С К А З К А Б А Б У Ш К И Д О Р Ы .
У окна покосившейся избенки, на лавке, облокотившись на подоконник,
сидит Фрося, задумавшись. Худенькие ножки прикрыты, только розовые пят-
ки чуть выглядывают из-под подола старенького платьица. Бабушка Дора
лежит на печи, прислушиваясь к шуму дождя, тиканью ходиков на стене и
с особой теплотой глядит на правнучку. Казалось, дотянись она рукой до
лавки, погладила б русую головку, поцеловала б каждый пальчик на ее руч-
ках, а уж розовую пяточку...
"Господи! Прости мне, грешной рабе твоей, Федоре Яковлевне, за дерз-
кие мысли мои! Тебе, Владыке всего сущего на земле, конечно же, видней,
только почто так деется на свете? - Мысли, как растревоженные осы, кру-
жат и жалят, да не куда-нибудь, а в самое сердце. От этого, старушка
слегка поглаживает левую сторону груди, чуть слышно вздыхает и все гля-
дит На Фросины розовые пятки. - Вот, птенец несмышленый! А уже страху-то
какого натерпелась... Господечку! За что ж казнишь так детушек твоих?
Ведь дите ж она, цветик на тоненьком стебельке, долго-ль переломить...
А ведь говорила ж я Соломее: почто дите с собой по лесу таскаешь?
Не послушалась! Куда там! Разве ж теперешние молодые, слушаются ста-
риков? Вот и... Господи-и, страсть-то, какая! Рада б забыть, да где там!
А каково ей, птенцу желторотому? Да и то сказать: чему быть, тому не
миновать...
Как сейчас помню. День такой, как яичко пасхальное, выкатился. Лис-
тики мятые язычки из лопнувших почек повысунули. Беленькие цветики,
будто звездочки, из-под жухлой прошлогодней травы, по выглянули. Где ж
тут дома дитю усидеть? Вот и увязалась девчушка за Соломеей. А та и ра-
да, что хоть поговорить есть с кем. Страсть как любила она поговорить.
За разговорами и поесть забудет. А уж дело-то колом стоит, дожидается,
пока она душеньку ослобонит. Не-ет, ничего про себя не оставит...
Э-э-эх! Что теперь грехи ееные перебирать? Прости ей Владыка Небесный!
Все ж мать она была хорошая! Себя не пожалела, дите спасая..."
Бабушка перенесла свой взгляд на потускневшие лики икон и, истово
крестясь, зашептала молитву. Потом, вздохнув, перевернулась на другой
бок и закрыла глаза. Но плеск дождевых капель, жалобное повизгивание
щенка лезло в уши, тревожа еще не угасшие угольки памяти. И вот уже
видится ей, как лесник вносит Фросю в дом. Бережно положил на лавку и,
снявши кепку, потупился... Параска Климова собрала то, что осталось
от Соломии, и как несла ту страшную ношу через село, криком кричала...
Гос-по-ди-и! Как я только пережила такое? Уже почитай полгода прошло,
а Фросинька, нет-нет, да и закричит во сне. А вчерась рассказала. Ви-
дать и ей выговориться надо было. Ага. Мала-мала еще, а, вот, поди ж
ты, виниться стала. Говорит, что в тот день, в лесу под выворотнем,
щенков увидала. Да с дуру, к ним полезла. Соломея, как увидала тех
щенков, охапку сушняка, что в руках держала и выронила.
- Это ж волчата! Дитятко, милое! Бежим отседа! Скорее! Пока волчицы
нет...
И ринулись они бежать, что есть духу. Да где ж тут убежишь от зверя
лютого? Она ж их по следу, по следу догонять стала! Соломея дочку на
дерево подсадила, а сама, сердешная, не успела... О-ох, смертушка лютая!
Не приведи Господь с волчицей встретиться... лесник потом рассказывал,
что девчушку никак от дерева оторвать не мог. Во-от, что страх с людьми
делает! На ее ж глазах мать загрызла зверюга! Как только разума она не
лишилась?! Го-осподи-и! Спаси дитя невинное!..
Не спалось Федоре Яковлевне. С боку на бок переворачивается. Взды-
хает, гоня, прочь невеселые мысли, а они, что мухи осенние, липучие да
кусучие.
- Бабушка Дора! Я к тебе, на печь, залезу! Что-то зябко мне на
лавке...
- Полезай, полезай дитятко! Я тебя укрою. Мы полежим и пошепчемся с
тобою. У нас ведь мно-ого секретов! Вон Мурка к теплу жмется. Похоло-
дает наверное. Зима скоро к нам нагрянет.
- А Коська Лопушатник вчерась говорил, что зимой старики умирают. Бабулечка, голубушка, ты поживи еще маленько! С кем же я останусь?
Кто пожалеет меня - сироту несчастную?..
- Дурак твой Коська! Не зря его Лопушатником прозвали. Люди помирают,
когда их Боженька к себе призовет. Так и скажи ему вдругорядь. А что
сирота, так и то не беда. Потому как каждый человек не без милости Божьей.
Живи себе, как живется и на лучшее надейся. Оно, знаешь, коли надежда в
душе теплится, то и горе только наполовину. Ей-ей, правду говорю! Вот,
ты послушай, чего мне еще моя бабушка, сказывала. Она, бывало, как ся-
дет за прялку, а я в ту пору вот, как ты была. Начну к ней приставать,
чтоб де сказку рассказала. Поначалу она отнекивается, а потом и рас-
скажет.
- А Коська говорит, что у него в трубе домовой воет. В самую полночь
он ему страшные сказки рассказывает.
- В самую полночь дрыхнет твой Лопушатник и ухом не ведет! От того
и рожа у него рябая, тараканами насиженная! Наверное и язык в крапинку,
потому как треплет им, чего на ум взбредет. Вот я его хворостиной пуж-
ну, брехуна окаянного! Чтоб и близко к нашим воротам не подходил...
Фрося нахохотавшись над незадачливым соседским мальчишкой, подложи-
ла ладошку под щечку и приготовилась слушать сказку.
- В одном лесном хуторке жила сиротка Маруся. Уж об том, как жилось
ей, бедолаге, и говорить нечего. Она и хлебца-то до сыта не едала. Дру-
гая б судьбу свою горемычную, что ни день, проклинала, а она, что те-
бе воробушек. Солнышка выглянет - он и рад. Чирикает себе, будто празд-
ник у него какой. Кто идет мимо, вспугнет ненароком, он отлетит в сто-
ронку и опять поет. Вот и она: кто приветит, краюшку хлебца даст, кто
пожалеет, а кто и ляпнет чего с дуру. Она только пожмет плечами, а про
себя подумает: Бог тебе судья! Тучи высоко летают, снега посыпают, вет-
ра студеные все тропинки заметают, однако ж, и леточко бывает. Потерплю
еще маленько, может и мне счастье улыбнется..." И так день за днем и
год за годом.
В то лето, что-то неладное стало твориться в тех краях. Слух прошел,
что в балке змеиное скопище видали. И будто-бы те змеи все в одну сто-
рону ползли. В другой раз кто-то на болоте красный туман видал. А тут
и сама Маруся, утром по воду шла, глядь, а за перелазом, сколь видят
глаза, лягушками услано. И все прыгают, спешат куда-то. А куда? Кто ж
их знает? Постояла, поглядела она, на то чудо и домой воротилась.
Зашептались старухи, закачали головами. Дескать, и сны им дурные
снятся, а того хуже, в прошлое воскресенье стал их батюшка обряжаться,
да сослепу, рясу на левую сторону одел. Беда грядет! А с какой сторо-
ны ждать ее? Никому не ведомо.
Прошло столько-то времени и стали люди помирать смертью безвременной.
Смертушка, будто метлой выметала. Где кого достанет, тут ему и конец. А
которые еще живы остались, стали в дорогу собираться. Кто к близкой,
кто к дальней родне. Лишь бы уйти из этого "проклятого" места.
День плачет Маруся, другой. Некуда ей, бедной, деться. Никто ее
нигде не ждет. Тут хоть, какая-никакая избенка после родителей оста-
лась, а на чужой стороне и головушку приклонить негде будет. И решила
Маруся: будь, что будет! Уповая на милость Божью, живет одна в обез-
людевшем хуторке. На грядках траву щиплет, да песенку мурлычет.
Как-то раз, слышит она, калитка стукнула. Распрямилась Маруся, ру-
ку ко лбу поднесла, чтоб глаза от солнца заслонить, да так и осталась
стоять. По тропинке к ней старушка идет. Чистенькая такая. Батожком
постукивает, да во все стороны поглядывает.
- Доброго здоровьица, девица! Позволь водицы испить, да присесть
маленько? Устала я с дороги.
Смотрит Маруся, а у старушки и башмаки-то не запылились. "Ну и что
стого, что не запылились? - Подумалось девушке. - Одному и дальняя
дорога нипочем, а другому и через улицу перейти большого труда стоит".
- Идите в избу бабушка. Я сейчас к колодцу сбегаю, водицы холод-
ненькой принесу.
С тем, подхватила ведро и шагнула через перелаз. А как воротилась
в дом, набрала водицы в глиняную кружку и подает старушке. А та, по-
дула на воду и вода молоком оборотилась. Выпила молоко старушка и еще
просит ей водицы подать. Маруся зачерпнула из ведра и подала. Опять
подула на воду старушка и вернула кружку девушке.
- Выпей и ты молочка.
Маруся выпила, вытерла губы и поблагодарила гостью.
- Хотела у тебя хлебца попросить, да вижу, что у тебя одна горбушка
осталась.
- Возьмите хлебушек, бабушка! Я, как ни как, дома. А в дороге хлебу-
шек сам себя несет.
- Умные слова говоришь, дитятко! От хлебца не откажусь. Но и в долгу
не останусь. Когда уйду я, ты, погодя маленько, выглянь за калитку. За
хлебца горбушку, подарю тебе телушку. Даст Бог и с молочком будешь. На
привязи ее не держи. Приласкай, водой колодезной напои, а на ночь,
в сенцы загони. Живи себе. Ничего не бойся. Счастье твое мимо тебя
не пройдет.
Очень обрадовалась Маруся такому подарку. Телушка как ни как жи-
вое существо. Все не одна. Поблагодарила она бабушку, а как та собра-
лась уходить, спросила:
- А как зовут телушку?
- Зови ее как сердце тебе подскажет.
Только и сказала старушка. Вышла за калитку и пропала.
Марусе же, страсть как не терпится, посмотреть на подаренную те-
лушку. Отнесла ведро в сени и выбежала за калитку. А там - телушка
стоит, горбушку хлеба доедает. Оглянулась девушка. Хотела еще раз
бабушку поблагодарить, да где там. Давно не езженая дорога стала
травою зарастать. Разве ж тут разберешь в какую сторону она пошла.
Но, взглянув на телушку, забыла обо всем на свете.
- Как же мне назвать тебя? Какая ж ты хорошая! Беленькая! А на
лбу рыжая отметина! - Хохотнула Маруся. - Нигде ни пятнышка! Ан
нет! На кончике хвоста малость рыжеватая шерсть. Может тебя бе-
лянкой назвать? А может Зорькой или Звездочкой? Не-ет, не подхо-
дит это тебе. Бабушка сказала, что имя тебе сердце подскажет. А оно
что-то не подсказывает... Ну да ладно! Пойдем телушка-подружка на
лужок! Там трава сочная, а в небе жаворонок поет.
Маруся чмокнула телушку в рыжую отметину и, поглаживая ее по бар-
хатной шее, повела на лужок. Сама же, по дороге, обо всем ей расска-
зывает и, то пучок травы сорвет и из ру покормит, то веточку наклонит,
чтоб угостить сочной листвой. А как на лужок пришли, веночек сплела и
ей на шею надела. Сама же так и щебечет, так и вьется возле нее. И что
бы ни говорила, все "подружкой" величает. Потом подумала-подумала и
решила: не искать ей больше имени. Так и стала Подружкой кликать. А та,
нет-нет, да и взглянет на девушку умными глазами. Взгляд точь в точь,
как у старушки. "Наверное, почудилось мне..." - подумает Маруся, да тут
же об этом и забудет.
Вечером вернулись они во двор. Хозяюшка побежала к колодцу. Принес-
ла ведро воды, половину в другое ведро перелила, а оставшуюся воду
перед телушкой поставила.
Наклонилась телушка над ведром, дохнула и превратилась вода в пар-
ное молоко. Все, да капельки, выпила, а потом подошла к другому ведру,
дохнула на воду и отошла в сторонку. Глянула в ведро Маруся и обрадо-
валась.
- Ай, спасибо тебе Подружка! Пойду кашу сварю! Давно я каши с моло-
ком не ела. То-то ужин будет...
Как поела, телушке соломки в сенцах постелила. А та, будто только
того и ждала. Легла и глазоньки закрыла. Входную дверь Маруся на за-
сов заперла, а в горницу открытой оставила. Перекрестилась на Божий
лик и спать легла.
Неделю, другую и третью живет телушка у Маруси. Так сдружились,
что друг от дружки ни на шаг не отходят. Маруся в огород и Подружка
за нею. Да такая умненькая: по тропиночке идет, с грядок и листика
не отщипнет. Маруся морковку выдернет, очистит, сама откусит и Под-
ружке даст. Яблочко сорвет и ей половинку оставит.
Однажды, Подружка раньше Маруси проснулась. На ноги поднялась,
ушами прядает, прислушивается, вздыхает. Потом, вошла в горницу и
стащила, со спящей хозяйки, одеяло. Девушка проснулась и удивленно
спросила:
- Что случилось, Подружка?
А та торопливо в сенцы вышла и у входной двери стала. Маруся платье
на себя накинула и отодвинула засов на двери. Телушка, чуть ли не бе-
гом ринулась к калитке. Потом, без оглядки, к лесу. Маруся еле поспе-
вает за нею. Долго бежали, пока не добрались к болоту.
- Ой! Подруженька! Не надо туда идти! Там место гиблое! Сколько на-
роду сги-инуло...
Телушка только посмотрела своими умными глазами и дальше пошла. Ма-
руся вслед за нею. Вскоре послышался чей-то стон.
- Беда, Подруженька! Помочь бы надо! А то, ведь, трясина совсем
засосет...
Телушка подошла к березе и уперлась лбом в ствол. Береза наклонилась.
Девушка догадалась и тоже стала сгибать березу.
- Хватайтесь за ветки, мил человек! Авось, с Божьей помощью и выбе-
решься.
- Добрая у тебя душа, девица! Только мне лучше в этом болоте утопнуть,
чем таким жить!
- Что ты говоришь? Али рассудок помутился в твоей голове?! - Рассер-
дилась Маруся. - Жить тебе, али помирать, только Всевышнему решать! Хва-
тайся, говорю тебе, за ветки и надейся на милость Божью...
Уже и солнышко высоко поднялось, пока, наконец-то, выбрался незнако-
мец на сухое место. Весь в грязи, одни глаза белеют. Полежал маленько
на траве, отдышался и стал подниматься. Девушка ему и говорит:
- Куда ж ты такой пойдешь? Иди к нам, на хутор. Я баньку истоплю,
одежонку твою выстираю. Попаришься, кваску попьешь, все и высохнет.
- Голуба ты моя! Знала б ты, чего говоришь? Да я в грязи красивши,
чем после баньки буду! Лучше б дала мне утонуть! Разом закончились
бы мои несчастья...
- Ой! Не говорите так! Не гневите Создателя, добрый человек! Неуж-
то есть на свете такое горе, чтоб белый свет стал не мил?! Не рас-
познать мне: молод ты или стар. Только скажу тебе: береги в душе хоть
малую искорку надежды! Не дай ей потухнуть совсем! А коли крепок дух
в тебе и смелостью не обделен, то уж с любой напастью совладаешь. Да
и не один ты горе мыкаешь... А уж в болоте, так и вовсе счастье не
найдешь! - Пошутила девушка.
И пошли они тропинкой к Марусиному дому. Телушка впереди идет,
хвостиком помахивает. А девушка, по пути, о хуторе рассказывает:
какая страшная беда нагрянула на это славное место. Странник слу-
шает молча и только вздыхает.
Все сделала Маруся, как и обещала. Пока пришлый человек мылся,
она платье его стирать стала. Стирает, да все дивится. Никогда та-
кого наряду не видала. "Наверное, много денег стоит... Что ж он,
при таком-то богатстве, умирать наладился? Вот чудак-человек! А впро-
чем, кто ж его знает, какое горе его постигло..." - Думает Маруся,
развешивая рубаху.
Оглянулась, а у порога бабушка стоит. Та самая, что телушку пода-
рила. А телушки что-то не видать нигде.
- Не ищи телушку. Сама объявится. - Успокоила Марусю бабушка. - Ты
лучше к страннику меня отведи. Прямо к бане и веди.
Вошла старушка в предбанник и села на лавочку. Маленько погодя
из парилки вышел парень и оторопел от неожиданной гостьи.
- Не стыдись старого человека. - Спокойно сказала бабушка. - Мо-
жет помочь тебе смогу. Ну-ка, повернись! Ай-я-яй! Все тело коростой
покрылось! А на лице и вовсе здорового тела нет. Как же угораздило
тебя так? Не уж-то при дворе путного лекаря не оказалось?
- Э-эх! Лекари-то были. Только их ко мне не допускали. А все
старый горбун меня какими-то настойками поил. Ими же раны обмывал.
А мне, от того лечения, что ни день, то хуже...
- Слыхала я о тебе и поболе твоего о дворцовых дрязгах наслышана.
Ты послушай, чего говорить стану. С этой минуты ничего в рот не бери.
А только пить будешь то молоко, что Маруся тебе приносить будет. Мас-
лицем, с того же молока, она, все тело твое, мазать будет. Как очис-
тится тело, возьми у нее корзинку. Ту, что с крышечкой. Выйди на луг,
поставь корзинку на траву и крышечку открой. А перед самым заходом
солнца, вернись за нею. Захлопни крышечку и скорым шагом иди ко дворцу.
К восходу солнца, чтоб перед дворцом стоял. Вытряхни с корзинки то,
что там будет, на землю. Далее уж поступай, как сердце тебе подскажет.
Теперь же, иди в горницу и ложись в постель. И пока не вернется твой
прежний облик, не смей и за калитку выходить!
С тем и покинула бабушка баньку. Переговорив с Марусей, вышла за
калитку. А через малое время в калитку вошла телушка и сунула голову
в ведро. Маруся догадалась, что та водички просит, подхватив ведро,
побежала к колодцу.
Неделю живет странник, другую и третья уже на исходе. Маруся поит
его молоком и тело маслицем смазывает. А между тем расспрашивает приш-
лого человека: откуда он и что с ним приключилось?
- Георгием меня зовут. - Рассказывает он. - И лет мне немногим бо-
льше, чем тебе. Батюшка мой, Василий Ксенофонтыч, и матушка, Лидия
Еремеевна, померли от какой-то причины, так давно, что уже и лица их
забылись. Царством правил, пока мы, с братом Федором, подрастали, ма-
тушкин брат троюродный, Михаил Гаврилыч. Все дочь свою в невесты су-
лил... Вот уже и срок стал подходить к тому, что мне пора самому при-
ниматься за дело. А я ведь, до той поры поездил по заграницам, многое
повидал, да и многому научился. И очень уж хотелось мне и в своем
царстве кое-что переделать. Чтоб де не хуже заграничного было. Только
не в радость это было Михаилу Гаврилычу. Да и вожжи из своих рук уж
никак ему отдавать не хотелось. Вот и надумал он дело злое, поганое.
Как-то подходит ко мне невеста моя, Александра. Посмотрела на мое
лицо и так вкрадчиво, говорит. Что, де, прыщик у меня на лице. Скоро
свадьба, а жених прыщеватый. Надо бы лекаря позвать. Пускай он, тот
прыщик, вылечит.
Я, не ожидая подвоха, согласился. Привели мне тот же час старого
горбуна и стал он надо мной изгаляться. Настоями разными поить, за-
говоры читать и тело мое мазями пахучими натирать. И тут уж, вместо
одного прыщика, все тело мое, сыпью покрылось. А потом и коростой
взялось. До того меня залечил, что уже и белый свет не мил.
А тут еще невеста ко мне заходит. Дескать, попроведать ко мне зашла.
Желательно ей узнать: свел ли я прыщик на лице и на какое время я из-
волю свадьбу назначить?
Ну, я ей и открыл свое лицо. Она так глазоньки и закатила. Тут батюшка
с матушкой невесты подоспели. Заохали! Заахали! А меж собой говорят:
"Как же можно-то на царство такого урода короновать?! Вот Федора на
престол и посадим..."
Александру, невесту мою, мать и спрашивает:
- Пойдешь ли ты, доченька, за Федора Васильича?
- Пойду, маменька! Мне хоть лешего целовать, лишь бы царицею стать!
Федор Васильевич, брат мой младший, малость не в себе был. Таким,
Вот, уродился. Вот его на царство прочили лиходеи. У уж державою пра-
вить, известное дело, Михаил Гаврилович вознамерился. Я, услыхав такое,
разгневался. Но мне и рта не дали открыть. Натянули на голову мешок
и, как стемнело, отвезли на болото. Вытряхнули из мешка, как шелудиво-
го щенка, да еще и пригрозили.
- Не хотим грех на душу брать! Тебе, с этакой рожей, никто не по-
верит, что ты царских кровей. Настырничать будешь, а того хуже во
дворце появишься, убьем!
С тем и уехали. А я всю ноченьку по лесу бродил. Под утро угодил
в трясину. Вот теперь, к добру, али к худу, у тебя в избе обретаюсь.
- К добру! К добру! Слушайся бабушку. Она худого не присоветует.
Еще с недельку прожил царевич в Марусиной избе. За разговорами,
полюбились они друг дружке. Знамо дело - не ровня. Да ведь сердцу-то
не прикажешь... Пришел срок ему в дорогу собираться. Вынес царевич
корзинку на луг, а под вечер пришел за ней. А в корзинке той полным-
полно кузнечиков. Захлопнул крышку, а на нее ящерица прыг.
- И ты во дворец собралась? Ну, коли так, полезай в карман!
Ящерица тут же юркнула в карман. Попрощался он с Марусей, велел
дожидаться его и ушел дорогою в Царьград. Всю ноченьку, проведши в пути,
на зорьке пришел Георгий на широкую дворцовую площадь. Посмотрел на
зашторенные окна и, поставив на землю корзинку, открыл крышку. А из нее
так и посыпались кузнечики. Он и дух перевести не успел, как вместо
сереньких кузнечиков, пред ним предстали всадники на вороных конях.
Все в кольчужках, со щитами и саблями вострыми. Только он, один, пред
ними пеший.
Тут из кармана ящерица вынырнула, да шмыг на землю. И в тот же миг,
перед ним, оказался белый конь с серебряной гривой.
- Вот это конь! А седло-то, шито золотом!
Сел царевич на коня и в тот же миг ударил колокол. Закачались шторы
бархатные. Завыглядывали лица заспанные, неумытые. Забегали дворовые
слуги. И вот уж вышел на высокое крыльцо, протирая глаза, Федор Васи-
льевич. Вслед за ним выскочила Александра и стала рядышком, пытаясь
понять: откуда взялось войско несметное, и кто его привел под стены
царского дворца?
- Георгий! Брат ты мой, единоутробный! А мне тут говорили, что те-
бя уже и в живых-то нет! - Со слезами радости, кинулся вниз, по сту-
пенькам, Федор. Да, второпях, запнулся, и растянулся на земле, у са-
мых ног белой лошади.
- Поднимите его! - Насупив брови, сказал Георгий. - Нет за ним ви-
ны никакой! А вот с них, спросить бы не мешало! - Посмотрел тяжелым
взглядом царевич на невесту и ее родителей.
- Что ты, соколик мой?! Тебе одному женою быть я обещалась! Тебя
только и ожидала... - залепетала Александра.
- Ну, коли так, иди ко мне красна девица!
Забыв обо всем, сбежала Александра с крыльца и важно направилась
к Георгию. А тот, соскочил с коня, а ее приподнял и в седло усадил.
И незаметно легонько шлепнул по лошадиному крупу. Конь встряхнул
гривой и легким шагом направился к воротам. А уж за воротами, понесся
галопом. Вслед за ним поскакали и всадники.
- Батюшку с матушкой прихватите! Чтоб не скучно ей там было!.. - Приказал царевич.
Еще и пыль не улеглась, а братья обнялись, расцеловались и даже
прослезились.
- Я уже и не чаял встретиться с тобой! - Признался брату Георгий. -
Знать еще не перевелись добрые люди на Руси Великой. За то поклон им
земной...
А младший брат выслушал короткий рассказ Георгия и смущенно попросил:
- Отпусти меня брат к божьим людям, в монастырь? Тебе же всяческого
благоденствия желаю...
- Воля твоя, Федор! Но не раньше того срока, когда святые отцы коро-
нуют меня. Да еще на свадьбе моей погуляешь!..
А еще через пару дней, в лесном хуторке остановилась царская карета.
И вышел из нее царевич Георгий.
- За тобой приехал, душа моя! Садись, со мной, в карету и поедем
во дворец!
- Голубь ты мой сизокрылый! За тобой пошла б хоть на край света!
Но на кого ж я телушку оставлю? Ведь она ж мне, что сестра родная!
А телушка подошла к ним, мотнула головой, ударила хвостом себя по
левому боку и превратилась в старушку.
Молодые люди только удивленно переглянулись.
- Счастья вам и радости на многие годы! - Напутствовала их ста-
рушка. - И помните, что горе людское избывно, а милость Божья - бес-
конечна!.. А ежели молочка пожелаете испить, так наберите воды коло-
дезьной и скажите: "Телушка-Подружка, угости молочком!" И пейте на
доброе здоровье!
С тем, взяла Марусю за руку и отвела в сторонку. Отчертила ба-
тожком вокруг ее ног и, поцеловав в лоб, окатила ее водой колодезной.
В тот же миг случилось чудо! Старенькое Марусино платье превратилось
в пышный наряд, а на голове корона с дорогими каменьями.
У царевича, глядя на невесту свою, даже дух перехватило. Старушка
же поклонилась им и говорит:
- Спасибо вам за приют и ласку! Пора и мне в дорогу. Да и вас уже
дожидаются во дворце...
Бабушка помахала им во след рукой и пошла к лесу, постукивая батожком.
Федора Яковлевна приподняла голову и, взглянув на Фросю, молвила:
- А я, было, подумала, что ты спишь давно!
- Нет, бабушка! Думаю.
- А о чем же ты думаешь, дитя мое?
- Куда же лошадь, с серебряной гривой, увезла Александру?
- Александру? - Переспросила бабушка. - В лес дремучий увезла!
Все сбылось по слову ее. Не конь это был, а старый лешак! Привез он
ее в чащу лесную и женился на ней. Стала она в лесу вроде царицы.
Только не людьми правила, а болотными жабами, пиявками и прочей
гадостью. А по вечерам чесала старому лешаку пятки. Ну и поделом ей!
Да ты, голубонька, не думай о ней! Укройся, потеплей и спи себе.
Поздно уже. Даже дождь угомонился. Завтра, даст Бог, распогодится.
А сама подумала: «Даст Бог, и ее счастье не обойдет..." И улыбнув-
шись светлой улыбкой своим мыслям, благословила Фросеньку на сон грядущий.
23 августа 2002 года.