9. Экспертиза

Феликс Рахлин
НА СНИМКЕ: книжка на ладони. (Из Интернета).

                *   *   *
Предупреждение:  почти все имена и
фамилии персонажей этого очерка 
изменены.
                *   *   *
Сын принёс  с работы – из крупнейшей научной библиотеки нашего большого города – миниатюрную книжицу, величиной не более спичечной коробки, только чуть потолще. Переплетённая в темно-вишнёвую сафьяновую обложку, она была вложена в крошечную, того же цвета,  шкатулку, крышечка которой запиралась на изящную бронзовую застёжку, а сквозь тонкое стёклышко,  вправленное в эту крышечку, виднелось  золочёное тиснение переплёта. То было, конечно, название книжицы, но вот прочесть его никто из сотрудников этой большой библиотеки, входившей в пяток-десяток крупнейших  библиотек Союза ССР, не мог:  название, как и вся книжица, было вытиснено  еврейскими буквами.

Сын мой, по специальности библиограф, хорошо владеет несколькими языками, но иврита тогда ещё не знал. А книжечка представляла собой новое поступление в  отдел редких книг и рукописей. Вернее, в книжный фонд ещё зачислена не была, а лишь пребывала в «кандидатах», и принесший её владелец рассчитывал на вознаграждение. У библиотек такого рода в бюджете есть специальные средства на приобретение редкостных книг  у населения,  однако вопрос должно решать начальство.

В собрание этого отдела входят, наряду с первопечатными изданиями (инкунабулами), разного рода полиграфические раритеты, в том числе  книги-гиганты и книжки-малышки  на самых разных языках мира. Когда-то в библиотеке, если судить по остаткам генерального каталога, имелись разделы иудаики и гебраистики. Но с тех пор так много прогремело всяких событий, что такие  книги  куда-то улетучились. Город дважды переходил за время минувшей войны из рук в руки: от советских войск к немецким – и обратно. Каждый раз на крутом пригорке возле библиотеки застревали танки, вывернув траками на вираже кучи булыжников из старой мостовой, и то под гитлеровские (так писали потом  в советских газетах), то под сталинские гусеницы (об этом шептались на ушко по углам)  солдатам  приходилось подстилать вытащенную вгорячах из книгохранилища всевозможную литературу... Но вряд ли при этом  делалась тематическая выборка: мол, давайте подстелем именно еврейские книги. Такая выборка производилась, но при уничтожении мирного населения, и называлась селекцией: расстреливали людей, вообще-то, разных национальностей, но поголовному уничтожению подлежали именно и только евреи, - на книги  такую   селекцию распространить не успели. Зато вскоре после конца войны  в Советском Союзе наступила эпоха борьбы с безыдейщиной, низкопоклонством перед Западом, формализмом в музыке, марризмом в языкознании, вейсманизмом-менделизмом-морганизмом в генетике, космополитизмом в театральной критике, с лженаукой кибернетикой, а главное – с еврейским буржуазным национализмом и международным сионизмом, который рассматривался как главная политико-идеологическая опасность для социализма и коммунизма, так что не только юдаика с гебраикой испарились без следа. но и людей, ими интересовавшихся,  почти не осталось:  то ли вымерли, то ли боялись «засветиться»... И вот теперь во всей научной библиотеке не осталось никого, кто мог хотя бы в общих чертах определить: о чём же эта изящная крохотная книга?

Между тем, ответ на этот вопрос имел принципиальное значение. Конечно, всесоюзные и внутри-библиотечные инструкции предусматривали множество способов запереть любую книгу  подальше от глаз «массового» читателя. Кроме категории «спецхрана» была, например, выделенная личным приказом директора библиотеки, заслуженного  работника культуры, так называемая «бронеполка»  (не путать с «бронеполком»!). На ней стояли издания, под «спецхран» не подпадающие, но для большинства читателей, на взгляд заслуженного деятеля культуры, явно вредные (например,  сочинения  Пастернака,  Мандельштама, Ахматовой, Цветаевой), а также сексологическая литература. Право пользоваться этим забронированным фондом получали только избранные – по личному директорскому разрешению.

Однако у Олега Оленевского (ровесника, сотрудника и приятеля моего сына) была своя амбиция. Олег, заведовавший отделом рукописей и редкой книги, эту красавицу книжечку хотел приобрести именно для своего отдела. Но вот заковыка:  начальница отдела комплектования  товарищ Стадник – она же, по совпадению, секретарь партийного бюро библиотеки – высказала обоснованное опасение.

– Чем   вы можете поручиться, - сказала Стадник пылкому собирателю полиграфических раритетов, - что это не какая-нибудь нелегальная сионистская стряпня, засланная  к нам  враждебной империалистической разведкой  в целях идеологической диверсии?

– Но  на книжке есть типографское клеймо – она издана в Одессе ещё до  Великого Октября! – возразил Олег

– Ну  и что:  сионизм существует с конца прошлого века, - заявила парторг, обнаруживая  большую осведомлённость в предмете. – Надо провести экспертизу!

...Однако – как её проведёшь, ежели вокруг буквально никто по-еврейски читать не умеет? Владелец книжечки, тоже молодой парень, помочь ничем не мог: она досталась ему по наследству от дедушки, которого давно уже нет в живых.

Тогда Олег и обратился к моему сыну – одному из считанных  евреев в огромном штате библиотеки: не поможет ли кто из его родственников?

Первым и ближайшим родственником оказался автор этого рассказа. Но что я мог ответить на вопрос, тревоживший товарища Стадник? В моей памяти светилась картинка: бабушка Сара, сидя в уголке, быстро-быстро  справа налево заполняет листок бумаги какими-то забавными крючочками: это письмо дочке в Ленинград. Говорила на идише и умела на нём писать  моя мама. Но ни её, ни бабушки  давно нет на свете. А меня ни говорить, ни писать по-еврейски так и не научили. Всё-таки одну букву – «алеф» - я знал, да и то лишь потому, что   мой приятель, по щкольной кличке "Гастон", влюбившись в 9-м классе в девочку по имени Алла, первую букву её имени самоотверженно, на всю жизнь,  выжег себе на запястье левой руки сигаретой, а чтобы получилась «тайнопись», воспользовался еврейским шрифтом,  взяв за образец табличку из энциклопедии...

Так что моих познаний было явно недостаточно. Однако мы вспомнили: есть  среди нашей дальней родни человек, который по-еврейски и читает, и пишет, и говорит.

Арон старше меня лет на пятнадцать, он родился в Шепетовке ещё до революции и успел не только в еврейской школе поучиться, но и окончить еврейский техникум. Он любит вставлять в речь  еврейские словечки и предложения, с удовольствием вспоминает иудейские праздники, а в любом  семейном или учрежденческом застолье, пропустив рюмку, принимается  петь одну за другой песни на идише, так что его жена обмирает, как бы кто из гостей  не истолковал это  ему в ущерб. Особенно она волновалась, если  среди них присутствовало  начальство... Арон регулярно выписывал и прочитывал от корки до корки журнал «Советиш Геймланд»  - единственный  журнал на еврейском языке  после идеологического и судебного погрома  начала 50-х годов,  уничтожившего или загнавшего в лагеря верхушку еврейской интеллигенции страны и еврейскую прессу, литературу, театр... Своим еврейством этот человек, в отличие от большинства,  ничуть не тяготился и, пожалуй, даже гордился им, - во всяком случае, не меньше, чем  одним дальним воспоминанием:  когда-то в их шепетовском домике переночевал комбриг Григорий Котовский, и  маленький Арэле, будучи трёх-четырёхлетним  карапузом, ползал по широкому животу красного героя.

Загадочную книжицу  Арон с огромным интересом извлёк из шкатулки, притащил  лупу, долго разглядывал текст, а потом сказал:

– Это не идиш – это «лошн-койдеш» - "святой язык", древнееврейский, я его не изучал – не успел: поздно родился. Но у меня есть  знакомый, он постарше и потому учился в хедере и даже в ешиве. Вот он поможет!

Однако, к нашей общей печали, знакомый Арона, как выяснилось, уже  покончил счёты с жизнью. Расстроенный и растерянный, я ещё раз принялся разглядывать текст. И вдруг заметил  под оглавлением крошечные латинские буковки. Легко было догадаться: это – перевод еврейского оглавления. И даже моих скудных познаний хватило, чтобы понять: передо мной перечень книг Торы – так, как их именуют в христианском каноне. Например, одна из книг носила название «Exod.» – то  есть, конечно, «Exodus» («Исход»)!

На другой день Олег Оленевский  доложил товарищу Стадник, что книга представляет собой «еврейский текст Библии». Этого оказалось достаточно для разрешения  зачислить малютку в фонд, выплатив владельцу просимую им сумму.

И, пожалуй, ни одна душа во всей глубоко научной советской библиотеке так тогда и не постигла, что в её состоявший из шести миллионов экземпляров книжный  легион  поступило одно из самых «сионистских»  по духу сочинений на Земле – Пятикнижие Моисеево:
«И введу вас в землю, о которой Я поднял руку Мою, клянясь дать её Аврааму, Ицхаку и Яакову, и дам Я её Вам в наследие. Я, Г-сподь». 
(«Шемот», 6, 8).


(Опубликовано в журнале «Алеф»,  (Тель-
Авив,   № 528. май 1994 (сиван 5754) г.
                --------
Далее - очерк XI "Мнимые антиподы" (Вагрич Бахчанян и Владимир Житомирский)
http://proza.ru/2011/06/09/1491


                ----------------

ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ! МНЕ ИНТЕРЕСНО И ВАЖНО ТВОЁ МНЕНИЕ ОБ ЭТОМ ТЕКСТЕ, ИЗЛОЖИ ЕГО, ПОЖАЛУЙСТА, ХОТЯ БЫ В НЕСКОЛЬКИХ СЛОВАХ ИЛИ СТРОЧКАХ В РАЗДЕЛЕ "РЕЦЕНЗИИ" (СМ, НИЖЕ). = Автор