Какое-то время работы в новом коллективе, знавшим Александра по его деятельности и по славе отца, прошло без эксцессов. Однако потом Саша сорвался и покатился по наклонной плоскости. У него стали появляться случайные “попутчики и попутчицы”, как репьи, прицеплявшиеся в ресторанах, кафе, да и просто на улице. И всех он поил, и кормил, обласкивал. И все были ему друзья-приятели и подруги или приятные девочки.
Доживем до утра... Как он говорил:
А на утро всё не так -
Нет того веселья!
То ли куришь натощак,
То ли пьёшь с похмелья.
Ах, как он часто пил с похмелья, правда, после заката солнца. Как маялся днем и потом вновь воскресал вечером. Какой организм выдержал бы такую дерготню?! А его могучий организм пока выдерживал, но психика стала слабым звеном.
В кои-то веки, в Днепровске, после частых дежурств у аппаратов, мы решили “отдохнуть” на пляжах Днепра. Поступило предложенье переехать на левый берег, где меньше народу, чище песок пляжей и не продается спиртное. Переправились на долгожданном водном трамвайчике. Вечерело, а мы легкомысленно не учли, что последний трамвайчик отправляется оттуда в 11 часов ночи. Однако я с Мальчиком потратили около трех часов на поиски куда-то девшегося сразу по приезде Александра. Мы видели, как он полез в воду, а как вылез – секрет. Вы представляете, что думают люди в таких случаях! Мы мотались по пустынному берегу, выкрикивая имя Александра, чтобы он откликнулся. И всё бесполезно! Потом оказалось, что он лежал тут же в кустах на теплом песочке, одуревший от каких-то таблеток.
Последний трамвайчик уплыл, и мы остались куковать на левобережье. Ночь была теплой, но я с Мальчиком очень страдали от комаров. Александру же было всё до фени: он ничего не ощущал и продолжал лежать на тёплом песке в кустах, закрыв голову майкой. Так я впервые увидел Александра предельно “расслабленным”. Мы пили пиво в одинаковых количествах (по две кружки), но Александр с его могучим организмом, видимо, потреблял ещё какие-то таблетки. Количество их я не измерял, но по взмахам руки можно было сказать, что он проглотил около десятка таблеток.
За два часа до отправления первого утреннего трамвайчика на правый берег мы расположились в помещении дебаркадера. Туда же притащился одурманенный, но уже начавший отходить Александр.
- На Днестре ужасные водовороты. Туда попал Димка. Я боролся. Тащил его, но его втянуло вглубь –
- Днестр – очень опасная река – сказал он и тут же заснул на скамейке, не обращая внимания на гигантскую концентрацию комаров. Я её вынести не смог и вышел на улицу.
- Почему в помещениях всегда больше комаров и они жалят сильнее? Видимо они греются и знают, что сюда же придут люди – обдумывал я какую-то глупую мысль.
- Ах, Сашка! Ты пропадешь, если вместе со спиртным будешь потреблять какие-то колеса – крутились в голове рваные мысли.
А Мальчик за всё время не произнёс ни одного слова. Даже когда искали Александра и кричали, он как-то кричал молча. Все эти мысли теснились у меня в голове.
Вообще, поездка за Днепр, который почему-то был назван Александром Днестром – во всех отношениях оказалась неудачной.
- Как-нибудь - с Мальчиком - справимся. Александр пусть отлёжится – думал я.
- Плохо, что Александр живет в отдельной комнате. За ним глаз да глаз нужен. Следует прошарить все его вещи, чтобы не было никаких таблеток. Попрошу это сделать Мальчика, когда Сашка расположится у меня в номере. Сашка сейчас податливый и послушный – думал я.
Правда, сначала нужно добраться до гостиницы. Господи, помоги!
Трамвайчик благополучно перевез нас на правый берег. Отсутствие людей радовало нас с Мальчиком, который взял на себя основную заботу по переноске тяжелого Александра, а я был на подхвате.
Совершенно пустынные улицы Днепровска были нам на руку. Надо было дотащить ношу до трамвая и там ждать его. Александр сидел на скамейке, как изваяние, а по приближении трамвая порадовал нас тем, что приподнялся со скамейки, как бы помогая нам, но дальнейшие его действия были совершенно бессмысленно-ужасными. При приближении первого вагона он бросился под его передние колеса. Но такая попытка самоубийства была совершенно идиотской: вагон трамвая останавливался и водителю трамвая стоило только сильнее нажать на тормоза, что он и сделал. Немногочисленные люди и водитель высыпали на улицу, рассматривая уснувшего Александра.
Нам пришлось долго объяснять, что мужик совсем не в себе, для чего Мальчик покрутил пальцем у виска. Далее шел рассказ о том, как мы собирались его везти в клинику, но не досмотрели. Не стоит вызывать милицию, которая уже была у него дома и поручила нам везти мужика в больницу для умалишенных. Он такой стал из-за смерти своего сына. Рассказ так подействовал на вагоновожатого, что он стал жалеть парня и укорять нас, что мы не умеем ухаживать за больным.
Мы были довольны версией, которую придумали и душевным отношением вагоновожатого и всех людей вокруг, которые стали также жалеть Александра, потерявшего сына и ругать сопровождающих (т.е. нас). Стали помогать усаживать его снова на скамейку, чувствуя, что от него не пахнет спиртным, стали говорить: “Бедный, бедный”. На этом же трамвае мы доехали до нашей улицы.
- Вы знаете, куда надо тащить мужика? –
- Знаем, знаем – затараторили мы. И от нас уже давно не пахло спиртным. Да и сколько мы выпили – по две кружечки пива и всю ночь провели на воздухе с кома-рами. Ах, Сашка, Сашка!
Мы притащились в гостиницу совсем без сил. Дежурная посмотрела на нас с удивлением: так рано, а уже не держатся на ногах. Не стоило ей объяснять ничего. А, впрочем, она может пожаловаться в первый отдел. Пришлось выдумывать почти ту же чушь: мол, Александр почувствовал себя по дороге на завод плохо, и вот теперь придется вызывать врача.
Александр и действительно стал проявлять признаки жизни. Как и было намечено, его расположили у меня в двуспальном номере, а Мальчик разместился в его номере. Алекс весь день метался, как говорил оставленный с ним Мальчик, а к ночи успокоился. Только время от времени он вскрикивал: “Где я?”. Однако, получив сначала от Мальчика, а затем от меня спокойный ответ, что он у Саратова, он переставал метаться. Ночь прошла спокойно, но я стал думать о дне, когда он должен покушать и вновь поспать, а не выброситься из окна. Мы ни на минуту не оставляли его одного, а мне нужно было прийти в первый отдел, чтобы приступить к написанию отчета. На это у меня было два с половиной дня. Тот, кто работал с первым отделом, знает всю процедуру: взять свой портфель, вскрыть пластилиновую печать, вытащить прошитую тетрадь (не дай бог какой-то лист исчезнет), писать аккуратно. Если тебе нужно сходить в туалет или покурить – надо сдать всё в 1-ый отдел, не опечатывая портфеле, но, написав, что сдано то-то и то-то. Одним словом, волокита та ещё! Когда я приступил к работе, то подумал: “Как хорошо, что Мальчик мне не нужен, и на сердце полегчало: он может вызвать официанта с продуктами для Алекса и присматривать за ним”.
За два дня я закончил отчет, а на вопрос: “Где же Гуляев и Володька (Мальчик), я отвечал со спокойной совестью, что Александр болен, а Володя присматривает за ним. Разве Вы не понимаете, что лишние люди здесь не нужны. Особенно после того, как мы всё обсудили”. В середине второго дня я сдал отчет в первый отдел и распрощался с капитанами и майорами в штатской одежде.
А в это время в гостинице происходят неприятные события. Когда Мальчик отлучился на “минутку” (в середине второго дня дежурства) Александр пропал. Как я пожалел, что не спрятал его одежду. Теперь предстояло долго искать Алекса. Я надеялся, что он уже стал совершать осмысленные действия и сейчас находится по известному мне адресу. Телефона я не знал и должен был попытаться найти его у Людмилы – уже известной нам капитана милиции. Я знал только имя этой женщины – ни фамилии и ни отчества я не знал. Не знал и адреса, но, если бы оказался вблизи её жилища, то узнал бы адрес досконально. Кроме того, рядом с её домом ходил трамвай №2, и это было основным ориентиром. Я два раза проехал мимо её дома, что можно было считать рекогносцировкой. Наконец, я остановил свой взгляд на четырехэтажном доме с балконами, выходящими на трамвайную сторону. Похоже было, что это именно он.
Я вошел в подъезд, и сразу узнал, что мне нужно подниматься на третий этаж. Нажал на кнопку звонка с ощущением полной безнадежности (либо это не тот дом, либо её нет на месте). Однако я быстро услышал шарканье тапочек – именно женских – и никаких других. Дверь открыла Людмила: весь вид её демонстрировал радость и, чем радостнее она была, тем грустнее я становился. Первый вопрос: “Александр у Вас?”.
- Нет – я рухнул в бездну.
- И его не было? – новый вопрос.
- Был минут тридцать назад, но ничего не смог сделать со мной, готовой к самому приятному. У него ничего не получилось. Что он делал вчера? Ты учти, что я надеюсь, что ты свеж, а не занимался тем же, что и Александр! – вот такая длинная тирада с намеком на мои неограниченные возможности. Причем, все это было произнесено на пороге.
Через десять секунд приглашения войти в квартиру и ещё десять секунд приглашения сесть за стол, на котором стояли две рюмки и масса яств, вин и украинского копчёного сала, непочатая курица и, главное, первые абрикосы и кончающиеся вишни, вареники с творогом и с этими вишнями. От всего этого у меня закружилась голова, и я готов был упасть.
- Для кого всё это – дрожащим голосом спросил я, с надеждой, что это все – и для меня тоже.
Однако ответ был категоричным: “Только для ТЕБЯ”. Меня второй раз за минуту капитан милиции Людмила Коваленко назвала – ты. Я был ошарашен... нет, зацвел и запах, как куст пионов...
Я увидел перед собой женщину приятной наружности с высокой грудью, тонкой талией и широким задом, прекрасными волосами, пухлыми губами и ямочками на щеках. Я вспомнил наставления другой женщины необыкновенной красоты: “Если хочешь иметь успех, называй всех женщин только девушками”. Видит бог, как я хотел иметь успех у всех девушек и, особенно, у Людмилы.
Однако через минуту меня охватил страх, что я лезу в “не свой огород”, а главное, что? сейчас с Александром?! Эта мысль обожгла мой мозг, превратив стоящую ЖЕНЩИНУ в корову. Её губы стали варениками, ноги в короткие столбы, а зад такой широкий, как “Черное море”.
Я забормотал, что обязательно должен уже теперь найти Александра, что он здесь пил, а ему совсем нельзя, что билеты куплены на завтрашний поезд, отходящий утром и что, что... Чем только я не оправдывал свою импотенцию, нет, не физическую, а вызванную обстоятельствами. И, кажется, я погасил её есте-ственный гнев. Но главное, что я ей обещал обязательно приехать через две недели и вот тогда буду обязательно у неё и тогда, тогда... Я буду только с ней. Александра не будет.
- Черт с ним с Александром. Пошел он к едрене-фене, мозгляк, больной. У него не стоит, а я виновата. Надоел он мне со своими выкрутасами и пьянством до чертиков – распалялась она.
Выговоревшись, она успокоилась. Я торжествовал, что сделал невозможное. Бык был в ярости и в любую минуту мог посадить меня на рога. Страстно, насколько я мог, поцеловал её в вареники, прижав все что было, к своей груди и почувствовал шевеление у себя внизу. О, Саратов, ты уже на многое способен, несмотря на вареники...
- Держись, Саратов, держись. И не через такое мне удавалось пройти -
Я выскочил от Людмилы, как пробка из бутылки шампанского. Мне совсем не было обидно за дурацкое положение. Главное – найти и угомонить Александра, подготовить его к завтрашней встрече с Верой Михайловной. Хорошо, очень хорошо, что поезд приходит в Москву в пять часов утра.
- Саратов, что ты размечтался. Ведь ты ещё не нашел Александра – думал я.
Александр был в гостинице, в моем номере, перед ним стояла бутылка коньяка, из которой он время от времени наливал себе в тонкий маленький стаканчик, будучи абсолютно трезв.