1. Пока ещё не Марс, а только Марсик

В сарае было темно и зябко. От бревенчатых стен несло  сыростью и плесенью. В углу, на охапке прошлогоднего сена семеро слепых щенков жались друг к другу, пытаясь согреться. Еле заметная дрожь одного из них тут же пробегала по другим, как по замкнутой  цепи электрический ток. Не будь прошлогоднего сена,  неизвестно чем бы всё кончилось для бедолаг.
 Их мать, ощенившись, подохла, оставив хозяину непредвиденные хлопоты. По натуре человек бессердечный, он не догадался забрать щенят в дом. Один раз в день, вечером поил их молоком из бутылки через надетую на неё  соску. И на том спасибо!
  На улице были все признаки весны: снег на придорожных сугробах потемнел и стал ноздреватым; днём на дорогах появлялись лужицы, из которых талая вода  робко сбегала в кюветы; под крышами, “потея”, росли толстенные сосульки. Но  морозы, особенно ночью, были ещё очень крепки. С  наступлением темноты деревянные стены сарая  потрескивали  и под утро покрывались седым инеем.
 Мороз жгучими иголками впивался в беззащитные щенячьи тельца,- они ещё теснее жались друг к другу. Лежащим с краю доставалось больше всего, поэтому каждый стремился в середину, отчего живой клубок щенячьих тел был в постоянном движении. Невольно сам собою соблюдался непреложный закон Колымы: движение - жизнь, всё остальное - Вечная Мерзлота.
 Успокаивались они только  утром, когда солнце нагревало металлическую крышу, заставляя стены обильно “плакать”. Мороз отступал до вечера, чтобы ночью вновь издеваться над живыми комочками.
Но вот в сарай вместе с хозяином пришёл мужчина. Речь его   лилась неторопливо. Спокойный бархатный голос журчал, как тот ручей, что появлялся после обеда за сараем. Мужчина осмотрел всех щенят и остановил свой выбор на  крутолобом.
Уже после первого прикосновения тёплых рук   мужчины щенок перестал дрожать. Когда же его посадили в меховую  рукавицу, он понял, что есть другая жизнь, не похожая на собачью. Жизнь в тепле, от которого хочется долго, долго спать и не просыпаться. Ещё бы! В рукавице, да за пазухой. Такого блаженства он никогда не испытывал. Оттого-то и уснул, как убитый. Даже не слышал, как новый хозяин нёс его через весь посёлок, вошёл к себе в дом, не вынимая из рукавицы, положил  около теплой печки на мягкую подстилку. Сколько он спал, неизвестно. Разбудили его людские голоса: женщина  вела задушевный разговор с мужчиной.               
- Какой он породы? - тепло и просто спросила женщина.
- Отец его - восточноевропейская овчарка, - звучал в ответ баритон,  а мать - чукотская ездовая.                Люди говорили тихо, чтобы не потревожить щенка. Крутолобый догадался, что речь шла о нём. Нежась в тепле, он затаил дыхание, вслушиваясь в приятные голоса ,доселе ему незнакомые.
-Каким он будет, когда вырастет? - допытывалась женщина.
-Во-первых большой,  как овчарка. Видишь лапы какие здоровые ...
- Скажешь тоже “здоровые”! - засмеялась женщина. - Весь в рукавице уместился.
-Ты сравни с туловищем, - оправдывался мужчина. - Посмотришь, когда вырастет, будет выносливым, весь в мать, а большим - в отца.
Как приятно слушать о себе такие лестные слова. Если бы ещё от голода не сосало под ложечкой, всё было бы прекрасно.
- А какого цвета будет его шерсть? - не унималась женщина.
-Чуть темнее, чем у волка, с серыми подпалинами на боках.
Как у волка! Ничего себе!! От такого сравнения хоть у кого дыхание перехватит. Крутолобый от натуги выпучил глазки, они возьми да приоткройся. В узкие щелочки глаз ударил яркий свет, да так неожиданно и сильно, что пришлось забыть про свою родословную и трусовато заскулить.
Люди давно ждали этого момента. Они приготовились заранее. Развели тёплой водой сгущёнку и держали её у печки, чтобы не остыла. Щенок и рта не успел открыть, как соска со сладкой влагой очутилась у него на языке. Такая вкуснятина-а! И главное - её много, и никто не отнимал. Крутолобый от удовольствия закрыл глаза. Пил долго, жадно покряхтывая и судорожно сопя. Коготки передних лап машинально вонзались в мягкую подстилку. Не открывая глаз, крутолобый с соской в пасти заснул.
Так повторялось долго.
Каждый раз, просыпаясь, он щурил глаза, привыкал к свету. Перерывы между сном становились всё дольше и дольше. Теперь он мог оглядеть кухню, окна, откуда проникал яркий свет на белый потолок и стены. Всё вокруг было таким интересным: стол, табуретки, тумбочка. Но одно дело видеть всё это. Инстинкт же, выработанный веками в крови предков и переданный ему в наследство, подсказывал не полагаться только на глаза, нужно обнюхать всё и запомнить запах каждого предмета.
            Любопытство брало верх  над страхом перед неизведанным. Щенок поднимался на неокрепшие лапы,  шатаясь по сторонам, ковылял к столу, тыкался носом в его дверки, в ножки табуреток. Слабые лапы предательски дрожали, отчего туловище его покачивалось как взад - вперёд, так и по сторонам, словно его подвесили на верёвочках. От этого щенок неуклюже тыкался носом всякий раз, когда хотел обнюхать предмет. Лапы не выдерживали веса тела, быстро уставали. Щенок на какое- то время присаживался отдохнуть, заодно обдумать полученную информацию.
             Стол и табуретки никакой опасности не представляли. Тумбочка тоже не страшна, но запах духов на спирту и запах лекарств вызывали подозрение. Надо это запомнить и без особой надобности  не трогать тумбочку.
К холодильнику крутолобый подошёл в тот момент, когда у того включился мотор, и в трубках на задней стенке что-то засипело. Щенок отпрянул назад, задумался. Решил, лучше с этим ящиком не связываться, ибо тот фырчал,  стучал,  выражая недовольство, а это, как подсказывал опыт предков,  ни к чему хорошему не приведёт. В том крутолобый тутже убедился: стоило щенку чуть отойти от холодильника, как тот замолчал и вёл себя спокойно.
        Крутолобый развернулся, пошёл к печке, остановился перед дверкой поддувала. Качаясь взад и вперёд, ткнулся в неё носом и тут же с визгом отпрянул. Что-то куснуло за самый кончик носопырки. Пришлось тереться  о лапы, чтобы уменьшить жжение. Когда боль немного утихла, щенок напрягся, робко зарычал и несколько раз тоненько тявкнул, мол, сдурела что ли (это он дверке). Хотел только понюхать, а ты сразу кусаться. Услышав впервые свой голос, крутолобый сильно удивился и осмелел. Склонив голову набок, для пущей важности , тявкнул ещё два раза. Мол, знай наших, не на того нарвалась.
Первая боль была не столько сильной, сколько обидной, а главное неожиданной и поучительной. Теперь он никогда не прикоснётся к металлическим дверцам печки, а, проходя мимо, будет предостерегающе лаять на них и держать себя настороже даже летом, когда они бывают совершенно холодными.
Первое знакомство с окружающим миром убедило крутолобого в том, что не нужно быть размазнёй и простачком. От греха подальше, с каждым предметом надо держать ухо востро, иначе не избежать беды.
Ложась на мягкую подстилку, крутолобый мысленно радовался, что в доме не было хозяев, и о его конфузе им ничего неизвестно. Уж больно не вязалась такая бестолковость с его родословной, выданной хозяином.
В первые дни, пока хозяева бывали на работе, крутолобый ознакомился и с другой комнатой. Там мало интересного: кровать и шкафы. Правда, очень уж хорош толстый- толстый ковёр на полу! На него так приятно дудолить! Лучшего  придумать просто невозможно. Он такой большой-большой, если дудолить понемножку - на всю жизнь хватит. Но вечером хозяин, потыкав  щенка носом в мокрые места на ковре, убедил его в том, что дудолить нужно в ящик с песочком, что стоит в углу около тумбочки. ( А ковёр, оказывается, нужен для каких-то других целей ). Крутолобому было очень обидно. Так вот прямо носом, носом тыкали! Вскоре обида улеглась сама собой,  ибо вечером решался очень важный вопрос.
- Как назовём малыша? - спросила хозяйка, ставя посуду на стол.
А, действительно, как? Её муж называл Матвеевной. Она мужа Матвеем. Нужно определиться и со щенком.
Матвей заряжал патроны. Дело мудрёное, надо быть внимательным, но не на столько, чтобы не обсудить эту важную тему.
-Я думаю так, - начал обстоятельно  объяснять своё соображение Матвей. - Коли собака будет охотничьей, то кличка у неё должна быть короткой, как выстрел.
- А, может, Джульбарсом? - предложила Матвеевна. – Помнишь, кино такое в детстве смотрели. Большая собака... и умница превеликая  была.
-Да, да помню. Я тоже смотрел не один раз. Прекрасная собака, но кличка длинновата, - возразил Матвей, - нужно коротенько...
Какое-то время молчали, думая каждый о своём.
-Назовём Верным?!?- предложила хозяйка. – Верный, Верный,- повторяла она, прислушиваясь к своему голосу, - звучит неплохо.
- Верным каждую собаку в посёлке зовут, - возразил Матвей, - у Мышовых Верный, у Елисеевых Верный, - он замолчал и задумался на какое-то время.
Щенок вслушивался в голоса людей, ждал своей участи.
-А мне так хочется  Верным назвать, - закапризничала было жена.
-Назовём,- сказал Матвей после некоторой паузы. - Марсом.
-Марсом? - переспросила Матвеевна, подумала, словно что-то взвешивала, - а что, хорошо звучит. – Марс-сс...Марс-сс, - повторяла она, прислушиваясь к своему голосу.
Так и решили. А чтобы отметить это событие,  Матвеевна нарезала тонкими ломтиками колбасу и положила перед именинником. Он такого запаха ещё ни разу не чувствовал! А когда стал жевать каждый кусочек долго и настойчиво, то понял, что сегодня, действительно,  праздник, ибо такую пищу едят только боги!
Колбасы было так много, а около печки так тепло, и на душе так приятно оттого, что он теперь уже Марс. Сон незаметно сморил щенка. Спал он сладко и долго. Почему-то среди ночи приснился страшный сон: будто печка не давала ему проходу. Так и норовила схватить его, укусить то за лапу, то за нос. Она мельтешила перед ним неотвязно, - куда он - она перед ним. Вот- вот цапнет! Вот-вот цапнет! Когда,  казалось, уже не было сил увернуться от неё, лапы предательски подкашивались, а она, треклятая ,в сантиметре от его носа. Марс проснулся, вскочил, часто дыша, открыл глаза. На кухне было темно, хоть глаз коли. Дверка печки светилась багровым пятном, дышала на пол таким жаром, что стало жутко и страшно. Марс жалобно заскулил, заныл, словно с жизнью расставался, поплёлся во вторую комнату, где спали хозяева.
-Марс, прекрати канючить! - строго приказал хозяин, - накажу...
Проснулась и хозяйка. Заспанным голосом пролепетала она:
-Ну, какой он Марс!!? Зови его пока Марсиком.
Матвей взял щенка на руки, положил рядом с собой, и стали в две руки гладить его, приговаривая:
Ма-арсик! Ма-арсик!