Как нащупать ту тонкую грань между нежной неразделённой любовью и мазохизмом, и вовремя остановиться?
Неоднократно я давал себе зарок – не привязываться к людям вообще, к женщинам в частности.
Но это было до неё.
Я ласкал губы шёпотом, когда произносил её имя. Купался в сладостных снах - в них она была другой. Не той холодной грациозной самкой леопарда, что отвергала теплоту и нежность, нет, другой – отзывчивой и милой.
Ох. Разве любовь не дорога к счастью?
Такой цинизм… Я стал с ней тем, кому нельзя отказать – галантным ухажёром, заинтересованным слушателем, интересным собеседником. Меценатом чувств.
Искренне полагал, что моей любви хватит на двоих.
Верил, что терпением и ненавязчивостью разбужу ответную теплоту.
Появлялся, когда был нужен. Потому что впустил расчётливость в любовь.
Спонсировал под видом подарков. Не я дарил - она дарила мне принятие.
Защищал, незримо присутствовал рядом. Был аккуратен в высказываниях, контролировал свои эмоции.
Медленно, но верно постигал и достигал её.
В какой-то момент почувствовал – я ей нужен.
Да что там. Необходим.
Чего мне это всё стоило - не знает никто, ибо никому не говорил об этом. И сейчас не стану. Ни к чему.
Да, я стал необходим. Но она не любила меня.
Так и говорила, привыкшая к заботе и вниманию, нимало не задумываясь о том, каково мне это слышать.
Ну и пусть, думал я, пусть она пользуется мной, ведь я могу и хочу быть нужным.
Когда понял, что она зависит от меня – решился.
Не спал всю ночь. Пил кофе, размышлял, рассчитывал и планировал.
Утром подъехал к главному зданию её университета, вышел из «BMW», закурил. На заднем сиденье лежал букет из шестидесяти девяти роз – три её возраста. Тёмно-бордовые, словно моя кипящая от волнения кровь.
Подруги. Каменная лестница.
Навстречу. На колено.
Цветы, кольцо. Зависть в глазах подруг, которую она пила, как я редкие её поцелуи.
Да.
Кортежи, банкеты, пляжи, коктейли.
Крабы, песок, цветы, бессонные ночи.
Секс.
Секс.
Секс.
Я любил, она трахалась.
Я целовал, она позволяла.
А потом…
Сначала я слышал разговоры с подругами по телефону.
Украдкой, сквозь закрытую дверь.
Чуть позже, она уже откровенно, не стесняясь, начала унижать меня перед друзьями.
Сначала тоном, потом прямым текстом.
Я терпел, она наглела.
Да, разговоры были на эту тему. Удерживался от претензий, взывал к пониманию. Всё, чего я добивался – её, звенящий сталью, смех и шантаж.
Любишь – терпи, принимай такой, какая есть, говорила она.
Наглость, если её не тормозить, набирает ход, подобно паровозу.
Ффухх. Ффухх.
Сегодня она придёт поздно. У неё должно быть личное пространство.
Ффухх, ффухх.
Сегодня я задержался на работе и не приготовил ужин – мы не поедем вместе к партнёрам на празднование открытия филиала. Езжай один. Наказан.
Ффухх, ффухх, ффухх.
Она едет на тусовку, затем оттуда в аэропорт и на дискотеку в Казантипе. Не звони, помни, личное пространство.
Ффухх-ффухх-ффухх-ффухх.
Она меняла любовников, я страдал молча, играя желваками и не смея возразить.
Просто боялся её потерять.
Банальщина. Сонный, уставший, вернулся домой не вовремя. Раньше. Снял обувь и замер. Услышал стоны.
Кривым, ржавым мечом резали сердце звуки её блаженства. Блаженства не со мной.
Я остановился у закрытой двери в спальню, подавляя гнев. Не помню, сколько простоял с опущенной головой. Зато помню слёзы. Не плакал лет с пяти, а тут тихо рыдал.
Она никогда не кричала так со мной.
Никогда не шептала мне таких нежностей.
Просто потому, что никогда не любила меня.
Вернулся в коридор. Обулся. Аккуратно, тихо закрыл за собой дверь.
Выбежал на улицу, заставил себя вдохнуть.
Свежий вечерний ветер освежал лицо, сушил слёзы.
Я бродил по улицам, изучая асфальт. Мысли сбивали друг дружку, а потом как-то разом все угомонились. И ничего не осталось. Только пустота. Щемящая боль в груди и полное отсутствие мыслей.
Вернувшись домой, я осторожно окликнул её. Она вышла из ванной, босиком, завязывая пояс на белом халате. Одарила фальшивой улыбкой. Словно нокдаун во время чемпионата. Я встал на цифре семь.
Затем поинтересовалась, почему я выгляжу, как бука. Нет, нокаута не было.
Я проиграл по очкам.
Тихо играл блюз, когда она заснула. Как сейчас помню, «Give me one reason» Трейси Чэпмен.
Состояние аффекта?
Да нет, просто спокойно перерезал ей горло.
Она открыла глаза, когда захлёбывалась кровью, вцепилась в мою рубашку, силилась позвать на помощь.
Я сидел рядом, гладил её по волосам, плакал и пел колыбельную песню.
Ей.
Не моей любви.
Той больше подошёл бы реквием.
Она остывала, когда я, накинув чёрное пальто, спустился вниз.
Осенняя городская ночь плакала листьями, которые падали к моим ногам, когда я шёл покупать тёмно-бордовые розы.
Семьдесят две. Три её возраста.