Как-то Мазафакер и Мидлфингер - надо заметить, последние представители почти вымершего вида "гомо-интеллигентус" на этом экскрементном шарике под названием Земля - решили посетить филармонию. Что именно повлияло на их решение, точно они определись не могли, однако, когда Мазафакер, счастливый и прослезившийся, вбежал в офис Мидлфингера и помахал перед носом билетами на вечернее представление, его лучший друг и в редких случаях любовник прервал свою работу. Работа у Мидлфингера была ответственная: он клеил марки на конверты. Поэтому тормозить процесс ни на секунду не мог.
- Что случилось, друг любезный? - спросил Мидлфингер.
- Я достал билеты в филармонию! - пропел Мазафакер оперным баритоном.
- Это просто чудесно! И на когда?
- Сегодня вечером, концерт авангардной музыки! Будет играть сам Лёва Копенгаген!
- Еврей?
- Ну да?
- Кто он?
- Как кто? Ну Лёва Копенгаген!
- А, Лева Копенгаген! Что ж ты сразу не сказал? Лёва Копенгаген это, безусловно, заманчиво. Но, боюсь, я сегодня не смогу - много работы.
Улыбка покинула лицо Мазафакера.
- Ты со мной так не поступишь, - сказал он. - Только не сегодня.
- Прости, друг.
- Не прощу.
- Ну, не прощай.
Мидлфингер продолжал скрупулезно выполнять свои обязанности. Он вперил взгляд в конверты и как будто ничего, кроме них, не замечал.
- А что у меня есть? - сказал Мазафакер. - Хочешь сахарок?
Подняв взгляд, Мидлфингер узрел пред собой голую, волосатую задницу. Мазафакер раздвигал ягодицы, пихал в анус карандашик и стэплер, шлёпал себя по бёдрам.
- Посмотри, какой вкусный сахарок, - ворковал он, - разве ты не хочешь его облизать?
- О Господи, - выдохнул Мидлфингер. И, сняв штаны, навалился на задницу товарища всем своим существом. Существо его, к слову, было внушительных габаритов и походило на гигантский фиолетовый гриб. Он трахал Мазафакера на столе, пока не лопнула прямая кишка. По ногам и одежде друга потекла кровь. Даже тогда Мидлфингер не остановился.
- Сахарок! Я хочу этот долбанный сахарок! - кричал он, достигая в анусе Мазафакера невиданных глубин. - Ты мой Жюль Верн! Где же твой капитан Немо?
В двери постучали. Это был грузный мужчина лет сорока пяти в белой, пропитанной потом рубашке, - начальник Мидлфингера.
- Мидлфингер, что вы делаете?!
- Работаю, сэр, работаю, - без толики смущения ответил подчинённый. - Сэр, сегодня вечером в филармонии состоится концерт. Лёва Копенгаген - лучший баянист современности! Могу ли я уйти немного раньше, чтобы успеть на сие замечательное мероприятие?
- Нет, у вас уйма работы, - отрезал начальник.
- Сэр, довожу до вашего сведения, что культурный отдых имеет первостепенное значение в становлении индивида как всесторонне развитой интеллектуальной личности и способствует увеличению продуктивности труда!
На мгновенье начальник задумался. Затем сказал:
- Тогда можно. Но я буду иметь с этого дивиденды.
- Как скажете, сэр.
Сбросив на скорую руку промокшую от пота рубашку и черные широкие, как парашют, брюки, грузный мужчина предстал пред друзьями в костюме Адама. Мазафакер не мог вымолвить и слова - товарищ сильно придавил его к рабочему столу, так, что у него посинело лицо. Зато Мидлфингер, восхищенный естественным ликом начальника, оценил нехрупкую красоту по достоинству.
- Сэр, вы - Аполлон своего времени!
- Знаю, - польщено ухмыльнулся босс, и подкрался к заднице Мидлфингера. - Простите, дружище, но искусство требует жертв. Разве вы не знали?
- Что вы, я не против. Только, разумеется, попрошу использовать контрацептивы. Мы с Мазиком не желаем непредвиденно стать родителями вашему ребёнку.
- Мидлфингер, о чем речь? Я - сама предусмотрительность! Когда моя жена сказала, что хочет забеременеть, я попросту вырвал у неё матку.
- О, ну тогда я за себя спокоен.
Лёгким движением руки грузный мужчина стянул со ступни грязный, штопаный носок и напялил его на половой орган, который к тому часу пребывал в состоянии критической эрекции.
- У меня есть полчаса, - сказал шеф, взглянув на часы. - За дело!
И вогнал фаллос в ректальный туннель подчиненного. Тот вскрикнул, однако скорее от неожиданности, нежели от боли. Напротив, маленький упругий "слизнячок", облаченный в нестиранные портки, показался ему волшебной палочкой Гарри Поттера, которая чудотворным образом попала в его анус. Он ощутил, как головка сладостно массажирует простату, словно живая "кровяная колбаска" танцует в его дырочке экзотический танец демократической любви.
- Сэр, - сказал Мидлфингер, - вы роскошный мужчина!
- Знаю, - снова польщено осклабился начальник.
- Можно мне повышение?
- Не увлекайтесь, Мидлфингер! Филармония - и только.
- Как жаль, - всплакнул Мидлфингер, и перданул на член босса.
- Фу, откуда это тухлой капустой понесло?
- Не знаю, может, Мазик пукнул. У него острый гастроэнтероколит, поэтому во время коитуса он иногда выпускает газы.
- Кошмар! - буркнул шеф, ускоряя темп. - Могли бы предупредить.
- Я думаю, это больше не повторится.
- Почему?
Мидлфингер нащупал пульс на шее подозрительно спокойного товарища.
- По-моему, он вышел в тираж.
- Куда?
- Преставился.
- Кому?
- Умер.
- Как?
- Каком кверху! Затрахали мы его! Организм, сука, не выдержал впечатлений, как говорил Жванецкий.
- О Господи.
Тем не менее, начальник даже не собирался замедлять темп. Со скоростью два километра в секунду он разрабатывал "таинственную пещеру" Мидлфингера, точно пират в поисках сокровищ. Со стороны это напоминало бутерброд: трое мужчин, лежащих друг на друге и состыкованных пенисами. Однако бутерброд не классический - Мазафакер (колбаса) лежал снизу.
В дверях возникла секретарша Зюзя.
- Фома Арбалетович, - обратилась она к начальнику, - там к вам клиенты пришли.
- Зюзя, дура ты этакая, - закипел начальник, - ты что, не видишь, я занят?!
- Но Фома Арбалетович... к вам же клиенты... вы сами...
- ТВОЮ МАТЬ! Я НЕ МОГУ КОНЧИТЬ!
Зюзю передёрнуло. Она прикрыла рот ладошкой, поклепала ресничками и вымолвила:
- Простите. Зайду позже. Когда освободитесь.
- Стой! - приказал шеф. - Тут человек умер. Позвони в "скорую" и заодно вызови попа. Посмотрим, кто раньше приедет.
- Хорошо, Фома Арбалетович. Что-то еще?
- Да. Открой, пожалуйста, окно, а то этот гад тут набздел, дышать нечем.
- Хорошо, Фома Арбалетович.
Выполнив требования начальника, Зюзя удалилась. Из распахнутого настежь окна хлынул поток свежего воздуха.
- Кайф! - сказал шеф, и укусил Мидлфингера за ушко.
- А! - вскрикнул тот. - Какой шалун! Вы там скоро? А то филармония закроется.
- Не боись. Всё под контролем. Тем более что тебе теперь не с кем идти на твой дурацкий концерт.
- А вот и неправда. ВЫ со мной пойдёте.
- Это еще почему?
- Иначе я всем расскажу, чем мы тут занимались.
- Вот гнида! Ты ж сам хотел!
- Я? Ни за что в жизни! Вы же начальник, вот мне и пришлось подчиниться. Но это не значит, что я пойду на концерт один.
- Но я не голубой! - возмутился шеф.
- Я тоже. И что с этого?
- Только голубые ходят парочками в филармонию!
- А трахают друг друга в зад - ультраправые националисты?
- Может быть. Я не проверял.
Фома Арбалетович почти был готов смириться со своей участью, несмотря на то, что ни с женой, ни с секретаршей Зюзей, которую эксплуатировал в нелегитимных целях, филармонию никогда не посещал.
- Чудесия да и только! - сказал шеф.
Внезапно в окно впорхнул дятел и на лету вонзился клювом в задний проход начальника конвертообрабатывающей конторы.
- Святой иконостас!
- Что такое? - засуетился Мидлфингер.
- Кажется, мне в жопу запрыгнул дятел.
- Что вы говорите!
- Твою мать, я его ОЩУЩАЮ!
И действительно: не прошло и секунды, а птица уже взялась за работу.
- Давай, детка, покажи уровень своей аккредитации, - крякнул дятел, и принялся долбить анальный сфинктер Фомы Арбалетовича.
- А-а-а! А-а-а! - кричал начальник.
- Какой вы пылкий любовник, - сказал Мидлфингер. - Попрошу немножко аккуратней - у меня геморрой.
- Мидлфингер, помогите! Меня трахает ДЯТЕЛ!!!
- Всех нас кто-то трахает, - безучастно заявил Мидлфингер, - одних политики, других - сокамерники; меня вот трахаете вы. Вопрос в том, кому это всё выгодно?
- Фома Арбалетович! - опять появилась секретарша. - Я позвонила! Скорая будет, цитирую: "Когда рак свистнет и щука запоёт", а священника я уже нашла. Вот он! Отец Евкакий, идите сюда!
Она втолкнула в помещение маленького седого мужичка в черной рясе. Шею его оттягивал тяжелый серебряный крест, цепочка которого скрывалась за не менее серебристой бородой.
- Матерь Божья! - перекрестился отец Евкакий. - Это что за сракоблудие?! Какое грехопадение твориться-то, какая содомия! Я слышу смрад окаянного вазелина!
- Ага, щас, - хмыкнул Мидлфингер. - Без вазелина всё.
- Анафема на вас! Анафема на педерастию! Дети мои, покайтесь! Покайтесь перед Боженькой во грехах своих плотских, пока не поздно, ибо Иисус сказал...
- Батя, нам тут и без "ибо" отлично, - перебил Фома Арбалетович. - Ты давай реально займись делом. Тут ЧЕЛОВЕК умер! Поп ты или попа?
- Святые угодники! - перекрестился батюшка, и начал читать за упокой.
Всё бы хорошо, но вдруг обвалился потолок, похоронив под обломками и священника, и Мидлфингера, и босса. Спастись успел лишь проворный дятел. Он вылетел из задницы Фомы Альбертовича и, гордо крякнув, отправился на поиски нового начальника маркопоклеечного цеха.
05. 06. 2011.