В О Г Н Е . . .
Горел дом.
Плотные клубы седого дыма стремительно вздымались в небо, наполняя округу запахом гари и тревожным предчувствием чего-то страшного, необъяснимого, что вероятно на генетическом уровне передается в крови человека сквозь поколения из глубин времен, когда русские земли одолевали полчища степных кочевников.
Даже не видя огня и дыма, не чувствуя запаха гари, можно было догадаться по треску горевших бревен и звукам лопающегося шифера, которые далеко разносились над улицами внезапно притихшего села, что горит дом.
Пожарные еще не прибыли. Перед горящим домом толпился народ и можно было справиться с огнем в самом начале, но… Хозяин дома Прохоров, вооружившись увесистым колом, бегал перед домом и никого не подпускал.
- Не подходи! Прибью!- орал Прохоров, размахивая колом.- Пусть все горит к чертовой матери!…
Прохоров работал на приличной работе и неплохо зарабатывал. Но в последние два года связался с цыганами и приобщился к наркотикам. Вся зарплата у него уходила на приобретение дури. Он потерял работу, стал таскать из дома вещи и обменивать на наркоту. В этот день он вымогал у жены деньги и, не добившись, поджег дом.
Жена Прохорова, захлебнувшись криком, в беззвучной истерике билась в руках соседок. Обхватив ручонками ногу матери, громко, взахлеб плакала пятилетняя дочка Настя.
- Смотри, пропадла!- орал в бешенстве жене Прохоров, - Я говорил тебе, что подожгу дом! Видишь теперь, гадина, что я не шучу!..
В этот момент прибежал брат жены Смольников с двустволкой в руках. С побелевшим лицом, срывающимся голосом он вскричал:
- А я говорил, что пристрелю тебя, если ты тронешь Светку!..
С этими словами он почти в упор разрядил в грудь Прохорова два ствола заряженные картечью. Затем он размахнулся и со всей силой ударил прикладом ружья о бетонный столб. Бросив покореженное ружье, Смольников повернулся к толпе и спокойным голосом сказал:
- Вяжите меня, люди… И вызывайте ментов…
Спустя два дня, ночью почти одновременно загорелись два дома в «цыганском» переулке, где проживало несколько цыганских семей, торгующих наркотой. Выбежавшие из горящих домов цыганки в окружении многочисленной ребятни громко рыдали, заламывали в отчаянии руки и посылали на головы поджигателей всевозможные кары. Им вторили и дети, размазывая грязными ручонками слезы на щеках. Мужчины стояли чуть поодаль, с хмурыми лицами и немногословно переговаривались на своем языке. В их глазах зловеще отражались языки пламени.
А спустя еще один день, также ночью вспыхнул домишко, в котором проживала одинокая цыганка. Помимо наркоты, она успешно приторговывала самопальной водкой: смесь денатурата, ацетона и технического спирта. Цыганка в последний момент успела выскочить из дома в одном исподнем, лишь успев накинуть дубленку. Она громко вопила в окружении своих соплеменниц, а затем рухнула на землю и начала биться в истерике, крича одно и тоже: «Ой, деньги горят! Ой, деньги горят!..»
Наутро в «цыганский» переулок на «девятке» приехал барон Гриша. Он долго озирал пепелище, а затем вошел в один из двух оставшихся цыганских домов, где и разместились погорельцы. Вскоре он вышел и укатил на своей «девятке». Спустя некоторое время из домов с узлами и ребятишками вышли цыганки и двинулись к автобусной остановке.
Еще неделю в «цыганский» переулок приезжали всевозможные машины, выходили люди, с тупым выражением оглядывали останки домов и ломились в уцелевшие. Выходил молодой цыган Игнат, что-то им объяснял и указывал в сторону Городка, куда, как поведала сельская молва, укатили наркоторговцы.
Был установлен и задержан поджигатель. Им оказался младший брат Прохорова пятнадцатилетний Артемка. Его через детскую комнату милиции определили на два года в колонию для несовершеннолетних. Оттуда он прислал Светке, жене убиенного брата письмо, где сообщал, что осваивает плотницкое дело. И как освободится из колонии, то срубит ей и Настеньке новый дом.
Старобачаты, июнь 1994 г.