Ирина Савицкая Дверь

Квартира Двести Семьдесят Семь
Дверь.

(В.В.)
(…детская мечта сидит у двери,
 дышит на синеющие пальцы…)
 В. Пейсахов.

Я - озябшая школьница, второклашка, в тёмном зимнем пальтишке и мальчиковой  шапке, дышу на застывшие пальцы… пар идёт изо рта…. А руки ищут в портфеле ключ от двери, ведущей в ДОМ. А этот ключ куда-то запропастился, и я нахожу только пенал, резинку, учебники, засохшую баранку, и какой-то мелкий мусор, который валяется в портфеле. Мороз. Холодно. Под дверью маленький сугроб – намело ветром. И этот ветер забирается за шиворот, в рукава пальто, колет маленькими льдинками веки и ранку на треснувшей губе. Замочная скважина смеётся: «Вот я! Перед тобой!» И можно немного посмотреть на тёплый и уютный мир, на часть коридора, из которого уже другие двери ведут в комнаты.  Детство привстаёт на цыпочки и заглядывает в манящую дырочку.
Из этой дырочки на меня смотрит карий грустный глаз. Как в зеркале. Но я точно знаю, что за дверью нет зеркала.
- Кто ты?!
Глаз зажмуривается, он испугался! И от двери отпрыгивает мальчик.
- А кто ты? - спрашивает он.
- Я?  Девочка!  Я здесь живу. Как ты сюда попал?
- А я - Царевич. Я тоже здесь живу!
- Нет! Это моя квартира, - шепчу я, - А царевичи бывают только в сказках.
- Я – Царевич! И меня заперли. Я не могу выйти!
- А я не могу войти! А кто тебя запер?
- Не знаю. Иногда я думаю, что я закрылся сам, но теперь не знаю, где ключ. Потерял его, или забыл где он лежит.
- А я тоже потеряла свой ключ, и не могу попасть домой.
- А ты хорошо искала?
- Да! Но его нет нигде! Он был в портфеле.
- Посмотри ещё раз!
Я смотрю, но ключа у меня всё-таки нет,  тогда  я вытряхиваю все, что есть в портфеле: тетрадки и книжки прямо на снег. Нет ключа!!! 
- А может он выпал раньше, когда ты искала его в первый раз? - спрашивает мальчик.
- Может быть! И я, в надежде отыскать ключ, разрываю покрасневшими руками ледяной сугроб у двери. Нет ключа!
- А давай превратимся в бабочек, - говорит мальчик-царевич, - и мы сможем влетать и вылетать сквозь замочную скважину!
 - Нет, - улыбаюсь я, - бабочки зимой сразу же  замёрзнут!
 - Тогда, давай, мы станем снежинками!
 - Давай! - соглашаюсь.
  И мы становимся снежинками. Ветер тут же хватает нас, и несёт верх и в сторону от дома, и мы, задыхаясь от ветра и смеясь, едва успеваем схватиться за руки, чтобы не быть растащенными им в разные стороны. Вихрь недолго крутит нас и вдруг швыряет на мягкий сугроб. И мы, упав, всё ещё держась за руки, становимся сами собой. Царевич  с карими глазами рассматривает ранку на моей губе.
- Что это?
- Это мальчишки из соседнего двора. Сказали, что будет очень весело, если поцеловать на морозе железный навесной замок от сарая. Я и поцеловала.  Им и вправду было очень смешно. А у тебя что это? – и я показала на глубокий красный шрам на его щеке.
- А меня ударили.
- Кто?!
- Люди…
- Как? Разве царевичей бьют?
- Не часто. Но больно!
 Я глажу его шрам, и тот затягивается. Нет и следа!
 Он целует меня, и от этого поцелуя заживает рана на моей губе.
- Куда пойдём?
- Давай туда, где теплее! А то холодно очень!
 И мы превращаемся в больших птиц и летим в тёплые края. Над замёрзшей рекой, заснеженными полями, под тёмными тоскливыми облаками. Холодный ветер сменяется грозой и ливнем, перья мокнут и очень болят крылья. Лететь тяжело, и каждый последующий рывок не продвигает нас вперёд, а едва-едва удерживает от падения. Под нами река. Лёд на ней почти весь растаял, но кое-где ещё плывут серые льдины.
 Тогда мы становимся рыбами и уже с небольшой высоты падаем прямо в воду. Нам даже немного больно, но и смешно тоже.
- Какая это река?
- Это Десна! Она впадает в Днепр, а Днепр впадает в Чёрное море!
Мы плывём в воде стального цвета: над остатками затонувшей когда-то баржи, под днищем стоящего на причале теплохода, сквозь ветки дерева, которое упало с обрыва. Ловко ныряем под расставленными рыбацкими сетями. Вода теплеет. И когда нам надоедает плыть, мы становимся стрекозами! И опять летим. Низко, над самой рекой, которая теперь посветлела и стала настолько прозрачной, что в ней отражаются слюдяные наши крылья и чешуйчатые хвосты. А мы, обретя сферическое зрение, видим одновременно и глубокое голубое небо, и свои отражения, и ярко-зелёные затопленные луга, и белый парусник…. А потом мы всё-таки превращаемся в бабочек, и порхаем, и кружим над первыми весенними полевыми цветами.
Но нам хочется лететь ещё выше! Что бы видеть всю огромную землю! И мы превращаемся в облака! Расчерченная на клеточки полей, с крошечными домиками и машинками – земля смешит нас своей суетой. Под нами проносятся ниточки рек и лужицы озёр, тёмно-зелёные пятна лесов, и море, вовсе не такое бескрайнее, как представлялось. А над нами хранят вековое молчание горы. Мы серые, лохматые растрёпы, попадаем в лучи солнца и меняем цвет, как хамелеоны, становясь то лиловыми, то золотыми, то алыми, а иногда  переливаемся сразу всеми цветами радуги.
А потом Царевич придумывает, что можно стать… временем!
- Временем? Здорово! Ура!
И мы становимся потоком времени. И, дурачась и хохоча, несёмся то взад, то вперёд. Сквозь нас бегут стада бизонов, скачут на лошадях дикие племена, бушуют ненастья, горят бивуачные костры, сражаются армии, исчезают города и возникают новые поселения, едут поезда, взлетают ракеты, вспыхивают взрывы...
И только горы совершенно не меняясь, остаются такими же спокойными.
Мы мчимся вверх, и в какой-то момент я вижу, что мальчик-Царевич это яркая звёздочка, и я тоже! С земли все звёзды кажутся похожими, только некоторые немного ярче других, некоторые более тусклые, а на самом деле они совершенно разные! Нет двух с одинаковой силой свечения, с одинаковым цветом, или звуком! Да-да! Это мы думаем, что там, в космосе мрак и тишина! А на самом деле звёзды поют! И у каждой своё неповторимое звучание! И от прекрасной гармоничной мелодии из моих карих глаз текут слёзы, слёзы счастья. И мы, две звёздочки мерцаем в такт ударам наших сердец, и я шепчу:
- Скажи мне, Царевич, кто ты?
И он так же тихо отвечает мне:
- Я - это Ты!
Несколько секунд длится пронзительное изумление и восторг этого невероятного открытия, смысл которого тут же исчезает и забывается, и память безуспешно пытается схватить это впечатление, но оно ускользает,  ускользает, у-сколь-за-а-а-а-а-а-а-ет….
Сердце стынет и проваливается в тёмную холодную яму. И я, срываясь с неба, падаю, па-ДА-ДА-ДА-даю, п-а-а-а-а-АД-а-а-ю-ю-ю…. И царевич, боясь меня потерять, мчится за мной…
- Где ты… Где ты?... Где ты?!... - кричит он мне из-за двери.
Не могу ответить, потому, что окоченевшие синие губы не шевелятся. Я сижу на корточках у двери, ведущей в ДОМ, среди разбросанных в снегу книг и тетрадок. Подбородок опустился на грудь, и нет дыхания.
Тогда он изо всех сил толкает дверь…. И она открывается! Оказывается, она не была заперта, и мы могли входить в неё и выходить, когда только захотели бы! Я открываю глаза и тихо-тихо говорю ему:
- Не бойся! Теперь-то я точно знаю, что мы будем жить вечно!….