Первая мировая война 1914-18 гг. существенным образом изменила общую картину мира; недаром некоторые историографы считают 1914 год фактическим началом двадцатого века.
Россия в союзе с Англией, Францией и Италией воевала против Германии и Австро-Венгрии. Австро-Венгрия, «лоскутная монархия», потерпевшая в той войне поражение, распалась на несколько самостоятельных государств. Необходимо иметь в виду, что война эта в народах, населявших Австро-Венгрию, особенно среди чехов и венгров, популярностью не пользовалась. Об этом есть свидетельства в литературе – хотя бы в известном романе Ярослава Гашека, или в произведениях Матэ Залки – эти свидетельства современников не с потолка взяты. Как следствие – большое количество пленных, которых в России называли «австрияками», не делая национальных различий.
События, произошедшие в России в 1917-м и в последующие годы, привели к тому, что значительное количество бывших военнопленных осталось в Советской России на долгие годы. Особенно это относится к венграм, на что были вполне конкретные причины. Если в Австрии и Чехословакии установились более или менее демократические режимы, то в Венгрии в результате авантюры с провозглашением Советской власти (да, теперь это рассматривается именно как авантюра) к власти пришла крайне реакционная диктатура Хорти. Поэтому бывшим военнопленным из Венгрии, среди которых были очень сильны левые настроения, не было никакого резона возвращаться на родину.
И среди ставшихся в СССР было достаточно много активистов рабочего и социал-демократического движения, которые и на новой родине не преминули включиться в участие в Гражданской войне, а позже и в политическую деятельность. Были среди них и писатели, получившие в СССР достаточную известность. Как же – был Третий Интернационал, была международная пролетарская солидарность и так далее.
Самой крупной фигурой из этих деятелей был Бела Кун. Та еще личность
Будучи в русском плену, оказался близок к большевистскому руководству, и в «незабываемом 1919-м» был послан в Венгрию для организации пролетарской революции. Чем это кончилось – хорошо известно. После провала этой авантюры вынужден был бежать в Москву. Его сделали членом Реввоенсовета Южного фронта, ближайшим соратником Михаила Фрунзе. А после бегства войск Врангеля из Крыма Белу Куна назначают председателем Крымского ревкома, а секретарем обкома Москва назначает его подругу Розалию Землячку. Вот тут-то эта парочка и развернулась во всей красе. Многие тысячи были расстреляны только за то, что были офицерами или военными чиновниками. И не только «чуждый элемент» - в Севастополе было расстреляно около 500 рабочих только за то, что участвовали в погрузке войск Врангеля на корабли. Это кровавое побоище вызвало недоумение даже у ВЦИКа, в Крым была направлена специальная комиссия для расследования. Неизвестно правда, какие это имело результаты; возможно, им просто сказали типа того, что так нехорошо поступать. Во всяком случае, Р.С.Землячка тихо-мирно умерла в Москве в 1947 году и была с почетом похоронена у Кремлевской стены, а на здании в конце Пятницкой улицы, где она когда-то работала, до недавнего времени висела посвященная ей мемориальная доска.
Что до самого Куна, то он был арестован в 1937 году как враг народа и в 1938-м расстрелян. «Он слишком много знал». После 1956 года его посмертно реабилитировали, а теперь юристы ломают голову, как отменить эту реабилитацию. Публицист Тимур Боярский в одной своей статье считает его врагом не одного, а трех народов – российского, немецкого и венгерского.
Немало военнопленных бывшей Австро-Венгрии принимало участие в гражданской войне в России и на красной, и на белой стороне. И во многих случаях их действия отличались неоправданной жестокостью.
И на кой… они полезли в наши дела? Справедливости ради следует отметить, что такой же вопрос венгры имеют право задать и нам относительно событий 1848 и 1956 года. Правда, это вопрос скорее к правительству, а не к народу. Передовая часть российского общества отрицательно отнеслась к «венгерскому походу» 1848 года, да и отношение к событиям 1956-го в СССР было неоднозначным.
Венгрия… Страна с богатой историей, с самобытным обликом, с интересной культурой для многих из нас остается своего рода terra incognita. Одной из причин этого является сложный язык, не похожий ни на один из европейских, очень сложный для изучения, и по сей день вызывающий неудобство у туристов. Во всем мире этим языком владеют около пятнадцати миллионов; поэтому венгерская литература распространяется в мире в основном в виде переводов. В России произведения некоторых венгерских авторов достаточно известны, и в этом немалая заслуга писателей, волею обстоятельств оказавшихся в свое время в России и проживших здесь долгие годы. Разные это были люди, по-разному сложились их судьбы. И все они, так или иначе, разделили судьбу российских-советских граждан со всеми их радостями и горестями.
Наиболее известен у нас Матэ Залка, (1896-1937), воин-интернационналист,
известный в Испании под именем генерала Лукача. Военнопленный Первой мировой войны, участник Гражданской, естественно, на стороне красных, погиб в бою 11 июня 1937 года. Его памяти было посвящено раннее стихотворение Константина Симонова «Генерал». Сам автор считал это стихотворение слабым с точки зрения поэтического мастерства; тем не менее, оно входило и продолжает входить во все его сборники. У Михаила Светлова тоже есть стихотворение памяти Матэ Залки: «Склоняя свои боевые знамена, Испания скорбно молчит…».
Некоторые венгры после 1918 года пытались репатриироваться на родину, в том числе, и Залка. У Симонова:
- Он знал уже грохот тачанок,
И дважды был ранен, когда
На запад к горящей отчизне
Мадьяр повезли поезда …
Да, было дело. А как их встретила горящая отчизна – у того же Матэ Залки в рассказе «На родину». Волей-неволей сбежишь … в СССР, а в конечном итоге могло получиться «из огня да в полымя». Кто знает – не погибни бы Матэ Залка в бою, что сталось бы с ним потом.
Самое крупное его произведение – незаконченный роман «Добердо» о Первой мировой войне, о событиях на Итальянском фронте. Этот роман и несколько рассказов военной тематики Залка считал подготовкой к большому антивоенному роману. Сам он говорил: «Добердо – еще не доказательство…» Осуществить свой замысел ему не было суждено.
Матэ Залка написал ряд произведений о Гражданской войне в России, об отдельных эпизодах Первой мировой, о жизни рабочих в послевоенной Австрии. Последнее – неясно, на основе какого материала; возможно, по рассказам очевидцев.
Антал Гидаш (1899-1980). Ему посвящена отдельная работа «Энциклопедия венгерской жизни», посвященная самому известному роману Господин Фицек». Жил в СССР до 1959 года, после чего вернулся в Венгрию. Был репрессирован, но уцелел. Освобожден в 1944 году, окончательно реабилитирован в 1956-м. Был женат на дочери Белы Куна Агнессе, наполовину русской. Она и перевела на русский роман «Господин Фицек».
Бела Иллеш (1895-1974). Писатель, член Венгерской коммунистической партии с 1919 года, одно время жил в Чехословакии, с 1923 года в СССР. Вел работу среди венгерских военнопленных, работал на советском радио на вещании на Венгрию. В русском переводе издан ряд его произведений. В частности, в серии «Библиотека Победы» в 1976 году был издан его роман «Обретение Родины», написанный в 1951-53 гг.
Роман посвящен событиям Второй мировой войны, участию венгерских военнопленных, в том числе и сознательно перешедших на сторону Красной армии, так как не желали воевать против Советского Союза. Оказывается, в нашей армии служило много венгров из числа военнопленных и политэмигрантов, которые вели агитационную работу, и многих колеблющихся сумели склонить на нашу сторону. Поскольку книга написана в 1951-53 гг., то к содержанию необходимо относиться с известной поправкой, но что касается исторических событий – наверное, все верно.
В Будапешт Бела Иллеш вернулся сразу же по освобождении в звании полковника Красной армии, после освобождения жил в Венгрии.
Йожеф Лендел (1896-1975), венгерский писатель, был одним из организаторов Венгерской коммунистической партии. 25 лет своей жизни провел в СССР, из них 17 лет – в тюрьмах и ссылках (за что боролись – на то и напоролись). В Венгрию вернулся в 1955-м.
Повесть «Исповедь Рихарда Тренда» - довольно мрачное произведение, действие происходит в Будапеште, охватывает период с 1944 по 1956 год, включая известные события. Некоторые из обсуждаемых проблем – в частности, архитектурные и градостроительные применительно к Будапешту – актуальны и по сей день. И если не знать, что автор умер еще в 1975-м, то можно подумать, что это написано сегодня.
Роман «Очная ставка». Время действия – 1946-47 гг., место действия – Москва, Александров. О злоключениях венгерского коммуниста, бежавшего в свое время от диктатуры Хорти в СССР и угодившего в лагерь. Выпустили, как и Антала Гидаша, но послали жить за 101-й километр, причем за пределы Александрова – ни ногой. Приезжает нелегально в Москву, посещает друга – секретаря венгерского посольства, который, в частности, занимается репатриацией венгров.
Картины послевоенной Москвы переданы вполне достоверно и узнаваемо, несмотря на некоторые несообразности в датах, что вполне извинительно для автора через столько лет.
При жизни автора повесть вряд ли могла увидеть свет.
Ференц Каринти (1921-1992), сын известного венгерского писателя Фридеша Каринти тоже был связан с Россией, по крайней мере, идейно. Наиболее известное его произведение – роман «Будапештская весна». Речь в нем идет о событиях конца 1944 – начала 1945 года, о боях за Будапешт. Два солдата бегут из хортистской армии и тайными тропами пробираются в Будапешт. Говорится о венграх, создавших что-то вроде народного ополчения, оказавших посильную помощь Красной армии. А обстановка в Венгрии в конце войны была сложная: кроме отступавших гитлеровцев, были еще свои доморощенные – салашисты, которые свирепствовали не хуже немцев.
Один из ополченцев говорит: «… русские и без твоей помощи справятся и возьмут Будапешт. Что мы для них? У них там достаточно солдат… Именно здесь, где еще нет русских, мы еще можем что-то сделать. Неужели это так трудно понять?».
И в то же время говорится об опасениях части венгерского общества - что будет, когда придут русские? Интеллигенция не знала, кого больше бояться – немцев, венгров или русских.
Вот где истоки опасения, что русские начнут насаждать свои порядки. И не только в Венгрии, что и привело в конечном счете к серьезным конфликтам внутри социалистического лагеря.
Но мы пока в сорок пятом…
Роман кончается, когда отступающие гитлеровцы взрывают последний мост через Дунай. В Пеште немцев не осталось.
В 1955 году по этому роману совместно СССР и Венгрией был снят одноименный фильм, с большим успехом прошедший по нашим экранам весной 1956-го. А осенью того же года в Венгрии произошли известные события.
Лайош Надь (1883-1954) жил в СССР с 1934 года, в Венгрию вернулся в 1945-м. Есть документальная повесть «Дневник, написанный в подвале». Это подлинный дневник автора, написанный в январе 1945 года во время осады Будапешта. Бомбардировки, обстрелы, электричества нет, водопровод и канализация не работают – конечно, не Ленинградская блокада, но тоже хватили лиха. А ведь предлагалось нашим командованием сдать город без боя во избежание бессмысленных потерь и лишнего кровопролития, так нет – вероломно убили наших парламентеров, вот и получили. Конечно, простые венгры в этом совершенно не виноваты; похоже, они ждали, когда придут русские и весь этот ужас закончится.
Был у меня когда-то знакомый студент из Венгрии, мой ровесник, он был в Будапеште в начале 1945-го, мне об этом рассказывал. Достаточно точно совпадает по описаниями и с тем, что мы видели в кино. Об этом знакомом речь впереди.
Так подведем некоторые итоги – что же стало с венгерскими литераторами, получившими политическое убежище в нашей стране? Список, конечно, далеко не полный, но определенная тенденция прослеживается.
Антал Гидаш (1899-1980). Вместе с женой, дочерью Белы Куна, был репрессирован, но оба уцелели, были полностью реабилитированы в 1956 году. В Венгрию вернулся в 1959-м.
Матэ Залка, он же генерал Лукач (1896-1938), наиболее известный в нашей стране венгерский писатель. Неизвестно, что бы с ним сталось, если бы не погиб в Испании.
Фридеш Карикаш (1895-1938). В хортистской Венгрии сидел в тюрьме, освободился в 1935 году, получил политическое убежище в СССР, был репрессирован, год смерти говорит сам за себя. В Венгрии его произведения увидели свет только после 1956 года.
Шандор Барта (1897-1938). В 1935-м приехал в СССР, в 1938-м репрессирован.
Андор Габор (1884-1953). После 1933 года жил в СССР, в Венгрию вернулся в 1945 году. Умер своей смертью. Лайош Надь (1883-1954). Жил в СССР с 1934 года, вернулся в Венгрию в 1945-м. Умер своей смертью.
Да, невеселая получается картина. В общем, «из огня да в полымя», или «за что боролись, на то и напоролись».
Мы рассмотрели судьбы писателей из Венгрии, живших в нашей стране, и оставивших какой-то след в нашей культуре. Следует сказать о собственных связях автора с Венгрией, с их историей и культурой. Для этого необходимо вернуться к делам более чем полувековой давности, и попытаться как-то охарактеризовать атмосферу того времени, что непросто понять современному читателю.
После Отечественной войны в советских вузах обучалось много студентов из стран народной демократии. Конечно, принимали их на особых условиях, приезжали они с минимальным знанием русского языка, для них специально были организованы кафедры русского языка, им же совершенно нереально было обучаться наравне с нашими студентами. Был такой студент и в нашей группе.
Звали его Габор Бокор. Это была совершенно незаурядная, не побоюсь сказать – выдающаяся личность.
По окончании специальной русской школы имени Максима Горького в Будапеште он был послан на учебу в СССР, в Московский химико-технологический институт имени Д.И.Менделеева. В отличие от других иностранных студентов, он блестяще владел русским языком и даже ходил на занятия по английскому языку наравне с нашими студентами. Но и это еще не всё. Прилично знал немецкий, французский, румынский и болгарский, и общался с румынами и болгарами на их родном языке. В возрасте 18 лет быть таким полиглотом – согласитесь, явление уникальное. Парень он был компанейский, охотно принимал участие в наших официальных и неофициальных мероприятиях, ходил на октябрьские и первомайские демонстрации, принимал участие и в студенческих вечеринках. Словом, «свой в доску». Помню, подарил мне венгерский комсомольский значок – точь-в-точь такой же формы, как наш ВЛКСМ, только в цветах венгерского флага. Всё вроде бы шло хорошо-прекрасно.
Благополучно закончился первый курс, Габор уехал на каникулы на родину. Тогда было принято провожать отъезжающих до поезда и аналогичным образом встречать приезжающих, и несколько однокурсников пришли провожать его на Киевский вокзал.
Настала осень 1956 года, у нас начался второй курс. К тому времени состоялся ХХ съезд нашей партии, был разоблачен культ личности, полетели в мусорные корзины портреты Сталина, убрали его силуэты со станций метро и других общественных мест. Не все смогли безболезненно перенести крушение такого авторитета, каким был Сталин, но постепенно привыкали. И тут вскоре грянули венгерские события, которые значительно пошатнули нашу веру в пролетарский интернационализм и прочие идеалы, на которых мы были воспитаны, и в которые в той или иной степени верили.
События 1956 года в Венгрии начались не в октябре, не тогда, когда в «Правде» появились заголовки типа «Провал антинародной авантюры в Будапеште», а потом «События в Венгрии». Назревало это достаточно давно. Если в Советском Союзе культ Сталина был разоблачен, то в Венгрии у власти был еще Матьяш Ракоши, и многое, если не все, оставалось по-старому. Были реабилитированы венгерские «враги народа», Габор показывал мне фотографию из их газеты «Сабат Неп» - церемония символических похорон Ласло Райка и его сторонников. По его же выражению, их лидер Ракоши был «местным сталинишкой». В Венгрии сменилось руководство, но народ требовал решительных перемен и начались серьезные выступления.
Но это мы сейчас знаем, что там было самое настоящее народное восстание, а вовсе не «антинародная авантюра», хотя не исключено, что присутствовала и последняя составляющая. А тогда мы ничего не знали, и рассматривали происходящее как покушение на идеалы социализма, на монолитное единство социалистического лагеря и прочее. Легко рассуждать сейчас…
Про этого Матьяша Ракоши, вождя венгерских коммунистов, следовало бы сказать особо.
Это был, можно сказать, Эмигрант с большой буквы. Еще во времена Коминтерна он длительное время жил в СССР, а после освобождения от фашизма стал фактическим диктатором Венгрии. После доклада Хрущева о культе личности был снят с должности генерального секретаря. После событий осени 1956-го был снят со всех постов и вывезен в СССР, где и доживал свой век. В 1962 году был исключен из партии, Жил в Киргизии, потом в Арзамасе и Горьком. В России его звали Матвей Иосифович. До конца дней оставался убежденным сталинистом. Умер в 1971 году, похоронен в Будапеште.
Получается, что спрятали его у нас от гнева венгерского народа. Во всяком случае, тогда наши поступили с ним более гуманно, чем позже с Эрихом Хоннекером.
Финал событий 1956 года известен. При поддержке советских войск к власти в Венгрии пришло правительство Яноша Кадара, и на долгие годы Венгрия стала нашим надежным союзником – по крайней мере, так казалось. А что происходило в Москве, конкретно – в нашем институте?
После зимней сессии 1957 года все венгерские студенты первых двух курсов были отозваны и в институт не вернулись. Возвратились только старшекурсники. Хотя обычно на зимние каникулы иностранные студенты домой не ездили. А Габор уехал в декабре 1956-го, сессию он не сдавал, проучившись в итоге у нас неполных три семестра. Больше его никто в Москве не видел. А через несколько месяцев окольными путями стало известно, что в Будапешт он приехал только для того, чтобы вместе с семьей уехать за границу. Видели его в Вене; тогда одно время была открыта граница с Австрией, что для нас, советских граждан, выглядело несколько странным.
Дальше – больше. Стало известно, что он и его семья оказались ни много, ни мало, как в Бразилии. Вот тут и произошел очередной всплеск общественного мнения.
Казалось бы – а что такого? Ну, поменял иностранный гражданин место жительства – его право, его выбор; нам-то от этого ни жарко, ни холодно. Но тогда это воспринималось совершенно по-иному. Как же так, из социалистической страны – в капиталистическую, да еще в такую, как Бразилия, где Коммунистическая партия в подполье, где чуть ли не фашистская диктатура, а у СССР нет с ними дипломатических отношений, а у нас живет замечательный бразильский писатель Жоржи Амаду, которому не нашлось места на родине и которого преследуют за коммунистические убеждения. А каков товарищ Бокор – прекрасно приняли, учили, а он нам, можно сказать, в душу плюнул… Таковы были настроения у большинства наших студентов. А если кто и был иного мнения, то его не афишировал публично по известным причинам.
Шло время, события 1956 года постепенно забывались, страсти улеглись, другие проблемы встали в повестку дня. Студенты 1955 года набора окончили курс, разбежались, кто куда. Если далеко не все отечественные однокашники поддерживали контакты, то что говорить об иностранцах?
Правда, на встрече однокурсников по случаю 20-летия окончания института кто-то говорил, что видели Габора в Москве. Решили, что видимо, сделал неплохую карьеру, если имеет возможность приехать к нам аж из Бразилии.
Что же касается автора, то вплоть до прошлого 2010 года, ему ничего не было известно о давнем однокурснике, пока не догадался поискать в Интернете. Запрос по-русски Бокор Габор - нет ответа; запрос Bokor Gabor – ответ на американский лад Gabe Bokor, и множество ссылок. На одной из них портрет; всматриваюсь, вроде бы похож, а там – кто его знает, более пятидесяти лет прошло. А когда начал читать, пропали последние сомнения.
Поселившись в Бразилии, основательно изучив португальский язык, и, надо думать, также и испанский, поступил в Политехнический институт при Университете Сан Пауло, который окончил в 1962 году по профессии инженер-химик. Параллельно на вечерних курсах осваивал профессию менеджера. Затем работал в области оборудования для химической промышленности в Бразилии, Аргентине, Панаме, год проработал в Швеции.
С 1978 года постоянно живет в США, в небольшом городе в штате Нью-Йорк. Стал учредителем конторы технического перевода. Является членом Американской ассоциации переводчиков, занимает в ней должность казначея. Сертифицирован по четырем языкам в различном сочетании – английский, португальский, испанский, французский. Так что жизнь у него сложилась вполне успешно, что человек со способностями всегда найдет себе достойное применение.
А сотрудничество Советского Союза и Венгрии по разным направлениям развивалось своим чередом, вплоть до самой перестройки.
В начале восьмидесятых предприятие, где работал автор, помогало венграм организовать производство одного важного полупроводникового материала. В Будапешт выехала группа наших инженеров и рабочих, оказали им необходимую техническую помощь. По возвращении домой они рассказывали, как хорошо их принимали в Венгрии, и какую организовали им культурную программу. И еще на наших произвело большое впечатление будапештское метро, где работают вагоны производства нашего Мытищинского завода Метровагонмаш, переставленные на колесные пары европейской колеи. И много чего еще получала Венгрия от СССР. И у нас было много товаров венгерского производства – от продуктов питания до одежды. Внутри СЭВ было порой какое-то странное разделение труда: такие элементарные химреактивы, как едкое кали поступали из Чехословакии, металлический галлий чистотой четыре девятки из Венгрии, овощные консервы из Болгарии, одежда из Румынии … И когда распустили СЭВ и Варшавский договор, то у нас начались проблемы с некоторыми необходимыми производству комплектующими. Впрочем, это вопрос уже совершено другого порядка.
Коллаж автора
Июнь 2011.