Малиновка

 






        … Утро дышало ароматами трав.  Небо было светлым, белесым. После долгих дней невыносимой жары такое пробуждение было приятным, хотя сама жара еще таилась в воздухе. Так обычно бывало перед грозой – может, это она и собиралась где-то вдали…
Путник смотрел в это пасмурное небо и не спешил подниматься со своего места ночевки – ковра из лесных трав.
         Особенно остро прочувствовал утренний воздух. Вслушался, не поворачивая головы, в нежно-хрустальный шелест ручейка, пробегающего рядом. В завораживающее пение лесной пичуги, невидимой среди ветвей. Различил ароматы цветущего жасмина и чайной розы, неизвестно как оказавшихся среди гущи леса.
          Спеша выбраться на нужную дорогу, путник сбился с нее во время сражения. Но эта ночь впервые была спокойной, без сюрпризов и битв с неожиданными противниками, почти впервые за долгое время. Словно сам лес, в который он попал, защищал своего гостя. А заодно – и позволил в нем заблудиться…
           Что-то давно забытое вызвали щемящую тоску в душе эти ароматы и песня птички. Словно среди пластов воспоминаний, затерялась маленькая долька, светлая и нежная, радостная… а он не мог вспомнить, что же это.
Наконец он приподнялся, осмотрелся. Рядом, на другом конце полянки, поднял голову от травы, взглянув на него,  золотисто-рыжий конь, негромко заржал в приветствии, однако, продолжая свой завтрак.
         - Эх, Кареок, Кареок… Вот и снова мы с тобой поговорить не можем по-человечески, правда? Узнал бы, из-за кого с тобой такое приключилось, голову бы оторвал, не разбираясь… Думаю, что ты и сам прекрасно знаешь причину. А вот сказать не сможешь…
Конь внимательно посмотрел на него, и, казалось, совсем по-человечески, грустно вздохнул. Только и вправду ничего не ответил.
        - День сегодня хороший,  - хотелось бы так, во всяком случае. Вот видишь, друг мой, ты уже и позавтракал. А в моей сумке почти ничего уже и не осталось… Может и мне достанется что-нибудь для завтрака среди этого леса? А так как оно само мне в рот не придет, придется поискать самому. Так ведь? Пойдем, разведаем.
Конь его вел сегодня странно.  Кареок настораживал уши, глядя в чащу, часто всхрапывал, но не тревожно, а так, словно чего-то ждал.
            Странно-прекрасное утро завораживало, заставляло путника чувствовать себя… словно в ожидании. Необычное чувство поселилось в душе, да только понять не мог, что же это. То ли красота летнего леса так действовала, то ли сама природа в ожидании долгожданного дождя замерла в ожидании,  - он не знал. Острое чувство, посетившее его при пробуждении, все не проходило, владело настроением. Словно заставляя вспомнить ту самую «дольку», найти ее в пучине памяти… тогда бы все стало на свои места. Быть может, это что-то только приснилось ему и оставило след, как это бывает со снами? Бывает же так: помнишь, что что-то снилось, что-то хорошее или необычное, что-то тревожащее, но светлое, но – что, – не вспомнишь… И путник шел вперед, потому что было утро, а сны – это всего лишь, сны.
        Но - странно! Это чувство не проходило, словно сам лес заставлял его задуматься об этом. Щемящая светлая грусть не покидала душу, а птичка-невеличка, невидимо поющая в листве, невидимо продолжала его сопровождать. Кусты жасмина и лесных роз встречались чаще, словно кто-то специально когда-то посадил их здесь. Обостренное восприятие леса позволило путнику заметить маленьких пестрых мотыльков и ярко-зеленых крупных жуков… которых он так любил ловить в детстве!
         Так вот что за чувство преследовало его. Лес своим великолепием и цветами, напомнил ему о доме… и королевском саду, где прошло его детство.
        Это было так давно, что само воспоминание, светлое и яркое, сейчас было словно сон…
       Он осторожно взял в руки блестящего жука – так же, как много раз делал это в детстве. Жук слабо, но чувствительно барахтался в ладони, и путник вспомнил, что слуги называли их «Лиона-зелёна», потому что цвет верхних крылышек был пронзительно золотисто-зеленым. И совсем мимолетно вспомнилось, как маленькими детьми они дразнил так девочку-принцессу, приезжавшую к ним в гости, потому что ее звали Лионой, и у нее было зеленое платьице...
        Жук раскрыл тоненькие коричневые крылышки, басовито загудел, взлетая с ладони. Путник проследил за его полетом. Чувство грусти и тайны, царившее в его душе, немного изменилось, - он подумал, что это связано с пришедшим воспоминанием о далеком – и почти сказочном, доме, - но не ушло. Словно ему предстояло вспомнить еще что-то, прежде чем продолжить путь…
        C нижних ветвей зеленеющих великанов-дубов, все ярче раздавалась песня птички-невелички, малиновки. Держа руку на холке коня (надевать на коня сбрую практически не было надобности), путник шел все далее в глубину, ведомый явной тропинкой из роз и жасмина. Настроение этой лесной загадочной тропинки передалось в душу, - теперь он сам ожидал чего-то необычного (или это просто разгулявшееся на голодный желудок воображение?..)
       И, когда лесные исполины расступились, открывая взгляду зеленую поляну с небольшим домиком, - не сильно удивился.
        Все те же пышные кусты  жасмина и роз. Яблоневое дерево – на нем, не смотря на раннюю пору, красовались яркие бочки желтых яблок. Стена полыхающих фиолетовым левкоев у оградки,  желтые и белые лилии рядом с пионами,  алые и желтые маки, и с ними рядом – скромные лесные васильки и лютики.   Вьюны, пестревшие яркими воронками цветов, протянули  плети до самой соломенной крыши.  Колодец с каменным срубом и «журавлем» для ведра.  Небольшой сарайчик и навес, сплошь оплетенный крепкими лозами винограда.  И – чуть поодаль, возле звонко журчащего ручья – натопленная, словно специально к его приходу, банька.
         Все это окружало домик, делая его похожим на картинку из детской сказки. А недалеко путник заметил грядки огорода, на котором собирала крупные красные ягоды женщина.
Песня малиновки стала такой громкой, что хозяйка подняла взгляд, увидела путника и коня… Замерла, вглянувшись испуганно, настороженно и с какой-то радостью, – наверное, от неожиданности.
        Это была пожилая женщина с мудрым, внимательным взглядом. Седые волосы под платком, темное платье с теплой шалью из разноцветных квадратиков. Корзинка со спелой земляникой в руках.  Радостно заржал  Кареок, всем своим видом что-то показывая. Но путник не понял, что именно хотел сказать конь. Потрепал его по холке, успокаивая, и поклонился, приветствуя хозяйку.
        - Здравствуй, путник. Моя малиновка уже предупредила о вас.  Будь моим гостем на сегодня  после долгой дороги, - ведь твоя дорога была долгой, не так ли?…
        Голос ее был неожиданно певучим, словно совсем не принадлежал пожилой женщине.
        - И тебе желаю здравствовать, хозяюшка. Путь мой и впрямь далек лежит. Не знаешь ли, как мне из леса, правильно к дороге на Бифоргама направиться?
           - Знаю, милый. Конечно, подскажу, коли путь туда твой лежит. Да только прежде побудь у меня в гостях, отдохни немного. Вон, банька готова – словно тебя поджидала. Сходи, отдохни – а потом и поговорим обо всем.
          Банька у старушки была знатная. Гость усмехнулся про себя. Кто бы знал, что королевич в своих странствиях сам станет похож на героя подслушанных тайком от родителей в детстве сказок! А тем более – что в своих странствиях, полюбит баню. Но он прекрасно знал на практике, каким исцеляющим  эффектом она обладает. Но не так уж часто приходилось в походах побаловать себя.
          И гость вдоволь подбодрил себя дубовым веничком. Насладился ароматом душистого от лесных трав, пара, и, напоследок – холодком ручейной воды, благо расположение лесной баньки позволяло все это сочетать. А на лавке обнаружил чистое новое белье и одежду, приготовленную для него гостеприимной хозяйкой.
         Выйдя из баньки, гость увидел своего коня на дворе, у двух кормушек. Кареок поднял голову, фыркнул, приветствуя хозяина, но не отошел от кормушки. Еще бы – не так уж часто в дороге ему попадались такие лакомства, как отборный овес и свежая морковка!
        В сенях гость вдохнул густой, душистый аромат лесных целебных трав, что были аккуратно развешаны на стенах. А на столе в просторной горнице, его уже ждало богатое угощение: каша, густой суп, свежеиспеченные пироги с различной начинкой, овощи и зелень, блюдо лесной земляники, молоко и сметана, и темно-красное вино в прозрачной оплетенной бутыли.
        Гость, проголодавшийся после баньки, вовсю отдавал должное угощению.  Хозяйка же, сидевшая напротив, кушала мало, с улыбкой наблюдая за гостем. Да только улыбка ее была какой-то странной: грустной и радостной одновременно…
         - Что, хозяюшка, так внимательно смотришь ты на меня? Али много ем?
         - Кушай, гость мой, без опаски, не стесняйся. А смотрю я на тебя… так напоминаешь ты  родного мне человека…
         - Сына, что ли? – высказал гость свое предположение.
          - Нет...  Как зовут-то тебя, странник, гость мой случайный?
          - Вальбер.
        Он давно привык называть себя просто именем… все остальное, все, что было в прошлом, было скрыто за туманом, приподнять завесу которого удавалось лишь иногда, и то с трудом. Во всех перипетиях, сечах и путешествиях, - его имя, Кареок и меч – вот то, что было всегда при нем. Воин Вальбер – и ничего более… Но звучание его имени странно подействовало на хозяйку. Она охнула и быстро вышла из горницы. Вальбер подумал – не сказал ли он что-то лишнее? Но этого быть не могло…
         Он осмотрел горницу. Беленая печь, пучки трав, стол и лавки, половицы присыпаны свежим сеном. Вся утварь – на своих местах и к месту. Чувствуется, что домом правила настоящая хозяйка. Да где же она сама?…
         Вальбер вышел на двор.  Небо постепенно нахмуривалось серыми клубами туч – похоже, дождь все-таки будет. И все так же царил в воздухе аромат цветов – и… пение малиновки. Птичка выводила звонкие трели так близко, словно не в лесу, а на  собственном плече гостя… Что-то тревожное и сладостное одновременно было в этом пении.
         Хозяйка нашлась у кормушки Кареока. Она что-то тихо говорила ему, ласково поглаживала его по голове, и конь отвечал ей легким  согласным ржанием.
         - Что же ты, хозяюшка? Аль обидел тебя чем, что оставила мою компанию столь внезапно?
        - Нет, гость мой. Рада видеть я тебя.  Ко мне не так уж часто заглядывают гости, трудно им пробиться через заповедную пущу… Но расскажи мне, кто ты и куда путь держишь?
         - Путь мой лежит по дороге к Бифоргаме, если знаешь ты такое селение…
         - Знаю.  Оно совсем недалеко от моего леса. Скажи мне, что призывает тебя туда – долг ли, обещание ли или что-то еще? Может быть, кто-то еще?…
         - Я просто должен быть там. Таков мой долг и… предсказанье. Хоть я в это и не верю. Может ты, лесная ведунья, знаешь больше, чем ведомо мне? Может, в твоих силах дать мне надежду на небывалое, на чудо обретения того, что потерял и надежду найти?…
         - Расскажи мне о себе, воин. Возможно,  и помочь смогу, если будет возможность…
         - Моя история длинна. Но, если бы мне была возможность начать жизнь с начала, я бы не стал ничего менять. Кроме одного… Но как раз это и скрыто от меня. В тумане времени я потерял свою любовь. Быть может, это происки моих врагов, которых было немало. Я не боюсь за себя, за свою судьбу. Мне не страшна смерть в сражении. Но то, что было мне дорого, отнято у меня. Я не теряю надежду найти это. В предсказании было сказано: «уйдешь – и погибнет, узнаешь – спасешь»… по моему, так. Даже само предсказание ускользает от меня… Помню только, что Бифоргама было словом, сложившемся из рун, в моем предсказании. Дай мне совет, ведунья. Что должен сделать я, чтобы вспомнить нужное? И… узнать бы, жива ли еще моя любимая?… Как, где мне найти ее?…
        Хозяйка была, по видимому, глубоко взволнована его рассказом.
        - Знаешь, воин. Знала я девушку, которая не побоялась пойти против сил, в сотни раз превосходящих ее собственные, чтобы спасти своего любимого. Без сомненья сделала она это, и не раз, почти отдав все свои жизненные силы за него. Она, как и ты, не жалела  о сделанном. Сильна  была ее любовь. Да только заклятье, наложенное на нее,  не было распознано тем, кого она любила… и это открыло дорогу, необратимую дорогу без возврата. Ключ к снятию заклятья был утерян… Нечто подобное кроется и в твоем предсказании.  Оно - ключ к жизни и твоей, и девушки, которую ты любишь.  Больше я не могу тебе сказать, иначе навлеку беду и на тебя, и на себя… Не могу я показать путь к твоей любимой. Слушай сердце свое по дороге к цели, и язык твоего сердца, найдет ключ…
        Вальбер опустил голову, задумавшись. Рассудком понимая, что хозяйка не вольна открыть ему то, что не должно, - но сердце все равно разгорелось тупой болью сожаления. Рука поневоле коснулась единственного предмета, что не давал забыть о любимой, – маленький нательный крестик.  Тот самый, что когда-то обронила – случайно или специально, она, спасая его от власти темных сил.
        Вспомнилось и то, что во всех странствиях неоднократно чувствовал, как что-то пытается изменить память, стереть все, что дорого, - и только прикосновение к этому тонкому амулету заставляло враждебные силы отступать. Может быть, именно поэтому он еще помнил о Робин…
       И сейчас он сжал ее крестик в руке – что не ускользнуло от внимания хозяйки.
      - Покажи мне свой талисман, воин. Не надо снимать, просто дай мне взглянуть на него…
     Хозяйка посмотрела на амулет, на самого Вальбера… Лицо ее прояснилось. На миг их глаза  встретились - и ему почудилось, словно за внешней пеленой открылось на миг что-то другое, настоящее, не скрытое тайной...  Не поверив, он сморгнул, и все стало как прежде.
       - Жива она, твоя любимая.  И ждет тебя. Очень ждет, воин. Только сложно тебе найти… Торопись и не спеши, и слушай сердце свое, воин…
          Хозяйка закрыла глаза, словно это короткая речь забрала у нее все силы. И снова, громко-громко, запела малиновка. Робин…
          Маленькая птичка опустилась ему на плечо. Кареок, слышавший все, что сказала хозяйка, громко заржал, подойдя к ним, неспокойно заплясал вокруг. Но Вальбер подумал, что его друг торопит его снова в путь. На нем Вальбор заметил новую уздечку, сплетенную из разноцветных полосок кожи. Прочную и легкую – подарок хозяйки…
        - Что ж, - нам пора. Спасибо тебе за приют, за хлеб-соль… Быть может, навещу тебя еще, если буду жив.
        - Останься, путник. Будет большая гроза. Мой дом поможет вам переждать ее…
        -  Ты сказала, что до тракта недалеко?
        - Это правда. От дома моего через рощу дубов – и вы на тракте.  До начала Бифоргама доберетесь до полудня… Но я прошу тебя остаться.
       - Я не могу, хозяйка. Я должен быть там, в этот селении. Пусть ее, эту грозу, - Кареок быстр и принесет нас туда еще до первых капель дождя.
       - Хорошо, гость мой. Ты решил – и не мне отменять твое решение… Вот твоя сумка, странник. В нее я положила тебе пирожков на дорогу, флягу наполнила.  И еще…
       Она подошла к своей яблоне и сорвала крупный, золотисто-желтый плод. Вальберу показалось, что по глянцевой корочке скользнул невидимый из-за туч солнечный луч. Он даже посмотрел наверх – нет, показалось. Все небо действительно хмурилось темными предгрозовыми тучами…
       - Возьми его с собой. Где бы ты не был, это яблоко утолит твою жажду даже в самой засушливой пустыне. Вспоминай иногда обо мне… Вот тропинка, что выведет тебя из леса, гость мой.
      - Спасибо, хозяйка. Не поминай лихом!
      - Не буду, воин… Никогда. Прощай. Прощай!
      Кареок волновался. Он не хотел уезжать, то и дело поворачивал морду назад, к женщине, ржал беспокойно… но медленно шел за пределы дворика. Гость подумал, что и коню не хотелось покидать гостеприимный домик в лесу.
      И лишь у самого плетня, увенчанного шапками летних цветов, он услышал окрик хозяйки, впервые назвавшей его по имени. Ее голос почему-то прозвучал так, как будто их отделяло не несколько шагов, а много верст пути.  Прозвучал звонко-звонко, словно девичий…      
     - Вальбер!
     Он оглянулся. Хозяйка стоящая у  крылечка в обрамлении своих цветов, начертила издали охранный знак.  Вальбер помахал ей в последний раз.
     И сразу же  начал накрапывать дождь. Где-то далеко Вальбер услышал раскаты грома: гроза действительно приближалась – судя по всему, они просто ехали ей навстречу.  Мысли всадника переключились на дорогу, на путь, пройденный им, сечи и походы, встречи и потери в пути…
       Кареок заржал и понес хозяина галопом.
      - Эй, эй, дружище, что это с тобой? Я конечно понимаю, что ты коренной лесной житель, но по незнакомым лесам не стоит так мчаться. Или ты окончательно решил, что мне стоит свернуть шею прямо здесь? Да остановись же ты наконец!…
       - Не могу. Потому что теперь не смогу остановиться.  И ты не сможешь меня остановить, как эту грозу.
        - Ты снова можешь говорить, дружище! Что же случилось? Или это уздечка нашей хозяйки сняла с тебя онемение?
         Раскаты слышались все сильнее, и ливень накрыл путников сплошной стеной. По верхушкам прошелся ветер, вскоре превратившийся почти в ураганный. Расстояние между раскатами и молниями все более сокращалось – гроза накрыла их.  Ветки трещали, ломаясь под натиском и падая почти рядом с мчащимся конем. Если даже Кареок что-то и ответил, его слова заглушили звуки бури. Совсем рядом упало громадное дерево, за ним еще одно и еще… Всадник ничего не спрашивал, доверясь коню, выносившему их из ставшего вмиг опасным, леса.
         Насквозь промокшие, они промчали просвет среди стволов, и только там, на границе леса, Кареок утишил свой бег. Вальбер соскочил с коня. Непрерывно сыпались молнии… Было сложно что-то разглядеть под сплошной стеной ливня. Оба они дрожали от холода, но укрыться было  совсем негде – разве что снова в лес, из которого они выскочили.
      Оглянулся – и удивился: пути назад, в лес, не было. Все пространство перегораживала непроходимая чаща поваленных стволов и неизвестно откуда взявшихся колючих терновых кустов.
       Яростная молния с мгновенным раскатом грома, ударила, казалось, прямо им под ноги, испугав даже повидавшего всякое Вальбера. На самом деле, она попала где-то в середину леса, покатилась, сминая звуком, казалось, полсвета... Почему-то в его раскате  послышался смех – злорадный, недобрый смех… Немного отойдя от испуга, Вальбер заметил:
      - Как бы нашу хозяйку не зацепило…
      - Оно и зацепило, Вальбер. Тебя удивляет, что я снова могу говорить, мой хозяин? Так подумай, почему?
      Конь стоял, обратив взгляд в сторону леса и грустно опустив голову. Дождь заливал его морду, капал с ресниц, - казалось, Кареок плачет.  Во всей его позе Вальбер, хорошо знающий друга, видел безмерное сожаление…В громовых раскатах слов почти не было слышно, хоть они и стояли голова к голове.
       - Может, все-таки, дело в твоей новой уздечке?…
        Конь ответил не сразу.
       - Та яблоня во дворе… как ты думаешь, сколько ей лет?
       - Судя по стволу, много. Причем здесь яблоня? На ней какие-то особые яблоки?
       - И это – тоже... Как же я сожалею, что не сумел подсказать твоему сердцу более, чем ты смог заметить! Прости меня за это, Вальбер. На мне лежало то же заклятье, что и на этом лесу, на этом хуторе с хозяйкой, на этой грозе… Заклятье, отнявшее: у меня – речь, а у тебя – то, что ты так долго ищешь. Но, если мою речь еще было возможно обрести заново, то не знаю, можно ли обрести утерянное тобою…
       - Что ты имеешь в виду, Кареок? Сегодня ты начал говорить только для того, чтобы не дать мне ничего понять?
       - Наоборот, хозяин. Я сделал все, что мог. И малиновка  - хранительница этого места, сделала все, что было в ее маленьких силах. Но Ксейнталарна все же оказалась победительницей.
       Имя пленившей жизнь Вальбера колдуньи отозвалось болью в груди, словно его внезапно ударили.  На  мгновение темной пеленой душу заполнили воспоминания о годах забытья и тяжкого плена в ее владениях, и она сама, ее сущность скользкого, темного, но очень сильного спрута… И тут же он почему-то вспомнил песню маленькой птички, все время сопровождавшую его в этом лесу.
       Малиновка.
       Робин!
       Девушка-паж…
       Его любимая, в поисках которой он сейчас бороздит дороги. Дважды, а может быть, и больше, спасавшая его жизнь из цепких (если не сказать – почти неразрушимых) когтей самой сильной черной колдуньи. За счет, возможно, своей собственной жизни…
       Причем же здесь приютивший их лесной  хуторок?
       Раскаты грома и ливень все не унимались. Но Вальберу сейчас было не до разгула грозы.  Он посмотрел коню прямо в глаза.
       - Рассказывай, Кареок.
       - Это долго и далеко, а времени мало. Лучше коснись моей узды – она, быть может, расскажет лучше.
        Уздечка – подарок старушки – была очень красива.  Сплетенная из тончайшей кожи и – трав, что ли? Было видно, что делали ее долго, вплетая жгут за жгутом. Но при этом она выглядела так, будто из одного куска кожи.
       Вальбер коснулся уздечки.  Ничего не произошло в первый миг. Он недоуменно посмотрел на внимательно наблюдающего за ним коня, и… В этот момент что-то изменилось – в нем ли самом, или в окружающем мире, он уже не знал. Перед глазами, как наяву, в мареве золотистого света воспоминаний, явился лес, полянка с домиком – такая, какой он увидел ее впервые. И неожиданно все изменилось, словно память помчалась галопом - но не вперед, а назад, в прошлое… воспоминаний другого человека.

       …Хозяйка стояла у крылечка. Она смотрела так, словно только что проводила кого-то навсегда – с непередаваемой тоской во взгляде, - а вокруг качались, словно под ветром, ее прекрасные цветы. Яблоня зашуршала ветвями… 
       …Небольшое подворье в лесу. Уже обустроенное, с прилегающими огородом и небольшим садом…
       …Новый дом. Вместо колодца на полянке свободно бил небольшой родничок, около которого были сложены камни для ограды. Лоза винограда, начинающая оплетать небольшую беседку. Кусты молодого жасмина и любовно пересаженных роз – в расцвете. И молоденькая яблонька, все так же шелестевшая листиками…
       … в шелесте лесных листьев - маленькая фигурка с посохом и котомкой, стоявшая на краю красивой пустой лесной полянки. Странница – а это была именно странница, –  остановилась, и Вальбор ясно услышал, что путь ее останавливается именно здесь, на этой полянке среди…
       …бущующего грозового леса, по которому пробиралась маленькая фигурка…
       … дикие скалы,  острые и чужеродные человеку. Среди них - мрачный замок, чьи очертания постоянно менялись, и от него веяло очень древней,  странной, непереносимой, смертельной для людей магией…
       …Зал,  огромный, темный и каменно-острый,  и двое в нем. Девушка-пришелица, и хозяйка - закутанная в серо-черное меняющееся одеяние фигура, сидящая на троне…
       … Девушка только что совершила сделку с Хозяйкой, скрепленную самыми сильными магическими узами. Вальбер почувствовал злобное торжество, исходящее от существа на троне. Оно встало, и на глазах начало приобретать облик человека, женщины…  Словно нерезкий туман отступал, открывая лицо хозяйки замка…
         Лицо девушки по имени Робин!…
         Вот и она сама встала с трона. Живая и красивая, но в смехе ее слышалось что-то неживое, замогильно-страшное... От него хотелось спрятаться, заслониться, скрыться…
Гостья бросила взгляд на свои руки, видимые из-под плаща - они были покрыты глубокими морщинами. Как и все ее старческое тело, он знал это так же, как и она сама…

          …Неуловимым мигом - видение бесконечно-тоскливых, темных и полных ужаса, коридоров этого замка, в которых вольготно себя чувствовали твари тьмы, любимицы хозяйки… От них приходилось отбиваться – где магией, где тонким серебряным мечом-посохом. Девушка шла по коридорам, зная, что хочет найти.
         …И нашла.  В этой комнате бесконечными рядами тянулись ниши, границы которых были словно затянуты тонкой преградой из темного хрусталя.  Почему-то в бесконечной тишине слышалось  (или просто мнилось?) холодное, безжизненное звучание флейты… ощущение непреходящей вечности, остановленной, мертвой жизни… 
        Девушка ощущала все это и хорошо знала, что человек не сможет долго выдержать здесь, оставаясь в сознании и памяти.  Но - шла и шла, превозмогая могильное давление.
В нишах навсегда застыли  многие существа, населяющие этот мир. Люди, звери, магические существа… Застыли, как застывают пойманные в глубину янтаря мушки. В их глазах можно было увидеть то, что думалось в последний миг, перед тем, как мертвенный «янтарь» навсегда заключил их в свои объятия.  И  - вечная мелодия невидимой мертвенной флейты в воздухе. Она манила, звала послушать ее мелодию, поглубже вдохнуть мертвенный воздух…
        Ниши. Она знала, за чем пришла. Противостоять воздуху бесконечного смертельного сна помогала только маленькая коробочка с ароматным веществом. Иногда только оно, светящееся маленькими искорками жизни и магии, помогало гостье удержаться на ногах, не дать себя усыпить…
        Ниши, скрытые темным хрусталем.
        Игрушки хозяйки замка…
        Именно в одной их них она увидала того, кого искала, ради кого прошла ни с чем не сравнимый путь от жизни к Смерти.
        Лица уснувшего не было ясно видно, но девушка знала, что это он. Она нашла его.
Она знала, что это еще не все, и ей предстоит самое главное сражение в ее долгом пути – сражение за жизнь. Сражение с самой Смертью, в ее владениях, за право обладания одной из давно забранных ею жизней.
        И Хозяйка появилась…

       …Темный провал на мгновенье отделил это виденье от другого: худенькая девушка проходит Мертвые горы… руки и ноги в крови, тело разбито, последние силы уходят…но она упорно продвигается вперед, даже ценой своего полного бессилия…
       …Машет рукой русалкам, которые помогли проводить ее до самой границы Мертвого царства…
       …Магические земли, часто враждебные людям… их обитатели, поединки за право продолжать путь в целости, редко встречающиеся друзья из малого магического народа… снова поединки, пустой лес, нечисть… нечисть… нечисть!…
       … граница…
       … пустыня…
       … край обитаемой земли…
       …города Южного края, полные жизни не смотря на непрекращающуюся где-то вдалеке войну. Чужие лица, равнодушные взгляды…
       … битва… В ней вспышками перемешалась жизнь и смерть, магия и мастерство, люди и нечисть,  силы и тьма…
       … один из флангов, где сражается молодой воин со своим отрядом. Люди храбры и умелы, но… магия тьмы становится сильнее!..  Воин, сраженный магией, словно срезанный колос, падает в стелющиеся по полю магические сети. Адский хохот победившей, вспышка…
       …битва продолжается, но…
       …смятение, но только в первый миг.
       … твердое решение…

       … Кареок неожиданно взмахнул головой, и уздечка вырвалась из рук. Гроза потихоньку отступала, но холодный ливень не прекращался. Несколько мгновений Вальбер приходил в себя, еще ничего не понимая…
       …пока не вспомнил все.

       - Это была она, Кареок? Это была моя Робин?…
       - Да, хозяин.
       - Почему, друг мой, конь мой говорящий из лесов Селевайлона, почему же ты не мог открыть этого раньше?
       - Не мог, Вальбер. Такова цена за твое спасение, заплаченная Робин. Цена ее жизни, ее молодости, ее силы, всей ее, отданной в обмен на твою свободу и жизнь. Цена нашей силы, которая оказалась слабее заклятья Ксейнталарны.  Ты не смог узнать ее в этом облике, сердце твое не узнало Робин, не услышало ее. Цена твоя и моя. Мне жаль, но я был бессилен помочь тебе, подсказать. Я пытался это сделать, хотя знаю, что ценою была бы моя собственная жизнь. Сейчас же речь вернулась ко мне именно потому, что заклятие свершилось...
         Вальбер схватил свой меч и в исступлении бросился к лесу. Терновые кусты стояли плотным заслоном. Длинные частые шипы впивались в одежду, разрывая кожу до крови. Но он не жалел ни себя, ни меча. Ничего не видя, кроме колючих переплетенных ветвей, что мешали ему, он рубил их, как своих самых лютых врагов… пока те не сдались, открыв такую же непроходимую чащу густого подлеска.
         Вальбер не видел препон, и лес, словно испуганный исступленным человеком, с неохотой, все же пропустил его… до поляны. За это время ливень потихоньку превратился в мелкий дождь, позволивший разглядеть хоть что-то перед собой.
        … Старые, сломанные кусты давно оцвевшего жасмина. Мощные стволы диких роз, на которых не было цветов, а только острые колючки. Пучки иссохших кустов, когда-то наверняка бывших цветами.  Серая трава, словно никогда не видевшая дождя.
         Полусгнившие от времени остатки ограды, каких-то строений. Разваленная, размытая дождем кладка бывшего колодца – и желтая вода разлитого в лужах, разоренного грозой родника. Поваленный, запутавшийся в жухлой траве бывший колодезный «журавль».
         И – обугленные, сгоревшие от молнии остатки стен маленького домика. Или - не от молнии. Все выглядело так, словно много лет здесь не ступала ничья нога. Мертвое, брошенное и проклятое место, которое не захотела обжить заново даже сильная лесная трава.
Словно в забытьи, Вальбер приблизился и увидел что-то темное среди жухлой травы. Это было разрушенное, обгоревшее с одной стороны, гнездо маленькой птички.
         Не видя и не слыша ничего вокруг, Вальбер стоял в оцепенении. Тайна долгих дней странствия, забытья, которое он все время ощущал в себе, открылась ему во всех подробностях… но поздно. Он снова потерял свою Робин.
         Кареок подошел ближе, ткнулся мягким носом хозяину в плечо. Но не смог успокоить, унять его боль.
        Когда Вальбер, наконец, смог заговорить, голос его звучал хрипло и незнакомо, словно после долгих дней молчания.
       - Спасибо тебе,  Кареок. Ты сделал все, что мог. Для меня и для нее… А я… - Вальбер закашлялся. – Я не знаю, что теперь делать. Я потерял ее снова…наверно навсегда. А вместе с ней – и смысл жизни. Ксейнталарна более не выпустит из своих рук законную свою добычу. Даже если бы я смог бы отыскать ее замок за Зачарованными землями…
        Он взглянув на маленькое гнездышко в руках.
        - Ведь это гнездо той самой малиновки, что привела нас сюда, к ее дому? А я, дурень…ладно, не увидел ее, но тебя-то, тебя, Кареок, друг мой закадычный, как мог не услышать?… Ты же пытался мне сказать, даже без голоса… Эх!…
Вальбор снова закашлялся.
       - Чтобы хоть немного утешить тебя, я скажу, что многого не знал и сам.
       - Как же узнал? И когда?
       - Я расскажу. Только тебе, Вальбер, нужно согреться, иначе простудишься.
       - Пусть.
       - Нет. Не стоит. Я понимаю твое состояние. Но если и ты сейчас, в порыве отчаяния, отдашь свою жизнь в откуп элементарной простуде, Ксейнталарна будет довольна, как никогда в жизни. Тогда она получит две жизни вместо одной.  И с удовольствием их заберет. Так что прошу тебя, встряхнись. Нам нужно тепло. Конечно, сухих дров мы сейчас не найдем нигде в этом лесу, но… Если мне правильно подсказывает чутье, Робин положила в твою сумку фляжку и пирожки. Достань-ка их.
        - Я не хочу есть. Я ничего не хочу.
        - Я хочу. Достань.
        В сумке действительно оказались пирожки. И, словно недавно вынутые из печи, они были… горячими! Румяные и пухлые.
        Вальбер долго смотрел на них. Потом медленно взял один, поднес к лицу, вздохнул теплый аромат.
       … И - словно время расступилось, словно теплый день объял его всего. Нежная, любящая рука коснулась его волос, лица, шеи… Мягким дыханием  и теплом живого тела, обнимающие его руки были руками любящей женщины. Любящей и любимой. И они оба таяли в этом прикосновении, впитывая в себя каждое мгновение, каждое прикосновение…
       И – три слова, теплым прикосновением невесомого ветра к щеке…
       Неимоверная радость и столь же глубокая грусть. Он знал, кто это. И одновременно знал, что этого на самом деле нет. Как нет и домика в лесу, сожженного молнией.
       Словно опровергая эти мысли, прогоняя прочь, темнота перед глазами осветилась, как просвещается утренний туман восходящим солнцем. И в пронизывающих светлых лучах он почувствовал проглядывающие очертания лесного домика – целого, живого, с колышущимися под ласковым ветром, цветами вокруг…
       Легкий смех прошуршал у уха, взлохматив волосы.
       «Робин?»
       «Не открывай глаза, любимый … Да, я здесь, с тобой. Но совсем ненадолго – пока хранит тепло мой пирог».
       «Но ты - жива?!»
       «Конечно, жива. И я рада, что даже Ксейнталарна не смогла предусмотреть все, как бы ей этого не хотелось. Я жива, пусть только так, как ты меня слышишь сейчас. Я - дух, но не в неволе Смертного замка».
      «Как мне помочь тебе? Есть ли способ спасти тебя?»
      «Кареок, - он знает. Вальбер!»
      «Что, любимая?»
      «Я всегда буду рядом… если даже у тебя ничего не получится… Я буду ждать тебя  - здесь ли, или За Порогом Вечности… Храни мой подарок, любимый».
      «Робин… Моя Малиновка!»


       … Не хотелось открывать глаза. Вальбер прижал рукой щеку, словно хранившую тепло слов и – почти настоящих прикосновений, Робин. А когда открыл, заметил, что небо просветлело: сквозь зеленые, шелестящие последними каплями кроны на поляну падали солнечные лучи. Теплые и нежные… как прикосновение рук.
       - Она сказала, что ты - знаешь. Что же ты знаешь, Кареок?
       - То, что передала мне ее уздечка. То, что случилось с хозяйкой и с нами – удачное дело Ксейнталарны. Но тебе повезло, Вальбeр. Любовь твоей Робин оказалась сильнее того, что предусмотрела Владычица Замка. И она смогла найти возможность не замкнуть круг неизбежности. Понимаешь, когда Ксейнталарна прогнала ее из замка, забрав себе ее тело и молодость, то была уверена, что … скажем, все произойдет именно так, как ей хотелось.
       - Хочешь сказать, именно так, как произошло сейчас?
       - Да. Так вот, после долгих странствий Робин пришла сюда, и лес принял ее, поселил в себе. Много лет она провела здесь, сделав все, что ты видел. Цветы, деревья, колодец… И во всем, что она делала, Робин оставляла свой след, след своей души, мыслей, любви… Любви к миру, не смотря ни на что, и – к тебе, хозяин. И поэтому, то, что мы все-таки побывали здесь, помогло Робин. Ты и я были в ее доме, угощались тем, что было приготовлено ее руками… Кстати, она большая мастерица печь пирожки. В ожидании тебя (а она знала, что это будет… да хотя бы потому, что этого очень хотела Ксейнталарна!), множество пирожков, спеченных ею в ожидании, обрадовали путников тракта Бифоргама.
         -  Дорога в Бифоргама…
         -  Именно. Ты мог встретить ее там, если бы судьба не привела нас прямо сюда. Думаю, что это сделал сам лес…но не важно. Так вот, этого Ксейнталарна тоже не могла предусмотреть, при всем ее… мастерстве. Или не смогла справиться, что вероятнее… Любовь Робин  была магией, становящейся сильнее даже под заклятием.  И обо мне она думала, потому что знала, что я рядом с тобой. Она всегда знала меня как твоего друга, иногда – советчика, если это нужно, - ты уж не обижайся. Она сплела уздечку, вплетая туда все образы, мысли, все года, проведенные здесь. С радостью и легкой грустью. Просто потому, что  знала – ты жив, пусть даже и не сможешь снять заклятье. Потому  Смерть не смогла забрать ее, даже когда заклятье свершилось.
Конь помолчал немного и добавил:
        - Здесь же она и возродится, насколько я понимаю... Но мы с тобой должны уйти.
        - Как я могу уйти отсюда? И – куда?
        - Я знаю. Тепер нам нужно вернуться. У Фиолетовых гор, там где-то в лесах живет женщина, которую зовут Озе. Сейчас, пожалуй, только она может помочь вернуть свою дочь.
        - Дочь? Объясни.
        - Это отдельная история, хозяин. Но времени тепер у нас много. Кстати, многого ты и не знаeшь о ней. На самом деле девушку зовут Урсулой. Люди, знавши ее, прозвали Малиновкой за прекрасный голос. Петь она любила всегда, даже тогда, когда... в общем, когда все это случилось. А забранный Ксейнталарной вместе с телом голос... Ее песни становились заклятьями ее любви. Хватит ли у тебя сил и желания попробовать вернуть Робин к жизни?
        - Ты знаешь, что да. Если ты и Озе, сможете мне помочь сделать это – я не пожалею ничего. И ни о чем.
        Вальбер аккуратно положил гнездышко в самую гущу ближнего куста. В последний раз оглядев поляну, молча вскочил в седло.
 
      Лес ласково шелестел капелью с листьев, впитывая влагу - словно желал им доброго пути напоследок...
               
 (C)Machneva Ulyana