Глава тридцать восьмая
ОСТАНОВИСЬ, МГНОВЕНИЕ!
Моя «хуторская» жизнь не способствовала налаживанию и укреплению «общинных» связей с другими членами советской колонии, в массе своей «безлошадными», привязанными к месту своего проживания и потому не могущими укрыться от «всевидящего взгляда» и «всеслышащих ушей» начальства.
Общению между живущими за кордоном советскими людьми любого ранга, даже при наличии условий для общения, мешал, помимо всего прочего, и дефицит искренности. Вот почему мне было сподручней и интересней поддерживать дружеские связи с иностранцами. Люди, свободные от извращений советско-партийной морали были и среди работников посольств из соцлагеря.
С венгром Иштваном мы стали чуть ли не закадычными друзьями. Мне нравилась его честная, бесхитростная, бескомпромиссная искренность. Как-то во время нашей совместной поездки в Харар мы вспомнили о событиях, связанных с вводом советских войск в Венгрию, и я спросил:
- Ну а если бы в этих войсках оказался я… Стрелял бы ты в меня?
- Конечно бы, стрелял! – не задумываясь, ответил Иштван. Он как раз держал в руках мелкокалиберку, которую брал с собой в путешествие. Увидев цесарку, пасущуюся за обочиной дороги, он выстрелил, - правда, промахнулся.
Позднее, уже на обратном пути в Аддис-Абебу, узнав от меня, что я похаживаю в казино, он тут же предложил:
- Давай-ка заглянем туда вместе! Я давно мечтал о настоящей рулетке.
Вскоре, по возвращении из Харара, мы совершили наш совместный поход в это «злачное место»…
Посещать единственное в Аддис-Абебе казино (при отеле «Гион») советским людям было не велено. Поначалу, боясь слежки, я даже припарковывался не там, где нужно, а возле другого подъезда – у входа в ресторан. Но вскоре понял, что в «конспирации» нет смысла, ведь специфика моей работы, в конце концов, позволяла мне встречаться где угодно, когда угодно и с кем угодно, например, с теми же армянами из «Артистик принтерс».
Чем же привлекало меня казино? Нет, не случайными выигрышами. (Хотя азартность не чужда моей натуре, алчностью злата я никогда не томился). Сработала, прежде всего, притягательная «сладость» запретного плода. Вкушая его, я чувствовал себя, хотя и не в раю, но – в мире, не имеющем ничего общего с советской действительностью, в мире, где советские люди присутствовать никак не могли. Я был в нём единственным представителем «загадочной» России, чем вызывал к себе со стороны его «постояльцев» сначала любопытство, а затем сочувствие и даже уважение за то, что, выйдя из-за «железного занавеса», я не побоялся открыто включиться в игру, являющуюся как-никак, а всё-таки неким атрибутом истинно капиталистического образа жизни.
Когда после долгого отсутствия (болезнь в Москве) я снова появился в казино, его владелец по имени Франческо де Чезаре, симпатичный итальянец лет сорока с «хвостиком», обрадовано воскликнул:
- А я-то думал, что Вы – в Сибири!
- Э, нет! Ещё рановато! – ответил я и, в качестве шутки, которую он поначалу принял всерьёз, передал ему привет от князя Ренье, правителя Монако. (В знаменитом казино Монте-Карло Франческо де Чезаре в своё время, кажется, проходил «производственную практику»).
Однажды мы с Ириной засиделись в ресторане «Гион». Было уже далеко за 2 после полуночи, как в зале появились все пятеро крупье в чёрных фраках с бабочкой. Ясно, что эти парни – только что из их закрывшегося заведения, где, периодически сменяя друг друга, они обслуживали два единственных в казино стола.
Оркестр заиграл греческий танец «Сертаки» и мы, все вместе, оказались в одном хороводе танцующих. Как только закончился этот головокружительный бег по кругу, я предложил объединить наши застолья и выпить за процветание «цезорианского» бизнеса. Сей обыгрыш имени их босса и заказанная мной бутылка виски произвели должное впечатление.
Ночь, весело начатую в ресторане, мы завершили у нас на вилле. Строгие заводилы колеса фортуны, хотя и превратились в простодушных выпивох, однако не забыли предупредить, чтобы я ничего не рассказывал их «чезарю», который запрещает своим казиношникам заводить знакомства без его санкций.
Однако впоследствии с одним из крупье – с Эбером, он родом из Сан-Ремо, - у нас начинали складываться, можно сказать, приятельские отношения; несколько раз, в свободное от наших «игр» время, он заезжал к нам в гости, несколько раз вместе ходили в кино. После «Крёстного отца» Эбер с некоторой гордостью в голосе уверял меня, что президента Кеннеди убили мафиози. А однажды он, исполняя обязанности крупье, рискнул пододвинуть к Ирине высокую горку фишек, объявляя во всеуслышание о крупном выигрыше, к которому она не имела никакого отношения. К сожалению, наши контакты продолжались не долго. (С началом революционных событий 1974 года весь штат аддис-абебского казино «сбежал» на частном самолете в столицу Кении – Найроби).
Ночные походы в казино мне доставляли удовольствие: кайф азарта после сует трудового дня действовал по-своему успокаивающе, он переориентировал нервы. И ещё: сидение за игорным столом создавало ощущение полной независимости от людей, потому что каждый игрок здесь занят выяснением отношений лишь со своей собственной судьбой. Пан или пропал, быть или не быть… Иной раз я начинал склоняться к мысли о том, будто за цифрами, начертанными на зелёном сукне, скрывается… целая философская система, отражающая суть миропорядка!
В казино встречались вызывающие любопытство гомо-сапиенс. Многие из них, если не все, всерьёз пытались выработать свою беспроигрышную систему отношений со своей судьбой. Пожилой индус, процветающий бизнесмен, почему-то решил поделиться со мной своими изысканиями, дабы я тоже всегда уходил из казино с прибылью. В своде его правил на первом месте стояло: «Не стремись к выигрышу!», на втором – «Ставь лишь на «rouge» или «noir», «pair» или «impair», «manqu;» или «pass;» - («Красное» или «чёрное», «чёт» или «нечет», «верхние» или «нижние» полторы дюжины цифр (франц. яз.).
…
Индус и впрямь никогда не оставался в проигрыше. Когда он присаживался к столу, Франческо выбирал позицию напротив и, вслушиваясь в каждое слово игрока, начинал упорно и беззастенчиво наблюдать за каждым его движением, словно паук – за своей жертвой. Дело кончилось тем, что индусу дали отступного, говорят, в 10 тысяч эф. долларов и попросили никогда больше не появляться.
Я был плохим учеником. Играть постоянно по одной и той же схеме надоедало. Тогда я бросался вскачь по зелёному полю. Любимое «a cheval»! - «трента дуэ, трента тре»... («По коням»! – «тридцать два, тридцать три» (франц. и итал. яз., слова, объявляющие характер ставки в игре).
… Меня манили роковые объятия цифр-одиночек, особенно мистическое «зеро»… Слава богу, хватало благоразумия не увлекаться и делать только умеренные ставки, что замедляло процесс опустошения кошелька и тем самым продлевало удовольствие от процесса игры.
Среди частых посетителей казино был тщедушный старичок-итальянец. Он приходил всегда в сопровождении своей молодой и красивой дочери. «Только здесь мой папа забывает о болезнях, - говорила она. – Но я!.. Никогда не беру в руки ни одной фишки!». Зато весь вечер, пока её болезный папаша горящими глазками следил за кульбитами рулеточного шарика, она посиживала в баре за горячительными коктейлями.
Эфиопы были редкими гостями казино. Но двое отличались неизменным постоянством. Их присутствие как бы подтверждало существование равноправия между игроками не только с различным финансовым статусом, но и цветом кожи. Первый из них – Сейфу, тайный детектив. Этот интеллигентный атлет симпатизировал мне как представителю «страны победившего социализма». Однажды после окончания работы казино, дабы познакомить меня с ночной жизнью подпольного азарта, он завёз меня в какой-то переулок, там, в незаметном одноэтажном домике, располагался игорный притон, где разношёрстная публика играла в кости и можно было, в пятом часу утра, подкрепиться куском жареного мяса.
Второй эфиоп, «постоялец» легального казино, в отличие от Сейфу, был предан заведению отнюдь не по долгу службы, а по зову сердца. Он стал героем… моего стихотворения, ибо история его жизни и взаимоотношения с рулеткой, на мой взгляд, поучительна.
Да, это снова он
рвётся в ночной «Гион».
В чёрных очках чудак.
Мятый на нём пиджак.
И не при галстуке он...
Вход для таких — пардон!
Метрдотель строг,
тычет швейцара в бок:
«Этого, что без глаз,
смело гони — приказ!»
Гости проходят мимо,
шутят неумолимо:
«Взять тебя в зал с собой?!
Ты, брат, и впрямь слепой!
Точно ферендж одет...
Галстука только нет.
Продал за горсть матон?*
Это же моветон!..»
Все игроки казино
знают его давно:
слеп от рожденья был,
чат и вино любил,
землю имел и дом -
всё проиграл гуртом.
Есть иногда барыш,—
если продаст гашиш.
Лезет опять в отель,
слышит в ответ: «Зэрбэль!**
Ты проиграл свой кон.
Топай отсюда! Вон!».
Кто-то хихикнул зло:
«Эй, человек-зеро!
Правда, что пьянь и голь
ставит всегда на ноль?..»
Возле подъезда в «Гион»
топчется, топчется он.
Пьяное бормотание:
«Овцы вы на заклание...
Все вы слепцы... Куда вы?
Там, за дверьми, удавы,
там настоящая мафия…
Может, и чёрная магия.
Вспять колесо судьбы
там повернулось бы,
если б зеро тогда
выпало, господа...»
Скорбь у него на губах.
Ночь у него в глазах.
Рулетка — судьбы откровение.
Остановись, мгновение!
* Название вышедших из употребления эфиопских монет.
** Пошёл вон! (амхар. яз.).
(Продолжение – «Как я не стал шпионом». Гл. 39)