Трижды от колосса к коллапсу и обратно
ЧАСТЬ 3. КОЛОСС — КОЛЛАПС — СНОВА КОЛОСС?
РЕФОРМА ШКОЛЫ: ПОЧЕМУ НУЖНА И ПОЧЕМУ НЕ ИДЕТ?
Эта глава сохранила то же заглавие, что и в первом издании. Потому что и здесь за минувшие 15 лет никаких изменений к лучшему не произошло, положение дел только ухудшилось.
В 1974 году Академия педагогических наук СССР официально признала, что «наша образовательная система нуждается в серьезном совершенствовании».
Спустя два года этот тезис прозвучал с самой высокой партийной трибуны. Спустя еще 12 лет, уже на закате советской власти, в Кремле собрался съезд учителей, который под страхом самых нежелательных социальных последствий единодушно потребовал немедленного проведения радикальной школьной реформы. Но наступили 1990-е годы, колосс СССР перешел в состояние коллапса постсоветской России. Правящей клике в Кремле стало не до школы, как, впрочем, и не до государства вообще — она целиком занялась личным обогащением.
Наступил XXI век, власть переменилась, новое правительство начало вытаскивать Россию из состояния коллапса, хотя до нового колосса, каким были дореволюционная Россия и СССР, нам еще далеко.
В ряде областей экономики и политики достигнуты определенные успехи. Но в социальной сфере никаких значительных достижений пока не видно. В том числе и в сфере образования. Возник парадокс. Все понимают, что школе нужна реформа, непрестанно говорят о ней, делаются попытки изменить хоть что-то к лучшему. Но эти попытки наталкиваются на пассивное сопротивление (называя вещи своими именами: на саботаж) педагогического корпуса и родителей. Почему?
Для ответа на этот вопрос не избежать экскурса в историю советской школы, в эпоху, когда возникли обсуждаемые проблемы.
Существующая российская система народного образования сложилась на развалинах дореволюционной в 1920-е годы (окончательно — к середине 1930-х) и с тех пор не претерпела никаких качественных изменений. Но тогдашняя обстановка имела очень мало общего с современной. В некоторых отношениях она даже была прямо противоположной сегодняшнему положению вещей.
Во-первых, в стране господствовала многодетная семья, ныне практически исчезнувшая. Эта семья была одновременно и производственным коллективом, и социальным институтом, на котором держалось государство, и своего рода «домашней школой», где дети и подростки наследовали профессию и мировоззрение родителей, их стереотипы сознания и поведения (т.е. получали соответствующее воспитание, замененное ныне пустой болтовней), наконец, к 15 годам достигали социальной зрелости, будучи полностью готовы к роли матери или отца семейства.
Такой эффективности не знала ни одна государственная система образования в мире.
Во-вторых, не было никаких забот с начальным и средним профессиональным образованием. Кому было мало «домашней школы», тот шел учеником на производство или в фабрично-заводское училище (будущее ремесленное). В общеобразовательную школу шли только дети старшего возраста и подростки (8– 15 лет), да и из них подавляющее большинство забирали домой помогать по хозяйству после 3–4-го класса. Средним уровнем образования (даже для высших гражданских и военных чиновников) была начальная школа — до неполной средней дотянулись лишь в середине 1950-х годов. Тогдашнюю среднюю школу-девятилетку в 1922 году оканчивал лишь один из ста восемнадцатилетних. Добавим к этому огромную безработицу, переводившую проблему подготовки кадров в проблему трудоустройства имеющихся.
В-третьих, если с недипломированными кадрами особых проблем не было, то с дипломированными (при таких выпусках средней школы) существовал катастрофический дефицит. Достаточно сказать, что каждого пятого инженера — а их осталось всего несколько тысяч на страну — приходилось выписывать на золото из Германии и США, как станки и машины.
Поэтому средняя школа была (и по инерции остается до сих пор) целиком и полностью ориентированной на поступление в вуз.
Взгляните на школьное расписание. Там нет ничего, что могло бы потом понадобиться школьнику в труде, в быту, на досуге, вообще в жизни. Все нацелено только на приемные экзамены в вуз. Но, с одной стороны, школа сама по себе ныне бессильна подготовить своего выпускника к вузу: для этого нужен дорогостоящий репетитор, желательно напрямую связанный с приемной комиссией. А с другой стороны, в вуз поступает не более 15% абитуриентов, да и из них почти треть отсеивается после одной-двух экзаменационных сессий. А из окончивших вуз лишь считанные проценты идут работать по специальности — конъюнктура на рынке труда резко отличается от той, что была полвека назад.
Вот и получается, что подавляющее большинство школьников зря просиживают штаны за школьной партой целых 11 лет. В свою очередь, большинство из этого большинства просто не в состоянии одолеть предлагаемую им программу (хотя вполне справились бы с другой, соответствующей их склонностям и способностям). Им публично ставят позорящие «двойки», вызывают в школу родителей с последующей экзекуцией дома. Они внутренне ожесточаются, и… школа становится социальным источником преступности № 2 — сразу за неблагополучной семьей (№ 1), опережая «теневую экономику» (№ 3) и повальные пьянство и наркоманию (№ 4). Кроме того, при сложившемся положении она все больше сама входит в сферу «теневой экономики» — нигде ни шага без поборов, взяток, вымогательства. Короче говоря, социальный институт государства, каким является школа, все более приобретает асоциальный, вредный для общества характер.
Как исправить положение?
Первую попытку в этом плане сделали еще в 30– 40-е годы (с перерывом на Великую отечественную). Было установлено, что дипломированный специалист только за один свой диплом получает в среднем почти вдвое больше недипломированного. Это увеличило приток в среднюю школу, но не намного. В 1950-е годы десятилетку заканчивал уже не каждый сотый, но еще всего лишь каждый двадцатый из восемнадцатилетних. Этого было, конечно, недостаточно.
Положение стало радикально меняться лишь во второй половине 1950-х годов, когда миллионы семей хлынули из деревни в город, и когда родители сообразили, что, забирая детей из школы, они обрекают их на низкооплачиваемую, низкопрестижную работу.
И в 1950 году десятилетку стал заканчивать уже не каждый двадцатый, а каждый второй. В 1965 году — двое из каждых трех. В 1970 году — трое из каждых четырех. Казалось, что впереди оно, заветное «всеобщее среднее»…
Но получился конфуз. Дипломированных специалистов наготовили десятки миллионов (из них большинство посредственных, а почти треть — явно никудышных, липовых). Вновь вернулось давно забытое слово: переизбыток. А с другой стороны, на пенсию, которой раньше не было, стали ежегодно выходить миллионы «недипломированных». Дефицит поменял адрес, перевернулся, а с ним вместе «перевернулась» зарплата. Только что инженера, врача, педагога со стандартным окладом 120 р. в месяц вез шофер с зарплатой 60 р. И вдруг того же специалиста с тем же окладом повез все более дефицитный шофер за 200, а то и за 300 р. И тогда, как уже говорилось, миллионы «дипломированных» рванулись на рабочие места «недипломированных», с зарплаты максимум в 150 р. на зарплату в 300–400 р. и выше. Получилось, что вузы, образно говоря, стали готовить грузчиков с высшим образованием, озлобленных такой жизнью и, как говорится, топящих свое горе в вине. Иными словами, средняя и высшая школа зашли в тупик, и власти констатировали, что необходима школьная реформа (см. начало главы).
Первое предложение, которое было сделано 30 лет назад, предусматривало отбор из каждых четверых пятнадцатилетних одного в старшие классы школы и далее в вуз, троих других — в профессионально-технические училища для подготовки будущих рабочих и низших служащих. Но было заранее известно, чьи сынки и дочки при любых способностях пойдут в вуз, а чьи — тоже при любых способностях — в ПТУ. Это предложение было настолько явно чревато социальным взрывом, что благоразумно предпочли воздержаться от него. Других радикальных предложений больше не поступало. А против нерадикальных (например, введение ЕГЭ — единого государственного экзамена) стеной встали педагоги. Ведь любое изменение существующего положения грозит их побочным доходам, а зарплата педагога, как известно, мало отличается от нищенской пенсии.
Круг замкнулся.
Но не может же выжившая из ума школа существовать без катастрофических последствий! И такие последствия нагрянули.
Во-первых, сотни тысяч школьников ежегодно «досрочно» покидают бессмысленные для них школьные парты. Такие «беглые» насчитываются сегодня миллионами и конкурируют масштабами с беспризорниками. Хуже всего, что лишь меньшинству из них удается пристроиться куда-нибудь на работу. Большинство заживо разлагается от безделья на шее родителей. Иными словами, из нормальных детей и подростков мы искусственно создаем дворовую шпану. Доказательства? Официально объявлено, что почти половина призывников в армию давно не учится и нигде не работает. Вряд ли лучше положение у девушек.
Во-вторых, вынужденное безделье тоже по-своему «воспитывает». Раньше или позже молодые люди приходят на производство, так сказать, входят в жизнь. Школа была обязана сделать из них добропорядочных родителей, добросовестных работников, законопослушных граждан и сложившиеся, цельные личности. Можем ли мы, положа руку на сердце, сказать, что большинство (подавляющее большинство!) нынешних абитуриентов — сплошь будущие Родители, Работники, Граждане, Личности (все — с большой буквы)?
А если у школы такая «продукция», то как можно закрывать глаза на явный «педагогический брак» в миллионных масштабах?
Наконец, в-третьих, из-за упоминавшейся выше депопуляции поголовье школьников стремительно сокращается. Мы начали XXI век в России с 21 млн школьников. К 2007 году их осталось 17. К 2010 году, по прогнозам, останется 14 (это ясно по имеющемуся контингенту дошкольников). Как мы уже говорили, сливки с этого стремительно тающего «пломбира» снимает Запад (посредством в разы превосходящей зарплаты). Что останется нам во втором десятилетии наступившего столетия, если мы не подготовим пусть уменьшающееся, но достойное потомство, трудящееся на Родине?
Словом, без радикальной школьной реформы нашему государству не выжить. Какой она может и должна быть?
В 1995–2000 годах в секторе социального прогнозирования Института социологии РАН был проведен экспертный сценарно-прогностический мониторинг на тему «Ожидаемые и желаемые изменения в системе народного образования России». За этот период по разным методикам трижды опрашивались десятки экспертов — так называемые «первые лица» в теории и практике педагогики. Они гораздо более сурово оценили наблюдаемые тенденции в этой области, нежели это было сделано нами выше. И внесли несколько сот конструктивных предложений, которые, будучи сведены в систему, составили контуры программы радикальной школьной реформы. В предельно кратком, обобщенном виде эта программа выглядит следующим образом.
1. Отказаться от «школоцентризма», сводящего систему народного образования лишь к начальной, средней и высшей школе. Признать, что помимо этих трех подсистем существуют еще шесть, не менее важных: образования родителей, дошкольного образования, среднего (довузовского) профессионального образования, повышения квалификации и переподготовки кадров, общего самообразования взрослых и дополнительного образования.
2. В образовании родителей начать с полового воспитания (оно же сексуальное просвещение) подростков в школе, но не огульно, а малыми группами разного пола и разного темперамента в форме доверительных бесед со специалистами. А закончить созданием сети самоокупаемых университетов будущего родителя, молодого родителя и даже молодых (40-летних) бабушек и дедушек.
3. В дошкольном образовании (всеобщем!) вместо платных детсадов создать сеть бесплатных прогимназий рядом с домом родителей, работающих в разном режиме, сообразно особенностям каждой семьи. Так, чтобы дети 3–6 лет основательно — точнее, играючи, — подготовились к школе, освоили азы этики, эстетики, культуры умственного и физического труда, физической культуры, естество- и обществознания, научились читать, считать и писать (или хотя бы овладели элементами письма и рисунка).
4. Начальную школу приспособить к особенностям детей 6/7–10 лет, возможно основательнее отделив ее от школы для подростков, дабы минимизировать «дедовщину», зарождающуюся, как известно, именно в школе.
5. Неполную среднюю школу преобразовать в полную, так как давать паспорт четырнадцатилетнему гражданину страны до получения им аттестата зрелости — значит побить все рекорды города Глупова.
6. Как во всех цивилизованных странах, между средней школой и университетом ввести подсистему профессиональных колледжей для всей молодежи 15–20 лет (уже не подростков!). Со сдачей профильных и общеобразовательных минимумов, как в сегодняшней аспирантуре. С возможно более долгой стажировкой по месту будущей работы. И обязательно с дипломом, потому что для подавляющего большинства молодежи (с учетом последующих подсистем) этого уровня образования будет вполне достаточно. Фактически оно будет равно нынешнему высшему.
7. Учитывая быстрое старение получаемых знаний, перестать выдавать пожизненные дипломы, развернув полномасштабную систему постоянного повышения квалификации и периодической переподготовки кадров. Разработать четкую систему прохождения этих занятий на протяжении всей трудовой деятельности человека. Без соответствующей отметки о прохождении занятий диплом признавать недействительным.
8. Развернуть полномасштабную подсистему общего самообразования взрослых (типа вечерних университетов недавнего прошлого, в которых занимались 15 млн слушателей). Только не в былом «добровольно-принудительном» порядке, а «на интерес»: занятия в этой подсистеме должны считаться престижными и положительно влиять на карьеру.
9. «Продленку» в школе заменить возможно более широко развернутой сетью школьных клубов «по интересам», опирающихся на уцелевшие «дома творчества молодежи». Сделать «дополнительное образование» равнопорядковым по значению с основным.
10. Для подготовки дипломированных кадров более высокого уровня создать двухлетние бакалавриат, магистратуру и докторантуру, причем две последние — только для профессуры в вузах и руководства в НИИ, а также по некоторым особо сложным специальностям (например, в медицине). Покончить с порочной советской практикой подготовки научных кадров путем защиты старцев и стариц предпенсионного и даже пенсионного возраста (см. следующую главу).
11. Покончить с огульным подходом к учащимся и учебе. Дополнить имеющиеся базовую и коррекционные программы также «продвинутой» (для особо одаренных учащихся), «специальной» (для собирающихся специализироваться по данному предмету) и «ознакомительной» (для желающих лишь ознакомиться с данным предметом). Выбор программы — на усмотрение учащегося. Но и оценка его общих успехов — в зависимости от выбора той или иной программы.
12. Покончить с практикой публичных порочащих оценок. Шире применять практику собеседований, характеристик, зачетов, тестов. Учащийся вправе выбрать хоть все учебные программы как «ознакомительные», но не вправе пытаться специализироваться по предмету, по которому продемонстрировал неудовлетворительные знания (безо всяких унижений по этому поводу).
Как видим, в рекомендациях экспертов собрано много конструктивного из мирового и отечественного педагогического опыта. По материалам исследования в 2000 году была издана книга под дискуссионным заглавием «Нужна ли школе реформа?». Она была роздана всем помянутым выше «первым лицам», до которых автор был в силах дотянуться.
Однако вопрос, вынесенный в заглавие, висит в воздухе до сих пор. Надеемся, что написанное выше позволяет понять, почему.