Соловьи

Юрий Секисов Старший
Май- начало соловьиной весны. В это время к нам на Урал прилетают соловьи. Они заселяют черемушник в тихих местах и мелкий кустарник в поймах речушек, на болотах. В конце мая начале июня ночами они устраивают неповторимые концерты.
Раньше соловьи обитали в густых кустарниках на юго-западном берегу озера Шувакиш. Сейчас там беспрерывно с мощным несутся грузовики, оставляя после себя ядовитые облака выхлопных газов, с которыми вступила в неравную схватку соловьиная роща. Сами соловьи переселились в тихие и чистые места.
Соловей – птаха привередливая, любит чистый прозрачный воздух, не отравленные химией рощи, перелески и кустарники, воду, которую можно безопасно пить.
Мне полагалось, что вблизи города таких мест нет, и по этой причине умолкли в ближних рощах соловьи. К моей радости, я ошибался. Оказывается, есть такие места и рукой подать от Уралмаша.
На станции Гать, где река Исеть ниже моста делает плавный поворот влево, огибая гору, течет к озеру Мелкое, находится на левом берегу большая поляна. По краям поляна заросла кустарником и мелколесьем, а ее южная окраина окаймлена темно-зеленой грядой могучих сосен и елей.
В эти места меня притягивают воспоминания детства. Сюда, на поляну, в ночное пригоняют табун лошадей. Если недалеко обосноваться, развести костер, сидя возле которого, можно наслаждаться всеми прелестями ночного. Костер усиливает мрак ночи, создает таинственность, рядом непрерывно пофыркивают лошади, то и дело слышен треск раздавленной копытом ветки и легкий хруст, которую откусывают пучками и жуют лошади. У костра можно вести неспешный разговор о чем угодно.
… Наплывают  яркой картиной воспоминания о далеком детстве. Вспоминается первое ночное у костра, где, охваченный любопытством и страхом, слушаешь жуткие истории.
Как-то я уговорил своего приятеля побывать со мной в этих местах. В один из теплых, последних майских вечеров мы вышли на электричке на станции Гать, перешли мост и низиной пошли к поляне.
Я видел, как меняется мой спутник, природа преображает его. Воздух был тих, прозрачен, душист… Один глоток такого воздуха пьянил.
Мы быстро дошли до места. Около реки, в камнях, развели костер. Наступили сумерки. Поляна, небо, роща – все было заполнено этими сумерками, они все кругом растворяли. В дальнем углу поляны появились силуэты лошадей, их пригнали в ночное. Через некоторое время они подойдут к нам.
Наступила тишина, все малейшие звуки четко прослушивались. Вот на другом берегу реки прокрякала утка, над нами просвистел вальдшнеп, где-то там, в темном углу поляны, ухнула хрипло сова, изредка и вразнобой квакали лягушки.
Когда на землю спустилась ночь, которую бессильно пытался наш костерок, и луна остановилась над поляной, а точнее над сосновой рощей, вдруг совсем рядом раздались удивительные звуки: в кустах кто-то прощелкал, простучал музыкальной дробью и выпустил чарующие слух трели.
Мой приятель вскочил и тут же замер, боясь вспугнуть неведомого певца, прошептал: «соловей…». Нашему соловью сразу же ответили другие, вначале издалека, а затем все ближе. Каждый стремился перещеголять соперника, выдавая одно колено за другим. Мы насчитали около десяти певцов. Они не перебивали друг друга, терпеливо выслушивали , делали допустимую приличием паузу, и кто-то из них на две-три минуты весь отдавался своему мастерству.
Какая-то ночная птица пыталась вмешаться в этот концерт своим диким криком, но на неё в раз зашумела вся округа, даже мрачные деревья, и она на долго умолкла.
Мы, очарованные, наслаждались соловьиным концертом. Друг мой прутиком ворошил хворост в костре и философски восклицал: «Да, жизнь удивительная вещь!».
В этих словах была хвала тому, кто создал все, что окружает нас: поляну, реку, деревья, ночь с луной, лошадей, пасущихся рядом, и соловья, которому внимали ночь, деревья и такие счастливцы, как мы.