Солнце красное

               
                1
                «Солнце красное».
                Василий Краснов проснулся очень рано, вскинул руки вверх, перегнулся через похрапывающую жену, постарался перепорхнуть  через неё осторожно, но угодил ей коленкой в поясницу, распластался на её оголённых бёдрах, закопошился, провалился между бёдер жены и попался в капкан.               
«Ты хоть раз в неделю не спешил бы, позоревал бы, из-за своего Солнца меня перестал … замечать!» Варвара сильнее сжала ноги. Василий закряхтел, но всё - таки развернул своё щуплое тело, оказался пупком у коленок жены, закатил глаза, чтобы не смотреть на трепещущую под тонким ситцем грудь жены, ответил: 
« Перестал замечать, рано встаю? Привычка у меня такая, рано вставать. Кто я такой есть? Потомок крестьянского рода Красновых. Мы, Красновы, были хлебопашцами, а хлебороб каждый день Полю и Солнцу кланялся. И я, Краснов Василий, в потомков уродился,  четверть века гонял комбайн с Поля на Поле, и каждое утро Солнце в глаза. Куда от него спрячешься? Некуда. Нашла чем попрекать – встаю рано. Ты вот лучше скажи, зачем ты волосы в жёлтый цвет выкрасила? Ты кто, попа старая, или как там их в телевизоре называют? Не поймешь, толи голова на подушке, толи дыня».
«Ах ты, петух облезлый, наконец - то проговорился! Волосы ему не нравятся!» Варвара сбросила Василия с кровати на половик, швырнула в мужа подушкой. Тот ловко увернулся и выскочил из спальни с хихиканьем.   
« Из-за такого петуха драного я с лучшей подружкой разругалась вдрызг! Да знала бы я, что ты
свихнешься на своём Солнце, и не взглянула бы на тебя…»
                Василий шустренько натянул шорты, заторопился к калитке: за нею заволжская степь, а на краю степи восходит Солнце. Оно уже пронзило легкие облачка жёлтыми лучами, вот-вот и само поднимется над степью, вернёт к жизни былинки и тварей.
               Василий улыбнулся, заторопился в гараж. Он натянул перчатки, повесил ещё отцовскую сумку из дерюжки на плечо. В сумке лежат инструменты и с нею удобно работать на лестнице. Василий сгрёб со стола отполированные наждачной бумагой тонкие реечки и бегом к лестнице. Уже через минуту он застучал молотком, прибивая реечки вокруг фанерного блина. Василий поглядывал на восходящее Солнце и представлял себе, как люди будут удивляться его фантазии и возможно крутить у виска пальцем.
« А мне то что, пусть себе, я же не упрекаю людей за то, что они…» Василий не договорил слова. Лестница под ним зашаталась, и он едва смог на ней удержаться.
«Вместо того чтобы проявить мужские достоинства, ты мне поясницу отбил коленкой, а теперь ни свет, ни заря молотком стучать! Что за фантазия снова в твоей башке родилась? Неужели мне остаток дней с тобой, оболтусом, доживать придётся! Обозвать меня старой попой!»
             Василий спустился с лестницы, приставил пучок реечек к стене, ответил с достоинством:
« Я вижу, Варвара, что миру между нами сегодня не быть, поэтому мне лучше исчезнуть на время». Василий направился в гараж, а у Варвары пропала охота ругаться, но она не сдавалась.
« Испугал, катись на все четыре стороны, степь велика!» Варвара ткнула пухлым пальцем за калитку, но поспешила опустить руку, будто обожглась о Солнце, уже стоящее над крышей соседнего дома.
             Василий больше не сказал ни слова. Он приоделся, взял из шкафа тысячную, повертел её в руках, взял ещё одну, вышел из дому. В чулане отыскал видавший виды рюкзачок, отряхнул его, прошёлся по саду, сорвал с десяток яблок, пяток груши и вышел через калитку.
             В город Волжский Василий Краснов попал к десяти часам. Дверь долго не открывали. Но  наконец - то замок вяло щёлкнул и дверь полуоткрылась.
«Кто ломится в такую рань?» Зевая, спросил Краснов Олег.


2.
«Олеженька, это я, твой отец. Побойся Бога, не произноси такие слова. На дворе почти полдень, Солнышко давно радует и Человека и всякую живность, а ты говоришь рань!» Краснов младший не обратил внимания на слова отца, он распахнул дверь и буркнул:
« Проходи».
              Краснов младший уродился в породу матери. Он высокого роста, у него мощные плечи и узкая талия. Однако городская жизнь испортила атлетическую фигуру Олега, пивное брюшко свисает через ремень, поддерживающий джинсы ниже привычного уровня, но так сейчас модно.
«Ты проходи на кухню, сам там себе чай приготовь, нам некогда, бежать надо».
« Что за беда у тебя? Я, твой отец, приехал, а у вас срочные дела?» Удивился Василий.
«Только не заводись папа, сын у нас в больнице». Голос Олега звучал почти равнодушно, но возможно он просто уставший человек, и поэтому неохотно объяснял:
« Никита съел что-то не то, или объелся чего-то…» Краснов подумал несколько секунд, ответил:
«Вот какие у вас, значит, дела. Сын в больнице, да и ты выглядишь измученным».
«Работаю, субботу прихватываю. От людей не хочу отставать, мебель новую купил, теперь машину надо поменять, окна пластиковые в моде». Василий слушал, перекладывал лямки рюкзака с одной ладони в другую, кивал головой, наконец, ответил.
« Вот так, значит живёте. Спешка, а сын в больнице». Краснов заторопился к столу на кухне, стал выкладывать яблоки и груши на стол:
« Кстати получилось, что я разругался с матерью и приехал. Яблочки из сада, с той яблони, которую ещё дед твой, царство Небесное, с поймы перенёс. Ты только народился, и конечно не помнишь. Да что это я о прошлом. Никитке сейчас в самый раз яблочки». Сын, хорошо знавший отца, засмеялся, спросил:
« Ты мне яблочками зубы не заговаривай. Снова что-то тебе в голову взбрело, чем допёк мать!» Краснов отмахнулся, положил яблоки в чашку, сунул их под кран.
                Разговор с сыном на этом оборвался. В кухню почти вбежала сноха, она в ночной рубашке из тончайшего батиста. Фигура её словно точённая из слоновой кости, и Василий невольно залюбовался её белой кожей, светлыми волосами и глазами. Цвет у глаз темно-синий, как Небо, омытое ливнем.
« Василий Фёдорович, ты, что уставился на меня, будто отродясь женщин не видел? Не холостой ведь, жена под боком. Я не твоего поля ягодка, не сорвешь!» Лизавета уперлась кулачками в бока, соски её горели огоньками.
« Лизонька, у отца, как всегда, голова забита Бог знает чем, но только не… » Олег хихикнул, Лизавета крутанула талией, у дверей повернулась, выдала:    
« Сразу видно, мужик с приветом. А ты поторопись, проспали, жуть, сын заждался! Ещё не побритый, чем ты тут вообще-то занимаешься»?
«Лиза, ты как всегда, с утра пораньше решила всем настроение подпортить. И что у тебя за мода такая?» Олег вышел из кухни. Походка его неторопливая, голос ленивый, видно, что перепалки с
женой стали привычными. 
                Василий Фёдорович остался в квартире один. Оскорблённый домыслами снохи он несколько минут сидел неподвижно на стуле и смотрел в окно, на пыльную улицу, на суетливых, озабоченных людей, спешащих с авоськами и сумочками, на бешено мчащиеся машины, с визгом тормозящих перед светофором. Он несколько минут боролся с желанием уехать домой, теребя лямки рюкзака. Наконец он решил дождаться внука, отложил рюкзак, взял с тарелки яблоко, вышел из кухни.
                В зале, заставленной без меры разной мебелью и столиками, на которых громоздились приемники и телевизоры и ещё то, что Василий не видел отродясь, стоял полумрак. Краснов раздвинул шторы на большом окне. Солнце смотрело сквозь городское марево и едва проникало сквозь запылённые окна в комнату. Оно казалось неестественным, будто ребёнок, рисуя его, перепутал краски. Сердце защемило и раем показалось его любимое место у яблони за домом с Востока. Он и эта старая яблоня каждый день наблюдают таинство рождения нового Дня.               
                Краснов задремал в кресле с яблоком в руке и не слышал, как Олег открывал дверь, и как вся семья вошла в квартиру. 

3.
«В квартире жара, дышать нечем, а этот шут раздвинул шторы! Вся мебель раскалилась, а она новёхонькая! Как он может спать в таком аду, да ещё сидя в кресле? Уселся в своих штанах…!» Бранилась Лиза, сдвигая шторы. Визг металлических колец о карниз разбудил Василия. Он
проворно встал с кресла, яблоко покатилось по ковру. Краснов догнал его, подхватил рукой,  спросил, глупо улыбаясь:
« А внук где?»
« В своей комнате, где же ещё ему быть». Ответила сноха. На её лице Василий увидел досаду.
                Внук Никита сидел у компьютера и не обратил внимания на вошедшего Василия Фёдоровича. Он стоял с яблоком в руке позади внука и не знал, как ему начать разговор. На его худом, слегка вытянутом лице растерянность. Наконец он нашёлся:
« Никитка, я вот тебе яблочек привёз из своего сада». Василий протянул внуку яблоко.
« Пробовал я, дед, они кислые». Ответил внук и наконец-то повернул к Василию Фёдоровичу лицо. Фраза, приготовленная для внука, связала глотку, словно сок дикой груши. Лицо Никиты никак не соответствовало его щуплой фигуре: оно было припухшим, рыхлым, неестественно бледным.
«Кислое полезнее, чем сладкое…» Наконец-то заговорил, почти заикаясь, Василий.               
« Ты посмотри на меня, мне вот-вот пятьдесят стукнет, а я могу …» Василий Краснов замешкался, осмотрелся, и на удивление Никите, сделал переворот вперед, стал на колено, вытянул руки вперёд, затем изогнул спину и дотянулся руками до полу. Сохраняя ровное дыхание, Краснов встал на ноги, повернулся к Никите, предложил:
«Никитка, едем в деревню, я тебя на ноги поставлю лучше любого профессора. Будем вставать рано, глядеть на Солнце, по росе босиком бегать, яблоки, налитые Солнцем, есть, в Волге купаться до посинения…» Краснов говорил слова внуку, протягивая ему яблоко, но с каждым новым словом лицо Никитки становилось всё кислее. Наконец он махнул рукой, сказал категорично:
« Ни в какую твою деревню я не поеду, дед, это стрёмно. Да и дела у меня тут».
« Да какие у тебя дела, до уроков, считай, месяц…»
« Я же сказал, дела у меня тут, дед!» Никита повернул своё кресло к компьютеру. Всё, разговор закончился.
                Ужинали молча. Никита налегал на копчения, запивал их колой. Сын, Олег, ел курятину с белым хлебом. Василий Фёдорович поковырялся в тарелке, глянул на слишком серьёзное лицо снохи, бросил вилку на стол, ушёл в свою комнату.
                Краснов почти не спал. Он ворочался с боку на бок, то и дело поднимал голову с подушки, протягивал руку к шторе, отодвигал её и смотрел, не загорается ли заря. И как только посветлело, Василий подхватил свой рюкзачок и вышел из квартиры сына. Дома он появился перед обедом. С радостью в душе он открыл дверь летней кухни. Жена заправляла щи капустой.
« Появился кобель блудливый, где тебя носило?»  С оттенком ревности в голосе спросила она.
« У молодушки был, ты ж меня  то петухом облезлым кличешь, то жалеешь, что замуж за меня вышла, а сейчас кобелём обозвала, а я у сына был…»   Варя глянула в глаза мужа и поверила.
« А что ж ты, Вася, печалишься?» Варвара подошла к мужу, погладила пухлой ладонью его седую голову, сказала:
« Похудел за сутки. Внук болеет?»
« Болеет не только внук». Василий положил руки на стол, помолчал, обронил скупо:
« Никитка не захотел к нам, дела у него, фу-у-у, дела у него!»  Василий Фёдорович посидел минутку, помолчал, спохватился, вышел скоренько из кухоньки и через минуту застучал молоточком на лестнице.
« Вася, а Вася, может пособить, в магазин за краской сбегать, или ещё что?» Услышал он голос Варвары. Он опустил молоток, вытащил гвоздь изо рта, ответил примирительно:
« Сбегай, купи жёлтой и красной краски, а я пока что лучики прикреплю».

Волгоград. 2010г.