Кадры. Гл. 2

Петр Волков
Деревня – именно то место, где чувствуешь Бога, что он повсюду: в ярком солнечном свете, разливающимся по комнате, в старом шкафу, в котором лежат поношенные поеденные молью платья, короче, повсюду.
 Только - что сдавленным криком громко прохрипели петухи, деревня начала просыпаться.
……………………………………………………………………………………………………………………………
Послышался лай собак и утренние песнопения пьяниц, поющих оды своему блаженному беспамятству, и изрыгающих проклятья ужасной головной боли, мучающей их каждое утро.
 Жены готовятся бить мужей, а мужья - сбежать подальше, чтобы напиться вхлам.
 Но Митяй Микулин не будет сегодня пить, ему предстоит долгая дорога, можно сказать, путешествие до железнодорожной станции. Невозможность хорошенько напиться очень его расстраивает. Митяй некоторое время лежит, не шевелясь, а затем делает отчаянную попытку встать с кровати.   
  Раздается стук в дверь и несколько голосов с улицы орут: «Митяй! Ты че? Открывай, давай! Праздник же!» Митяй хотел послать их куда подальше, но, затем, немного подумав, встал, напялил штаны, подошел к двери и осторожно так спросил: «Какой праздник?» «Ну, ты че? Совсем рухнул штоли? У Палыча старого день рожденья! Открой, угостим!»
 В голове Митяя происходит борьба, одна сторона говорит: «Одну не грех… Можно… Палыч все-таки», другая: «Грех, Митя, грех. Ты же даже не знаешь, кто такой этот Палыч!», «Да и какая разница, заодно и познакомишься».
 Последний аргумент убедил Митю, дверь была открыта, и целая толпа уже поддатых мужиков ввалилась в прихожую…
……………………………………………………………………………………………………………………………
Я проснулся под песню жаворонков. Дед еще храпел за стеной, и у меня было время прийти в себя. Казалось, будто стадо злобных противных лилипутов приковало меня цепями к постели, но, вместе с тем, я знал, что дед покряхтит  и пойдет будить меня.
 «Интересно, а что будет, если солнце вдруг погаснет? - думал я – Ведь тогда деревьев не будет, а потом животных, а вскоре и людей… Ужас! Интересно, что там, в городе Петербурге? Он же далеко. Очень. Если я выеду сразу после завтрака, то в город приеду только завтра вечером.
 А что я буду делать в городе? Ведь я там никого не знаю, притом я слышал, что там все такие умные, что такому, как я, в жизни не стать, как они.  У них там губернатор есть, правительство и еще милиция. К нам  тоже приезжает милиция, но это случается раз в год. В прошлом году, помню, мы всей деревней встречали участкового, он с нас требовал денег, с каждого жителя собирали по сто рублей. Ужас! А в Петербурге все по-другому! Там честные люди. Да!»

  Наконец, я услышал, как дед начал шевелиться, через десять минут дверь в мою комнату отворилась, и раздалось громогласное: «Подъем!»

 Давным-давно дед служил в армии, и он часто хвастался мне, как покорял Берлин, а затем ссал на трупы японских камикадзе, но я с сомнением относился к его «истории».
……………………………………………………………………………………………………………………………
Небо затянуло тучами, духота говорила о том, что будет гроза.
 На завтрак, как всегда, яичница. Я сидел прямо напротив деда, а он, поднося вилку ко рту, пытался взглянуть мне в глаза и, не вытерпев, наконец, спросил: «Тебе что? Совсем не жаль уезжать? Рад расстаться со стариком?». «Нет, ты что?», - ответил я совершенно спокойно, отчего мой ответ выглядел не очень правдоподобно. Мне действительно было жаль, но я не испытывал горя от расставания с домом, вообще во  мне никогда не говорили слишком сильные эмоции. «Ты, наверно, обиделся на меня?», - спросил старик. Я не стал отвечать, потому что не знал, что сказать, да и дед уже доел свой завтрак и пошел работать в поле.
  Через четыре часа, весь потный, дед вошел в мою комнату, затем посмотрев на часы, сказал, что Митяй где-то задерживается. На мое предположение, что Митя, наверно, опять напился, дед сказал, что брал с Митяя клятву, что тот не будет сегодня пить.
 Еще через два часа, дед сердито позвал меня обедать.
 За столом сидел я, дед и тот сосед с заплывшим глазом.
-Ты видел Митю? – спросил дед.
-Нет, сегодня его вообще не видно и не слышно, – пробормотал в ответ сосед.
- Странно.
-Наверно, опять нажрался, как свинья, и валяется где-нибудь под забором.
-Да нет! Он мне клятву давал!
-Знаю я его клятвы.
 Мне надоело слушать их бессмысленный разговор, и я вышел.
Примерно через десять минут на улице раздался ужасающий крик, а затем дедов голос: «Пьер, иди сюда!».
 Я вышел во двор и увидел мертвого соседа, а над ним деда с вилами, с которых капает кровь.
 «Помоги спрятать тело», - держась за сердце, задыхающимся голосом попросил дед. Мы взяли труп и отнесли его за дом. Я начал выкапывать яму, чтобы зарыть соседа. Его глаз смотрел прямо на меня.
 - За что ты его так?
- Да он у меня мешок муки взял, а деньги отдавать отказался, сказал, что я ему, видите ли,  по дружески дал. Хрена лысого!
 Яма была вырыта, труп скинут. Зарывая его, я думал, что точно надо ехать в Петербург.
 Только мы вернулись в дом, как раздался стук в дверь. На пороге стоял дядя Митяй, весь грязный и абсолютно пьяный.
 «Ну что? В Петербург?», - спросил он у меня.
  Дед никогда не менял своих решений. Мы пожали друг другу руку, и вот я уже сижу в машине за рулем, а рядом пьяный Митяй Микулин, который показывает мне дорогу.