КОЛЬЦА АНАКОНДЫ.
(ответ Г.Гаррисону)
В минуты всеобщих или личных катаклизмов чело¬век имеет обыкновение вопрошать у Вселенной: «За что?» на подобный некорректно поставленный вопрос есть точно та¬кой же ответ! «За то». Следующие ниже мысли и воз¬никли у меня из вопроса, обращенного к самому себе; «Что и почему происходит со мной лично и с обществом, в котором я живу?»
...Не найдя себе места в странах консервативной Европы, rрайние псевдопротес¬тантские секты перебрались в Америку. Вдохновленные сознанием своего «выс¬шего предназначения» позаимствованного в иудаизме, они уходили все дальше и дальше от побережья, чтобы найти землю, где никто не будет мешать им строить «общество мечты». С неудовольствием они обнаружили, что при¬глянувшиеся им территории заняты «грязными» и «дикими» индейцами, одним лишь своим существованием оскорбляющих «истинных детей божиих». Были стычки и войны, подкуп и подлость, по¬бежденных индейцев загнали в резерва¬ции, окружили кордоном и, не найдя им утилитарного применения, оставили умирать. Потом была война за независимость, во время которой новоиспеченные «американцы» испытали на себе удудушающие объятья блокады. Удалось победить только бла¬годаря помощи флота очень «демократичной» Франции.
Была война технократичного Севера со слишком консервативным Югом, ког¬да генерал Мак-Кленон применил про¬тив своих сограждан проецированный в новые условия принцип «резервации», получивший название «принцип анакон¬ды». Как анаконда, зажав добычу в сво¬их кольцах, постепенно и неумолимо раздавливает ее, точно так же следует блокировать противника с моря и по береговым линиям, приводя к постепен¬ному истощению его ресурсы, к народ¬ному недовольству и капитуляции.
Потом была «доктрина Монро» о не¬вмешательстве Европы в американские континентальные дела. С ее помощью удалось подорвать влияние Европы на Латинскую Америку и Канаду. Для того, чтобы держать в повиновении столь об¬ширное простран¬ство, нужна или ог¬ромная армия или ог¬ромный флот, контро¬лирующий береговую зону. Янки пошли другим путем: торго¬вый флот под прикры¬тием военного присвоил себе монополию американ¬ской континентальной торговли. США стали хозяином конти¬нента: «Принцип анаконды» полу¬чил экономическое обоснование.
В конце XIX века американский военный теоретик А.Мэхэн на базе вышеупомянутого принципа обосно¬вал военную, торговую, политиче¬скую стратегию США, получившую название «стратегия морской силы». Согласно Мэхэну, военные действия должны лишь обеспечивать благо¬приятные условия для создания пла¬нетарной торговой цивилизации, по¬этому свои береговые пространства, должны быть надежно прикрыты. Соответствующие же зоны торгово¬го конкурента следует отрывать от континентальной массы, чтоб не по¬зволить ему создать свей «морские силы» и принять равноправное уча¬стие в торговле. На политическом
уровне главной задачей является пре¬дотвращение попыток любой страны интегрироваться в «большое про¬странство» с выходом в Мировой оке¬ан. Такие попытки следует пресекать любым способом. Мэхэн пришел к выводу, что основными стратегиче¬скими противниками США являются Россия, занимающая большую часть Евразии, Китай, уходящий в глубь континента и имеющий выход в океан, и Германия, способная объединить вокруг себя всю Европу. Мэхэн счи¬тал главной задачей разрушение попыток союза этих стран, для чего их следует удушать в «кольцах анакон¬ды», сдавливая за счет взятых под контроль США береговых зон и перекрывая выходы к океаническим пространствам. Принцип «резерва¬ции» в основе которого лежит присущее тоталитарным сектам видение мира, получил развитие на планетарном уровне. Был конец XIX века.
В начале XX века США участвова¬ли в первой мировой войне на стороне Антанты, принимали участие в интервенции в РОССИИ, высаживались во Владивостоке и Архангельске. Пробовали, примеряли мир на себя. Им нравилась революция с точки зре¬ния развала и ослабления «большого пространства» думающих иначе. (восстанавливающие страну после большевицкого беспредела) Первые пятилетки со¬ветской России разрушили их иллю¬зии. (Геополитик, симинарист. Живой бог, американец) Сталин готовил про¬рыв к океану.
В это время Гитлер создавая «железный кулак», разрывался между наукой и эмоциями. Немецкий геополи¬тик Кард Хаусхофер с начала 20-х научно обосновывал необходимость союза Германии и России. Он считал что только подобный альянс плюс Япония способны создать на конти¬ненте действительно «новый порядок». Убив «коричневого» Рэма, Гит¬лер выбрал черный цвет ненависти. Сталин готовился к войне, но он рас¬считывал на запас времени, необходимый Гитлеру для расправы с Англи¬ей. Ему и в страшном сне не могло привидеться, что тот нападет на Рос¬сию, не добив Альбион. Жуков упо¬минает о растерянности Сталина в первые дни войны. Да, он был расте¬рян. Он ждал. Он ждал известия о при¬мирении Германии с Англией, в обмен на помощь в борьбе против России. Потом он понял, что это всего лишь Гитлер, и произнес знаменитые: «Братья и сестры …». Он гнал войну быстрее и быстрее, ему нужно было закончить эту ненужную России войну. За помощь «естественного противника» в войне против «естественного союзника» можно будет расплатиться той же Евро¬пой. Но нельзя отдать японцам Китай. Россия добила Германию. Войска пере¬брасывались на Восток. Именно там, с победой над Японией, должен был на¬чаться захват обладающего огромными ресурсами Китая, через него: к Индии и океану.
Американцы сбросили атомную бом¬бу. Они бомбили не Хиросиму, они «бомбили» Москву. Та прекрасно поня¬ла намек, окружила Россию своим соб¬ственным «санитарным кордоном» Варшавского договора, завела с Китаем дружбу, начала развивать ракетоноси¬тели», создала атомную бомбу.
Снова все было готово к броску, но вмешалась смерть Сталина. Силовые энергетические линии, сконцентриро¬ванные в одном человеке, распались. Не способные собрать энергетику в концентрированный импульс преемники оказа¬лись ничтожны. Чуть позже лысый дядь¬ка вернувшись из Америки, где он «по¬стучал каблуком об ООН», сменил ос¬новной Лозунг страны «Кадры решают все» на либеральный - «Незаменимых у нас нет». Удельные князьки разъехались «с чувством глубокого удовлетворения». Плюнув, ушли китайцы. Жалкая попыт¬ка Брежнева прорваться через Афганис¬тан к Индии и океану провалилась.
Человек совершил прорыв в космос и увидел оттуда маленькую Землю, до любой точки которой можно «рукой подать», а ракетами - и того ближе. Чувство самосохранения должно было бы дать импульс к мирному сосуществова¬нию континентов. Но нет, атлантисты применяют «принцип анаконды» для ведения «холодной войны».
В семидесятых годах Бжизинский разработал «теорию конвергенции», которая предполагала создание «средней» цивилизации с элементами капиталисти¬ческой и социалистической систем, и тут же начал на всех уровнях расхваливать ее Советам. Согласно теории, идеология Советов должна была перейти в умерен¬ную социал-демократическую форму, с отказом от «диктатуры пролетариата и классовой борьбы». В свою очередь Запад обещал ввести частичное государственное регулирование экономики, ог¬раничить свободу рынка и т.д. Общ¬ность идеологической ориентации была найдена в идеях гуманизма, как истоках западной демократии и этики коммуниз¬ма. Согласно договоренностям, должны были сократиться ядерные вооружения, самороспуститься Варшавский договор и НАТО но, главное, должно было быть создано Мировое правительство с Моск¬вой и Вашингтоном во главе. Западная Европа первая повелась на эту «заманушку» и встала на путь «еврокоммунизма». Конечно же, верхушка ЦК хотела править миром, пусть даже и совместно с Конгрессом, тем более, что это пред¬полагало удаление «анаконды» с континента. Конечно же, Штаты «кинули» и СССР, и Европу. Мы с вами были при этом, газетки почитывали: Интересно другое - почему ТАК БЫСТРО?. Пять лет каких-то и нет уже огромной Импе¬рии. В Китае перестройка идет уже боль¬ше тридцати лет, он не разваливается. Неужто прозвучали трубы Иерихона? Или... Или нас снова водят за нос?
Вернемся немного назад. В период войны, когда СССР принимал помощь «загнивающего капитала», для объясне¬ния подобного феномена нужна была какая-нибудь концептуальная модель. Геополитик Сталин по этому поводу извлек из праха идею первосоциалистов и масонов о мировом правительстве, или мондиализм, разыгрывая карту объеди¬нения всего «прогрессивного» человече¬ства в борьбе с «фашистской видовой аномалией». Тогда Сталину удалось извлечь пользу из этой идеи - техника, продукты, второй фронт и, главное, принцип атомной бомбы. Проект мондиалистской «заманушки» вело КГБ, а курировали - Берия и сам Ста¬лин. После создания атомной бомбы его демонтировали за ненужностью.
Получается, что конвергенция (по Бжизинскому) - это все та же сталинская «мондиалистская» удочка, только заброшенная Штатами в советский пруд? Неуже¬ли никто не смог ее опознать? Или очень уж хотелось за чужой счет стать владельцами мира? А что если опознали, проанализировали и взрасти¬ли? Представьте себе СССР, медлен¬но задыхающийся в «кольцах». Что можно сделать? Только одно. Оста¬вить в объятиях «анаконды» орого¬вевший панцирь марксистской идео¬логии и выскользнуть и из панциря, и из колец, что, собственно, и про¬изошло. Кольца сжимают пустоту, никого там уже нет.
Россия и страны СНГ мгновенно вошли во все мыслимые и немысли¬мые международные институты. Как отказать столь милым созданиям? У демократов кружится голова, их иде¬олог Фукуяма воспарил до «конца истории», в свою очередь «по-еклесиастовски» настроенные «республи¬канцы» качают головами вслед Са¬муилу Хантингтону, директору Ин¬ститута стратегических исследований и твердят: «Что было, то и будет». Хантингтон утверждает, что с ухо¬дом с мировой сцены «коммунизма» как тоталитарной версии «обезбоженного» мира, неизбежен взрыв религиозного самосознания народов. Он предрекает создание и фиксацию еще семи потенциальных цивилизаций, кроме «атлантистской», это -славяно-православная, конфуциан¬ская, японская, исламская, индуист¬ская, латиноамериканская и, возмож¬но, африканская. Народы неизбежно возвращаются в Традицию.
Еще один момент. Во время «хо¬лодной войны» мир делится на стра¬ны первого, второго и третьего мира. С уходом «коммунизма» третий мир, мир традиционных стран получил подкрепление, более того, он полу¬чил лидера - Россию. Поэтому так печально звучит в пространстве фор¬мула Хантингтона - «Запад и все ос¬тальные».
-
Вывод для Молдовы: мы в «резервации». Нам всем следует подумать, как вырваться из нее и куда.
¬
В 15 - 16 веках католическую Европу потряс взрыв народного протеста против диктатуры католической церкви.
Возникло новое христианское движение, по¬лучившее название «протестантская цер¬ковь». Были войны и бунты, был даже «хри¬стианский социализм» анабаптистов... Глав¬ное же, что произошло, так это само восста¬ние против церкви. Рожденные в смутное время «титаны просвещения» пошли даль¬ше, они восстали против Бога. Ах, как они были горды своей храбростью! Декарт ут¬верждал: «Мыслю - значит существую». Он проложил путь целому направлению писа¬телей и философов, которые, забыв, что сам Декарт все-таки считал Бога творцом ма¬терии, сделали его лозунг абсолютно мате¬риалистическим. Освобожденная от оков ре¬лигии «новая» философия кинулась расчле¬нять жизнь на составные части, чтобы по¬том, познав законы социума, выбрать самое лучшее и построить на земле повое обще¬ство. Теперь, после пяти веков эксперимен¬тов над Жизнью Целого мы почти достиг¬ли требуемого. Наша жизнь расчленена на¬столько, что напоминает безжизненный труп, который можно исследовать и изучать как угодно.
Теперь, когда все твердят о «правах чело¬века», о «свободе совести», «свободном волеизъявлении народа», когда «Всеобщая дек¬ларация прав человека» стала символом веры атеистического большинства, мало кто понимает, что основные предпосылки - фун¬дамент либерально-демократической рели¬гии - наука опровергла еще сто лет назад. Но выводы, не основанные ни на чем, вы¬воды, происшедшие из человеческого «хо¬тения», разрослись в величественные мира¬жи, показывающие оазис там, где есть толь¬ко голая пустыня.
Политическая философия, давшая осно¬ву либерально-демократическому строю, исходит из принципа наличия «народной воли», которая вроде бы знает, что хочет, и поэтому главная задача властных структур состоит в выяснении и реализации этой са¬мой «народной воли». Однако еще сам отец и пророк свободной демократии - Жан Жак Руссо в своей главной книге «Об обществен¬ном договоре» говаривал, что «часто есть разница между «волей всех» и «общей волей»». Правление совершенно лишь тогда, когда ос¬новывается на «общей воле», а не на продаж¬ной трусливой, эгоистичной «воле всех». Для достижения «общей воли» - пишет Руссо -«нужно, чтобы в государстве не было част¬ных обществ и чтобы каждый гражданин вы¬ражал только свое личное мнение». Он счи¬тал, что с появлением партий все путается и человек выражает лишь волю данного круж¬ка. Когда «малые общества (партии) начи¬нают влиять на большое (государство), об¬щая воля уже не выражается волей всех». Если не достигнуто главное требование, если наличествуют партии и движения, если хотя бы «одна из этих ассоциаций (партий) на¬столько велика, что преобладает над всеми другими, общей воли не существует, и осуще¬ствляемое мнение есть мнение частное». Де¬мократии попросту не получается. Как пос¬ледовательный логический демократ, Руссо на дух не переносил всяческое представитель¬ство народной воли, он пишет, что «когда граждане развращаются, они учреждают по¬стоянную армию, чтобы поработить отечество, и назначают представителей, чтоб его про¬дать». Это 1762 год, Что дальше?
Ученики и прямые наследники первого и последнего демократа, совершив революцию и придя к власти, под восторженные крики толпы «Пусть надет Франция, лишь бы жил принцип!», записа¬ли в «Декларации прав и обязанностей че¬ловека и гражданина» первой либерально-демократической Конституции: «Закон есть общая воля, выражаемая большинством граждан или их представителей». А как же иначе? Нет такого солдата, который не мечтал бы стать генералом, нет такого революционера, который не мечтал бы стать патрицием. Так этот строй и разви¬вается в полном отрыве от практики, ос¬новываясь если не па прямом обмане, то на иллюзии точно. Бия себя в грудь, лю¬бой парламентарий любой партии клянет¬ся исполнять волю избирателя. Однако они не могут пересмотреть Конституцию и уп¬разднить демократические учреждения. Хоть танцуй, хоть бейся головой о парла¬мент, он не самораспустится. Он стоит как скала, как средство внушения народу его, парламента, народной воли. Здесь логич¬но задать себе вопрос: а есть ли у парода воля, или это тоже иллюзия?
Опять же логично выяснить, что есть на¬род? Это как посмотреть. Вся человеческая наука и религия (возможно, кто-то не об¬ратил внимание, но естествознание посте¬пенно поворачивается лицом к религии) го¬ворят, что народ - это длинный ряд поко¬лений, живших многие сотни лет на конк¬ретной земле наследственно передаваемой общей жизнью, представляю¬щей из себя нечто исторически целое. С этой точки зрения на¬род есть социально-органичес¬кое явление с выраженными за¬конами внутреннего развития. Это несомненный и научный, и религиозный факт. В конце про¬шлого века Лев Тихомиров, со¬бирая и систематизируя «Рели¬гиозно-философские основы ре¬лигии», оперировал именно этим пониманием народа. В Гер¬мании в это же время Фридрих Ратцель, исследуя «Политичес¬кую географию», пришел к вы¬воду, что государство есть «жи¬вой пространственный, укоре¬ненный в почве организм». В ре¬зультате Л. Тихомиров забыт на сто лет, зато Ратцель стал «отцом геополитики», т.к. имен¬но это понимание государства стало основным законом новой науки, считающей религию од¬ной из основ общества.
Но вернемся к народу, о го¬сударстве потом. Беда в том, что плюющие и на науку, и на религию политиканы видят в народе сумму наличных обывателей, или сумму административнохозяйственных единиц, или элек¬торат. Они рассматривают на¬цию и народ как простую ассоциацию единиц, сбившихся в государство по собственному желанию, живущих по тому закону, какой им нравится, и по своему желанию произвольно эти законы своей совместной жизни меняющих.
В каком из перечисленных взглядов на народ мы будем ис¬кать народную волю? В сумме
единиц она присутствует только в виде ненавистной Руссо «воли всех». Значит, по логике, ее надо ис¬кать в «органическом» взгляде. Но и там ее тоже нет, есть унаследо¬ванный исторической традицией результат долгого коллективного опыта - «народный дух». Ошибка Руссо не в том, что он безмерно иде¬ализировал «народную волю», при¬писывая ее чудеса разумности, а в том, что искал ее там, где может быть лишь им же презираемая «воля всех». Признание историчес¬ки-традиционного, воспитанного религией «народного духа» означа¬ло бы отказ от идеи построения нового общества. Под влиянием осиротевшего христианского чув¬ства Руссо упорно хотел видеть обожествленную им «общую волю» именно в данных наличных обывателях данной страны. Учени¬ки его, вероятно, просто хотели власти.
В обычной жизни народ хочет только одного: чтобы дела страны шли хорошо, чтобы никто не ме¬шал спокойно работать и жить. Исторически сложившийся народ, еще не расколотый на враждебные группы и партии, хочет, чтобы дела в стране шли в известном духе, к. которому он исторически привык и которому он доверяет.
Именно этот момент, или, если угодно, электоральное консерватив¬но-религиозное поле в нашей стра¬не почему-то эксплуатируют комму¬нисты, что само по себе нонсенс.
В повседневной жизни народ не имеет никакой воли. «Народный дух» проявляется только в экстре¬мальных исторических случаях вроде мира или войны, или вруче¬ния своей судьбы конкретному спа¬сителю отечества. Как иметь волю в том, о чем я не имею ни малейше¬го понятия? В наше время мы не ви¬дим ничего, что выходит за рамки нашей профессии, тем более, когда речь идет о целом, тем более, ког¬да речь идет о целой жизни госу¬дарства. Мы - «пользователи». Мы не знаем ни науки, ни религии. Мы верим тому, что скажет создающий общественное мнение телевизор, что скажут газеты или паши «пред¬ставители». По любому частному вопросу всегда 99 % народа ничего не может сказать. Конечно, можно обратиться к специалисту, но он потому и специалист, что занят сво¬им делом. Ему некогда орать на площадях и упражняться в техни¬ке агитации поэтому он всегда бу¬дет побит политиканствующими горлопанами, на этом специализи¬рующимся, да еще кучкуюшимся в партии. Где специалисту пере¬орать их? Поэтому народ (виноват, в данном случае уже толпа) всегда идет не за специалистом, а за ору¬щим чушь политиком, орущим только для своей пользы. Политик хватает человека и требует: «А ну, выскажи свое мнение. Где твоя гражданская совесть? Где пози¬ция?» Если же у человека нет свое¬го мнения, он ласково предлагает своё, он говорит: «Видишь, ты не знаешь, а я за тебя уже подумал, я ночами не сплю, думаю о тебе. На выборах голосуй только за меня, и вес будет о 'кей».
Нельзя превратить весь народ в законодателей, кому-то надо рабо¬тать, наконец, у каждого есть лич¬ная жизнь. Этим и пользуются по¬литики, предлагая себя в качестве представителей. Вдумайтесь, парламентарий требует от человека, его мне¬ния, его желания, высказться по вопросам, которые еще мо¬гут возникнуть. Вещи невозмож¬ной. Представительство имело бы смысл, если бы я передавал свое гражданское право. Т.е просто го¬ворил бы, что данному конкретно¬му человеку доверяю вести мои по¬литические дела и возражать про¬тив его действий до конца его пол¬номочий не буду. Но такая переда¬ча права самодержавия народа есть идея не парламентаризма, а «цезаризма», или, как мы это на¬зываем, прямого президентского правления.
В экстренных случаях, когда правительственная верхушка в сту¬поре, а Родина в опасности (имен¬но Родина, а не государство), ког¬да пробуждается «дух народа», он выдвигает на первые роли истин¬ный цвет нации, представителей народного гения, которых в обыч¬ное время калачом не заманишь во власть. В эти моменты парод при¬знает не свою волю, а свои идеал.
В обычное время цвет нации в депутаты не пойдет, у него есть любимое дело, есть свои идеи, и он не хочет быть проводником идей чужих. К тому же депутатская зарплата для высококлассного специалиста мала, а продавать Родину ему претит. Еще более не¬навистна для личности мысль о слиянии с партийным стадом. Нет, личность в парламент не ходит. Туда ходит человек пронырливый, способный лавиро¬вать между мнениями, без убеж¬дений. В течение трехсот лет парламентариям удается моро¬чить головы гражданам. Чтобы победить, на выборы сколачиваются партии и пишутся про¬граммы. Программа пишется так: берется целая сложная на¬циональная жизнь и расчленя¬ется на элементы, например, экономика, делится на еще бо¬лее мелкие части и так до тех пор, пока не перестанут просле¬живаться причинно-следствен¬ные связи. Затем из самых мел¬ких частиц делаются выводы. Эти выводы суммируются в главный вывод, который и ста¬новится главным лозунгом эко¬номической программы данной партии. Например, главный ло¬зунг времен Брежнева: «Эконо¬мика должна быть экономной» или более свежий, уже доморощенный «Исключение из эконо¬мической сферы деятельности геополитических интересов пу¬тем поиска взаимовыгодных экономических связей». Прочтя подобные шедевры, простой че¬ловек скажет: «Правильно, эко¬номика таки должна быть экономной и на кой черт ей сдались геополитика?» Так и создаются программы. Иначе по какому признаку избиратели будут вы¬бирать ту или иную версию собственной воли, а, следователь¬но, партию? Привязанные к сво¬им программам партии по оп¬ределению не могут видеть це¬лого, даже если жизнь страны еще цела. Они видят только себя в этой жизни, тем самым дробя и разрывая жизнь страны на партийные куски.
«Ведь мы знаем, как делать народную нолю!» - кри¬чал с трибуны Конвента в середине 19 века французский политик Анри Рошфор.
Но народ для депутата - последнее дело. Народ нужно заставить подать голос, а вовсе не узнать, ка¬ков этот голос. Избирательная кампания - вовсе не опрос мнения народа, а новое развлечение новых аристократов, охота за голосами. Дичь не спрашивают, желает ли она быть пойманной, ее ловят.
Но вот отбушевал, отгремел, как гром уходящей грозы, последний скандал с подсчетом голосов, и по¬бедители входят в зал заседаний. Наконец-то на ближайшие четыре года о народе можно забыть и занять¬ся «делом». Иногда только, проезжая мимо какой-нибудь деревни, глянет на нее новоиспеченный хозя¬ин и скажет. «Вот ведь и здесь живут люди, интерес¬но, чьи они!» Или в другой раз, тыча пальцем в какого-нибудь бедолагу, устроившего голодовку у стен парламента, скажет, глядя в телекамеру, депутат:
«Смотрите, до чего довели народ!» - и печально склонит голову. Но, в общем-то, народ мало интересует в этот период владельцев партии. У них есть дру¬гая головная боль - правительство.
Депутаты по теории представляют народ, поэтому правительство назначает уже не народ, а они сами. Таким образом, правительство ни какого пря¬мого отношения к народу не имеет. Хорошо хоть у нас сохранилось право избирать президента, который, в свою очередь, гипотетически имеет право положить конец узурпации партии. Но для чего нужны воля и решимость. Где взять? Разогнав парламент, президент останется абсолютно один. На кого опереться? То, что он представляет парламен¬ту «своего» премьер-министра, не означает, что пос¬ле консультации с фракциями этот человек все еще его. Процесс консультаций вправляет мозги очеред¬ному бедолаге так, что он имя свое может забыть. Потеря собственного «я» - вот цена премьерского кресла. Даже если президент и влияет на премьера, то что может сделать один человек, хоть и «глава кабинета» против опального «кабинета»? Мини¬стры, даже официально выйдя из партии, все рав¬но являются их «комиссарами» и обязаны выпол¬нять только волю партии. Партия вывела их в люди, усадила в кресло. Министры служат толь¬ко своим партиям, их и отбирают но принципу вер¬ности. При нашем партийном многоцветии сами лидеры парламентских фракции в правительство не ходят. В премьеры их не пускают соперники, а в министры они сами не хотят. Поэтому лидеры «ссылают» в правительство людей верных, но не видных, потому что видного жалко и его лучше приберечь. Президент тоже бережет своих. По¬добный правительственный компромисс между партиями и президентом окончательно убивает официальное правительство, сводя функции ми¬нистров к наблюдению друг за другом (а вдруг кто-то начнет что-то делать?). Действительные главы подобного правительства остаются вне него.
Мы видим, сколь долго продолжается средняя продолжительность жизни среднего правительства, целью которого становится само существо¬вание. О воле страны оно не успевает даже поду¬мать, ведь надо же министрам успеть сделать что-нибудь и для себя. Иной из них не успевает даже по¬знакомиться с персоналом министерства, поэто¬му реальные дела ведут пережившие множество «шефов» чиновники среднего звена. Каждый но¬вый министр, контролируемый сверху, в обычной работе полностью зависит от неподконтрольных никому начальников управлений и даже отделов. Можно, конечно, посадить на эти места «своих», но пока они войдут в дела, министра могут уже снять.
Бюрократия приобрела огромную реальную власть. Она развела бурную деятельность по регламентированию каждого человеческого шага. Каждое действие должно сопровождаться бумаж¬кой, каждая бумажка должна быть оплачена. За¬давленный рэкетом человек предпочитает платить бандитам, у которых бюрократии пет. Экономика уходит «в тень». Пытаясь ее оттуда извлечь, госу¬дарство прибегает к репрессиям. Нарушителя отлав¬ливают и приводят в суд, перед лицо третьей власти - судебной.
Разуверившийся во всем, униженный и обобран¬ный человек приходит домой и включает, чтоб за¬быться, телевизор. И вот тут-то он попадает в лапы «четвертой власти» - медиократии. Что же это за яв¬ление такое, и как оно может осуществлять свою власть посредством «средств массовой информа¬ции»? Само появление «четвертой власти» на фоне привычного демократического триумвирата уже предполагает какое-то новое перераспределение вла¬сти. Первые три, согласно Конституции, являются независимыми и равноправными, всеми признанны¬ми властями.
СМИ признаны властью фактически, в Конституции отражен только момент «свободы слова» и «независимости печати». В силу неформальности своей власти СМИ получили полную независимость от государства в целом. Эта концентрирующая в себе деньги, приносящая прибыль, независимая от госу¬дарства власть является «государством в государ¬стве» или чем-то еще. Т.к. основную прибыль СМИ приносит реклама, то и подача информационного материала постепенно сместилась в сторону исполь¬зования методов подачи рекламных материалов. Но реклама - это не производство и не торговля рекла¬мируемыми товарами, это зрелище. СМИ не несут ответственности за качество рекламируемых ими товаров и услуг, они занимаются их знаковым рей¬тингом и презентацией. Следовательно, СМИ тор¬гует знаками, миражами, муляжами реальности. Что¬ бы читатель или зритель не выкинул газету или не включил телевизор, не дочитав или не досмотрев, лю¬бые материалы должны нести в себе зрелище.
Ги Дебор, вдохновитель и отец последней фран¬цузской революции 1968 г. в своей книге «Общество зрелища» раскрывает суть этой новой либерально-демократической стратегии. Он показал, что совре¬менное капиталистическое общество нашло способ преодолеть Марксову «формальную доминацию капитала», осуществляемую Капиталом в период «классического капитализма». В этом периоде Капи¬талу противостоит развивающийся рабочий класс, и он, Капитал, не полностью овладевает обществом. Ранний Маркс считал, что при дальнейшем разви¬тии Капитала и в случае провала социалистических преобразований могут возникнуть предпосылки к «реальной доминиции капитала». Т.е. Капитал - таки переварит классовое общество. Свобода Капитала станет абсолютной, он получит неограниченную власть над людьми, полностью подчинив их жизни поведение, став таким образом единственным субъектом социальной истории. Ги Дебор пишет, что Капитал поменял имя, воплотившись в тотальную империю Зрелища. Он пишет: «Подобно тому, кик отдых определяется тем, что он не работа, так и Зрелище определяется тем, что оно не есть жизнь.» Он развил линию другого философа, Эриха Фром¬ма, и показал трансформацию этого общества псевдореальности. Сначала «быть» превратилось в «иметь», а потом «иметь» растворилось в «казать¬ся». «Беспрестанное накопление дает зрителю ощущение того, что все позволено, но в то же время внушает уверенность, чти ничего не воз¬можно. На все смотрите, но ничего не трогайте. Современный мир становится музеем, где главным охранником служит сама пассивность посетителя». Согласно Ги Дебору, подавив в человеке тягу к реальному, Капитал окончательно победил Жизнь. Он считал, что СССР тоже являет¬ся разновидностью «общества зрелища», но толь¬ко его «централизованной» версией, в отличие от западною «распыленного». Он предполагал, что обе эти формы в дальнейшем сольются, образо¬вав объединяющее самые негативные и отчуж¬денные стороны «Общества Интегрированного Зрелища». Он считал, что «распыленное 0.3.» действует на сознание людей с максимальной гипнотической силой, усыпляя их управляемыми подделками, в то время как «централизованное» не охватывает общества полностью. Повышение роли СМИ, с его точки зрения, является основ¬ной силовой линей развития мирового капита¬лизма. Режи Дебре, советник и Че Гевары, и пре¬зидента Франции Франсуа Миттерана, в дневни¬ках дает такой пример мощи медиократической машины: «На пути реализации планов социалис¬тических преобразовании, задуманных Миттера¬ном, постоянно вставали препятствии не столько со стороны парламента, политических противни¬ков, иных традиционных политических и экономических групп, сколько со стороны СМИ, действовавших якобы от своего собственного лица».
Когда такое происходит в стране, подарившей человечеству Революцию, следует задуматься. Элементы Зрелища использовались властями еще во времена древнего Рима, но превращение всей социально-политической жизни в одно тотальное Зрелище можно сравнить разве что со всемирным потопом, где вместо воды вязкий кисель «отсут¬ствия жизни». Однако у этого «киселя» есть свои вожди, философы, адвокаты.
Современный русский философ, основатель теории Консервативной революции и нациоиал-большивизма, автор первого учебника геополитики Александр Дугин в своей «Медиократии» дает следу¬ющий срез предлагаемого нам Западом развития системы либерально-демократического общества: «...конец истории» (Френсис Фукуяма), наступление постиндустриальной цнвилизшит (Дэпиэл Бэлл) или информационного общества, наступле¬ние «Порядка денег» (Жак Аттали) пред¬ставляются им (либерал-демократам) наи¬более разумной и прогрессивной социально-экономической структурой, в которой пре¬одолен драматизм обычной грубой реальной истории, полной конфликтов, проти¬воречий, борьбы, страданий, революций. Современные либералы видят историю как нечто отрицательное. И многие из них ло¬гически приходят к тому выводу, что ис¬токи варварства, нецивилизованпости, аг¬рессии, классовых и этнических конфлик¬тов, полового неравенства, социальных и экономических катаклизмов следует ис¬кать в самой природе человека, конфликт¬ной и дисгармоничной по определению. В новом капиталистическом обществе на этапе его постиндустриального развития происходит не только конец истории, но и «конец человека». Медиократия и инфор¬мационное поле учреждают, формируют, ис¬кусственно создают новый тип, новый вид, ли¬шенный всех тех качеств, которые состав¬ляли сущность предшествующих стадий че¬ловеческой истории.»
Это предлагают нам «наследники» тита¬нов Просвещения, гулявших под пулями на баррикадах в поисках «Свободы, равенства, братства». «Общество Зрелища», выросшее из партийно-парламентской фракционной газетки, - наш хозяин. По большому счету, СМИ сегодня определяют, что есть, а чего нет. Если какой-либо факт или явление при¬знается ими недостойным внимания, то его «замалчивают», что равносильно отказу в су¬ществовании. Люди могут дохнуть, как мухи, но пока об этом не скажет телевизор, это не факт. Мы не знаем, есть ли у нас президент, парламент и правительство, пока нам его не покажут. Наши недоверчивые пенсионеры иногда приходят к парламенту посмотреть на своих избранников - живы ли? Мы, люди среднего возраста, прохихикавшие по кухням «централизованное 0.3.», привыкшие делить все «на восемнадцать», не верим ни газетам, ни ТВ, но уже наши жаждущие льгот и пива дети, насмотревшись боевиков, решили зас¬тавить работать государственную машину при помощи «оружия пролетариата». Наи¬вные. Хорошо, что не прилетели «ястребы» Клинтона. Или уже летят?
Если «централизованное 0.3.» является прямым продолжением «режима» обеспечи¬вая интересы в конкретном обществе (напри¬мер, СМИ в советский период), то «распылен¬ное 0.3.» предполагает отсутствие видимого центра, но некоторую «систему». Дугин по¬лагает, что «система» - «это совокупность не¬которых центров влияния, объединенных общим цивилизованным проектом, но осуществ¬ляющих свою деятельность с помощью слож¬ных комбинаций». Он считает, что «новые ли¬беральные реформаторы включили СССР в «систему» задолго до того, как для этого сложились и политические, и социальные, и экономические предпосылки». Имеется в виду борьба за главное достижение демократии - появление независимых СМИ. Согласно Дугину, СССР разрушили СМИ,
«Новые левые» видят в «О.З.» тотальную экспансию ростовщического Капитала в от¬ношении всего мира. Это так, но не полнос¬тью. Приученные Марксом видеть во всем лишь борьбу за «добавочную стоимость и метод ее распределения», они рассматрива¬ют проблему только в одной плоскости.
Рассмотрим всю схему. Сначала в Европе возникает парламентаризм, который, благо¬даря нехитрому трюку, развернул теорию, его породившую, с точностью да наоборот. Но, по сути, ничего не случилось нового. Ну, превратилась монархия в республику, потом - в империю, потом - снова в республику. И что? В истории это случалось не раз. Ну, сме¬нилась элита, руководящая страной. Это тоже случается постоянно. После коротко¬го перерыва снова были восстановлены цер¬кви. Умиротворенный народ успокоился и разошелся бы спокойно по домам, если бы не парламент, который подсунули ему в ка¬честве игрушки. Народ получил иллюзию свободы, мираж самоуправления и постоян¬ного «козла отпущения» в виде того или иного президента или министра.
Что получилось? Актеры развлекают на¬род, народ смеется или переживает, но кто-то же правит? Актеры, по определению, не могут править, значит, кто-то другой... По¬этому Капитал, с точки зрения «новых ле¬вых», создает альтернативные официальным правительствам центры реальной власти и подчиненные им службы. Чем занимаются все эти моргановские «советы по междуна¬родным отношениям», рокфеллеровские «бильдербергские клубы» и «трехсторонние комиссии», все эти центры стратегических исследований, фонды Сороса, Форда, Карнеги? Изучением, разведкой и внедрением, а так же воспитанием и зомбированием нас. Т.е. для нас они производят иллюзорную фикцию миражей, воплощенную в «права человека», Европарламент, ООН, ОБСЕ, правозащитные организации, тратя на их содержание деньги, из нас выкаченные, для себя же оставляя «скромную» роль хозяев реального мира. Что могут противопоста¬вить новые «правые» и «левые» вторжению управляемых иллюзий информационного общества? Концепцию «маленького парти¬зана» Карла Шмитта? «Сверхчеловеческий коммунизм». Жана Триара? «Ситуационизм» Ги Дебора? Консервативную революцию национал-большивизма Дугина? Да. Но даже со всем этим далеко не полным арсеналом не одолеть вязкий кисель, разъеда¬ющий Жизнь. Потому что все это только ча¬сти Великого Целого, которое нужно собрать или... восстановить.
Явно чувствуется, что даже, собрав вое¬дино лево-право-центристскую политиче¬скую и философскую мысль, для борьбы с «О.З.» этого будет недостаточно. «0.3.» функционирует в области общественного сознания, недоступной ни философам, ни поли¬тикам. Область влияния на расслабленного человека, искусственного контроля над информаци¬ей, сотворения миражей и направ¬ленных гипнотических галлюцинаций, производства иллюзий, создания для сокрытия истины не¬прекращающегося Зрелища, это область...
Один уважаемый мною баптистский свя¬щенник, переживший Колыму и репрессии, дал мне когда-то такую формулировку: «Дьявол - это говорящий правду с целью скрыть истину.» И точно, правда у каждого своя, а истина, ско¬рее всего, глубоко зарыта в огромной куче тупиковых идей. Мы прагматики и рационалис¬ты, мы не можем поверить не только в Сатану,
но и в то, что из партийной газетки могло вы¬расти «информационное общество». Нам надо, чтобы все было объяснено как-то более фактологически.
Попробуем провести историческую ана¬логию. Русский исследователь спиритизма В.Быков в книге «Спиритизм перед судом науки, общества и религии» предлагает на выбор три варианта того, что происходит на спиритических сеансах. Это производится тремя составными силами вследствие раз¬личных нормальных или болезненных состо¬яний и Процессов человеческой психофизи¬ологии: «Отчасти спиритические явления представляют бесконечный ряд подделок и об¬манов, т.е. относятся к области фокусов; спиритические феномены суть дело силы Сатаны и его планомерной политики», состоя¬щей в «... уничтожении веры во Христа как Бога, в подрыве Церкви, ее значения, ее руководственной человеком воли». Вот и задума¬ешься: три варианта или «три составные силы»? Лев Тихомиров пишет: «Первый толчок к возрождению языческого мистицизма был спиритизм, впервые развившийся в Соеди¬ненных Штатах. Быть может, это нахо¬дится в связи с тем обстоятельством, что в 20-х годах 19 века французский тамплиерский орден франк-масонства раскололся на две части, из которых одна, оставшаяся во Франции, весьма захирела, другая же пере¬шла в Америку, где, напротив, достигла высокого уровня.» По его данным, уже в конце 40-х годов, в США насчитывалось до 30 ты¬сяч медиумов и несколько миллионов спи¬ритов. В 1852 году спиритизм перекочевал сначала в Англию, потом во Францию и Германию. К 1910 году по данным «Всемир¬ного конгресса спиритов», состоявшегося в Бельгии, в Европе и Америке насчитыва¬лось 14 миллионов готовых спиритов и 10 миллионов сочувствующих. Однако спири¬тизмом были поражены в основном верхние слои общества. Крестьяне, еще посещавшие церкви, были мало подвержены болезни. Американские медиумы заполони¬ли Европу. Вот что пишет в то время «кон¬курент» спиритов, автор книги «Свет Египта», оккультист Т.Бургон: «Необходимое условие всякого транса... заключается в пассивности. Главный опасный пункт в этих, формах - разрушение индивидуальности… Процесс сопровождается разрушением воли. Такое разрушение воли - подчинение" (чуждым) духовным интеллектам».
Если принять во внимание внешнюю сторону представлений: таинственность, особые костюмы, соответствующую музы¬ку, полумрак, материализацию духов, сто¬ловерчение и чревовещание, - то можно сде¬лать вывод: первая попытка создания «общества зрелища» состоялась. Да, это была мода, да, она прошла, но прослеживается преемственность приемов, которые тогда, возможно, случайно, а теперь целенаправ¬ленно разрушают реальность.
В 1524 г. первая протестантская революция достигла в городе Мюпьгаузене своего апогея. Анабаптисты проповедовали неограниченную свободу человека, полное равенство, уничтожение частной собственности, упразднение земных властей. Они жаждали кровавой революции, истребляющей огнем и мечем «нечестивых», чтобы на расчищенном месте построить "царство святых», царство свободы. Лидер восставших Фома Мюнцер выдвинул лозунг «Израиль должен истребить жителей Ханаана», для чего следует беспощадно истреблять «врагов Христа» богатых грешников, а их имущество сделать общим (социализировать).
Потом, конечно, пришли отряды рыцарей разогнали «революционеров», и те разбежались по домам, не промышляя более о перевороте всего мира. Их оставили в покое, хотя еще живой «отец протестантизма» Лютер, требовал их полного уничтожения. Фундаментальные протестанты-лютеране и сейчас живут в центре Европы, представляя из себя нечто среднее между католичеством и православием. Здесь мы их и покинем, но не без некоторых выводов.
Любая революция есть восстание против Бога. Само понятие «революция», т. е. Мгновенное преображение общества, имеет свои корни исключительно в христианстве. В тот момент, когда человек говорит: «Все, я устал ждать второго пришествия, жизнь проходит, а обещанного «царствия божьего» все нет. Наверное Бога нет совсем, или он умер. У меня есть собственные идеи как сделать счастливым человечество, и я сделаю людей счастливыми, чего бы мне это не стоило.» - он созревает до революции. Уничтожив в себе Бога и не найдя счастья свободы, человек ищет другого врага. Неважно что это - капитал или многострадальные евреи, самодержавие или социализм. Важно, что враг всегда найдется. Печально, что удалив Бога и став таким образом потомком дарвинской обезьяны, т. е. Плодом эволюции, материалистом он сохраняет мечту о мгновенном революционном преображении мира, хотя должен бы ее отбросить, потому что революции в эволюции нет. Эволюция протекает согласно материалистическим законам, а законы природы, в том числе и человеческой, человеку изменить не дано. Но воспитанный христианским ожиданием конца истории, мечтой о грядущем приходе Творца, проникнутый христианской эсхатологией, человек, даже очень захотев стать материалистом, тем не менее сохраняет христианскую психологию. Трудно отказаться от мечты, даже если ты произошел от обезьяны. Таким образом, человек творит свою земную человеческую историю способами, применимыми исключительно в «царстве небесном», исходя из заложенной в его психологию христианской идеи. Однако эволюция не позволяет построить на земле «царство свободы». Свобода, понимаемая с материалистической точки зрения, - абсурд. Закона свободы не существует. Вписанная в рамки законов природы или общества свобода тут же становится не свободной. Построить государство, исходя из закона свободы, -миф. Свобода - это состояние духа, а не закон человеческой природы.
На протяжение всего сознательного существования человеческой истории люди стремились соскочить «с колеса жизни», «разбудить Будду, развернуть «вещь к себе», прорваться в «дэва-яна». Все философии и мировые религии пытались выяснить, что есть свобода. Но всегда и везде исследователи наталкивались на одно и тоже: свобода не вписывалась в отведенные рамки. Всегда на пути свободы вставал «авторитет», будь то закон природы, «проклятый рок», общество. Церковь, Бог. Не имея возможности выйти за рамки возникшей дихотомии, "свобода - авторитет», старые и мудрые государства-нации пытались максимально сбалансировать антагонизм. В государстве-нации предлагалось три варианта свободы личности (именно личности потребна свобода, а не абстрактному человеку): через религиозно-духовный подвиг достижения высшего «Я», через добровольное сплавливание с органическим человеческим коллективом, семьей, родом, нацией, народом, традицией; через совмещение , первых двух, т. е. вариант личного посвящения для служения народу, своей стране. Сдвиг в сторону авторитета приводил, естественно, к возникновению диктатуры пролетариата, тирана, капитала, и т. д. Такое случалось не раз и приводило всего-то к смене элиты. Но сдвиг в строну свободы приводит, как мы можем в три последние столетия наблюдать, к более страшным и странным явлениям. Ведь, в конечном счете, попытка достижения свободы за счет уничтожения авторитета сводится к формуле Кириллова в «Бесах» Достоевского: «Кто смеет убить себя, тот - бог». Эта формула верна не только потому, что уничтожая авторитет в интересах самореализации, свобода уничтожает саму себя, потому что смерть - последний авторитет - в материализме неуничтожима. Сколько дарвинская обезьяна ни прольет своей и чужой крови, все равно она умрет. Сколько бы Ницше, Альтицер и подобные не убивали Бога, сколько бы Бердяев ми пытался примирить Бога и человека в совместной борьбе против нетварной (по Бердяеву) природы свободы, все бессмысленно в борьбе со смертью. Сдвиг в сторону свободы ведет к самоубийству.
Так что же, получается, свободы нет? Есть, но не там, где мы ее ищем. Настоящая свобода, впрочем, как и настоящая революция, имеют место быть только при признании авторитета Бога. Потому что свобода может осуществиться только в бессмертии и только после пришествия последней революции, совершенной сверху, когда человек приобретет иное сознание и иное качество. Свобода, революция, равенство, народный дух - суть понятия не материалистические, и строить исходя из них «царство свободы" в материальном мире - или явная глупость, или чья-то злая воля.
Изменение человеческого сознания всегда было заветной мечтой тех, кто хотел править миром. И «Кодекс строителя коммунизма» и «Последний человек» Фукуямы.(Ф. Написал книгу о том как изменится суть человека в условиях либерального общества и назвал ее также как труд Ницше, видно в надежде примазаться к титану) всего лишь рекламные листки призванные расхваливать товар предлагаемый иллюзионистами, чтобы нам не было так страшно реально взглянуть на предлагаемый ими миропорядок.
Уже известный вам А. Дугин в книге «Тамплиеры пролетариата», пишет о либеральной свободе так: «Либерализм предлагает отнюдь не полную свободу индивидуума, но лишь его экономическую свободу. Более того, либеральная философия единодушно отрицает в человеке любые нерациональные, сверхиндивидуальные элементы, считая их иллюзией, пережитком, фикцией. Поэтому либерализм оперирует только с рационально - индивидуалистической формой, с тем «homo economicus», "человеком экономическим», который движем лишь эгоистическим стремлением к благосостоянию, наслаждению, комфорту, обладанию. Все остальные пласты человеческой личности считаются второстепенными и несущественными.
Экономическая свобода «открытого общества» есть нечто противоположное подлинной духовной свободе; либерализм рассматривает человека как нечто фиксированное, законченное, озабоченное лишь оптимизацией условий существования, и никак не волевым преображением своей конкретной природы.
Фактически, либерализм отказывает человеку в праве быть человеком.
Жизнь личная и жизнь коллективная так тесно связаны, что мы не мож ем их понимать без освещения личной жизни общественными условиями, и общественных условий - свойствами личности. Разрушая личность, мы разрушаем общество. Личность, как и общество, на протяжении всей человеческой истории задавалась вопросами о смысле появления человека на свет, о задачах, поставленных перед обществом. Если рассматривать эволюцию с материалистической точки зрения, то мы наблюдаем абсолютную правоту Маркса, но также видим, что без истории и личности эволюции не имеет разумного смысла, т. е. цели. Разумный смысл эволюции придают личность и история, они же указывают обществу цель.
Но ведь только религия дает личности определения смысла жизни. Только религия придает истории смысл и цель. Более того, сама история началась в тот момент, когда евреи задали эволюции вопрос: "Для чего мы здесь?», став таким образом избранным народом. Сама постановка вопроса предполагает обретение смысла жизни и нового качества человека и общества. Именно с заключения договора с Творцом и начинается история. Индусы, египтяне, да и просто язычники тоже заключили договора с Брахмой, Ра, Перуном. Но весь смысл именно в содержании договора, который предполагал иное самосознание и иное качество человека и общества, нежели у других народов. Творец терпеливо ждал, когда человеку станет тесно в рамках эволюции. Евреи задали вопрос и получили ответ, тем самым положив начало истории. «Израиль» бежал не просто от фараона, он бежал из эволюции в историю. Наша история начинается личным отношением к Богу в завете Авраама и Моисея и утверждается личным теснейшим соединением человека и богочеловека Иисуса Христа в Новом Завете.
Либеральная демократия возвращает человека в рамки эволюции, лишая смысла существования, и в этом вся ее воспитательно-разрушительная роль. То, что не удалось ни древним китайцам, воспитывавшим «молодых негодяев», ни коммунистам, похоже, удалось либералам. Они воспитали «человека хотящего», «кадавра» Стругацких, пользователя, человека «общества потребления», с восторгом раба принимающего из рук реальных хозяев его жизни «диктатору свободы». Величайшее «кидалово» 20-го века - «Всеобщая декларация прав человека», в которой слово «Свобода» употребляется 50 раз в 50 статьях. На самом-то деле она призвана разрушать не только традиционное общество, но и, отняв последние проблески реальной свободы, заменить ее иллюзией.
Здесь в который уже раз придется вернуться к восстанию протестантов, к «Реформации». В стремлении к освобождению от диктата «папизма», порывая с католичеством, что могли они унести с собой из Церкви? Только Библию. Но оторванный от полноты Церкви, от Церкви как «Тела Христова», смысл Библии выступает как учение, а Христос превращается из Спасителя в Учителя. Воспринятое только и исключительно через Библию христианство понимается как моралистическая философия, а сам Христос низводится до уровня гуру.
Мы почти не придаем значения тому факту, что мировоззрение и американского общества, и апартеида ЮАР основано крайними протестантскими сектами пуритан и гугенотов, не нашедших себе место на нашем континенте. В прошлом веке историк Н. Данилевский указал как на «особо счастливое для Англии обстоятельство», что «самая радикальная часть ее народонаселения в лице пуритан заблагорассудила удалиться за океан для скорейшего осуществления своих идеалов. Это отвлечение демократических элементов надолго обезопасило Англию». Пуритане и гугеноты вынесли из Ветхого Завета идею «предопределения и избранности» из которой вывели свое ПРАВО «огнем и мечем» воспитывать не подлежащие спасению народы. Новый Завет они поняли как глобальную стратегию расщепления традиционных обществ на административно-хозяйственные человеческие составляющие. Пуритане и гугеноты бежали не только от «Папы», они бежали из истории в эволюцию.
На протяжении почти четырехсот лет в Северную Америку стекались все, кто не нашел себе места в странах Традиции. Они уезжали с болезненными воспоминаниями о «жестокой Родине» и мечтой когда-нибудь вернуться. С каждым новым кораблем, начиная с лишенных земли ирландцев и кончая последней волной диссидентствующих, увеличивался список евразийских грехов или, если угодно, «нарушений прав человека». Создавалась общественная психология «воинствующей жертвы», движимой ностальгией вернуться и «вправить Родине мозги». Как же не воспользоваться подобным обстоятельством?
Современный историк Наталья Нарочницкая пишет: «Америка изначально строилась как земля обетованная для всех апостасийных идей, которым мешала национально-консервативная Европа. Даже прикосновение к религиозно-философскому фундаменту общественного сознания поражает, до какой степени англосаксонское, особенно американское государственное мышление, прознаны ветхозаветным мессианизмом с Бенджамина Франклина...» Однако следует учитывать и другое обстоятельство, что тот же самый Франклин, будучи в течение девяти лет с дипломатической миссией во Франции, прекрасно усвоил уроки либерторианства. Именно ему рукоплескали борцы с христианской церковью, идеологи либеральной революции - Мирабо, Морелли, Кобанса, считая его «крестным отцом будущих обществ». Сам Вольтер благословляет будущее Америки словами «Бог и Свобода». Чего бы это старому атеисту вспоминать Бога? Может быть, уже тогда «иллюзионисты» проектировали будущее общество? Недаром Александр Гамильтон, сын англиканского священника, пострадавшего от пуритан, говоря о зле Французской революции, в своих записках писал о действии сил, которые «распространяли взгляды, подрывающие основы религии, морали и общества. Первые удары были направлены на Откровение христианства...» Наладив «новый порядок» у себя в стране, американское общество с середины 19 века начинает активно вмешиваться в устройство «старой Родины», предоставляя убежище и организуя левые интернациональные силы, враждебные христианским империям Европы и говорящим против них революции. Разрывая на части традиционное общество все эти гарибальдийски настроенные молодые «Италии, Испании, Германии» на самом деле готовили почву для прихода «новых хозяев». Последовательно изучая болевые точки континентальных традиционных обществ, атлантисты пришли к выводу, что разрушить христианскую цивилизацию можно только уничтожив «человека Традиции».
В течение двух столетий либеральная американская государственная идеология, воспитанная философией пуританизма, нещадно эксплуатирует Божье имя в своих интересах и во имя свободы, предназначенной не для всех. Только белый англосаксонский протестант может решать, кто подлежит спасению, а кому будет только позволено обслуживать «Золотой миллиард».
Здесь мы расстанемся с «Кольцами Анаконды», но не потому, что они закончились, а потому, что для понимания следующих «колец» необходимо хотя бы интеллектуальное знакомство с религией, и, в частности, с православием. Ситуация, что сложилась сейчас во взаимоотношениях Церкви и общества, очень похожа на ту, что была в предреволюционной Российской Империи, когда существовал запрет на публикации мнений Церкви об общественных процессах в советской печати. Таким образом, она была лишена возможности принимать участие в жизни общества. В наше время подобные материалы просто не публикуют. Мнение Церкви извращается до неузнаваемости. Мы живем в «Обществе Зрелища». Естественно, складывается впечатление, будто у Церкви нет ответов на вопросы общества. Это ложь. За две тысячи лет христианство приобрело колоссальный опыт воспитания государства и общества. Если присовокупить опыт Ветхого Завета по воспитанию человека и нации, то, как говорят Екклесиаст и Ханнингтон, для Церкви «... нет ничего нового под солнцем». Ведь все попытки революционного преобразования общества на основе любых ересей на самом деле являются всего лишь вырванной из контекста христианства строкой.
Р. S.
Я благодарен редакции «КО». Но должен сделать небольшие пояснения. Первое. «Анаконда» не вобрала множество светских «колец», даже не обозначена нетождественность Государства и Родины, не упоминается момент отсутствия даже воспоминаний о Византийской ветви развития римского права и многое другое. Да и те темы что имеются, прописаны поверхностно. Газетная статья не безразмерна, тем более, что для разработки более глубокой нужен хотя бы небольшой коллектив. Второе. Протестантизм протестантизму рознь. Третье. Некоторые читатели почему-то восприняли «Анаконду" как ответ на вопрос: «Кто виноват?». На столь твердо поставленный вопрос, есть столь же определенный ответ: «МЫ», т. е. каждый.
Александр ЛЕВИЦКИЙ
Публикация в газете Кишиневский Обозреватель №№ 12,13,14,15 1999год
Тогда я так думал.