NC-17
Ты засыпаешь быстрее меня. У меня было достаточно времени, чтобы в этом убедиться.
Очередной гостиничный номер со скучным потолком.
Я кручусь уже не меньше двух часов, сбив под собой простыни. Приподнимаюсь и расправляю их руками, снова лежу.
Одеяло скручено, и, в конце концов, я сбросил его на пол.
Смотрю, как ты спишь на соседней кровати, повернулся ко мне спиной.
Наблюдаю, как дышишь.
Почему ты спишь на левом боку?.. Чтобы я не видел твоего лица?
Домми…
Ты не просыпаешься, если я просто разглядываю тебя. Я проверял.
Бывает, не знаешь, как назвать. Это не сон, но и на явь не похоже. Что-то между... Я совершенно точно чувствовал, как ты целуешь мою спину. Легко прошелся губами по шее и плечам.
Открыв глаза, я вижу не изменившуюся картину: отвернувшись от меня, ты тихо посапываешь. Только теперь в комнате стало чуть светлее.
Встаю со своей кровати и усаживаюсь у изголовья твоей.
Недолго всматриваюсь в твое лицо. Снова встаю. Хожу кругами. Тихо обхожу тебя со всех сторон. Кусаю большой палец правой руки.
Если я лягу рядом, обниму тебя, ты тотчас же проснешься.
Спи. А я уже привык маяться бессонницей.
Быстро запрыгиваю на свою кровать и отворачиваюсь.
*
-- Тебе с джемом или с медом? – распечатываю тосты и рассматриваю прилагающиеся к ним баночки.
-- Мне только молоко. – почти огрызаешься ты и идешь курить на балкон.
Мешки под покрасневшими глазами говорят о том, что ты опять мучился бессонницей. Мы собрались взять в прокате велосипеды и совершить прогулку по Праге. Теперь эти планы под угрозой. Под угрозой твоего самочувствия и, вследствие этого, омерзительного настроения.
Несу стакан молока и тост с водруженным на него омлетом прямо к тебе на балкон, ставлю все это на узкие перила.
Давишься дымом. Я вижу, что ты куришь через силу. Хмурый. Зрачки темные.
-- Ты бы поел…
-- Да не надо меня кормить!.. – взрываешься ты и, резко повернувшись, отправляешь за борт тарелку и стакан.
Я знаю, что ты злишься на меня. И злишься ты не за нечто конкретное, а просто за то, что тебе не на ком больше сорваться, что я что-то не сделал или сделал не так, что-то пропустил мимо ушей, не оценил, не доглядел, не понял тебя.
Схватить тебя в охапку и оглушить поцелуем? Сексом? Пощечиной?
Или оставить в покое, предоставив возможность перебеситься?
Пока я выбирал нужное поведение для себя, ты приблизился ко мне и, закрыв припухшие глаза, уткнулся носом в шею.
Приобнимаю тебя. Ты устал. Ты устал от самого себя. Решаюсь поцеловать твои волосы. Ты не дергаешься и не кричишь. Я так соскучился по тебе… А мне?.. Что мне надо сделать, чтоб ты догадался об этом?
*
-- Обними меня, Дом...
Тянусь к тебе, прижимаясь ближе. Ты шумно выдохнул и положил ладони мне на спину.
Тебе, наверное, жарко от моего дыхания. А я то и дело крепче стискиваю тебя в объятиях, как будто все это время мы не виделись.
Ты уж прости мне мои выходки.
Но я стал бояться, что теряю тебя. Мне показалось, мы с каждым днем дальше друг от друга.
-- Дом..-- просто шепчу тебе в щеку, трусь носом.
Ты ничего не говоришь, не спрашиваешь. Только гладишь меня и не пытаешься отцепить.
-- Давай просто прогуляемся...пешком. -- предлагаю я, пытаясь заглянуть тебе в глаза.
-- Хорошо. -- улыбнувшись, соглашаешься ты.
Но мы продолжаем стоять, обнявшись, и прежде чем уйти с балкона, я прошу:
-- Сегодня ночью ляжем спать вместе. -- целую тебя в скулу и добавляю. -- И завтра. И потом.
Хватит мне уже себя истязать. Не могу, когда ты рядом, но так не со мной. И не важно, как это прозвучало...
*
Мы зачем-то взяли по хот-догу и теперь идем по левому берегу в районе Градчаны. Слепит прохладное апрельское солнце, но мы не одеваем очков. Ты щуришься и издаешь всхлипывающие звуки, пытаясь втянуть губами постоянно подтекающий из булки кетчуп.
-- Не люблю я всякие замки эти… -- говоришь с набитым ртом, кивая в сторону приближающихся стен ратуши.
-- Я тоже. – пальцем стираю с твоего колючего подбородка каплю кетчупа.
На узких улочках почти безлюдно.
Мы вертим головами, рассматривая наваливающуюся на нас со всех сторон историю.
Ты кое-как пытаешься прочитать табличку на белокаменной стене одного из зданий какого-то огромного архитектурного комплекса:
-- Стра-хов-ски… Чё?.. Дом, что это такое?
-- Это монастырь. – читаю я следом, пытаясь адаптировать слова незнакомого языка к английскому.
-- Да ты что!.. – на полном серьезе заинтересовался ты. Поворачиваешься ко мне: -- Слушай, когда я совсем несносным стану, ты меня сюда сдай, хорошо?
Смотрю тебе в глаза, они совершенно серьезны, но я все равно начинаю смеяться:
-- А я, было, уже начал подумывать о психиатрическом пансионе!.. А тебе вон, оказывается, куда надо.
Ты долго и молча разглядываешь фасад, и мы идем дальше.
Я борюсь с непреодолимым желанием зажать тебя в какой-нибудь арке или любом укромном уголке, коих тут сотни, и жадно истерзать поцелуями. Ты безмятежно топаешь по брусчатке, дожевывая свой хот-дог, и совершенно не смотришь в мою сторону. Но в данной ситуации меня это даже радует, так как мой маниакальный взгляд, дырявящий в тебе глубокие кратеры, тебя бы явно насторожил и спугнул.
*
Я надеюсь, ты запоминаешь дорогу, потому что я-то точно не знаю, как мы сюда пришли и какими путями вернуться обратно. К тому же, я постоянно кручу головой то влево, то вправо, и мне некогда обращать внимание на все переулки.
-- Дом, стой! -- я остановился посреди очередной безлюдной улочки и стал шарить по карманам.
Ты встал напротив меня, и мне показалось, ты чем-то раздражен...
-- Телефон же... Я не могу идти и разговаривать одновременно... Это Том.
Я ответил на звонок, и минуты полторы ты слышал только мои отдельные:
-- Привет... Да... Гуляем... Дом? Да, и он здесь. Во сколько?.. Не знаю, через пару часов...наверное... Кто-кто?!.
Ты вытерпел еще пару секунд, после чего в мгновение сократил расстояние между нами, выхватил телефон и впился в мои губы. Я не успел понять, как все произошло, и ты, оторвавшись от меня, быстро сказал в трубку "пока" и нажал отбой. Снова целуешь меня и толкаешь в грудь, чтобы я отошел назад. Через пару шагов я понимаю -- ты припер меня к какой-то каменной стене.
Вжимаешь сильнее и поднимаешь руки, обхватывая мое лицо.
Прижимаемся друг к другу лбами.
Наше громкое дыхание и вид того, как ты облизываешь губы, сбивает меня с толку.
-- Пойдем куда-нибудь, Домми. -- говорю тебе, чуть смеясь, и сжимаю твои пальцы в своих.
*
До окраины района мы бежали. Миновав огромные дворцы и каменные стены, приблизились к зарослям жасмина, в которых спряталась часовня. Дорога осталась справа, а тут, под благоухающими ветвями, было совсем тихо.
Валю тебя прямо на траву в двух шагах от мощеной дорожки. Голодным вампиром тянусь к напряженной шее и целую, стараясь захватить как можно больше твоей разгоряченной кожи.
Ты хрипишь и пытаешься вылезти из-под меня.
-- Дом…нет…не так… Ты что?.. Увидят… Трава…Черт…
Мне кажется, ты весь пахнешь этими жасминами. Горьковато-медовый аромат струится везде вокруг. Я ничего не соображаю, не слышу и не вижу.
Наконец, тебе удается освободиться. Ты вскакиваешь на ноги, дергаешь меня с земли на себя, и мы снова бежим. Через узенькую калитку, через заросший клевером дворик… На крыльце часовни появляется служитель, и это останавливает нас. Твой план сорван, но ты не успокаиваешься – тащишь меня за здание, к самому забору из позеленевших медных прутьев. Здесь глухо и сыро. Пахнет мхом и корой. Совсем нет места. Вжимаешь меня в эту старинную ограду, шаришь руками по бедрам. Сползаю вниз, на корточки, в траву. Ты за мной. Почти стонешь. Бессонные глаза закатываются. Брови в мучительной гримасе.
Черт, мы опять валимся на землю…
Целуешь, как в последний раз, как в забытьи.
Мы никогда не занимались этим вблизи церквей и прочих богоугодных заведений. Я не могу так. Но ты неистовствуешь.
-- Мэтт…я….нет….не надо… я не смогу… -- отрываю от себя твои руки, принявшиеся расстегивать ремень на брюках.
Замираешь. Но только на секунду. И дальше хриплым шепотом мне в волосы:
-- Мне нужно… Сейчас… Сделай… Ну, пожалуйста…
На лбу выступает испарина. От бега, от жажды, от желания, от прелого воздуха…
Переворачиваешься на спину и кладешь ладонь на вздыбленный гульфик своих лампасовых брюк. Гладишь, слегка надавливая. Дрожащие веки и приоткрытый рот. Ноги норовят то согнуться в коленях, то выпрямиться в струны. Вверх…вниз…вверх…вниз… О, боже, я не в силах это наблюдать… Убираю твою руку, бросаюсь и зарываюсь лицом в теплую гладкую ткань, скрывающую твердую плоть, трусь носом, щеками, подбородком, слегка покусываю…
Низкое утробное урчание с твоих губ отключает все мои тормоза. Дергаю шнуровку пояса, стягиваю шуршащую ткань ниже… Вот…Вот!.. Вот…
*
Опираясь на локти и дрожа всем телом, я наблюдал за твоими действиями. После первого же моего громкого и несдержанного стона ты поднял голову и не нашел ничего лучше, как слегка зажать мне рот ладонью.
Я целовал ее, облизывал пальцы, чуть прикусывая и снова отпуская...
Распахиваю глаза -- синее небо и не единого облачка. Вскоре мне становится плевать на него, потому что я почувствовал твое горло.
Одной рукой ты пытаешься расстегнуть свой ремень, это сложно сделать, к тому же не глядя. Решаю помочь и тащу к этому самому забору. Тебе не очень то удобно, я вижу... Ничего, уже через мгновение тебе будет не до этого. Гладишь меня по волосам, пока я стаскиваю с тебя брюки. Нависаю над тобой и тянусь к губам. Целую какими-то рывками, пытаюсь поймать твой бархатный язык.
Наконец, ты благодарно, но все-таки чуть скованно, выдыхаешь, выстанывая мое имя и мольбы, чтобы я продолжал...
Неудобно…
Повернуть бы тебя… Ты ведь станешь брыкаться?.. У нас с тобой сейчас одна цель.
Отстраняюсь и укладываю спиной на уже смятую траву.
-- Нет, Мэтти...Нет...Лучше...Давай...Ползи сюда...
Ты пытаешься развернуть меня к себе ногами.
*
Наши измазанные губы жадно хватают воздух, когда мы лежим рядом, как две сломанные куклы. Или как два валета на старых игральных картах.
Потом, как ни в чем не бывало, поднимаемся и идем в паб, где пьем темное ароматное пиво и пачкаем руки, разделывая огромных еще дымящихся раков.
Почти не смотрим друг на друга. Ты еле поднимаешь огромную пенную кружку. Я улыбаюсь, глядя на дрожание твоей костлявой кисти. Наконец, ты замечаешь мои улыбки, но не спрашиваешь, чего это я разулыбался, а просто отвечаешь мне тем же.
Мы катались на фуникулере, бродили в парке на холме Петршин. Снова что-то жевали, крутили головами по сторонам, в уединенных местечках хватали друг друга за одежду, за руки… В итоге добрели до Стромовки, огромного дикого парка с густыми деревьями и прудами. Бывший охотничий парк королевских особ. Тебе здесь особо понравилось. Видимо, потому, что тут обнаружилось бесчисленное множество глухих дорожек, опушек, скамей… Я расстелил пиджак, и мы уселись возле одного из прудов. Заворожено уставившись на тихую воду, твои глаза казались еще более усталыми и грустными. Развеселились они только тогда, когда из воды к нам выползла утка и подошла к твоему колену, ожидая угощения.
Тут уж и я рассмеялся. Слишком уж комично ты смотрелся рядом с этой наглой уткой.
*
Так мы просидели еще около часа. Я заворожено смотрел на воду, а ты на меня.
В итоге меня потянуло в сон, и я, предварительно покрутившись, улегся на твоем пиджаке.
Я повернулся на бок и теперь мы лежали лицом друг к другу.
-- Глаза закрываются...
-- Только не засыпай тут. -- хихикнул ты.
-- Не буду...
Тяжело вздыхаешь и гладишь мою руку. Я довольно улыбнулся.
Еще через какое-то время ты курил, отодвинувшись в сторону.
А я тем временем, в полудреме, прокручивал в голове отдельные картинки сегодняшнего дня. Как же хорошо и спокойно когда ты здесь, под боком, со мной. О том, что я засыпаю на земле, в парке, я думаю в последнюю очередь. Да и какое это имеет значение, если я только что положил голову на твою вытянутую руку, и ты притянул меня ближе к себе.
-- Кирк звонил... -- тихо говоришь мне на ухо.
-- Чего говорит?
-- Орет матом, -- смеешься ты, видя, как я улыбаюсь, все еще не открывая глаз, -- спрашивает, какого хрена не отвечали весь день.
-- Ммм, -- только мычу я в ответ.
-- Бэллз... Ты бы на земле не лежал столько... – обеспокоенно и заботливо.
Коротко целую тебя и поднимаюсь.
Мой растрепанный и усталый вид умиляет тебя, и я с довольной ухмылкой подбираюсь к тебе, чтобы сесть сзади и обнять.
Одной рукой обнимаю тебя за живот, другой за грудь. Стараюсь обхватить тебя всего. Поближе прижаться к твоей спине.
Ты чуть наклонил голову и потерся щекой о мою руку, такой обыкновенный жест... Но только не для нас.
*
-- О чем ты думаешь? -- спрашиваю назад.
Молчишь. Видимо, задумался. Потом тихо отвечаешь:
-- У меня не столько мысли в голове, сколько какое-то теплое умиротворение. Оно распластывает меня под своим прессом. И еще, потому что ты... Потому что ты рядом. Я вдруг подумал, как же мы в конце года позволили себе насмерть разругаться?.. -- ты немного ерзаешь и продолжаешь. -- На мгновение я снова почувствовал ту боль, которая терзала меня тогда...
-- Не думай об этом, ведь все хорошо. -- накрываю твои руки своими.
-- Иногда я сам себе поражаюсь. Такое выкидываю, а потом жалею... Одержимость какая-то... -- будто жалуешься ты.
Улыбаюсь одними глазами:
-- Я люблю тебя любого. И всегда. А тогда...ты просто чересчур перегнул. Мне тоже было непросто... Но сейчас мне хорошо. Даже умирать не страшно.
-- Не умирай. -- совершенно серьезно говоришь ты, чем вызываешь мой смех.
Однако, пора подниматься с земли. Простуды нам не нужны.
Я вижу, что тебя настойчиво клонит в сон: ты пошатываешься, трешь кулачками глаза и зеваешь.
Кое-как выбравшись из парка, мы ловим такси и возвращаемся в отель, где ты дважды норовишь уснуть в теплой ванне, а потом попросишь отнести тебя в кровать. И я несу. Худенького мальчика с запрокинутой головой. Я никак не могу оторвать взгляд от острого кадыка на твоей влажной шее. Снова чувствую в себе маньяка, но стараюсь успокоиться и уложить тебя под одеяло. Потом долго курю на балконе, всматриваясь в темнеющее небо.
*
Проснувшись среди ночи, я тут же вытянул руку рядом с собой. Тебя нет. Я потер глаза и сел, осматриваясь по сторонам, потом позвал.
Ты выпустил струйку дыма уже в комнате и, забравшись на кровать, приблизил ко мне лицо:
-- Что такое?
-- Просто...я...проснулся, а тебя нет.
Я почувствовал, как ты улыбнулся, а затем поцеловал меня в лоб:
-- Так жалобно звал... Я думал, что-то случилось. -- облегченно выдохнул ты.
-- Случилось. - твердо говорю я. -- Иди ко мне.
Как ребенок, я тяну к тебе руки, обвиваю их вокруг шеи.
-- Стаскивай шмотки и ложись. -- шепчу, задирая на тебе футболку.
Ты поднялся и торопливо стал раздеваться.
-- Ты поспал хоть немного? -- спрашиваешь, расстегивая брюки.
-- Кажется, да.
Отгибаешь край одеяла, но снова отступаешь:
-- Балкон закрою... Ночью замерзнем.
Я цокнул языком и ухватил тебя за запястье:
-- Хрен с ним, с балконом! -- тяну на себя, целую в губы. -- Я теплый.
Твои руки прохладные, отчего по телу бегут мурашки, потом они легко прогуливаются по моему животу...
*
Сейчас твое тело под одеялом кажется змеиным. Ты как-то необычно извиваешься, стараясь прижаться ко мне поближе. Выспавшийся, ты, конечно, намного энергичней. Бесстыжие руки залезают мне везде, куда возможно и невозможно. Темно. От открытой балконной двери тянет ночной свежестью. Стараюсь не дышать на тебя своим сигаретным дыханием, но ты хватаешься губами за мои, забираешься языком к моему языку.
Я не каменный. Я не могу лежать истуканом, когда давно и навсегда поработившее меня существо так отчаянно и невыносимо просит меня. Всего.
Отвечаю на ласки твоих тонких губ и думаю, почему безжалостная природа не наделила меня хоть каким-нибудь маломальским иммунитетом против тебя, а тебя, будто в насмешку надо мной, одарила несгибаемой притягательностью.
Снова в моей памяти пролетают вырванными из дневника листами мгновенные воспоминания из прошлого: первые скомканные поцелуи, холодные ладони под футболкой, слезы прощаний на вокзалах, драки на парковках, виски на обледеневших остановках, возбужденное дыхание под лестницей подворотни и горячие скалы на побережье.
Боже, ты весь во мне. В каждой клетке бьется отдельное твое сердце, разбивая меня на части и соединяя вновь.
-- Домми…
-- М?
-- Прости меня за все.
Отодвигаюсь и немного удивленно смотрю на тебя:
-- Что это с тобой? Ты о чем?
-- Люблю… -- только отвечаешь ты и зарываешься у меня на груди.
*
Уже далеко за полночь. Какой это город? Что за бар? Почему вместо того, чтобы провести драгоценное время с тобой, я должен разговаривать с... А, впрочем, не важно.
Ужасно уже то, что она говорит по-английски. В противном случае я мог бы спокойно сидеть, выпивать, кивать когда понадобится и...смотреть на тебя, сидящего через пару столиков и также в компании какой-то девушки, а то и двух...или трех…как получится.
Хорошо, что ты сидишь спиной ко мне. Конспиратор из меня, прямо скажем, паршивый, и, если бы я сейчас встретил твои глаза, то не смог бы уже перевести взгляд на кого-то другого. Это сдало бы нас моментально.
Пытаюсь "вернуться" и начать слушать, о чем мне так горячо рассказывает эта девушка... Неинтересно. Совсем.
Я демонстрирую вежливую, как мне кажется, улыбку и методично напиваюсь.
Украдкой смотрю на тебя... Как какая-то блондинка двигается к тебе ближе... "Случайно" дотрагивается до твоего плеча... Заразительно смеется... Откидывает назад волосы... Наклоняется к твоему уху. Ты чуть скован, но она настойчива.
Что дальше? Набросится и сожрет тебя прямо здесь? На моих глазах?
На этой мысли я скомкано извиняюсь, обрывая "интереснейший" рассказ, и пулей направляюсь в туалет.
Мне нужна холодная вода. Быстро умываюсь и поднимаю глаза на свое отражение в зеркале.
Сейчас бы подойти, выхватить тебя из чужих лап и...
Ладно, успокаиваю я себя, это просто спектакль.
*
Что-то я устал… Чувствую твою нервозность и приближение взрыва каждым миллиметром спины, в которую ты, без сомнения, уперся хмурым взглядом.
Господи, да куда ж я денусь от тебя, идиот… Конечно, встаю и иду за тобой в уборную. Готов к крикам и упрекам. Точно! – стоишь и пялишься в зеркало затравленным зверем. У меня нет сил на выяснение отношений, поэтому я просто беру тебя за предплечье и веду из этого ада. Пойми меня сейчас. Не говори ничего. Просто иди за мной. Ощути мою усталость, не усугубляй.
На улице ты все-таки не выдерживаешь и крепко заряжаешь мне по лицу. Попадаешь в скулу… Дерешься, как девчонка.
Ты знаешь, что я не буду бить в ответ, не буду скандалить и верещать о поруганной чести. Разворачиваюсь и пешком направляюсь к отелю. Чтоб тебя разорвало!.. Жалкий ты психопат…
Конеееечно…несешься сзади. Неужели еще не добил?.. Или обниматься?..
Видимо, сам от себя не ожидая такой прыти, ты приблизился и как-то стушевался. И вот мы идем по пустой улице вдвоем. Наверное, в отель. Ты рядом. Это главное.
*
Сам не знаю, зачем ударил тебя. Теперь мне стало легче? Нет...
Мне стыдно даже смотреть на тебя. Поэтому я молча иду рядом, опустив голову, и жду, пока ты заговоришь первым.
В тысячный раз признаю, что я псих. И в миллионный, что идиот.
Опять робко и по-детски просить у тебя прощения. И ты, конечно же, простишь. А я наивно буду думать, что все, что это последняя моя выходка, что я буду терпимее и спокойнее относиться ко всему, окружающему тебя.
А ты... Ведь ты даже голоса не повышаешь... Неужели ты любишь во мне даже такие вспышки?..
Мы уже подошли к въезду на парковку возле нашего отеля, и я останавливаюсь, пропуская тебя вперед:
-- Дай сигарету... -- осторожно прошу я, уставившись в землю.
Ты достал пачку и протянул мне:
-- Зажигалка внутри... Тут будешь стоять? -- спросил ты, видя, как я присел на выступ портика центрального входа.
-- Да... Ты иди... Я...приду через пятнадцать минут...
Я и правда поверил, что ты уйдешь?
Нет, я точно знал, что ты устроишься рядом со мной... И будешь сидеть тут хоть всю ночь, но на пустой улице одного не оставишь.
Мы курили молча, и ты щурился на дорогу...
А ведь я мастер накручивать себе всякое. И кто знает, вдруг ты сейчас, в этот момент, принимаешь какое-то важное решение...о нас.
Быстро целую твое плечо через куртку и жалуюсь, что у меня затекли ноги.
-- Идем в номер... -- протягиваю тебе руку.
И если бы ты не взял сейчас мою ладонь, я бы погиб.
*
Часы сменяются длинными вытянутыми тенями на стенах номера. Прямо как в Unintended… Помнится, мы все же разорвали этот нелепый желтый комбинезон, а потом ты, накурившись, даже пытался сжечь его лоскуты. Мы молчим, словно прячемся от кого-то. Я чувствую твои мысли, они ползут по стенам поверх теней. Внезапный вой сирены неотложки за окнами напоминает нам о том, что мы способны шевелиться и дышать немного погромче, а не как притаившиеся в засаде шпионы.
Мне нравится сидеть с тобой на полу. И мы сидим. Ты теплый. Сползаешь все ниже и вскоре совсем свешиваешь голову на мой живот. Мне тяжело, но я не прошу тебя встать…
Что это?.. Что за звуки?.. Ты…поешь?..
Прислушиваюсь и понимаю, что ты действительно, что-то мурлычешь себе под нос в полудреме.
Черт бы побрал твою бессонницу с ее истериками, остывшим чаем и россыпями медиаторов… Не надо утра. Поспи. Хотя бы на моих урчащих от проклятых хот-догов кишках.
Беспокойный апрель совсем извел тебя. Действительно, сезонное обострение. Стопятидесятое доказательство того, что ты «того».
Скула побаливает, но я улыбаюсь. Да уж, парочка – садо-мазохистский кружок.
Что ты там мычишь?..
-- And I've haaad recurring nightmаааares…that I was lооoved for who I aaam…and missed the opportunity…to be… a better…maaan…
Ты так боишься быть нелюбимым. Боишься потерять этот кислород для своего воспаленного сознания, норовя захлебнуться в трясине так лелеемых тобой фобий и комплексов.
Не надо утра…
*
Пристраиваю голову на твои колени, лениво теребя пальцами край твоей футболки.
Если бы ты мог...помочь мне...забрать от меня все эти мысли. Спрятать их.
Видишь, я так беспомощен, что не могу контролировать это самостоятельно. Интересно, а кто-нибудь может?
-- …кто-нибудь может? -- спрашиваю, словно до этого тоже говорил вслух.
Ты зашевелился, погладил меня по щеке. Я прихватываю твою руку и держу ее у своего лица.
А чего сейчас хочешь ты?
Такому эгоисту, как я, только сейчас приходит в голову этот вопрос.
*
Время остановилось. Моими молитвами. Но ты не спишь. Сопишь, оставив в покое мой живот и спустившись к коленям, теребишь на мне одежду. Дурацкая привычка. Каждый раз еле сдерживаюсь, чтоб не дать тебе по рукам.
-- Почему ты молчишь? – тихо спрашиваешь, не поворачивая лица.
-- Мне хорошо.
-- Больно? – не расслышал ты.
-- Хорошо, говорю. Ты рядом.
Пауза и снова вопрос:
-- Скажи, когда ты понял все про меня?
Я не улавливаю смысла вопроса:
-- Что понял?
-- Ну, что я нужен тебе…что…любишь… -- с трудом выговариваешь эти слова.
-- Мне кажется, я знал это всегда. Сразу, как только увидел тебя на школьном дворе с яблоком в руках.
-- Свитер полосатый…
-- А?
-- Я говорю, что на мне тогда был полосатый свитер… -- объясняешь ты.
-- Да. Ты помнишь?.. Хм… А потом мы в нем несли рыбу с озера. И после этого его нельзя было больше носить.
Ты беззвучно хихикаешь.
-- Что-то мне так эта Чехия надоела… Я бы к бабушке как-нибудь съездил… -- устало говоришь через минуту.
Молчу. Наши мысли отрываются, отпочковываются от нас и уплывают в Девон.
-- Я как-то спрашивал у тебя, чего ты больше всего хочешь в жизни… -- глажу твое плечо, в темноте похожее на острое белое крыло чайки.
-- Мне известен ответ. – признаешься ты. – Я хочу, чтобы ты был счастливым. Вот только я все порчу…
Тянусь к твоему лицу и целую в сухие колючие губы, останавливая поток нелепиц, которые уже начали из тебя прорываться.
Когда, наконец, я смог оторваться от тебя, то увидел ярко-розовое зарево рассвета за окном.
Все. Теперь можно. Доброе утро.