Снега, снега 5-10

      Глава пятая
      Ванда. Ретроспектива 02. Еврейское гетто.

      Еврейское гетто под Варшавой. Колючая проволока над высоченным забором, беспросветная нищета, тускло-жёлтые звёзды на рукавах. Грязь, унижения, стыд, застарелая вонь. Навязчивая головная боль по утрам, желудок – с самого детства – сморщенный от хронического голода. Страх, живущий в тебе с самого рождения. Иногда казалось, что страх – живое существо. Сидит себе внутри тебя, ест, пьёт, испражняется. А, главное, постоянно растёт, пухнет, расширяется – словно бы стремится захватить весь твой юный организм…
      Придумала она всё – и про бургундского папу-графа, и про итальянскую маму-маркизу. Бабушка? Да, старушка была родом из Варшавы. Только к польскому дворянству она не имела ни малейшего отношения, так как была потомственной еврейкой – чуть ли не в двадцатом поколении. А саму Ванду звали, вовсе, и не «Вандой», а гордым еврейским именем – «Рива».
      А, что в этом такого? Имя – как имя. Многим нравится…
      Отца и матери Рива не знала, они – по словам бабушки – погибли через пару-тройку лет после рождения единственной дочери. Погибли? Ага, отправились в местную газовую камеру – при очередном обыске у отца нашли какую-то запрещенную литературу. Бывает…      
      В Мире, где жила Рива, победил фашизм. Победил, выиграв Вторую Мировую войну. Так получилось, что немецким учёным удалось первыми создать атомное оружие. Гитлер долго не раздумывал, бомбы с урановой начинкой принялись – с немецкой педантичностью – сбрасывать на города противника. Москва, Ленинград, Сталинград, Лондон, Манчестер, Бирмингем. Потом, чуть погодя, пришла очередь Нью-Йорка и других прибрежных городов США. Война была выиграна Германией. Планета оказалась под полномасштабной властью фашистов. То бишь, под фашистским игом.
      Что было дальше? Рива толком не знала. Она родилась через много лет после окончания войны. Причём, в еврейском гетто, отгороженном колючей проволокой от «избранных». Радио и телевидения в гетто не было, значит, не было и полноценной информации о внешнем мире. Так, сплошные сплетни и слухи.
      Откуда они брались-появлялись эти сплетни и слухи? Конечно же, от местных проституток («девушек», как было принято говорить), которых – время от времени – вывозили из гетто. Для чего вывозили? Естественно, для полноценного обслуживания храбрых немецких солдат, истосковавшихся в полевых лагерях без женской горячей ласки. Или немецких полицейских. Или немецких пожарных…. Какая разница? Правильно, никакой… 
      Риву в гетто не любили. Почему? Наверное, из-за её приметной внешности – тонкие породисты черты лица, светлые, слегка вьющиеся волосы, огромные серые глаза с таинственной поволокой.
      - Графиня! - угрожающе размахивая руками, в ладонях которых были зажаты камни и палки, кричали ей вслед худые и чернявые соседские мальчишки, - Графиня хренова!
      Впрочем, камни и палки мальчишки никогда не пускали в ход, так как опасались бабушку Ривы. Сару Моисеевну в гетто считали ведьмой. Она умела снимать порчу, отводить сглаз и, наоборот, насылать проклятья. Ну, и всякое другое – по мелочам…
      - Бабуля, а почему я не такая, как все? - спрашивала маленькая Рива.
      - Мамочке своей за это скажи спасибо, - не моргнув глазом, отвечала старушка. - Она, ведь, «девушкой» работала. Иногда выезжала в город. Вот, видимо, и познакомилась – между делом – с дельным мужичком из благородных.
      - Значит, мой папа – не был моим настоящим папой?
      - Выкинь, девочка, из головы всякие глупости. Ерунда это…. Главное, что тебе повезло. Очень – повезло.
      - Почему – повезло? - не унималась Рива.
      - Видимо, тот господин был не только благородным, но – при этом – и очень упрямым.
      - И всё-таки. В чём – мне повезло?
      - Женская красота – в нашем суровом Мире – дорогого стоит, - печально вздыхала старушка. - Потом, когда повзрослеешь, пойдёшь работать «девушкой». Крышу подлатаем, чтобы не протекала. Пол перестелем. Поменяем оконные рамы…. А ещё, девонька, береги до этого момента – пуще зеницы ока – девственность природную.
      - Для чего – беречь?
      - Для того, чтобы потом продать подороже. В нужный момент, конечно. Когда нужда – окончательно – прижмёт.
      Все эти разговоры Риву совершенно не смущали. Такой жизнью жило всё гетто. Дело-то, как говорится, насквозь житейское.
      «Разве бывает по-другому?», - думала девочка. - «Если и бывает, то, наверное, только в толстых и потрёпанных книжках, которые остались от папы и мамы. Это там «живут» благородные графы и гордые маркизы…. Сказки, понятное дело. Слезливые и милые сказки о добре и о любви, которых – на самом-то деле – нет, да и не было никогда. Никогда – не было. Сказки…».
      Тем не менее, она каждую свободную минуту посвящала чтению – о загадочном и благородном Мире Средневековья. 
      Когда Риве исполнилось одиннадцать лет, бабушка отвела её в швейную мастерскую и велела:
      - Обучайся, внученька. Каждый человек должен обучиться какому-нибудь дельному ремеслу.
      - Зачем? - удивилась Рива. - Я же буду работать «девушкой». А им очень хорошо платят. Гораздо больше и лучше, чем швеям и портнихам.
      - Молодость – вместе с красотой – быстро пройдёт. И заметить не успеешь, как это случится. Кушать же надо всегда…. Наступит день, когда ты уже не сможешь работать «девушкой». Почему – не сможешь? Разочарованные клиенты отвернутся, сутенёр прогонит. Мало ли…. Что тогда будешь делать? От голода помирать? А тут – ремесло в руках. Опять же, кушать надо и сегодня, и завтра. В «девушки» же тебе идти только лет через пять. Или, допустим, через четыре…
      Незаметно пролетело четыре с половиной года. Рива стала опытной и искусной швеёй, специализирующейся на женской верхней одежде – жакеты там всякие, блузки, юбки. Бабушка начала икать богатого и щедрого покупателя на внучкину невинность.
      «Скорей бы это случилось», - мечтала Рива. - «Стану взрослой, начну зарабатывать серьёзные деньги. Сделаем с бабулей в доме ремонт. Начнём питаться – как люди. Надоела уже эта чечевица. Бобы надоели. Как, впрочем, и ржаной хлеб с отрубями…. Может, потом и замуж выйду. «Девушки» в гетто считаются завидными невестами…».
      Продать невинность не получилось. По той весне в гетто проводились полномасштабные обыски – искали всякий и разный компромат, говорящий о нелояльности евреев к немецким властям.
      В их скромный домишко ввалилось сразу пять военных (или – полицейских?).
      - О, какая гладкая краля! - обрадовался широкоплечий и усатый оберштурмбанфюрер. - Это мы удачно зашли! Очень – удачно…
      - Пощадите! Не губите! - взмолилась Сара Моисеевна, но, получив пудовым кулачищем по лбу, упала на пол.
      Бабушка потеряла сознание, а немцы – дружно и весело – набросились на Риву.
      Они развлекались с ней часов шесть, пропустив через стандартный – для того Мира – секс-репертуар. Впрочем, откровенных извращений вояки себе не позволили.
      Когда немцы ушли, Сара Моисеевна подытожила – с философскими нотками в голосе:
      - Что же, могло быть и хуже. Главное, что в живых остались. Не переживай внучка. Дело-то житейское.
      - Житейское, - жалобно всхлипывая, подтвердила Рива.
      Подтвердить-то подтвердила, только…. После пережитого скотства в её Душе, словно, «сломалось» что-то важное. Все мужчины теперь казались ей гадкими монстрами. То есть, бессердечными и ужасными подонками. Бездушными кровожадными чудищами и законченными уродами.
      Так и не пошла она работать «девушкой». Хотела, но – не смогла. Так и осталась швеёй. Бывает…
      Конечно, изредка приходилось оказывать сексуальные услуги всяким важным мужчинам. Без этого в гетто не прожить. Поселковый староста выдавал (или же не выдавал), продуктовые карточки и талоны. Инспектор «по нравственности» мог – по своему произволу – внести в списки кандидатов на посещение газовой камеры. Ну, и так далее.
      Впрочем, Рива – как женщина – популярностью в гетто не пользовалась.
      - Холодна больно, - шептались между собой важные и серьёзные мужчины. - Натуральное брёвнышко ледяное…

      Потом заболела бабушка.
      - Плохи дела, - равнодушно сообщил старенький лекарь с разлапистой жёлтой звездой на рукаве замызганного бело-серого халата. - Поджелудочная железа воспалена. Помрёт Сара через месяц. Может, и раньше.
      - А лекарства? - спросила Рива. - Неужели нет никаких хороших лекарств, могущих помочь?
      - Есть. Как не быть? - хитро прищурился лекарь. - Но…. Знаешь, сколько они стоят?
      - Сколько?
      Названная сумма была огромной.
      «Это больше, чем можно выручить от продажи нашей халупы», - подумала девушка.
      Подумала и отправилась к священнику отцу Сандино.
      Когда-то давно в гетто имелась и католическая церквушка, и маленькая еврейская синагога. Но, как-то так получалось, что большинство людей, посещавших синагогу, со временем оказывались в газовой камере. Синагога потихоньку захирела и закрылась, а католическая церквушка, наоборот, процветала. «Процветала», это в том плане, насколько данный термин может быть приемлем для реалий еврейского гетто.    
      Про отца Сандино ходила дурная молва. Говорили, что он является извращенцем, маньяком, вампиром-кровопийцей и людоедом. Поэтому Рива ничего не рассказала бабушке о своих планах, так как знала, что старушка будет категорически против.
      Священник, выслушав просьбу, сообщил:
      - Что же, раба Божья, пожалуй, я помогу тебе. Сумма, конечно же, велика. Но Бог учит нас – помогать ближним. Не так ли?
      - Вы правы, отче, - скромно потупив взор, ответила Рива. - Все люди должны помогать – по мере сил – друг другу.
      - Правильно. Значит, и ты мне поможешь, раба Божья?
      - Помогу, отче. Всё, что скажете.
      - Точно – всё?
      - Всё-всё-всё.
      - Это очень хорошо, - повеселел отец Сандино. - Приходи, девонька, в полночь. Сюда приходи, в церковь. Только никому не говори про это.
      - Не скажу. А деньги?
      - Утром, раба Божья, утром…. Придёшь?
      - Приду.

      Конечно, ей было страшно. Очень-очень, по-настоящему. Даже пальцы рук и ног заледенели и отказывались шевелиться.
      - Не убудет, в конце-то концов, от меня, - бредя сквозь ночную черноту к церкви, тихонько шептала Рива. - Перетерплю, а потом всё забуду. Обязательно забуду. Зато бабушка выздоровеет…. Ну, не съест же он меня? А, вдруг, съест? Страшно-то как, мамочка моя…      
      В церкви – на каменной подставке, установленной рядом с алтарём – горела одинокая, но очень яркая свеча.
      - Пришла? - спросил хриплый властный голос.
      - Пришла, отче, - чувствуя, как по спине побежали ледяные мурашки, ответила Рива.
      - Подойди, раба Божья.
      Лицо отца Сандино было белее январского снега, а чёрные зрачки глаз увеличились раз в тридцать-сорок – по сравнению с обычным состоянием. Одет же священник был в бесформенный чёрный плащ. Две верхние пуговицы плаща были расстегнуты.
      «Какая же у него лохматая грудь!», - мысленно испугалась Рива. - «Словно медвежья шкура. И, скорее всего, под плащом он голый…. Ладно, всё перетерплю. А потом – обязательно – забуду. Обязательно…».
      - Вот, деньги, - священник показал пухлый бумажник, - Кладу в карман плаща. Видишь?
      - Вижу.
      - Утром отдам его тебе. Если, конечно, будешь послушной девочкой…. А теперь бери свечу и ступай за мной.
      Серебряный подсвечник был очень холодным, а от свечи, наоборот, веяло нестерпимым жаром.
      «Свеча у меня, а отец Сандино шагает впереди», - с запозданием отметила Рива. - «Получается, что он умеет видеть в темноте? Как домашние коты и кошки?».
      Священник достал из кармана плаща тяжёлую связку ключей и, вставив нужный ключ в замочную скважину, отомкнул низенькую неприметную дверь.
      - Проходи вперёд, грязная девка, - сварливо велел отец Сандино. - спускайся вниз и дожидайся меня.
      За дверью обнаружился короткий коридор, который – через пять-шесть метров – обрывался вниз каменной щербатой лестницей.
      - Раз, два, три, четыре…, - на всякий случай считала Рива. - А пахнет здесь очень странно. Чем конкретно? Наверное, ужасной древностью.
      Сверху долетели чуть слышный лязг.
      - Это священник запер двери, - испуганно прошептала Рива. - А ступенек я насчитала – ровно шестьдесят шесть. Глубоко. Ладно, пусть будет – что будет. Отступать, всё равно, уже поздно.         
      По лестнице – совершенно бесшумно – спустился отец Сандино, невежливо отодвинул Риву в сторону и, молча, пошёл по узкому подземному коридору.
      Они шли уже минут пятнадцать. За очередным поворотом ждал новый поворот…
     «Солидное подземелье», - мысленно восхитилась Рива. - «Длинное и очень древнее. Стены покрыты пышным мхом и разноцветными лишайниками. С потолка свисают тёмные каменные наросты, похожие на зимние сосульки…».
      Наконец, священник остановился возле широкой стрельчатой двери, щедро оббитой широкими чёрными полосами железа. Вновь заскрипел ключ в замочной скважине, дверь приоткрылась.
      - Проходи, - последовала ожидаемая команда. - Встань справа и жди. 
      Заперев двери, отец Сандино двинулся вперёд. Неожиданно по подземелью пробежал лёгкий сквозняк, и единственная свеча потухла. Рива почувствовала, как вся её сущность наполняется липким и безграничным ужасом.
      - Кажется, я падаю в обморок, - шепнули заледеневшие губы. 
      Раздались частые-частые щелчки, в темноте засверкали крохотные ярко-жёлтые искорки – это священник решил воспользоваться самой обыкновенной зажигалкой. Вскоре помещение было освещено приятным нежно-голубоватым светом трёх масляных фонарей.
      «Очень странная комната!», - оглядевшись, решила Рива. - «Кнуты, чёрные стулья и кресла, кандалы, щипцы, дыба. Может, здесь – во времена Великой Инквизиции – пытали вероотступников? Очень похоже на то…. А отец Сандино присел на корточки рядом с зевом камина, сложенного из дикого камня. Это, как раз, кстати. Очень, уж, здесь холодно. Зуб на зуб не попадает…. Или же зубы стучат от страха?» 
      Вскоре в камине запылал яркий огонь, и помещение начало наполняться живительным теплом.
      - Подойди сюда, лапочка, - сытым котом промурлыкал священник. - Иди, не бойся.
      «Сперва я была «рабой Божьей». Потом – «девонькой». Затем – «грязной девкой». Теперь, значит, «лапочка». Странно», - задумалась Рива. - «Видимо, у отца Сандино очень часто меняется настроение…. Мне уже пора раздеваться? Или надо ждать отдельной команды? Ага, он только что проглотил какую-то белую пилюлю. Интересно, зачем?».
      Чёрные, абсолютно-чёрные глаза, состоящие из одних только зрачков, прожигали, казалось, её насквозь.
      - Готова ли ты, ласточка небесная, помочь мне? - ласково поинтересовался приторно-медовый голос. - Кошечка моя…      
      - Что я должна сделать?
      Отец Сандино, доходчиво жестикулируя руками, долго и подробно рассказывал – «что».
      Он рассказывал, а Рива чувствовала, что её сейчас стошнит. Нет, не так…. Она чувствовала, что сейчас начнёт блевать – долго и нудно. Может, даже не сможет никогда остановиться и умрёт.
      - Хватит! - велела Рива. - Я ничего этого делать не буду. Никогда и ни за что…. Отпустите меня, пожалуйста. Оставьте деньги себе…
      - Не будешь? - глумливо захихикал священник. - Будешь, ласточка, будешь. Ещё как будешь! Сучка еврейская…
      Он – одним движением – сбросил бесформенный чёрный плащ.
      «Мамочка моя!», - обомлела Рива, пряча правую руку за спину. - «За что мне такое?
      В правом рукаве её пуловера был спрятан стилет с укороченным лезвием. Все приличные и предусмотрительные женщины гетто имели при себе холодное оружие. Иначе было нельзя….
      - Смотрю, что ты уже на всё согласная? - видя, что девушка не убегает и не бьётся в истерике, обрадовался отец Сандино. - Я уже иду к тебе, красавица…   
      Лезвие стилета воткнулось – по самую рукоятку – в правый глаз монстра.
      - А-а-а! - отшатнувшись назад, взвыл священник. - Тварь…
      Она била и била, била и била, понимая, что уже всё вокруг залито кровью…
      «Нельзя останавливаться!», - билась в пустой голове одинокая мысль. - «Нельзя! Бабушка говорила, что все оборотни, монстры и вурдалаки – очень живучие. Нельзя – останавливаться…».
      Почувствовав, что её покидают последние силы, Рива, выронив стилет на каменный пол, отошла в сторону и присела на корточки.
      Только минут через десять, полностью отдышавшись и взяв себя в руки, она поднялась на ноги и осмотрелась. 
      - Может, не всё так и плохо? - предположила Рива. - Ублюдок мёртв. Ничего отвратного он со мной не совершил. Деньги в кошелке. Я никому не говорила, что отправляюсь на свиданье со священником. Беру деньги, запираю обе двери, возвращаюсь домой, а завтра покупаю у лекаря нужное лекарство…. Чем, собственно, плохо? Одежда испачкана в крови? Ничего страшного. Сейчас ночь, темно. Задворками доберусь до дома, там помоюсь и переоденусь. А кровавые тряпки сожгу в печи. Всё будет хорошо…
      Но этому гениальному плану было не суждено осуществиться. Кошелёк нашёлся сразу, а, вот, тяжёлая связка ключей исчезла бесследно.
      - Как такое может быть? - брезгливо переворачивая окровавленное и обезображенное тело отца Сандино, - бормотала Рива. - Ерунда какая-то. Мистика сплошная…
      Она, потратив полтора часа, старательно обшарила всё подземное помещенье. Но поиски ни к чему так и не привели.
      - Что теперь делать? - растерялась Рива. - Дверь очень, уж, солидная. Мне её ни за что не сломать.
       В дальнем торце комнаты отыскалась ещё одна дверь – старенькая и хлипкая.
      «А, вдруг, через неё тоже можно выбраться на земную поверхность?», - подумала Рива.
      Используя найденный солидные клещи в качестве рычага, она отжала «язычок» старенького замка. Тоненько и противно заскрипели ржавые дверные петли.
      Рива, прихватив пухлый кошелёк и верный стилет, взяла в ладонь правой руки дужку масляного фонаря, смело шагнула в узенький низкий коридор и…
      Она летела по бесконечному чёрному туннелю, в конце которого угадывалось крохотное светлое пятнышко. Перед глазами – навязчивой чередой – мелькали красно-жёлтые круги, фиолетово-сиреневые спирали и лимонно-зелёные молнии…

      Оказавшись в Мире «церковников», Рива на удивление быстро осознала произошедшее. Мол, случайно перенеслась из одного Мира в другой? Бывает…. Ей даже нравилось в новом Мире – никто не пытался принудить к сексуальным отношениям, кормили хорошо, работать не заставляли, давали читать разные интересные книги. Бабушка? Жалко, конечно, старушку. Но уже ничего было не изменить – Ангелы заверили, что обратной дороги не существует….
      А ещё выяснилось, что она «особенная».
      - Совершенно ничего не понимаю, - закрепив на светловолосой голове девушки (здесь это слово считалось приличным), чёрные присоски, которые были соединены длинными проводами со странным серым ящиком, признался пожилой Ангел,  - Первый раз сталкиваюсь с таким нестандартным случаем. Моя аппаратура не может «читать» мысли этой девицы…. Фантастика!
      «Видимо, это я в бабушку пошла», - мысленно усмехнулась Рива. - «То бишь, и во мне есть что-то от ведьмы…».
      После этого она и решила – придумать себе новую личину. Почему и зачем? Стыдно было рассказать Ангелам правду. Мол, являюсь нищенкой-еврейкой из зачуханного гетто. Да, ещё и убийцей…

      Так, вот, и «появилась на свет» потомственная аристократка – бургундская графиня Ванда с итальянскими и польскими корнями.
      «Не было никакой еврейки Ривы», - как молитву повторяла про себя Ванда. - «И гетто не было, и старенькой швейной машинки, и тех пятерых немцев, и жирного неуклюжего старосты, и худющего инспектора «по нравственности», от которого так противно воняло чесноком…. Ничего этого не было! Ничего – не было! Ничего! Я – Ванда! Я – Ванда! Я – Ванда! Пусть будет так! Иначе…. Иначе этот белобрысый симпатяга никогда не посмотрит в мою сторону…». 
 

      Глава шестая
      Епископ Альберт и грязная посуда

      Они неторопливо шагали по плацу. Лёха впереди, старший Ангел – немного отстав.
      «Хреновый из этого Ангела охранник», - подумал Лёха. - «Во-первых, дистанцию, оговорённую строгими должностными инструкциями, не соблюдает. Во-вторых, лазерный пистолет запихал в кобуру, а защёлкнуть её позабыл. При желании можно крутнуться, сбить с ног этого неповоротливого увальня и завладеть оружием…. Охранники на вышках? Это да. Но с лазерным пистолетом можно много чего натворить. В плане, успеть наворотить…. А если ещё – при этом – старшего Ангела взять в заложники? Да, интересно. Впрочем, немного подождём. Как говорится, не горит…».
      - Чего хмыкаешь, узник? - ехидно поинтересовался старший Ангел. - Тяжёлые предчувствия одолевают? Оно и правильно…
      - Сам дурак, - отозвался Лёха. - А если будешь приставать, то, наплевав на дурацкие лычки, набью тебе самодовольную харю. Чтобы жизнь малиной не казалась.
      - Ну-ну, набил один такой, - засомневался Ангел, но – на всякий случай – отстал на пару шагов.
      Перед крылечком кельи Лёха притормозил.
      - Что ещё? - насторожился конвоир.
      - Ничего. Хотя…. Запиши-ка меня, начальник, в добровольцы по мытью послеобеденной посуды.
      - М-м-м…
      - Проблемы?
      - Нет проблем, запишу. Но…
      - Сомневаешься, что я вернусь от епископа? То бишь, живым?
      - Сомневаюсь.
      - Напрасно. Вернусь. Запиши.

      Он, приоткрыв дверь, прошёл внутрь. Прошёл, аккуратно притворил за собой дверь, огляделся по сторонам и небрежно передёрнул плечами. Мол, ничего необычного и интересного не наблюдаю.
      - Не впечатляет? - спросил низкий, слегка хрипловатый баритон. - Скучно и бедновато?
      - Есть такое дело, - подтвердил Лёха. - Бедновато. Никакой тебе позолоты и икон – тут и там.         
      - Проходи направо, отрок, - пригласил баритон.
      - Спасибо, пройду.
      За полукруглой аркой обнаружился уютный прямоугольный эркер, посередине которого располагался гладко-струганный стол, который окружали грубо-сколоченные дубовые табуретки. На одной их них восседал благообразный худой старик.
      - Деревенский стиль, - небрежно махнув рукой, в ладони которой была зажата маленькая чёрная коробочка, пояснил епископ. - Нравится?
      - Нормально. А в ладони у вас находится прибор, ставящий защитное поле?
      - И защитное поле тоже. Если же я нажму на эту красную кнопочку, то ты мгновенно умрёшь. Данная штуковина настроена сугубо на пришельцев и действует в радиусе пятидесяти метров. Присаживайся, отрок.
      - Спасибо, отче. И, пожалуйста, отодвиньте ваш указательный палец подальше от красной кнопки. Мне ещё рано умирать.
      - Отодвинул. Выпить, наверное, хочешь?
      - Было бы неплохо, - засмущался Лёха. - По двадцать-тридцать капель.
      - Обойдёшься, отрок.
      - Хорошо, обойдусь. Как скажете.
      - Покладистый и смирный, - недоверчиво усмехнулся старик. - Аки агнец Божий. Ну-ну. Так я и поверил.
      - Ваше право…
      - Не дерзи старшим! Молчишь? И, между нами говоря, правильно делаешь…. Теперь про спиртное. Можно было бы, конечно, набулькать тебе, отрок, стаканчик. Типа – для начала продуктивного разговора. Можно было бы, но…. Некоторые современные философы утверждают, что, мол, строгие правила и запреты для того и существуют, чтобы их – изредка – нарушать. Мол, ни от кого не убудет, в конце-то концов. Улыбаешься? Улыбайся…. А я, вот, являюсь неисправимым и упёртым консерватором. То бишь, нельзя – значит, нельзя. Ну, их, эти обманные компромиссы…. Понимаешь?
      - Бывает, - расстроено вздохнул Лёха.
      - Бывает, - криво улыбнувшись, подтвердил епископ, после чего нахмурился: - Что с тобой, шустрым и наглым, делать? Ума не приложу…. Наверное, в побег намылился? Молчишь? Правильно делаешь…. О чём хотел поговорить-то со мной?
      - О метеорите. Или, может быть, об астероиде?
      - Интересный поворот…. Ладно. Говори.
      - Он, действительно, падает? - спросил Лёха.
      - Падает. Уже облака начали светиться. 
      - Во всех Мирах падает? Во всех Мирах светятся облака?
      - Умный, - одобрил старик. - Глубоко копаешь.
      - Вы не ответили на мой вопрос.
      - Астероид падает только у нас. Так, вот, получилось.
      - Заигрались с климатом?
      - И это тоже. И с Прошлым – не всё гладко.
      - Это как?
      - Обыкновенно. Один гениальный деятель изобрёл Машину Времени. Другие – безрассудные и легкомысленные – принялись этот хитрый аппарат эксплуатировать на всю катушку. Потом кое-кому в голову пришла смелая идея. Мол, а не попробовать ли нам – изменить Прошлое? Ну, хотя бы из элементарного любопытства?
      - И как? - заинтересовался Лёха.
      - Задницей об косяк, - поморщился епископ. - Извини, отрок, само вырвалось.
      - Ничего, отче. Я с понятием. Так попробовали?
      - Попробовали. Причём, неоднократно. Допробовались…. Теперь, вот, летит. Гигантский астероид.
      - Летит из Прошлого?
      - Да.
      - Это тот самый, который упал на нашу планету сто с небольшим лет назад?
      - Нет, сынок. Я понимаю, о чём ты говоришь. Но, нет…. Речь идёт об астероиде, упавшем на нашу планету миллионы лет тому назад. Именно после его падения и вымерли все динозавры.
      - А на месте падения – в Северной Америке – появился каньон Большого Колорадо? - уточнил Лёха.
      - У нас этот каньон называется по-другому. Впрочем, это не важно.
      - Не важно.
      - Теперь астероид возвращается, - тяжело вздохнул епископ. - Вернее, подлетает к Земле по второму разу. Куда он упадёт? В то же самое место? В другое? Какими, на этот раз, будут последствия? Кто это может знать?
      - Может, Господь Бог?
      - Может. Предлагаешь спросить у него?
      - Почему бы и нет?
      - Я пробовал. Причём, много раз. Но Он – молчит. Как, впрочем, и всегда….
      - Может, его просто-напросто нет?
      - Скоро узнаем. После падения астероида многое прояснится. Очень многое.
      - Наступит конец Света? Будет Судный день?
      - Поживём – увидим.
      - И то верно…
      С минуту помолчав, епископ, резко меняя тему разговора, предложил:
      - Давай-ка, переселенец, позабудем – на время, понятное дело – об этом астероиде?
      - Не совсем понимаю вас, отче, - признался Лёха.
      - Всё очень просто. Я хочу поговорить про твоё Будущее. Время пришло. Через месяц исполняется ровно год, как ты попал к нам. Строгие инструкции запрещают – держать конкретного переселенца в «Чистилище» больше одного года. Надо определяться, отрок…. Упадёт астероид? Или же нашим учёным удастся отвести его в сторону? Неизвестно…. Но почему бы нам заранее не прикинуть некоторые варианты? Парень ты, безусловно, хороший. По крайней мере, не пропащий, хотя и относишься к Богу без должного почтения. Это я ещё мягко выразился… 
      - А что следует понимать под термином – «пустить в расход»? Физическое уничтожение?
      - Очень надо! - обиделся епископ. - Это было бы – по меньшей мере – нерачительно. Тех переселенцев, которые за год…э-э-э, не проявили себя должным образом, мы замораживаем в жидком азоте и отдаём учёным.   
      - В качестве подопытного материала для проведения важных научных опытов и экспериментов? - понимающе хмыкнул Лёха. - Или же на пересадку органов?
      - Не знаю и, честно говоря, знать не хочу. Видишь ли, отрок…. Ученые считаются (официально, естественно), обыкновенным обслуживающим персоналом. Людьми второго сорта, так сказать. Ну, как плотники, сантехники, повара, свинарки. Негоже нам, Божьим слугам, интересоваться их мелкими проблемами и заботами.
      - Хорошо устроились.
      - Не дерзи.
      - Извините.
      - Извиняю.
      - Вообще-то, сложившаяся ситуация всех устраивает, - мельком улыбнулся епископ. - Учёным нравится, что их особо никто не контролирует и не напрягает. То бишь, можно экспериментировать и фантазировать на полную катушку. А Божьи слуги и Ангелы – в свою очередь – с удовольствием пользуются достижениями учёных, мол: - «Здесь наши верные подмастерья напридумывали всякого полезного. Грех не воспользоваться…». Впрочем, конечно, иногда и казусы случаются. Не без этого.
      - Например, гигантский астероид, подлетающий к планете?
      - Язва ты, отрок…. Так как, хочешь, чтобы тебя заморозили?
      - А нельзя ли мне вернуться назад? В свой Мир?
      - Нельзя. Нет пути назад. Наши учёные про это говорят примерно так. Мол, наш Мир настроен «на приём». А все остальные Миры – «на передачу». Мол, точно установили…. Ты, отрок, что решил с заморозкой?
      - Не хочется, - признался Лёха. - А какие у меня есть варианты и перспективы?
      - Вот, изучай, - старик щелчком отправил по гладкой столешнице несколько листов светло-зелёной бумаги, соединённых обыкновенной канцелярской скрепкой. - Это заявки на переселенцев, прошедших пятый уровень подготовки и тестирования на лояльность.
      - Я ещё и четвёртого не преодолел.
      - Ерунда, обычные формальности. Всё уладим. Изучай перечень.
      «Что тут у нас?», - заинтересовался Лёха. - «Шахты, шахты, шахты. Нефтеперерабатывающие и металлургические комбинаты. Дорожное строительство. Ну-ну…. Всё, более-менее, понятно. Удаление от населенных пунктов «церковников». Это потому, весенняя зорька, что пятый уровень – по морально-нравственным критериям – не дотягивает до установленных высоких стандартов…. Проживание в рабочих посёлках. Ясно, с каким контингентом там придётся столкнуться. Всякие отбросы местного общества, в гости не ходи…. Впрочем, этот момент, как раз, не пугает. Разберёмся, авторитет завоюем. Не впервой. Со временем можно будет и на бесшабашный бунт подбить народ. Или же, наоборот, создать разветвленное подполье и вдумчиво готовить серьёзную революцию. Оружием разжиться, обучить крепких боевиков…. А оно мне надо? Риторический вопрос, мать его. Риторический…».
      - Высмотрел что-нибудь интересное? - минут через десять поинтересовался епископ. - Задумчивости-то напустил на белобрысую физиономию – беспредельно.   
      - Дело серьёзное. Вот, и задумался.
      - И что выбрал?
      - Вакансия за номером двенадцать, - сообщил Лёха.
      - Ну-ка, передай бумажки. Чтобы я весь перечень помнил наизусть…. Ага, логичный выбор: - «Оператор станции метеонаблюдений на полярных островах. Срок контракта – пять лет. С возможностью заочного обучения и тестирования по шестому и седьмому уровням. Требуется два оператора. Желательно задействовать семейную пару. Вакансия – срочная…». Молодец, отрок! Достойно выдержал экзамен. На «отлично»!
      - Это был экзамен?
      - Конечно, - улыбнулся Альберт, на этот раз широко и добродушно. - Вся наша жизнь – в философском понимании – является одним бесконечным и сложным экзаменом…. В твоём личном формуляре есть такая фраза: - «Обладает ярко-выраженными лидерскими качествами. Умеет подчинять себе людей. Склонен к нестандартным решениям. Импульсивен и решителен…». Ну, и кто из здравомыслящих людей пустит такого ухаря в рабочий посёлок? Причём, в любой? Девяносто девять процентов из ста, что там вскоре начнутся народные волнения, могущие завершиться безобразным бунтом. А с меня начальство потом голову снимет. Вместе с митрой…. Ты же, отрок, решил отправиться на безлюдные полярные острова. Следовательно, одиннадцатимесячное пребывание в нашем «Чистилище» повлияло на тебя самым положительным образом. Гордыню твою поумерило…. Как сам-то считаешь?
      - Поумерило, - согласно кивнул головой Лёха. - Да ещё как…
      Про себя же он подумал: - «С безлюдных островов и сбежать не в пример легче. Куда – сбежать? Зачем? Ну, мало ли. Подумаем. Заполярная тишина, она эффективно и многопланово способствует всяческим раздумьям и размышлениям…».   
      - О том, что желательно «задействовать семейную пару», - продолжил епископ. - Есть у тебя, отрок, достойная кандидатура? Естественно, женского пола?
      - Есть, отче.
      - Кто такая?
      - Графиня, из шестого женского барака. Она, говорят, «автоматом» прошла на третий уровень. Значит, можно форсировать и прохождение двух следующих. Мол, формальности.
      - Знаю такую девицу, симпатичная. Да и с уровнями особых проблем не наблюдается. Вот, только…
      - Что такое? - забеспокоился Лёха. - А неё что-то неладное с Прошлым? Не может быть! Третий уровень «на автомате» – дорогого стоит…. Разве я не прав?
      - Прав. Не прав. Философские категории, не более того, - проворчал Альберт. - Ничего я не знаю про истинное Прошлое этой барышни, её мысли «не считываются» нашей аппаратурой. Что само по себе говорит о многом…. Дело, собственно, в другом. Согласится ли потомственная и избалованная аристократка поехать на далёкие полярные острова? Что она там позабыла? Никакой тебе, понимаешь, общественной жизни. Никакого полноценного общения с болтливыми подружками. Лишь белое безмолвие, снега, метели да однообразные повседневные дела….
      - Она согласится.
      - Уверен?
      - Уверен.
      - Ладно, переговори с Графиней. Только не тяни.
      - Вы же сказали, что у меня есть месяц.
      - Сказал. Но две недели – как минимум – уйдёт на согласование и оформление всех необходимых документов. Так что, не тяни с разговором. Кроме того…
      - Что ещё?
      - Астероид, - напомнил епископ. - Желательно всё оформить до его падения. На всякий случай и общего спокойствия ради…. У тебя всё?
      - А что случилось с Актрисой? - спросил Лёха. - Отправили на заморозку?
      - Тебе-то какое дело?
      - Никакого. Просто…. Мы же с ней вместе «прибыли» в ваш Мир. Боевая подруга, так сказать. Не более того. Вот, и интересуюсь.
     - Интересуется он, видите ли, - непонятно вздохнул Альберт. - У тебя, отрок, теперь другая симпатия объявилась. Графиня благородная, бургундских кровей. О ней, сероглазой, и беспокойся…. А с Мэри, Бог даст, всё будет хорошо. Замнём дело. Тем более, гигантский астероид приближается к планете. Сейчас Великой Инквизиции не до мелочей. К Судному дню, как ты правильно заметил, готовятся…. Всё, отрок, иди. Встретимся на днях, тогда окончательно и договорим наш разговор. Вот, возьми охранный жетон, чтобы к тебе Ангелы не вязались с разной ерундой. Всего хорошего.
      - И вам, отче, не хворать, - поднимаясь на ноги и беря со столешницы светло-жёлтый металлический овал, украшенный непонятными символами, вежливо попрощался Лёха. - Обязательно договорим…

      Выйдя на крылечко кельи, он тихонько прошептал под нос:
- Из таких шустрых и сексуальных девиц, как наша Мэри, получаются не только образцово-показательные генеральши, депутатши и чиновницы. Но, как выясняется, и епископши. Благо в этом Мире и епископам жениться не возбраняется. Диалектика, блин…. Ага, прав старина Альберт. Облака, зависшие на западе, действительно, слегка светятся. В 1908-ом году, перед падением знаменитого Тунгусского метеорита – по свидетельствам очевидцев – наблюдались аналогичные явления…   
      Пройдя через плац, он подошёл к учебному корпусу.
      Справа от центрального входа была установлена широкая скамья, на которой, ссутулившись и слегка раскачиваясь из стороны в сторону, располагался Облом. Рядом со скамейкой – с лазерным пистолетом в правой ладони – стоял уже знакомый старший Ангел.
      «Классные «пушки» у Ангелов», - подумалось. - «Если предохранитель «отщёлкнуть» в крайнее положение, то луч, выпущенный из такого пистолета, разрезает человека напополам. Можно, при желании, тело противника и в тоненькую лапшу нашинковать…. При переводе чёрного рычажка в срединное положение, поражающая сила лазерного луча уменьшается. Он только лишает оппонента – минут на сорок-пятьдесят – сознания, что очень удобно при проведении различных полицейских операций…. Начальное положение предохранителя? В этом случае выпущенный луч «превращает» выбранного индивидуума – на пару-тройку часов – в безвольного и покорного идиота. Третий вариант, скорее всего, применяется при «мягких» разгонах демонстраций, митингов и прочих несанкционированных сборищ…. Так что, Ореху ещё повезло. Легко отделался, бродяга…».    
      - Привет! - дежурно отметился Лёха, небрежно демонстрируя светло-жёлтую бляху.
      - Видались, - высокомерно поморщился старший Ангел. - Значит, отпустили?
      - Как видишь. Епископ – справедливый и думающий человек.
      - Это да. Не спорю.
      - Правильно. Не стоит – лишний раз – ругать собственное начальство. Особенно, когда находишься перед следящими видеокамерами.
      - Юморист ты, переселенец. Сразу видно, что в своём Мире, елочки зелёные, имел к армии самое непосредственное отношение.
      - Имел. К чему скрывать? А с этим мордастым гавриком что приключилось? - Лёха небрежно ткнул пальцем в скучающего Облома. - Нагрубил кому-то?
      - А ты сам у него спроси, - разрешил Ангел. - Ему лучом только слегка досталось. Вскользь.
      - Ответит?
      - Щёлкни – для начала разговора – ему пару раз по длинному носу.
      - Шутка такая, ангельская насквозь?
      - Делать мне больше нечего. Щёлкай, не сомневайся…
      Лёха, пожав плечами, последовал совету старшего Ангела.
      - А, что? Куда? В карцер? - вздрогнув, испуганно заморгал реденькими ресницами Облом.
      - Успокойся, братан. Это всего лишь я.
      - Лёха?
      - Угадал. Что случилось-то?
      - Виноват я, вспылил. Понимаешь, на занятиях по католической этике разбирали мой рассказ о том, как я попал в этот Мир. Ну, про то, как убегая от свирепого смилодона, прыгнул в старинный колодец…. Помнишь?
      - Помню, - подтвердил Лёха. - Ты как-то рассказывал. Продолжай.
      - Ангел-преподаватель сказал, что я не прав.
      - То есть, надо было не убегать, а вступить со смилодоном в смертельную схватку? Зряшное дело, на мой взгляд…
      - Зряшное. И преподаватель это подтвердил. Мол, правильно я убегал. Правильно залез в колодец.
      - В чём же тогда суть претензий?
      - Вот, и мне не очень понятно, - широкая и обычно добродушная физиономия Облома превратилась в маску вселенской скорби. - Преподаватель говорит, что я поступил правильно. Но только теперь должен непременно мучиться – от искреннего осознания собственной вины. Мол, сбежав, бросил подчинённых на растерзание…. А для облегчения этих душевных терзаний я должен, нет, прямо-таки обязан, проводить всё свободное время в церкви. Во, первых, моля Господа нашего о прощении. Во-вторых, прося у него облегчения и мудрого совета. Что-то там ещё – в-третьих, в-четвёртых, и в-пятых…. Как оно тебе?
      - Солидно.
      - А, поскольку, я так не поступаю, то – по мнению уважаемого Ангела-преподавателя – являюсь законченным моральным уродом, которому никогда не пройти на третий уровень…. После этого всё и началось. Я начал спорить, возражать, в конце слегка психанул…   
      - Дурак ты, Облом, - лениво и беззаботно зевнул Лёха. - Это же был элементарный тест на послушание. А ты, дурилка славянская, всё принял за чистую монету. 
      - Это как?
      - Задницей об косяк, как любит выражаться один мой знакомый епископ. Тебе, брат, надо было тупо и покорно твердить, мол: - «Всё верно, господин преподаватель. Вы, безусловно, правы. Осознал. Мучаюсь. Каюсь. Обещаю, что всё свободное от занятий и общественных работ время буду проводить в церкви…».
      - А если бы потом проверили?
      - У тебя есть свободное время? Не смеши, пожалуйста.
      - Как же всё просто, - обиженно захлюпал носом Облом. - Попался на крючок, как безмозглый речной ёрш. Обидно. Очень жаль…
      - Запоздалые сожаления, - презрительно хмыкнул старший Ангел. - Сейчас явится патруль и сопроводит тебя, психа несообразительно, в карцер. Недели на полторы для начала, - сердито посмотрел на Лёху. - Иди отсюда, переселенец. То есть, на занятия…
      В вестибюле учебного корпуса к нему тут же подошла парочка Ангелов. Дабы поинтересоваться, мол: - «Кто такой? Почему не на занятиях? В карцер захотел, грешник?».
      Предъявленный светло-жёлтый жетон все вопросы снял, и Ангелы, тут же заскучав, удалились.
      Лёха подошёл к доске объявлений и приступил к вдумчивому изучению расписания занятий на дообеденное время: - «Первая и третья мужская казарма – «Изучение Ветхого, Нового и Новейшего Заветов». Первая и третья женская казарма – «Нравственные основы католицизма. Роль женщины в современной католической семье». Вторая и четвёртая мужская казарма – «Классические псалмы. Их роль в современном понимании католицизма»…. Тьфу, мать его! Ненавижу псалмы. Не пойду. А, собственно, зачем? У меня же имеется охранный жетон. Конечно, не стоит им злоупотреблять, тем самым привлекая к себе нездоровое внимание. Но псалмы, честное слово, стоят того. Чтобы не сдохнуть от умилительной слащавости…»

      Он четыре с половиной часа позанимался в спортзале. Поупражнялся на турнике и брусьях, побаловался с тренажёрами, потягал гири и штангу, от души помолотил по тугой боксёрской груше. Даже успел принять полноценный душ. После чего и прогудела короткая сирена, сигнализируя тем самым о наступлении обеденного перерыва.    
      - В борще мясо отсутствует, - изучив содержимое тарелки с помощью столовой ложки, сообщил Капуста. - Бардак, одно слово.
      - Как у тебя? - спросил Хан. - Обошлось?
      - Ерунда, читали занудные нотации, - равнодушным голосом ответил Лёха и заговорщицки подмигнул: - «Мол, есть важные новости. Но о них расскажу потом – в приватной обстановке, без посторонних любопытных ушей…».
      - Я так и думал.
      - Почему котлета такая маленькая? - снова заныл вечно-голодный Капуста. - Ещё пару дней назад она была в полтора раза больше…
      - А у вас что новенького? - спросил Лёха.
      - У нас? - задумался Хан - Ничего. Хотя…. Посмотри внимательно налево. На столы третьей мужской казармы. Заметил?
      - Половина посадочных мест пустует. Присутствуют только китайцы. А куда подевались чернокожие орлы?
      - Подогнали автобусы, загрузили в них команду Варвара и увезли.
      - За территорию «Чистилища»?
      - Ага.
      - Получается, в расход?
      - Не похоже, - встрял в разговор Капуста. - «В расход» забирают в тёмное время суток, чтобы не будоражить переселенцев. Причём, поодиночке, или же маленькими группками. А здесь – среди бела дня. Причём, у Варвара рожа была довольная и злорадная – до полной невозможности.
      - Так всё и было, - подтвердил Хан. - Я лично видел через окошко нашей учебной аудитории.
      «Странные дела творятся», - задумался Лёха. - «Суточные продовольственные порции заметно сократились. Ребят из третьего барака – сугубо негров и мулатов – куда-то увезли. Что происходит? Это как-то связано с возможным падением астероида?».
      По завершению обеда старший Ангел объявил:
- Прошу подойти ко мне добровольцев, записавшихся на мытьё грязной посуды!
      Первым из-за стола поднялся Хан. Шагая следом за другом, Лёха поинтересовался:
      - А ты, родной, почему записался? Мытьё посуды – удел лентяев и тупиц, которых – рано или поздно – отправят в расход. Ты же, морда узкоглазая, всегда славился упорством. Всегда уверял, что тебе, мол, даже нравится учиться…. Что случилось?
      - Ничего не случилось, - неуверенным голосом заверил Хан. - Просто, вот, блажь нашла.   
      - А, понятно. Блажь с глазами горной ламы…

      Лёха, так и не заметив, куда подевался Хан, встал рядом с длинной металлической мойкой, заполненной – до самых краёв – грязными мисками, кружками, вилками и ложками. Через минуту к мойке подошла Графиня.
      - Привет, Ванда! - чувствуя, как учащённо забилось сердечко, поздоровался Лёха. - Отлично выглядишь!
      - Спасибо, - мило улыбаясь и не отводя в сторону смелых серых глаз, откликнулась девушка. - И тебе, Алекс, всего хорошего…. Можно, я встану на той стороне мойки, напротив тебя? Не возражаешь?
      - Конечно. В смысле, не возражаю…
      - Переселенцы! Приступаем, благословясь! – объявил – через мегафон – сердитый голос старшего Ангела. - Попрошу завершить все работы за полтора часа! После чего вас проводят в учебные аудитории!
      Лёха, открыв краны с горячей и холодной водой, предложил:
      - Поговорим?
      - Поговорим, - намыливая поролоновую губку, согласилась Ванда. - Ты так и не завершил ночной рассказ. Состоялось ли реалити-шоу «Снега, снега»? Рассказывай!
      - Мне надо с тобой обсудить один важный вопрос…
      - И его обязательно обсудим, - лукаво стрельнув серыми глазами, пообещала девушка. - Только потом. После твоего рассказа.
      - Но…, э-э-э…
      - За полтора часа всё успеем. Не спорь со мной. Начинай!
      - Как скажешь, - покорно вздохнул Лёха. - Слушай…


      Глава седьмая
      Лёха. Ретроспектива 03. Ванавара

      Вернувшись домой, Лёха – первым делом – включил компьютер и «влез» в Интернет. Минут через десять-двенадцать он смущённо пробормотал:
      - Стыдно быть, пихточки сибирские, такими необразованными и тупыми…. Якутия здесь, естественно, не при чём. Самый ближайший крупный населённый пункт – от места падения Тунгусского метеорита – городишко Усть-Илимск. Лететь из Москвы до Усть-Илимска – с пересадкой в Братске – и арендовать там вертолёт? Настолько этот маршрут актуален и оптимален? Сейчас, сейчас, ребятки…. Ага, можно же спокойно долететь до Красноярска, откуда – три раза в неделю – до посёлка Ванавара летает славный и проверенный АН-24. А в Ванаваре, как раз, и находится штаб-квартира государственного заповедника «Тунгусский». У них и вертолёт имеется…. Стоп. Заповедник? Это усложняет дело. Надо срочно звонить шефу…
      - Хочешь поменять маршрут? Меняй, - выслушав подчинённого, вальяжно разрешил Епрст. - Заповедник, говоришь? Не бери, Петров, в голову. Я прямо сейчас позвоню Суркову и всё согласую. Наш проект-то имеет ярко-выраженную политическую подоплёку. Причём, с много обещающей тенденцией. Собираемся, как-никак, продавать лицензии мировым акулам киноиндустрии. Прецедент, мать его. В рамках модернизации, объявленной Президентом Медведевым. Так что, никуда не денутся, морды высокопоставленные, пойдут на встречу. Думаю, что в этом…э-э-э, как там его?
      - В Ванаваре, - любезно подсказал Лёха.
      - Ну, и наименование. Хрен выговоришь…. Думаю, что в данном населённом пункте тебя встретят с распростёртыми объятьями. То бишь, со знаменитым сибирским гостеприимством. Смотри, много водки не пей. А если, всё же, придётся, то закусывай хорошенько. Желательно пельменями…. И, наконец, самое главное…. Напрягся, бродяга?
      - Есть немного.
      - Накомарник, родной, не забудь купить, - напомнил заботливый Ёпрст. - Гы-гы-гы!

      «Летать на АН-24 – удовольствие откровенно-сомнительное», - решил для себя Лёха. - «Во-первых, трясёт – при взлёте и при попадании в воздушные ямы – не приведи Бог. В том плане, что сытный утренний завтрак так и просится наружу. Активно и настойчиво просится…. Чего ожидать от предстоящей посадки? Во-вторых, кресла во время полёта – вместе с пассажирами – мелко-мелко подрагивают. Зубы – время от времени – начинают выбивать ритмичную дробь…. В-третьих, из иллюминатора практически ничего не видно. Плоскость крыла, покрытая изысканной паутиной ржавчины, да большой серый веер, образованный лопастями винта двигателя…».         
      Лишь когда самолёт, плавно заходя на посадку, завалился вправо, ему удалось высмотреть внизу широкую зеркальную полосу, отливавшую старинным серебром.      
      - Очень красиво! - восторженно объявил пассажир, сидящий на соседнем кресле. - Это, надо думать, Подкаменная Тунгуска. То есть, знаменитая Угрюм-река.
      - Нет, ребята, Угрюм-река – это Нижняя Тунгуска, - возразил рослый бородач с заднего ряда. - А Подкаменная именуется по-местному – «Чулакан». Или же – «Катанга», если дело касается её верховий…
      Посадка – по степени тряски – многократно превзошла взлёт.
      «Следовательно, состояние лётного поля в Варнаваре гораздо хуже, чем в Красноярске», - болезненно морщась, предположил Лёха. - «Чёрт, кишки, похоже, завязались в уродливый морской узел. Больно, блин! Об обеде с ужином, скорее всего, придётся позабыть…»
      Самолёт, наконец-таки, замер.
      - Слава тебе, господи, - чуть слышно пробормотал бородатый пассажир с заднего ряда. - Думал, что всё. Помираю. Типа – трындец нашей деревушке многострадальной…
      - Попрошу на выход, господа и дамы! - в узком проходе между рядов пассажирских кресел появилась краснощёкая стюардесса средних лет. - Торопимся, уважаемые! Не спим и сопли не жуём! Не забываем носильные вещи…
      - Дай отдышаться, сестричка, - взмолился бородач. - Мутим меня чего-то. И в висках колет.
      - Захирел российский народец. Обмельчал, - возмутилась краснощёкая деваха. - На выход проходим! Кому сказано, блин? Сибирский чистый воздух, он очень целительный. Даже покойникам помогает…
      - Чем это он им помогает? - поинтересовался Лёха.
      - Тебе, приезжий белобрысый ухарь, этого не понять, - прозвучал неожиданный ответ. - Просто поверь мне на слово…. Подъём, слабосильные! На выход!
      Жизнерадостная тётенька не соврала. Несколько раз вздохнув полной грудью, Лёха осознал, что голова прояснилась, да и морской узел из кишок – в животе – слегка ослаб.
      - Необычайно-приятный воздух, - подтвердил бородач. - Пахнет колодезной водой, полевым разнотравьем и – чуть-чуть – ванилью…

      Было достаточно тепло – на уровне плюс двадцати двух-трёх градусов. Лёгкий восточный ветерок приятно обдувал разгорячённое лицо. Солнце было скрыто за белыми, неправдоподобно-пухлыми кучевыми облаками.
      Возле неказистого бревенчатого барака, являвшегося местным «залом ожидания», стоял низенький очкастый дяденька, облачённый в мятый светло-коричневый костюм, со смешной старомодной шляпой на голове. В ладони левой руки человечек крепко сжимал ручку потрёпанного чёрного портфеля, а в ладони правой – бурую картонку, на которой красным фломастером было начертано: - «Алексей Петров».
      «Крыса бюрократическая», - подумал Лёха и, вежливо улыбнувшись, сообщил:
      - Это я и есть, Алексей Петров.
      - Как я рад! - залебезил очкарик. - Рад приветствовать вас, господин Петров, на сибирской земле! - бросив на землю кусок бурого картона и вытянув вперёд узкую ладошку, представился: - Василий Васильевич Суздалев, директор Тунгусского заповедника.
      - Очень приятно, - заверил Лёха, осторожно отвечая на вялое директорское рукопожатие. - Польщён и тронут.
      - Да, я прямой потомок того самого Константина Суздалева, - неожиданно засмущался Василий Васильевич.
      - Ага. Конечно. Я именно это и имел в виду…
      - Действительно, это мой прапрадед, глава местной охотничьей артели, первым прибыл – в далёком 1908-ом году – на место падения легендарного Тунгусского метеорита. Не считая, конечно, диких эвенков и тунгусов…. Бледный вы очень, Алексей…м-м-м…
      - Просто – Алексей. Молод я ещё для отчества.
      - Как скажете. Бледный вы очень, Алексей. Не можется?
      - Такое впечатление, что в желудке – невесть откуда – образовалось парочка булыжников, - признался Лёха. - Тяжеленные такие, колючие.
      - Это всё из-за трудного перелёта. Понимаю, - заверил директор заповедника. - Поможем, не вопрос. Пройдёмте к лимузину…
      «Лимузин» оказался видавшим виды Уазиком.
      «Похоже, что наш очкарик не так и прост, как хочет казаться», - смекнул Лёха. - По крайней мере, с юмором дружит. Уже неплохо. Глядишь, и споёмся…
      Уазик, несуетливо переваливаясь на ухабах, неторопливо пылил по узкой просёлочной дороге, а Василий Васильевич, ловко вертя баранку, увлечённо рассказывал:
      - Наш заповедник был организован совсем недавно, в 1996-ом году. Площадь его огромна, около трёхсот тысяч гектаров, а с деньгами туго…. Конечно, кое-что мы, всё-таки, сделали. Во-первых, построили крепкую базу здесь, в Ванаваре. Во-вторых, обустроили – уже непосредственно рядом с местом падения Тунгусского метеорита – ещё три полноценных туристических объекта: на западном склоне горы Стойкович, на левом берегу речки Хушма и на кордоне «Пристань». Есть и другие интересные намётки, но финансовых средств катастрофически не хватает…. А тут ваш гениальный проект – «Снега-снега»! Константин Алексеевич обещал, что прибыль от его осуществления мы с вами будет делиться по-честному…
      «Все обещания Ёпрста надо делить на три. А ещё лучше – на четыре», - подумал Лёха. - «Мол, возьми в кассе – наличкой – миллионов пятнадцать…. Ага, конечно, с разбега. Да не пригибаясь. Дали четыре двести семьдесят пять рублями, и совершенно дурацкими векселями – пятёрку. Да, правы были мудрые дядьки из телека – нашим миром правит международная жидо-масонская гопота, объединившаяся в тайный союз. То бишь, в Ложу. Мать их всех…. Говорят, что – независимо от нас – существуют параллельные Миры. Интересно, а кто правит-царствует в них?».   
      Машина въехала на территорию посёлка. По сторонам замелькали низенькие, обшарпанные и непрезентабельные домишки. Напротив каждого неказистого строения – вдоль обочин дороги – возвышались длинные поленницы дров.
      - Большая деревня, - заметил Лёха.
      - Большой посёлок, - поправил Василий Васильевич. - Сейчас здесь проживают более четырёх тысяч человек. Есть несколько магазинов, забегаловок, школа, поликлиника, больница, дом престарелых. Столица Тунгусско-Чунского района, короче говоря. Чуня – это речка такая.
      - А что это за странное названье – «Ванавара»? И почему дрова сложены вдоль дороги?
      - В незапамятные времена здесь, на берегу Подкаменной Тунгуски, располагалось большое родовое стойбище эвенков. Потом – лет так триста пятьдесят тому назад – сюда пришли двое русских переселенцев. Муж и жена. Иван и Варвара. Эвенки тут же переделали их имена на свой туземный лад: Ваня – Вана, Варя – Вара. Вот, и получилось – Ванавара…. Дрова? Местное население – законченные и идейные лентяи. Без серьёзной нужды и пальцем не шевельнут. А, что вы хотели? Эвенки, тунгусы, метисы. Русские? В основном – потомственные охотники и бывшие зеки…. Дрова привезли по дороге, рядом с ней и вывалили. Здесь же их распилили и покололи. Куда-то перетаскивать? А, собственно, зачем? Строить специальные сараи-дровяники? Не смешите, право…
      - Украсть же могут, - хмыкнул Лёха.
      - Украсть? Дрова? - искренне удивился директор заповедника. - Не, полностью исключено.
      - Почему?
      - Это же Сибирь. Если охотника застукают за проверкой чужих капканов, то сами, наверное, понимаете. Мол, тайга – закон, медведь – хозяин. Данный принцип и на бытовые моменты постепенно перенёсся…. Дрова воровать и соседа? Не, себе дороже…. Понятное дело, что самосуд в посёлке не практикуется. Мол, зачем? Мы же приличные и цивилизованные люди. Но можно – ненароком – в тайге столкнуться. Нос к носу…. Понимаете, Алексей, о чём я толкую?
      - Понимаю, - подтвердил Лёха. - Есть высший суд. Суд – таёжный. Медведь – прокурор. Рыжая белочка – адвокат.
      - Во-во, и я о том же… 
      - А чем занимаются местные честные идальго и их благородные жёны?
      - Охотой, рыбалкой, сбором грибов и ягод. Если без устали «шустрить», то можно и себя прокормить, и семью, и любовницу…. С октября по апрель охотники расходятся по закреплённым за ними участкам. Для себя добывают лося и дикого северного оленя. Соболя, куницу и белку – на продажу…. Рыбачат круглый год. Хариус, ленок, щука, сорожка, окунь, немного тайменя. Основные грибы – рыжики и белые грузди. Ягода – голубика, брусника, клюква, чёрная и красная (дикая), сморода.… Ну, и огородничество развито в Ванаваре. Каждая тутошняя семья одной только картошки по пятнадцать-двадцать мешков выращивает…. Раньше – недалеко от посёлка – функционировал прииск «Хрустальный», где добывали исландский шпат. Камушек такой, применяемый в разнообразных оптических приборах. Работа, какая-никакая. Давно это было, до Перестройки…          
      Машина, устало хрюкнув, остановилась около солидного двухэтажного здания, обшитого светло-коричневым сайдингом.
      - Прибыли! - объявил Василий Васильевич. - Это она и есть – центральная усадьба государственного заповедника «Тунгусский». За домом находится большой приусадебный участок – полноценный огород, клубничная плантация, ягодники, свинарник, крольчатник, коровник. Мы гостям предлагаем даже свежее козье молоко.… Сейчас я провожу вас в номер. Устраивайтесь, отдыхайте, можете и душ принять. Поселковая дизельная энергетическая станция – по летнему времени – не работает. Но вода – пусть и слегка – нагревается на солнце в чёрном баке, установленном на крыше…. А минут через пятнадцать спускайтесь в столовую.
      - Мне сейчас не до еды, - поморщился Лёха. - Извините, хлебосольный хозяин.
      - Будет – до еды, - заверил очкарик. - У меня имеется – на такой случай – волшебная целительная микстура…

      Одноместный номер произвёл на него самое положительное и благоприятное впечатление.
      - Сюда и иностранца не стыдно поселить, - признал Лёха. - Всё чистенько и крепко. Канализация и душ работают. Туалетная бумага, китайские дезодоранты. Просторная прихожая. Имеется даже встроенный в стену сейф…. Не, ребята, доморощенные бизнесмены, с сейфом – перебор. Извиняйте…».
      Достав из рюкзака дипломат с наличностью, он спустился вниз и, следуя указаниям Василия Васильевича, повернул по коридору направо.
      Столовая штаб-квартиры заповедника была обустроена и обставлена в лучших традициях русского классического гостеприимства, мол: - «Всё для вас, дорогие господа зарубежные туристы. Всё – для вас! Доставайте – доллары и евро…».
      «Стереотипы, мать их», - понимающе хмыкнул Лёха. - «Оленьи, медвежьи и кабаньи головы по стенам, старинные иконы – в золоченых рамах – по углам. Стены оббиты идеально-струганной вагонкой из лиственницы и кедра…. Какие узоры и оттенки! Здорово, действительно, жёлто-серо-зеленоватая лиственница сочетается с розово-бордовым кедром. Полы – примерно на восемьдесят процентов – застланы полосатыми домоткаными половичками. Два десятка внешне грубых, явно стилизованных столов. Такие же скамьи и табуреты…. Мило, ничего не скажешь. И пахнет здорово – утренней свежестью и недавно выпеченным хлебом. Молодцы…».
      - Прошу вас, дорогой гость! - приветствовала его молоденькая черноволосая официантка. - Проходите в отдельный кабинет. Проходите. Будьте такими добренькими…
      «Однако!», - мысленно восхитился Лёха. - «Очень завлекательная юбочка! А под ней…. В смысле, из-под неё…. Как, интересно, надо правильно говорить? Короче говоря, ноги – просто обалдеть! И, вообще, облик у девицы характерный. Глаза – с лёгкой и ненавязчивой развратинкой. Натуральная Татьяна – из знаменитого романа «Угрюм-река». Бывает…».      
      За цветастыми ситцевыми занавесками до пола обнаружился просторный эркер, посередине которого располагался прямоугольный, богато накрытый стол.
      «Сейчас меня стошнит», - подумал Лёха. - «И пускай. Предупреждал же по-честному, мать их сибирскую…».
      - Танька, прекращай прожигать гостя похотливым взглядом! - велел Василий Васильевич. - Наливай пиво! Человеку неможется, а она, шалава, только об одном и думает…
      - Чичаза, чичаза, - ловко управляясь с объёмной керамической баклагой, засуетилась черноволосая деваха. - Вот, пожалуйте. Угощайтесь!
      Пиво было очень ароматным и абсолютно чёрным.
      «Отменная штуковина!», - ставя на стол опустевшую пивную кружку, решил Лёха. - «Забористое, с лёгкой пикантной горчинкой. Божья благодать в чистом виде, если выражаться по сути…».
      - Ещё? - лукаво улыбнувшись, спросила Татьяна.
      - До краёв, красавица…
      Покончив со второй кружкой, Лёха поинтересовался:
      - А где такое классное пиво производят?
      - По документам – в Братске, - старательно протирая бумажной салфеткой очки, сообщил Василий Васильевич.
      - По документам?
      - Ага. Так-то, по-настоящему, его варят у нас. По старинному рецепту восемнадцатого века. Ячмень, горох, лесной хмель, мёд, немного щавеля…. Легализоваться и получить официальную лицензию? Такая конкретная головная боль, доложу я вам. Да и взяток при этом надо раздать – без счёта. Проще бумажки – за сущие копейки – купить. Кстати, и раньше так делали. И при царе, и при коммунистах…. Как, извините, поживают – в вашем городском желудке – колючие булыжники?
      - Спасибо. Полностью растворились. Без следа. Наоборот, аппетит потихоньку просыпается. Зверский.
      - Так закусывайте, не стесняйтесь…. Может, водочки?
      - Спасибо, но я – по пиву…
      - Танька, не спи! Наполни гостю кружку!
      - Чичаза, чичаза…
      Стол поражал разнообразием. В том смысле, что разнообразием предложенных закусок.
      - Студень из рябчиков. Очень рекомендую. Ещё утром перепархивали по куруманнику, - тыкая толстым указательным пальцем, хлебосольно вещал Василий Васильевич. - Хариус горячего копчения. Малосольная икра тайменя. Варёная оленятина. Сохатина. Вяленый медвежий язык…. Угощайтесь!
      - Спасибо, - сыто икая, вежливо поблагодарил Лёха. - Благодарствуйте. Всё очень вкусно…
      - Танька, шалава, не спи! Наполни гостю кружку!
      - Чичаза, чичаза…
      Минут через пятнадцать директор заповедника, загрустив, поделился сомнениями:
      - Понравится ли у нас иностранным телевизионщикам? Зимой здесь морозы лютуют. Температура воздуха опускается ниже пятидесяти градусов. Иногда даже термометры, не выдержав, лопаются.
      - Ерунда, - вяло обгладывая глухариное крыло, заверил Лёха. - Экзотики, как известно, много не бывает…. Кстати, а можно зимой добраться до места падения метеорита на «Буранах»?
      - Запросто. От Ванавары до «Пристани» – по прямой – будет ровно шестьдесят шесть километров. По факту – около семидесяти пяти. Полтора часа пути. Если, конечно, ехать по натоптанной тропе.
      - Блеск! Это и будет первым этапом нашего реалити-шоу. Мол, кто доехал и – при этом – не окочурился, тот и продолжает игру…. Подайте-ка мне, милейший Василий Васильевич, тарелку с рябчиковым студнем. Пробу сниму…      
      Вновь заколыхались цветастые занавески, и Татьяна, входя, торжественно объявила:
      - Сибирские пельмени! Господа, подвиньтесь, пожалуйста. А на столе немного приберусь и миски расставлю.
      - Пельмени без водки – удел законченных параноиков, - снимая с мясистого носа бухгалтерские очки, выдал директор заповедника. - Так, по крайней мере, наш комбат любил говаривать.
      - Где служить довелось? - заинтересовался Лёха.
      - ВДВ. Псковская краснознамённая дивизия.
      - Уважаю. Бывал…. Наливай, браток!
      - Ну, за генерала Лебедя!
      - За – Лебедя! Пусть земля будет пухом! А на бездонном Небе пусть ему не забывают – регулярно – выдавать парашют…

      «Не прост наш Васенька», - подумал Лёха. - «Ох, не прост, гнида сибирская. Глаза-то у мужичка характерные. Как любит в таких случаях говорить Сан Саныч Бушков: - «Холодные глаза несуетливого и матёрого убийцы». Ладно, учтём, братишка…».


      Глава восьмая
      Предчувствия

      - Остановись, Алекс, - попросила Ванда.
      - Не интересно?
      - Наоборот, очень интересно. Ты – прирождённый и умелый рассказчик. Можно слушать и слушать…. Ты никогда не задумывался о карьере писателя?
      - Задумывался, - признался Лёха. - Только…. Сперва времени не было. Дела всякие. Игры рыцарей плаща и кинжала. Госпиталя, где приходилось зализывать благородные раны…. Потом, как выяснилось, началось победоносное и уверенное наступление Интернета. Бумажные книги нынче не в чести. Электронные? Пираты, суки алчные…. Извини, Графиня. Погорячился. Само вырвалось…. Короче говоря. Есть у меня верный и правильный друг. Ещё – со старых Времён. Вместе когда-то служили, на ливийско-алжирской границе. Так, вот. Он нынче стал писателем-фантастом. Пишет всякие и разные фантастические романы – о «попаданцах» в Прошлое, о параллельных Мирах. Блин….
      - И как у твоего друга дела? - в серых глазах девушки вспыхнул – на краткий миг – заинтересованный огонёк. - Финансовые, я имею в виду?    
      - Ниже плинтуса. Практически – под ноль. Зарабатывает – по факту – меньше, чем консьержка, дежурящая в моём подъезде.
      - Консьержка?
      - Незнакомое слово? Странно. Вроде французское, и не чуждое знати…. А почему ты остановила моё повествование?
      - Уже прошло больше часа, - ловко вытирая кухонным полотенцем вымытые тарелки, пояснила Ванда. - Значит, скоро нас разгонят по учебным аудиториям. А ты ещё хотел обсудить со мной некий важный вопрос. Жалко, конечно, что пришлось прервать тебя на таком интересном и завлекательном моменте.
      - Да, они попытались украсть у меня дипломат с наличностью, - ехидно улыбнулся Лёха. - Жулики сибирские! Ничего у них не вышло…
      - Я, собственно, не об этом.
      - А о чём же тогда?
      - У тебя что-то было с этой развратной Татьяной? - серые глаза заледенели, превратившись в две злые льдинки. - Ты с ней …м-м-м…. имел амурную связь? Что это мы строим такие непонимающие физиономии? Ну, с той, которая – «чичаза, чичаза»?
      - Дык…
      - Что – дык? Значит, было? Сволочь ты, Алекс.
      «Аристократка, блин», - запечалился Лёха. - «Нет, чтобы спросить, как все нормальные люди, мол: « Переспал ты с этой шалавой?». Амурная связь, понимаешь…».
       Покаянно вздохнув, он пробормотал:
      - Я же не знал, что на этом Свете существуешь ты. В смысле, в параллельном Мире. Извини…
      - Бог простит. Если, конечно, посчитает нужным. А как быть с Актрисой? Она мне рассказывала – много и подробно – о твоей необузданной страстности.
      - Извини.
      - Бог простит. Если, конечно, не забудет – в суматохе важных и неотложных дел.
      - Я, собственно, по этому поводу и хотел поговорить с тобой, - смущённо замямлил Лёха. - Как раз, по этому…
      - По поводу – важных дел Господа нашего? Или же хочешь мне предложить…э-э-э…. Переспать с тобой? Как говорится у вас, грубых простолюдинов?
      - Нет. То есть, да…. В смысле….
      - Не жуй сопли зелёные, ухажёр белобрысый, - посоветовала Графиня. - Говори, как оно есть.
      Он и рассказал, немного смущаясь и запинаясь, о срочной (горящей, горячей?), вакансии. Мол, на далёких полярных островах ждут, не дождутся крепкую семейную пару…
      - Это ты мне делаешь предложение? - слегка дрогнув голосом, уточнила Ванда.
      - Делаю.
      - Так и сделай его – по всей форме. Как полагается.
      - Графиня Ванда!
      - Я вас, эсквайр, слушаю очень внимательно.
      - Не сбивай меня, пожалуйста, - мягким – как пластилин – голосом попросил Лёха. - Пожалуйста…
      - Хорошо, не буду. Продолжай.
      - Я предлагаю тебе, бургундская графиня, свою крепкую руку и верное сердце. Всерьёз и навсегда.
      - Навсегда? - задумалась Ванда. - А почему ты мне – всё это бесценное богатство – предлагаешь? Заканчивается год, отведённый для обитания в «Чистилище»? Не хочется – отправляться «в расход»?
      - Это здесь не причём. Просто я…. Просто…
      - Ну, и? Смелее, кавалер. Смелее!
      - Я – тебя – люблю, - размеренно произнёс Лёха. - Очень, очень, очень, - после короткой паузы добавил: - Гадом буду. Сукой последней.
      - Даже так? - удивилась девушка. – Ладно, поверю…. А за что ты, кавалер, меня любишь?
      - За серые загадочные глаза. Которые – как вода в знакомом роднике, за околицей.
      - Ещё – за что?
      - За карминные губы. Маленькие и нежные – до безумия.
      - Ещё?
      - За длинные и стройные ноги.
      - Остановитесь, идальго, - притворно нахмурилась Ванда. - Нам, потомственным графиням, не полагается выслушивать такие пошлости.
      - А что – полагается?
      - Ну, не знаю. Можешь какую-либо серенаду спеть.  Желательно – слезливую. Сонет, к примеру, зачитать…. Слабо?
      - Без вопросов, - улыбнулся Лёха. - Слушай:

      Что-то – вдруг – царапнуло сердце.
      Нет, и не больно вовсе.
      Словно – мягкой лапой котёнка,
      Словно бы речным ветерком – по лицу.
      Осень…

      Что же дальше? Да, ничего, наверное.
      А, быть может, всё изменится – полностью…
      Пойду, прогуляюсь немного – по грустным улицам.
      Куплю у метро крошечного котёнка, и подарю его – тебе,
      Над пропастью…

      Пошёл, купил, смешной такой, рыженький…
      А тебя уже нет, сказали, что ты – далеко.
      Вышла замуж – за какого-то прохиндея – и уехала с ним в Америку.
      - Бывает, пошли домой, хозяин! - жалобно мяукнул котёнок. - Я выпью молока, ты – пива…
      - Легко!

      - Красиво, конечно, - по-доброму улыбнулась Ванда. - Но, причём же здесь – я?
      - Ты – он и есть.
      - Кто – он?
      - Маленький рыжий котёнок. В данном случае – светленький такой котёнок. Очень симпатичный и миленький…. Так – как? Мы едем на дальние заполярные острова?

      Рядом зазвучали чьи-то взволнованные голоса.
      «Отголоски чьего-то разговора», - подумал Лёха. - «Доброго такого. Семейного. Типа – о любви и о дальнем Будущем. Даже лёгкие завидки берут…».
      - Завидно слегка, - подтвердила Ванда. - Завидно….
      Мимо них, неся тяжёлый чугунный котёл, прошли Хан и высокий Ангел в чёрном шлеме-маске.
      - «Шестьдесят девять» – отличная вещь, рекомендую, - якобы между делом пробурчал Хан.
      - С незамедлительным переходом в позицию – «Трепетная лань, застигнутая молодым охотником – за поеданием огородной капусты», - выдал Ангел. - Очень молодым и очень рьяным охотником – застигнутая…
      - Да, уж, - подтвердил Хан. - Рьяность – в этом деле – является решающим фактором. Выражаясь местным научным языком…
      - Если надо – то и языком, - дурашливо хмыкнул Ангел. - Ежели приспичит…
      Весёла парочка – вместе с массивным чугунным котлом – скрылась за ближайшей дверью.
      - Что думаешь по этому поводу? - спросил Лёха.
      - Ничего не думаю, - сварливо откликнулась Графиня. - Причём здесь – трепетная лань и чёй-то там язык? А «шестьдесят шесть»? Кто мне объяснит? Бред горячечный.
      - Это точно. Бред…. Что такое случилось с Ханом? Словно подменили человека… 
      - У Ланы срок заканчивается. Месяц всего остался.
      - Объясни, пожалуйста.
      - Мне матушка настоятельница рассказала. Лане выдали разрешение – на рождение ребёночка. В этом Мире так заведено. Мол, в течение года может родить. Но что-то у Ланы не заладилось. Не знаю…. Никак не могла выбрать достойного кандидата – на роль отца будущего ребёнка. А потом решила воспользоваться специализированной компьютерной программой. Вот, компьютер ей и указал на Хана.
      - Компьютерная программа? - заинтересовался Лёха. - Неплохо было бы – воспользоваться.
      - Уже, - хмыкнула Ванда. - За кого ты меня принимаешь?
      - За потомственную бургундскую графиню.
      - Правильно.
      - И что тебе сообщила программа?
      - Не скажу.
      - Почему?
      - Потому. Графиня я – или как? Мы, потомственные аристократки, обязаны быть…м-м-м…
      - Взбалмошными и непредсказуемыми, - подсказал Лёха.
      - Ага, так оно и есть.
      - Замуж-то пойдёшь за меня?
      - Я подумаю, - лукаво прищурилась девушка.
      - Епископ советует поторопиться.
      - Бургундским графиням не полагается – принимать скоропалительные решения.
      - Я понимаю. Но…
      - Никаких – «но»! Сказано – подумаю?
      - Сказано.
      - Вот, и жди, бродяга.
      - Белобрысый бродяга.
      - Белобрысый и симпатичный бродяга.
      - Может, поцелуемся? - потупив взгляд, предложил Лёха. - Раз я такой симпатичный? Типа, как жених с невестой?
      - Не знаю, право. Такое неожиданное предложение…
      - А всё-таки?
      - Можно, конечно, попробовать…
      - Попробуем?
      - Пожалуй…
      Поцелуй длился и длился, грозя – ненароком – перерасти в нечто большее.
      «Что со мной?», - забеспокоился Лёха. - «Голова кружится. И вообще…. Никогда такого не было. Никогда? Вру, было один раз. В восьмом классе…. Господи! Если ты, конечно, есть. Помоги остановиться! Не вводи в искушение раба своего недостойного…».
      Упершись острыми кулачками ему в грудь, Ванда, неловко отстраняясь, пробормотала:
      - Извините…
      - Тебе понравилось? - хрипло спросил Лёха.
      - Не знаю, извини. Я первый раз целовалась с мужчиной.
      Это было – чистейшей правдой. В еврейском гетто было не принято – целовать женщин. Их было принято – иметь, презрительно – при этом – сплёвывая в сторону.
      «Какое-такое – гетто?», - мысленно удивилась Ванда. - «Не знаю ничего про это. И знать, если честно, не хочу…. Еврейская девушка Рива? Кто это? Не имею чести – быть знакомой. Как, впрочем, и со всеми евреями этой планеты…. Поцелуй? Это – да. Мне понравилось. Очень…».
      - Мне очень понравилось, - признался Лёха. - Может, по второму кругу?
      - Не знаю, право. Всё произошло так неожиданно…. Ой, что это? - указывая тоненьким пальчиком направо, забеспокоилась Ванда. - Светом так и пышет…
      Они, крепко взявшись за руки, подошли к прямоугольному, давно немытому окну.
      - Как красиво! - воскликнула непосредственная Ванда. - Облака светятся! Светятся…. Милый, а почему ты – так напрягся? Словно бы – заледенел?
      - Предчувствия одолевают, - признался Лёха. - Нехорошие такие. Пакостные.
      - Есть такое дело. Матушка-настоятельница тоже говорит про них. Про предчувствия. Мол, грядёт Конец Света…. Это – про метеорит?
      - Про астероид.
      - Он – падает? По-настоящему?
      - Падает.
      - И что будет? Ну, когда он упадёт?
      - Не знаю. Поэтому и рекомендую – пожениться в срочном порядке.
      - Я подумаю, эсквайр, над вашим предложением. Как и полагается – благородным графиням.
      - Надеюсь, над заманчивым предложением?
      - В меру – заманчивым, эсквайр.
      - Симпатичный эсквайр?
      - Безусловно.
      - Я рад.
      - А, уж, как я рада…. А про «шестьдесят шесть» потом расскажешь?
      - Обязательно. И расскажу. И покажу… 

      Через раскрытые ворота на территорию «Чистилища» – один за другим – въехали три автобуса. С лязгом – синхронно – распахнулись двери. И на гравий плаца принялись выпрыгивать Ангелы, облачённые в светло-серые комбинезоны.
      «Все бойцы – как один – темнокожие», - машинально отметил Лёха. - «Подтянутые, уверенные в себе…. Стоп. Это же – Варвар и его друзья-приятели…» 
      - Похоже, что предчувствия – насквозь негативные и тревожные – начинают сбываться, - прошептала Ванда. - Давай, ещё немного поцелуемся? Мне очень надо…


      Глава девятая
      Ванда. Ретроспектива 04. Полезные разговоры.

      - Какая же ты, Рива, дура, - возмутилась Актриса. - Набитая и законченная.
      - Меня зовут – Ванда.
      - Какая же ты, Ванда, дура. Набитая и законченная.
      - Почему – дура?
      - Ну, не знаю точно, - задумалась Актриса. - Может, от природы. Типа – в бабушку пошла.
      - Сейчас всю физию расцарапаю. До крови.
      - Ну-ну, расцарапала одна такая. Не смеши. Пытались многие. Ничего не получилось…
      - В кемеровском борделе? - уточнила Ванда.
      - И до этого. И после…. А чего это, подруга, ты обижаешься? Святую Мадонну строя из себя? Это Мадонна занималась с поселковым старостой оральным сексом? А с инспекторов «по нравственности» – анальным? 
      - Это не честно.
      - Нечестно – что? Оральным? Или же – анальным?
      - Я…. Я – не знаю….
      - Удобная позиция, - презрительно фыркнула Мэри. - Ты ещё скажи, что ни разу оргазма не испытывала.
      - Ни разу. Даже и не знаю, что это такое.
      - И бабушка не рассказывала? Чего молчим? Типа – на ночь не рассказывала? Чтобы – трепетной девочке – лучше спалось?
      - Не рассказывала.
      - Ну и дура.
      - Моя бабушка?
      - И она тоже.
      - Сволочь!
      - Очень приятно познакомится. Меня зовут – Мэри…

      Они пару минут помолчали.
      - Дура ты, - пошла по второму кругу Мэри. - Учишь тебя, учишь. Дуру еврейскую. И всё без толку.
      - Учи. Я же сама попросила. Значит, мне надо.
      - Для – чего надо?
      - Хочу быть счастливой. Вопреки всему.
      - Молодец, конечно. Упрямая.
      - Упрямая, - согласилась Ванда. - В бабушку пошла.
      - В ведьму?
      - Наверное. А что, нельзя?
      - Можно. Только странно.
      - Странно – что?
      - Странно, что мудрая старушка тебе ничего толком не объяснила – относительно мужчин.
      - А можно – в двух словах? Коротко и сжато?
      - Можно, - насмешливо вздохнула Мэри. - Отношение с мужчинами – это сладко. Поняла, дура?
      - Нет, извини.
      - Да, тяжёлый случай.
      - Они же все – сволочи. Грубые и похотливые.
      - Что есть, то есть.
      - А ты говоришь, мол, сладко…
      - Сладко.
      - Дура ты, Актриса.
      - Дура, - согласилась Мэри. - Но – при этом – Актриса.
      - Это так важно?
      - Очень. Только «актрисам» – иногда – даруется счастье. Призрачное, но, всё же, счастье. Поняла, дура?
      - Набитая дура.
      - Набитая и грязная еврейская дура.
      - Бывает….

      Они немного помолчали.
      - Значит, тебе Лёха понравился? - уточнила Мэри.
      - Очень. Увидала его, а сердечко заколотилось: - «Тук-тук-тук». Не знала, что так бывает.
      - Бывает. Иногда. Тебе, подруга, повезло.
      - В чём – повезло? Где?
      - Сердечко забилось-заколотилось?
      - Забилось, - подтвердила Ванда. - Никогда не думала, что так бывает.
      - Бывает. Иногда. Значит – повезло.
      - И что теперь делать?
      - Взять его, родимого. Взять и никому не отдавать. Узурпировать. Захватить. Похитить. Навсегда.
      - Легко сказать – похитить. Вон он какой. Красивый и высокий. А я?
      - И ты – красивая и высокая, - заверила Мэри. - Очень красивая и очень высокая. Целый метр и шестьдесят пять сантиметров. Выше – не бывает…. Чего загрустила? С каких капустных пирожков?
      - Не знаю. Как к нему подступиться? Подумает ещё, что я легкомысленная шалава. Оттолкнёт…
      - Правильно. Не надо к нему подступаться. Пусть сам побегает за тобой – как Бобик за сладкой косточкой. Надо только главное помнить.
      - Что – главное?
      - Ты – бургундская графиня. Потомственная, гордая, непредсказуемая. Уяснила?
      - Вроде бы.
      - Так не пойдёт. Кто – ты?
      - Бургундская графиня, - пробормотала Ванда. - Потомственная, гордая и непредсказуемая.
      - Молодец. Послезавтра у нас пятнадцатое декабря?
      - Пятнадцатое.
      - Пойдёшь на очередное собрание вместо меня. Окучивай белобрысого Лёху – сколько хочешь.
      - А ты?
      - Я? Отбываю в вотчину своего епископа. Наследника буду рожать. Долгожданного.
      - А…
      - Знаешь, я его люблю. Хороший человек. Думающий и несуетливый. По нашему Миру – это не мало. Да и по всем прочим Мирам…
      - Мы больше не увидимся?
      - Кто тебе сказал такую глупость? - усмехнулась Мэри. - Увидимся. Не в этом Мире – так в другом.
      - Как это?
      - Потом спросишь у Алексея. Когда его завоюешь, понятное дело. Он у нас философ. Всё объяснит и разложит по полочкам.
      - А как его завоевать?
      - Забудь – своё Прошлое. Забудь навсегда и всерьёз. Не было – никогда и нигде – еврейского гетто. И девушки Ривы не было. И поселкового старосты….. Есть – только бургундская графиня Ванда. Своенравная, загадочная и непредсказуемая…. Ну, почему молчишь?
      - А как быть с…
      - С природной девственностью?
      - Ага. Графиня, как-никак. Причём, замужем не бывавшая. Неловко как-то получается.
      - Неловко. Согласна…. Отдавайся суженному, только когда он будет пьян в стельку. То бишь, напои – и отдайся. Ничего хитрого. Ну, и вопи при этом – якобы от боли.
      - Не честно это.
      - А быть несчастной – честно? Не пори, подруга, ерунды.
      - Ещё одно, - засмущалась Ванда. - Про технологию процесса. Я же ничего толком не знаю…
      - И это – правильно, - улыбнулась Мэри. - Бургундская графиня и не должна быть сексуально-обученной. Чай, не проститутка кемеровская. Наоборот, мужу приятно будет – всему обучить. Типа – лично. Зачёты принять, экзамены, курсовые работы…. Ну, и скромницу строй из себя. Только старательно и без перебора. Мол, руки наглые убрал, простолюдин хренов…
      - Постараюсь. Но…
      - Не уверена в себе?
      - Не уверена, - призналась Ванда. - Вижу его, и всё…. Голова кружится. И, вообще…
      - Понятное дело. Завидую. Действуй, подруга. Как говорится – каждый является кузнецом своего счастья. Каждый…. Кто ты? Отвечай!
      - Ванда. Бургундская графиня. Гордая и неприступная…


      Глава десятая
      Предчувствия его не обманули

      Наступило утро. Хмурое, молчаливое, тревожное. Не предвещавшее ничего хорошего.
      - Подъём! - пробегая между нарами, истошно заорал дежурный Ангел. - Поторапливаемся, переселенцы! Подъём! Всех опоздавших на построение ждёт карцер! Поторапливаемся!
      - Что это с ними? - с верхней койки свесилась лохматая голова Хана. - Суетятся, понимаешь. Давно такого не было.
      - Последний раз так шустрили, когда Ковбой ударился в побег, - сладко зевая, подтвердил Лёха.
      - То бишь, надо ожидать всяческих неприятностей?
      - Однозначно.
      Неприятностей долго ждать не пришлось. На утреннем построении за спиной старшего Ангела встали Лана, Варвар и ещё один боец их третьего мужского барака – здоровенный двухметровый мулат с устрашающим кривым шрамом на лиловой физиономии.
      - Второго чёрненького кличут – «Баклажаном», - тихонько шепнул Хан. - Редкостная сволочь.    
      Старший Ангел объявил:
      - К планете приближается гигантский астероид. Когда упадёт? Недели через две. Может, через три.
      - А куда шмякнется? - спросил Лёха.
      - Разговорчики в строю! - начальственно рыкнул Варвар. 
      - Есть, разговорчики!
      - Что? В карцере, мерзавца, сгною! Всю душу выну…
      - Отставить! - прикрикнул старший Ангел. - Успеете ещё пообщаться и вволю поспорить…. Итак, место падения астероида пока неизвестно. Однако нами получен строгий приказ – перебросить половину списочного состава Ангелов на…м-м-м, на другой объект. Поэтому к охранным работам в «Чистилище» будут привлечены наиболее сознательные индивидуумы из числа переселенцев…. Что ещё за смешки, мать вашу? Да, наиболее сознательные и лояльные. Им присваиваются высокие звания – «помощники Ангелов». Старшим помощником назначается – переселенец Варвар.
      - Почему именно Варвар? - поинтересовался любопытный Хан.
      - Отставить – вопросы! Потому, что переселенец Варвар обладает
колоссальным опытом. В том числе, опытом по эффективному управлению народными массами…   
      «Обладает. Кто бы спорил», - мысленно признал Лёха. - «Как никак, бывший Президент Соединённых Штатов Америки. Вернее, Чёрных Соединённых Мусульманских Штатов Америки…. Варвару и его парням даже выдали по лазерному пистолету. Только по маленькому. В два раза меньшему по размерам, чем у Ангелов. Скорее всего, эти «пушки» не бьют на поражение, а могут лишь качественно «отключать» непослушных переселенцев, превращая их – на некоторое время – в покорных и милых идиотов. На Ангелов же, надо думать, эти лучи не действуют…. А я Варвара считал за верного товарища. Мы же с ним вместе обсуждали планы по весеннему побегу. Что теперь ожидать от него? Загадка. Многие люди – при крутой смене общественного статуса – меняются самым кардинальным образом. Многократно проверено…».
      По завершению утренней зарядки, Варвар велел:
      - Всем обормотам и обормоткам проследовать на завтрак! Всем, кроме переселенцев Хана и Лёхи.
      - Переселенец Хан тоже отправляется на завтрак, - небрежно положив ладошку на чёрную кобуру, вмешалась Лана. - Я сказала. Не спорить, старший помощник!
      - Есть, не спорить, - недовольным голосом откликнулся Варвар.
      - Есть, на завтрак! - весело хмыкнул Хан, после чего успокаивающе подмигнул Лёхе, мол: - «Крепись братишка! Не сдавайся!».   
      - Постараюсь, - пообещал Лёха. - Не впервой…

      Варвар и Баклажан отвёли его за водонапорную башню.
      - Типа, здесь разговоры не прослушиваются? - предположил Лёха.
      - Это точно, - Баклажан продемонстрировал прямоугольную чёрную коробочку, в торце которой горела крохотная зелёная лампочка.
      - Знатно вас экипировали. За какие, пардон, заслуги? Чем, орлы, вызвано такое неслыханное доверие?
      - Мы сами, приятель, ничего не понимаем, - признался Варвар. - Очевидно, у Ангелов нет другого выхода. На построении сказали, мол, половина списочного состава Ангелов будет переброшена на другой объект. Но это – не вся правда. Сегодня будет переброшена половина. На днях – остальные, включая всех преподавателей. Здесь останется только старший Ангел и эта непредсказуемая и взбалмошная девка – по имени Лана…. У неё с вашим Ханом – серьёзно?
      - Серьёзней не бывает. Хочешь, чтобы Хан отобрал-изъял у неё полноценный лазерный пистолет? Бунт, пользуясь ситуацией, будем поднимать?
      - В том-то и дело, что нет. Всё с точностью, но, наоборот.
      - Я брежу? - искренне удивился Лёха. - Ты, бывший мусульманский Президент, продался Ангелам? С потрохами?
      - Поосторожней с терминами, - попросил Варвар. - Можешь нарваться, приятель…               
      - Парализуем лучом из пестика, а потом глотку перегрызём, - пообещал Баклажан. - Или черепушку проломим камушком.
      - У меня есть охранный жетон.
      - Запихай его в задницу. Кстати, епископ, который к тебе так благоволит, тоже на днях смоется – в спокойные края. Следовательно, и его железка утратит свою защитную функцию.
      - Так, что вам, верные помощники Ангелов, понадобилось от меня? - разозлился Лёха. - Ходите вокруг да около. Угрожаете, мать вашу черномазую…
      - Прекращай выражаться, - криво усмехнулся Баклажан. - Добром просим. Пока – по-хорошему.
      - Ладно, не буду. Чего надо? Излагайте.
      - Надо, чтобы ты, бродяга беспокойный, вёл себя тише воды и ниже травы, - пояснил Варвар. - Никаких заумных глупостей. И народ смущать – пространными разговорами – не стоит. Уяснил?
      - Уяснил…. Значит, решили стать цепными псами? Что же вам такого наобещал епископ?
      - Чего надо, того и пообещал. Не твоё, смерд, дело.
      - Переход на шестой уровень?
      - Бери выше. Сразу на восьмой.
      - А это что за хрень? - удивился Лёха. - Я слышал только про семь уровней.
      - Восьмой уровень позволяет – прошедшему его – жить в крупных городах этого Мира, - заважничал Варвар. - И даже в столичном Риме. Просекаешь, дурилка картонная?
      - Просекаю.
      - Игра стоит свеч?
      - Стоит. Чего, уж, там.
      - Будешь вести себя прилично?
      - Вы меня держите за дурака? - презрительно поморщился Лёха. - Ситуация прозрачная – до невозможности.
      - Поясни, браток. Будь так добр, - мерзко оскалился Баклажан. - Про прозрачность…
      - Да, пожалуйста…. Какой смысл дёргаться – до падения астероида? Правильно, абсолютно никакого. Вот, дождёмся, сориентируемся. Тогда и определимся…. А, вдруг, астероид грохнется прямо на ваш хвалёный Рим? Вдруг, после его падения, начнутся всякие природные катаклизмы?
      - Какие, например?
      - Извержения вулканов, цунами, торнадо, землетрясения, Ледниковый период, очередной всемирный потоп.…Продолжить перечень?
      - Тьфу-тьфу-тьфу! - принялся отчаянно плеваться через левое плечо Баклажан. - Сглазишь ещё, не дай Бог. Сука белобрысая…
      - Значит, договорились? - резюмировал Варвар. - До падения астероида – никаких фокусов?
      - Договорились. Обойдусь без фокусов. Если, конечно, не возникнет разных обстоятельств.
      - Каких ещё обстоятельств?
      - Форс-мажорных, ясная табачная лавочка…. Тьфу-тьфу-тьфу!
      - Ещё одно.
      - Слушаю.
      - Я – отныне и надолго – являюсь боссом! - объявил Варвар. - Единственным и полноправным. Поэтому требую – от всех переселенцев и переселенок – беспрекословного подчинения. Всяким бунтовщикам и разгильдяям пощады не будет…. Повторяю, требую – беспрекословного подчинения! Так всем и передай. И девочкам и мальчикам. От всех требую – безусловного и однозначного повиновения!
      - Передам. Не вопрос…

      Над «Чистилищем» повисла аура тревожного беспокойства. Повисла – это как? Трудно объяснить однозначно. Одни обитатели фильтрационного лагеря подобрались, став бесконечно-серьёзными. Другие, наоборот, погрузились в растерянную задумчивость.
      Вот, и пожилой Ангел-преподаватель католических псалмов был на себя не похож.
      «Строгий же такой дяденька. Стопроцентный фанатик, так его и растак. А туда же, - мысленно удивился Лёха. - «Хан же, путая слова и строфы, всё перевирает, а Ангелу хоть бы хны. Сидит себе и безучастно смотрит в окошко. Да, плохи дела. Если религиозные фанатики превращаются в равнодушных истуканов, значит – труба дело…».   
      Обнаглевший Хан – противным и равнодушным голосом – затянул свою любимую степную песенку:
         
      Рассвет опять – застанет нас в дороге.
      Камни и скалы. Да чьего-то коня – жалобный хрип.
      Солнце взошло. На Небесах – проснулись Боги.
      Они не дождутся – наших раболепных молитв…

      Раздались приглушённые смешки.
      - Что такое? - выходя из задумчивости, спросил Ангел. - Вы, переселенец, опять не выучили текста?
      - Выучил, - передано тараща на преподавателя узкие глазёнки, заверил Хан. - Вот, пожалуйста…. Зачем мятутся народы, и племена замышляют тщетное? Восстают цари земли, и князья совещаются вместе против Господа и против Помазанника Его. Расторгнем узы их, и свергнем с себя оковы их. Живущий на небесах посмеётся, Господь поругается им …
      «Сегодня Хан в ударе», - одобрил Лёха. - «Ну, оно и понятно. Дорвался, степной необузданный дикарь, до горячего женского тела. Теперь ему и сам чёрт – не брат…».
      - Достаточно, переселенец, - печально вздохнул Ангел. - Сегодня вы меня порадовали. Воистину – восстают цари земные, и князья совещаются против него. Воистину…

      Естественно, что посудомоечную машину – в преддверии предстоящего падения астероида – никто так и не удосужился отремонтировать.
      - Попрошу вчерашних добровольцев – и сегодня – проявить мирскую сознательность, - по завершению обеда обратился к переселенцам старший Ангел. - Благие дела не должны быть одиночными. Постоянство, братья и сёстры мои во Христе, является высшей добродетелью…
      Подойдя к знакомой металлической мойке, он открыл краны и обеспокоенно завертел головой по сторонам.
      «Странно. Куда же подевалась Графиня?», - засомневался Лёха. - «Была же на обеде. Сидела на своём обычном месте, даже парочку воздушных поцелуев послала. Странно…».
      - Что ты здесь делаешь? - удивился проходящий мимо Хан.
      - А где – по-твоему – я должен быть?
      - В заброшенном швейном цеху. Мне Графиня сказала, что пошла на свидание с тобой. Мол, получила записку…. Эй, брат, ты куда?
      Подняв вверх руку, в ладони которой был зажат охранный светло-жёлтый жетон, он бежал по двору, а в голове навязчиво шелестел тревожный внутренний голос: - «Лишь бы успеть. Лишь бы…. Стой, братец, стой! Не пори горячку! Они же, наверняка, у входа в мастерскую выставили часового. Типа – шестёрку на стрёме. Азбука всех негодяев…».
      Лёха, резко свернув за угол барака, побежал вдоль обшарпанной стены. Выглянув из-за угла, он чуть слышно прошептал:
- Так и есть. Если побежал бы напрямик, то – сто процентов – нарвался бы. Как лох последний – на парализующий лазерный луч…
      Рядом с распахнутой дверью маячила светло-серая высокая фигура с чёрным пистолетом в правой руке.
- И пистолет чёрный, и морда охранника того же цвета. Один из приятелей Варвара, понятное дело. Хорошо ещё, что без защитного шлема-маски…. Вот, они и нарисовались, форс-мажорные обстоятельства. Следовательно, все обязательства – по поводу отсутствия фокусов – аннулируются. Извините, братья-переселенцы…   
      Он подобрал с земли подходящий по размерам булыжник, взвесил его в ладони и тщательно прицелился. До черномазого помощника Ангела, напряжённо-всматривающегося в сторону плаца, было метров девятнадцать-двадцать. Вполне комфортное и удобное расстояние. Но мало было просто оглушить часового. Это надо было сделать так, чтобы клиент – перед тем, как потерять сознание – не успел крикнуть. Или, к примеру, громко застонать.
      Бросок, чуть слышный «шмяк», светло-серое тело – вместе с чёрной физиономией, залитой ярко-алой кровью – медленно сползло по кирпичной стене швейной мастерской.   
      «Не плохо, боец!», - мысленно похвалил сам себя Лёха. - «Не растерял полезных навыков. Молодец!».
      Подбежав к двери, он поднял с земли чёрный пистолет и, направив его на неподвижное тело, надавил на спусковой крючок.
      - Ш-ш-ш, - чуть слышно пропел светло-голубой луч.
      «Мол, милых идиотов можно не опасаться», - мысленно перевёл Лёха. - «Ладно, продолжаем наши экзерсисы…».
      Бесшумно поднявшись на второй этаж, он замер рядом с приоткрытой дверью, за которой располагалось помещение, в котором переселенцы – ежемесячно – проводили рабочие совещания.
      - Что же ты, милочка, выёживаешься? - поинтересовался масленый голос Варвара. - Обслужи нас по-быстрому, и все дела. Прояви, так сказать, покорность и лояльность, тебе потом за это и воздастся. Например, полноценным продуктовым пайком. Через сутки другие всё продовольствие перейдёт под мой личный контроль. Захочу – буду кормить. Захочу – не буду…. Опусти, милочка, табуретку. Не дури. Поставь её на место и снимай штанишки. И с себя, и с нас. Зачем время терять попусту? Твой белобрысый ухажёр? А мы ему ничего и не расскажем. Зачем, собственно? Правда, милочка, не расскажем?
      - Серый волк тебе – грязной твари – «милочка», - отозвался чуть подрагивающий голосок Ванды. - Пархатый, облезлый и бешеный. Его и пользуй, гнида черномазая…. А я – бургундская потомственная графиня. Гордая, непредсказуемая и своевольная…
      - Своевольная, говоришь? Ха-ха-ха…. Баклажан!
      - Ш-ш-ш-ш…
      «Ванде досталось лазерным лучом», - понял Лёха. - «Ладно, ничего страшного. Это не смертельно. Восстановится…».
      - Ерунда какая-то, - смущённо забормотал Баклажан. - На эту сучку луч, похоже, не действует.
      - Сам – сучка! Пёс фиолетовый! У меня бабушка ведьмой была. Жду двадцать секунд, после чего напущу на вас Проклятье «мужского бессилия». Время пошло.
      - Что будем делать, босс?
      - Придётся задействовать грубую физическую силу, - презрительно хмыкнул Варвар. - Посмотрим, как эта нежная аристократка справится с тремя здоровенными мужиками. Доигралась ты, Графинюшка. Доигралась, родная. Не выйти тебе отсюда живой. Потом, вволю натешившись, придётся придушить. Если, конечно, прощенья не вымолишь…
      «Луч не сработал из-за того, что бабушка Ванды была ведьмой?», - засомневался Лёха. - «Или же хитрые Ангелы подсунули бракованную и маломощную технику? С них, тихушников, станется. Не стоит, сосёнки смолистые, рисковать…. Придётся бить на поражение. Так оно вернее будет. Нынче не до слюнявых сантиментов…».
      - А-а-а! - отчаянно завизжала Ванда. - Не подходите, гады! А-а-а!
      Спрятав пистолет в карман, Лёха распахнул дверь и, принимая боевую стойку, прыгнул вперёд.
      Рукопашный бой – на замкнутом пространстве и в профессиональном исполнении – вещь скоротечная. Особенно, если имеет место быть эффект внезапности. Это только в пошлых голливудских боевиках драка длится и длится, занимая собой чуть ли не четверть всего фильма. Мелькают кулаки и ноги, герои, не жалея сил, дубасят друг друга. Дубасят, падают, встают, дубасят, падают…. Далее – строго по кругу.
      Ерунда всё это – для тех, кто понимает, конечно. Десять-пятнадцать секунд, и всё кончено. Ну, максимум тридцать…    
      Удар, удар, удар, пируэт, блок, удар, удар. Хрипы, хруст, болезненные стоны, тишина.
      «Честно говоря, особо и гордиться-то нечем», - выдохнув, мысленно признался Лёха. - «Бывший «грушник», отдавший шесть полновесных лет Конторе, замочил трёх штатских мужичков? Подумаешь. Не велика заслуга…. Все трое были здоровенными неграми? Это ничего не меняет. Ничего. В том смысле, что в большую мишень – и попадать гораздо легче…. Кстати, а Варвар-то успел-таки ответить разок. Бровь, гадина, рассёк. Ладно, до свадьбы заживёт…. Что мы имеем на настоящий момент? Три однозначных трупа. Причём, у Баклажана из груди торчит чёрная рукоятка. Заточка?».
      - Откуда ножичек? - осторожно обнимая худенькие женские плечи, спросил Лёха.
      - Актриса подарила на прощание, - пряча лицо у него на груди, ответила Ванда. - И, вообще, у нас в г…, в графстве все благородные девушки умели обращаться с холодным оружием. Мол, старинные традиции.
      - Правильные традиции. Очень полезные.
      - И-и-и…, - заныла девушка. - Мамочка моя! И-и-и… 
      - Начинается запоздалая истерика? Может, пощёчин надавать?
      - Не надо – пощёчин…. И-и-и…
      - А поцеловать?
      - Целуй…
      «Крепкие нервы у девицы», - одобрил Лёха. - «А, как вы хотели? Потомственная бургундская графиня, как-никак. Благородная, гордая и отважная. Не каждому странствующему идальго – достаётся такая. Такая…. Слов нет – какая. Повезло мне. Несказанно – повезло…».

      Минуты через три-четыре Ванда успокоилась и, доверчиво заглядывая ему в глаза, спросила:
      - А что мы теперь будем делать? Может, уйдём? Мол, пусть все думают, что это злобные негры, поссорившись, поубивали друг друга?
      - Боюсь, что ничего не получится, - возразил Лёха. - Кто-то, наверняка, что-то видел. Кто-то – что-то слышал. Обязательно вычислят. Ни сегодня, так завтра. Вон, у тебя куртка вся испачкана в крови.
      - Я постараюсь отстирать. То есть, незаметно отстирать.
      - Пожалуй, мы поступим по-другому. Есть у меня одна дельная мысль. Будем, радость моя сероглазая, форсировать события…