Моя субъективная история. ГКЧП

Дмитрий Ценёв
                Время ли расставляет всё по своим местам??? Нет, конечно, просто так принято говорить. Разумеется само собой, историки по заслугам оценивают истфаки. То есть историческим фактам оценку дают исторические факультеты. И всё, как всегда, и не только в истории, — субъективно.
                С утра, естественно, гнали по телевизору Чайковского, но — без «Танца маленьких лебедей». Что-то с трудом верилось в смерть Горбачёва, поэтому, увидев сие патологическое явление на экране, я сразу сказал жене:
                — Что-то случилось. — странно, но из робости своей вечно оказываться пророком, я тогда не договорил именно то, что случилось, но что подумал: «Военный переворот».
                Дальше — пресс-конференция ГКЧП и телефонный звонок Моисей Абрамыча (тогда он представлялся Михаилом, и мы так его звали, Моисеем он решил стать позже):
                — Давай в горисполком. Будем брать интервью. Всё прямиком везём в Пермь.
                Приблизительно так. Хотя теперь не все слова важны в их точной передаче, важнее — по смыслу. Интервью вместе с постоянным партнёром-оператором Серёгой Сорокиным мне довелось взять и у Белкина, и у Зайнуллина.
                У Зайнуллина дрожали руки, казалось, он чуть-чуть поддат, но позицию сказал точно и сразу:
                — Это переворот.
                Он, разумеется, так оценив обстановку, лично выступил «против». Перед видеокамерой.
                Белкин, напротив, был в себе уверен и спокойно и по-деловому так объяснил:
                — Это правильно, Давно надо было так сделать.
                Перед видеокамерой. Спустя год или два в городе разразился газетный скандал: Белкина обвинили в поддержке ГКЧП. Были суды, на которых он выбелил себя. Не мудрено: свидетелей было двое, один — молодой, с позволения сказать, журналист местного, с позволения сказать, телевидения и оператор.
                И видеозапись. Она исчезла. Сразу ли после поражения ГКЧП или непосредственно перед судами, не знаю. Факт остаётся фактом: этого интервью либо вообще уже нет в природе, либо оно лежит в коллекции домашнего видео господина Белкина, благополучно ставшего господином впоследствии.
                Зайнуллин с арены сошёл… интересно: отличие от московских тенденций в том, что там люди сменились и зайнуллины заняли места белкиных, а у нас в городе Б, как и почти везде в России, многочисленные белкины остались при делах, благополучно сменив социалистически-партийные кресла на капиталистически-директорские, и зайнуллины тоже остались, но — за бортом, на необитаемых островах умирать.
                Но это я уже забежал вперёд. Эти два интервью я отдал Михаил Абрамычу, мы отсняли ещё и заседание горисполкома, какое-то очень широко расширенное — может, это даже Совет городской был? экстренный; — он взял кассету из камеры и полетел в Пермь. «Полетел» в прямом смысле, а не в переносном: тогда самолёты из аэропорта Березники ещё летали. И не только в Пермь.
                Совет народных депутатов, кстати, тогда постановил осудить действия ГКЧП, квалифицировав их как «переворот». Может быть, слова были и помягче или пожёстче, но смысла это не меняет.
                Наше с Серёгой участие в революционных событиях этой съёмкой не ограничилось. Наутро мы выехали на «запоре» по маршруту Березники – Пермь по старой трассе, намереваясь запечатлеть народную и властей реакцию на происходящие события в городах (по порядку): Яйва, Александровск, Кизел, Чусовой, Кунгур. Засняли, конечно. Кадры были разные. В Яйве властей просто не было на месте. В Александровске была вывешена специальная табличка «Выходной день».
                Напомню, что ЦТ (канал, место, время и значение которого теперь занимает ОРТ) никакой информации поутру ещё не выдал. Приёмник в запоре трещал и свиристел — возможно, что и вовсе не из политических соображений, а по причине старости и технического несовершенства. Так что мы пребывали в полном незнании текущей обстановки. То есть штурм-то уже неудачно завершился, но провинция об этом ещё толком-то ничего и не знала: оценки «сверху» ещё не поступило.
                В Пермь въезжали, везя на кассетах единогласное выступление кизеловских представителей тогдашнего двоевластия: «Мы — шахтёры, и, если будет надо, себя ещё покажем». Когда они это говорили нам, они тоже ещё ничего не знали: ни про Березники, ни про Пермь, ни, тем более, про Москву.
                В Пермь въезжали, стараясь угадать по внешним признакам — как дела?! Но не поняли, мрачно шутя насчёт встречи «под белы ручки», внешне — ничего особенного, да и, с нашей стороны направляясь в Пермский телецентр, центра г. Перми не проезжаешь, а там в это время шёл окончательный митинг.
                Таких, говорят, в советские времена, никакие партийные организаторы не могли собрать — ни из-под палки, ни водкой-куревом-и-мылом. Нас встретил Моисей Абрамыч, сказав:
                — Что тут было! Ночь никто не спал, давайте скорее! Что у вас?
                Оказалось, что некоторое оборудование, необходимое для технически качественной перезаписи с нашего, тогда любительского, оборудования на их профессиональное, занято. Тут же пермяки приняли решение давать наши материалы не в цвете, а чёрно-белыми. Что ж, теперь мне думается, это даже добавило остроты, художественного пафоса некоего, визуальной публицистичности нашим репортажам: из пяти или шести, нами снятых, пермское телевидение показало два или три, точно не скажу: мы их видели на экране за регистрационной стойкой гостиницы, оформляясь на ночлег.
                Кто-то делает историю, кто-то участвует в ней, кто-то живёт, кто-то лета спустя заполняет соответствующие графы соответствующих анкет, а кто-то попадает в истории, потом прилагая массу усилий, праведных и всяких, чтобы из них выпутаться.
                Я бы хотел, конечно, распутать детективную историю с пропажей видеокассеты, но что поделаешь — время всё как-то странно расставляет по своим местам. Или — не по своим? Или не время??
                Тогда кто — истфаки???