Слезы. Катятся крупные горошины слез по скуластым, небритым щекам. А говорят, что мужчины не плачут. Ложь. Зачем? За что?
Недвижимо сидишь за столом, вперив взгляд в никуда. И слушаешь музыку. Внутри все клокочет от ненависти и непонимания. А с другой стороны понимаешь, что во многом и сам был неправ. Но не всегда. И не так часто, как это преподносится остальным. В последнее время только и делаешь, что пьешь по вечерам и слушаешь грустную музыку. Создаешь видимость, что все хорошо, смотришь комедии и ужастики, но музыку слушаешь только грустную. Потому что только музыка отражает истинное настроение, суть мыслей.
Ты улыбаешься и смеешься на работе, пытаешься ставить перед собой какие-то мнимые цели, которых пытаешься добиться. Но добиться вяло, медленно, нехотя. Ты понимаешь, что это нужно, что цель, в принципе, хорошая, но ты так не уверен. Что будет завтра? Вернется ли она? Вернутся ли то настоящее счастье и улыбки, что были раньше? Не осталось ничего, кроме музыки и фильмов, несущих интересную, но абсолютно нигде неприменимую практически информацию – разве что за очередным столом, заваленным спиртным.
Смотришь вперед, но там ничего нет, кроме пустоты. И ты включаешь очередную композицию – медленную, печальную, наводящую тоску. Из глаз катятся слезы, которые ты не пытаешься утереть. Напротив, ты хочешь показать случайному увидевшему, как тебе плохо и тяжело, пытаешься вызвать к себе жалость. Но не от того, что ты, действительно, жалок. А от безысходности и одиночества.
Никого нет. Ее, друзей, родных. Ты в окружении людей, но они не замечают тебя. А ты – их. Вы существуете как бы в параллельных пространствах. Хотя нет. Вы в одном мире. Вы общаетесь, шутите, делитесь на работе кофе, конфетами. Но твоя душа по-прежнему пуста. Ты хочешь чего-то, но не знаешь, чего. Ты хочешь изменить весь мир, возможно, измениться самому, но не понимаешь, с чего начать. Ты хочешь уехать отсюда. Далеко-далеко, так, чтобы тебя никто и никогда не нашел. Выкинуть мобильный телефон и начать жизнь сначала. Но у тебя есть ребенок. Которого ты безумно любишь. И ради него ты никуда не поедешь. Ради него ты будешь жить, потому что понимаешь, что он любит и нуждается в тебе не меньше, чем ты в нем.
Но ты не знаешь, чем все закончится. И если тебе не удастся оставить его у себя, ты понимаешь, что тебе будет мало видеть его день-два в неделю. И если все же это произойдет, твоя жизнь окончательно теряет всякий смысл. Да, ты осознаешь, что нужен ему, но в то же время понимаешь, что скоро в его жизни появится другой человек, который займет твое место. И, возможно, со временем, его назовут «папой».
А, может, и нет. Но такая жизнь уже не нужна тебе. Ты вспоминаешь все, что было раньше. Ты ненавидишь это время, ненавидишь за все, что случилось с тобой. Ты так хотел счастья, а получил бессмысленность.
Ты вспоминаешь свою комнату, где и как что стояло – вот тут секретер, здесь – выдвижная кровать, а тут – стул с мягким зеленым сиденьем.
Ты вспоминаешь, как с отцом рисовал какие-то плакаты с различными лозунгами, а по вечерам комнату освещал тусклый свет цилиндрической лампы, в которой поднимались и опускались разноцветные восковые капли.
Ты вспоминаешь старый отцовский бобинник и тумбу для белья, забитую пленками. И как рядом стояли тяжелые десятиваттники, подключенные через здоровенный усилитель. Как выставлял в окно колонки, а сам выходил на улицу и, сидя на лавочке, слушал музыку, доносящуюся из собственного окна.
Ты вспоминаешь дождливый день, когда ты шел по лужам пешком из школы до завода, где на проходной работала бабушка. Она брала тебя за руку, и вы шли домой, а по дороге ты пел во всю глотку песни. Или ехали на автобусе, где можно было оторвать билет, бросив в специальный приемник пять копеек, а потом выкрутить его. Или засунуть абонемент в красный компостер и с силой ударить по нему, пробив в тонкой бумаге дырочки в виде номера маршрута.
Ты прекрасно помнишь, что ни разу все дырочки полностью не прорывались, и кружочки бумаги всегда оставались висеть на тонких бумажных волокнах. Слезы наворачиваются. Начинает колоть сердце. Перед глазами ламповый телевизор с двумя каналами, переключать которые можно было, лишь приложив значительное усилие.
Но солнце. Солнце светило в окно. Голубое небо. Не такое, как сейчас. А ярко-ярко-голубое. Как в Анапе, куда ты ездил жарким летом, когда был маленький, и вы жили там с бабушкой целую неделю на ее пенсию. И питались в пельменной. Ты вспоминаешь, как ты любил «ленивые» вареники, называя их галушками. Ты до сих пор не знаешь, правильно это или нет.
Вот видишь, ты немного улыбнулся, но это ненадолго. Картинки будут постоянно мелькать перед глазами. Картинки прошлого. Картинки счастья. Никаких асек с надоевшими подругами. Нет Одноклассников, Вконтакте. Максимум – это верещащий Спектрум или Импульс, загружающий игры с аудиокассет. И люди общались вживую. Или писали письма. Письма на бумаге, на тетрадных листиках, шариковыми ручками.
Ты вспоминаешь, как ты делал аппликации из цветной бумаги и наклеивал их на кусок ватмана и подписывал «Любимой мамочке» или «Любимой бабушке». Тексты всегда были одинаковыми: «Желаю счастья, здоровья, радости, успехов». Но от души, от сердца. И были бабочки. Летали бабочки на улице – капустницы, махаоны, гусарики. А сейчас их нет.
Ты вспоминаешь, как делал «секретики» - закапывали под стеклышком фантик, запоминали место, а на следующий день приходили, очищали стеклышко и любовались. И радовались. Искренне радовались. Без злобы, без черноты, без зависти.
А по улицам ходили дети. Они гуляли. Просто гуляли. Без цели, просто гуляли! Ты видишь сейчас детей на улицах? Их нет. Единицы. Все сидят по домам.
Господи, как же больно! Как жмет и рвется сердце. Сжимать кулаки не имеет никакого смысла. Память и душу в них не раздавишь.
Выход только один. Ты видишь его? Он прямо перед тобой. Быстрый и безболезненный. Хотя, может, и будет немного больно. Зато потом ты не будешь видеть ничего этого – постылого, надоевшего, лживого.
Ребенок. Только ради него ты здесь. Любви нет. Ничего уже нет. И цели нет. Хочется закончить все. Побыстрее. И ты пишешь, пишешь, пишешь, чтобы хоть как-то отвлечься. Пишешь, пьешь, бездумно катаешься по городу, лишь бы побыть одному, уйти от реальности.
И слушаешь музыку. Грустную, трагическую, удручающую. Ты понимаешь, что это депрессия. Или ангедония. Какое красивое слово, правда? Но ты ничего не можешь с этим поделать. Ты стараешься, но не можешь вырваться из этой реальности.
И еще ты ждешь. Ждешь, чем же все закончится. Что будет. И когда результат будет ясен – можно делать этот шаг. Он может быть сделан по-разному, но итог один. Один. Он у всех всегда один.
Слезы. Катятся слезы. И музыка. Музыка. Музыка...