Хрустальный бокал стоял в уголке серванта, у задней его стенки. Перед ним располагались стройные ряды разнокалиберных рюмок и бокалов из цветного и прозрачного стекла. Они были новы и составляли одну семью, все от мала до велика. Их часто вынимали из серванта. И тогда наш бокал время от времени слышал их звон.
Он был одинок. Когда-то в юности у него была целая дюжина братьев. Бокал смутно помнил, как человеческие руки мыли, вытирали его, наливали вино, помнил, каким мелодичным был звон его и братьев, когда они соприкасались в веселом порыве.
«Все прошло», - часто думал он, тоскуя в одиночестве.
Хрустальный бокал был красив, но он забыл об этом, собственный облик и облик членов его большой семьи стерся из его памяти.
Но однажды женские руки, осторожно отодвинув новомодные рюмки, достали бокал и опустили в теплый мыльный раствор, потом сполоснули в подкисленной уксусом и подсиненной воде и вытерли льняным полотенцем.
- Ух, ты, какая красота, - услышал он и увидел свое отражение в женских глазах. Бокал понял, что не утратил красоты и блеска. В его памяти всплыли другие глаза, очень похожие на эти, глаза, в которые он смотрел когда-то.
Теперь бокал стоял в первом ряду рюмок, в самом центре шеренги. По-видимому, он занял почетное место по-праву. Его вынимали из серванта и наливали в него вино для самого почетного гостя, и всегда при этом представляли:
- Мамин бокал.
Иногда, чтобы жизнь продолжилась, чтобы ты смог занять в ней свое место, чтобы смог заискриться новым светом нужно, чтобы тебя заметили, очистили от налета прожитых лет, нужно всего лишь, чтобы ты увидел свое отражение в чьих-то глазах.