.
- А мне кажется, к их спасению служит, что дядя согласился их у вас оперировать, - заявила Аппиана. – Если бы не он, никто бы у вас не смог сделать этот гипоф…гипопотафизм. Сам Фалассий асклепиад сказал дяде.
- Какой он асклепиад! – неожиданно зашипела Ия. – Купил родословную. Он из морских купцов, а может, у него в роду и пираты были. Вот мой отец – он точно был асклепиад. Имена наших предков вырезаны на мраморе косского асклепейона. Но наш род угас…угас…
Она прижалась к барельефу, на котором теург вращал колесо с распятой на нем вертишейкой – вдалеке собирались тучи, гоэтейя удалась.(*******)
- Если бы не Фалассий, моей дочке было бы уже два года… Я бы надевала ей розовый хитон и венок из ирисов, и учила бы, как кормить священных ужей из серебряной миски…
К своему ужасу Аппиана увидела, как по напудренным щекам Ии текут крупные слезы, смывая муку и румяна.
- Вы… вы не плачьте, майя Ия, - быстро сказала она. – У вас еще может быть маленькая девочка. Вы еще не такая старая. Вот у моей бабушки есть подруга, Элевсиппа, так у нее сын очень поздно родился…и очень здоровый…Митродор назвали. Дар матери.
- Митродор? У него есть рабыня-певица Лампадион? - Ия вытерла глаза.
- Не знаю, - растерялась Аппиана.
- Такой толстый, глупый? – продолжала Ия. – Говорит, что ему Асклепий по ночам является?
Аппиана робко кивнула.
- Ах, Лампадион – добрая, - проговорила Ия, и голос ее потеплел. – Он приезжал, ее привозил. Она меня утешала, и мы вместе и на лошадях катались, как Асклепиад советует при тоске в груди, и еще к матери Исиде в соседний храм ходили и гимны ей пели… Ты не молишься Исиде, а зря, девочка моя!
- Я могу спеть вам гимн Диане, - с готовностью сказала девочка и начала:
Dianae sumus in fide
puellae et pueri integri:
Dianam pueri integri
puellaeque canamus.
- Откуда ты знаешь стихи Катулла? – потрясенно спросила Ия.
- Дядя Кесарий научил, - небрежно ответила Аппиана и продолжила с воодушевлением:
- tu Lucina dolentibus
Iuno dicta puerperis,
И Юнона-Люцина ты
Для родильниц томящихся,
tu potens Trivia et notho es
dicta lumine Luna …
Под любым из имен твоих
Будь, Диана, священна нам!
Sis quocumque tibi placet
sancta nomine, Romulique,
antique ut solita es, bona
sospites ope gentem.
Вдруг в большом медном зеркале, у которого стояли обе собеседницы, отразился смутный силуэт идущего к ним с абатона человека. Аппиана закричала изо всех сил:
- Дядя Кесарий! – и бросилась ему навстречу. Он подхватил ее на руки и поцеловал, спрашивая, не боялась ли она без него.
- Нет, сказала Аппиана.
Кесарий был бледен, его густые волосы, влажные от пота, прилипли к вискам. Но он улыбался.
- У тебя все получилось, дядя? – шепотом спросила Аппиана. – И гиппопотам, и птеригиум?
- Все получилось, дитя мое. Сейчас отдохнем, и поможешь мне удалять катаракты.
- Кесарий врач, - произнес знакомый низкий голос.
- Ия! Здравствуй. Как ты себя чувствуешь? – мягко спросил Кесарий. Аппиане это не понравилось.
- Хорошо…настолько хорошо, как можно себя чувствовать после всего того, что со мной произошло, - ответила иатромайя, не сводя с Кесария глаз и сжимая тонкие пальцы.
- Ну, вот и хорошо…Тогда оставь пить первый отвар и пей лишь второй. Тот, который с мелиссой. И гуляй больше. Верхом ездить полезно… если Фалассий позволит.
- Не позволит, - сказала Ия, и зло усмехнулась. – Боится, что ускачу.
- Ия! Ты здесь? Опять болтаешь чушь всякую? Быстро принеси чашу! – раздался откуда-то петушиный фальцет Фалассия. Он спускался с молодыми жрецами-иеревсами по незамеченной до этого Аппианой лестнице. Абатон, оказывается, был расположен наверху.
- Она совсем заболтала тебя, дитя? – ласково спросил Фалласий, беря Аппиану за подбородок и суя ей горсть сладких орешков. Кесария обступили юноши, наперебой спрашивая о каких-то непонятных для Аппианы вещах.
- Теперь, после гипоспафизма, самое главное – уход. Может начаться кровотечение из вен, как я объяснял. Ты все понял, Гипподам?
- Да, Кесарий врач, - поклонился губастый юноша. – А после птеригиума – мазь с индийским нардом, миррой, шафраном и алоэ, на дождевой воде. По прописи.
- Да, можно горечавку вместо нарда. Будет в три раза дешевле. Как мне показалось, у них не очень-то много средств. Я оставил жене больного баночку коллирия, этого хватит на первое время, а потом, когда основная опасность минует, горечавка будет как раз…
Кто-то попросил показать, как правильно держать нож во время гипоспафизма, и Кесарий, вложив свой серебряный скальпель с монограммой «Хи» и «Ро» в ладонь смущенного юноши, установил его пальцы в правильную позицию.
- Вот так он не соскользнет, когда будешь проходить фасцию. Ты всегда его чувствуешь, и не он тебя тянет, а ты им владеешь.
- Выпейте во славу богов, Кесарий врач! – раздался низкий голос Ии, подносящей золотую чашу с алеющей, как кровь, жидкостью. – Они даровали тебе удачу сегодня.
- Не пей, дядя, - прошептала Аппиана. – Они его отравили!
- Не бойся, малышка! – сказал Кесарий, отводя волосы со лба. – Во славу Бога и Спасителя Иисуса Христа! – воскликнул он, широко чертя крест на лице и груди.
Все, кроме Аппианы, сделали шаг назад.
Кесарий осушил чашу.
- Ну и шутник же ты, - промолвил Фалласий, кусая губы. – Напугал нас насмерть.
- Для вас это было новостью? – ответил Кесарий.
- Зачем произносить это имя в таком месте! – проговорила Ия.
- Мой Бог побеждает на всяком месте, - ответил Кесарий.
- Как знать, как знать… - усмехнулся в бороду Фалассий. – Может быть, все скоро будет иначе… Знаешь, что сказала одна слепая жрица Артемиды в Афинах о двоюродном брате императора Констанция,Юлиане? Который сейчас в Галлии?
- Этот отрок отопрет эллинские храмы, - пропела Ия.
- Христос Бог побеждал и до Константина. Ему не надо императоров, чтобы побеждать, - отрезал Кесарий. – Извини, Фалассий, мне надо отдохнуть, а потом я займусь катарактами.
…Они шли по аллее вдвоем с Аппианой.
- Что же ты молчишь? Тебя напугала Ия? – спросил Кесарий, гладя светлые волосы девочки.
- Она, наверное, очень несчастная, - сказала Аппиана.
- Да, ты права… Несчастная и больная.
- А чем она больна?
- Этого я тебе не скажу. Врач сохраняет подобные вещи в тайне.
- У нее не может быть детей, я знаю, - сказала Аппиана. – Бедная.
Кесарий погладил ее по голове.
- А правда, что рожать очень больно? – спросила Аппиана.
Кесарий молча прижал ее к себе.
- Когда тебе придет время рожать, я сам приеду и приму твоего первенца, - сказал он, наконец.
- Это будет твой внучатый племянник! – засмеялась Аппиана. – А ты ведь совсем не старый, дядя Кесарий! И я назову его в честь тебя!
- Спасибо, - засмеялся Кесарий.
___
(*)Вотив - изображение исцеленного органа, часто из дорогого материала, принесенное в дар асклепейону - храму Асклепия, греческого бога-целителя.АБАТОН - галерея храма, где жрецами во время особого действа - энкимезиса - (священного сна) производились операции и другое лечение.
(**)иатрОмайя - одно из античных именований повивальной бабки, акушерки ( «иатрос» - врач, «майя» - повитуха)
(***)Иерия - жрица.
(****)майя - одно из именований повивальной бабки, акушерки
(*****) иатрос - врач
(******) Лигатура - нить,а также тонкая золотая или серебряная проволока для перевязки сосуда и т.п.
(*******) Теург - философ-маг. Колесо с распятой на нем птицей-вертишейкой - один из распространных атрибутов низшей теургии – волшебства (гонтейи), использовавшееся, в частности, для вызывания дождя.
Продолжение - http://www.proza.ru/2011/06/09/443