9
Мне судьба — до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты (а за ней - немота),
Убеждать и доказывать с пеной »
Что — не то это вовсе, не тот и не та!...
Первый в России сборник текстов песен Высоцкого пол названием «Нерв», выпущенный в 1981 году издательством «Современник», завершается песней:
Корабли постоят — ложатся на курс, —
Но они возвращаются сквозь непогоды...
Не пройдёт и полгода — и я появлюсь, —
Чтобы снова уйти на полгода.
Возвращаются все — кроме лучших друзей,
Кроме самых любимых и преданных женщин.
Возвращаются все — кроме тех, кто нужней, —
Я не верю судьбе, а себе — ещё меньше.
Но мне хочется верить, что это не так,
Что сжигать корабли скоро выйдет из моды.
Я, конечно, вернусь — весь в друзьях и в делах —
Я, конечно, спою — не пройдёт и полгода.
Поэт обещает нам:
Я, конечно, вернусь — весь в друзьях и в делах —
Я, конечно, спою — не пройдёт и полгода.
Этими строками завершались и многие воспоминания о Высоцком. Я немного отступлю от данной традиции и в зак¬лючение своих очерков постараюсь показать, что поэт ошибал¬ся: ему не нужно возвращаться к нам ни через полгода, ни вот теперь уже почти через четверть века по той простой причине, что он от нас никуда не уходил, его песни остались с нами. Не только потому, что они по-прежнему звучат едва ли не в каж¬дой семье, где имеется магнитофон или проигрыватель, но, глав¬ное, потому, что многие из них написаны словно в наши дни.
Есть у Высоцкого песня «Райские яблоки» с пронзитель¬ными словами:
Я когда-то умру, мы когда-то всегда умираем, —
Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем, —
Не скажу про живых, а покойников мы бережём.
Вот уж о ком о ком, а о Высоцком никак не скажешь: о мёртвых либо ничего, либо — хорошее. Замолчать такого ти¬тана русской поэзии второй половины двадцатого века ни при каких усилиях не получится. А говорить плохое можно сколь¬ко угодно — всё равно хорошее перевесит тысячекратно. Это никак не тот случай, когда хорошее говорят из вежливости, при¬личия ради. Простая констатация факта: наиболее выдающее¬ся явление культуры...
Иллюстрации? Пожалуйста, сколько угодно. Вот хотя бы две песни, которые по накалу исполнения особенно потрясали аудиторию. Это:
I. ОХОТА НА ВОЛКОВ
Рвусь из сил — и из всех сухожилий.
Но сегодня — опять как вчера:
Обложили меня, обложили —
Гонят весело на номера.
Идёт охота на волков, идёт охота —
На серых хищников, матёрых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу — и пятна красные флажков.
Волк не может, не должен иначе.
Вот кончается время моё:
Тот, которому я предназначен,
Улыбнулся — и поднял ружьё.
Я из повиновения вышел —
За флажки, — жажда жизни сильней!
Только сзади я радостно слышал
Удивлённые крики людей.
Рвусь из сил — и из всех сухожилий.
Но сегодня не так, как вчера:
Обложили меня, обложили —
Но остались ни с чем егеря!
II. КОНЕЦ «ОХОТЫ НА ВОЛКОВ», ИЛИ ОХОТА С ВЕРТОЛЁТОВ
Михаилу Шемякину
Словно бритва рассвет полоснул по глазам.
Отворились курки, как волшебный сезам.
Появились стрелки, на помине легки, —
И взлетели стрекозы с протухшей реки,
И потеха пошла — в две руки, в две руки!
Вы легли на живот и убрали клыки.
Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,
Чуял волчие ямы подушками лап;
Тот, кого даже пуля догнать не могла б, —
Тоже в страхе взопрел и прилёг — и ослаб.
Чтобы жизнь улыбалась волкам — не слыхал, —
Зря мы любим её, однолюбы.
Вот у смерти — красивый широкий оскал
И здоровые, крепкие зубы.
Улыбнёмся же волчьей ухмылкой врагу —
Псам ещё не намылены холки!
Но — на татуированном кровью снегу
Наша роспись: мы больше не волки!
Если рассматривать эти песни как протест против распрост¬ранённого у нас хищничества под видом любительской охоты (протест, к которому многие — в том числе и автор этих строк — охотно присоединяются), то непонятно, почему обе песни вызывают такую горячую реакцию слушателей: как-никак убивают-то ведь не друга человека — собаку, а его злейшего врага, хищника. А вот если понимать содержание песен шире, не как плач по полкам, а обращение к нам с вами, — как напоминание о том, чего не вычеркнешь из истории и что ни под каким видом не должно повториться...
В газетах сообщали, что в начале 1988 года, когда первые публицистические выступления с разоблачением конкретных преступлений Сталина и его подручных в период культа лич¬ности вызвали целую волну травли со стороны антиперестро¬ечников-сталинистов, один из выступавших получил анонимное письмо с угрозой физической расправы, если не пошлёт в «Со¬ветскую Россию» самоопровержение своей статьи и не перей¬дёт в ряды «антиперестроечников». Под письмом стояло пять игривых подписей: имена (наверняка выдуманные) и инициа¬лы. И подробно расписывалось, как пятеро будут расправлять¬ся с адресатом, если он не капитулирует.
Первой мыслью адресата, прочитавшего письмо-шантаж, по его словам, было: да лучше умереть, чем вновь вернуться во времена культа или застоя! А потом вспомнил Высоцкого:
...И как-то в осень, и как-то в осень —
Иду с дружком, гляжу — стоят, —
Они стояли молча в ряд.
Они стояли молча в ряд —
Их было восемь.
Со мною — нож, решил я: что ж.
Меня так просто не возьмешь, —
Держитесь, гады! Держитесь гады!
К чему задаром пропадать.
Ударил первым я тогда,
Ударил первым я тогда —
Так было надо.
И появилась ещё серия статей, растворившихся в нараста¬ющем потоке нового мышления прозревших и прозревающих людей...
Так Высоцкий продолжает борьбу против чёрных сил зла и сегодня...
А уж если завершать «открытие Высоцкого» (которое у каждого своё) песней, то я выбрал бы «Балладу о борьбе»:
...Только в грёзы нельзя насовсем убежать:
Краткий век у забав — столько боли вокруг!
Попытайся ладони у мёртвых разжать
И оружье принять из натруженных рук.
Испытай, завладев Ещё тёплым мечом
И доспехи надев, — Что почём, что почём!
Разберись, кто ты — трус
Иль избранник судьбы, И попробуй на вкус
Настоящей борьбы.
Если, путь прорубая отцовским мечом.
Ты солёные слёзы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал, что почём.
Значит, нужные книги ты в детстве читал.
Если мяса с ножа Ты не ел ни куска,
Если руки сложа наблюдал свысока
И в борьбу не вступил с подлецом, с палачом —
Значит, в жизни ты был ни при чём, ни при чем!
Эти строки — как краткий конспект завещания, оставлен¬ного нам Высоцким в его усилиях содействовать формирова¬нию нравственной атмосферы общества, которая надёжно про¬тивостояла бы атмосфере минувших десятилетий.
Мне судьба — до последней черты, до креста
Спорить до хрипоты (а за ней — немота).
Убеждать и доказывать с пеной у рта.
Что — не то это вовсе, не тот и не та!
Что — лабазники врут про ошибки Христа,
Что — пока ещё в грунт не влежалась плита, —
Триста лет под татарами — жизнь ещё та:
Маета трёхсотлетняя и нищета.
Но под властью татар жил Иван Калита,
И уж был не один, кто один против ста.
<Пот> намерений добрых и бунтов тщета,
Пугачёвщина, кровь и опять — нищета...
Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, —
Повторю даже в образе злого шута, —
Но не стоит предмет, да и тема не та, —
Суета всех сует — всё равно суета.
Только чашу испить — не успеть на бегу,
Даже если разлить — всё равно не смогу;
Или выплеснуть в наглую рожу врагу —
Не ломаюсь, не лгу — всё равно не могу!
На вертящемся гладком и скользком кругу
Равновесье держу, изгибаюсь в дугу!
Что же с чашею делать?! Разбить — не могу!
Потерплю — и достойного подстерегу:
Передам — и не надо держаться в кругу
И в кромешную тьму, и в неясную згу, —
Другу передоверивши чашу, сбегу!
Смог ли он её выпить — узнать не смогу.
Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,
Я о чаше невыпитой здесь ни гугу —
Никому не скажу, при себе сберегу, —
А сказать — и затопчут меня на лугу.
Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу!
Может, кто-то когда-то поставит свечу
Мне за голый мой нерв, на котором кричу,
И весёлый манер, на котором шучу...
Даже если сулят золотую парчу
Или порчу грозят напустит» не хочу,
На ослабленном нерве я не зазвучу
Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!
Лучше я загуляю, запью, заторчу.
Всё, что ночью кропаю, — в чаду растопчу.
Лучше голову песне своей откручу, —
Но не буду скользить словно пыль по лучу!
...Если всё-таки чашу испить мне судьба.
Если музыка с песней не слишком груба,
Если вдруг докажу, даже с песней у рта, —
Я умру и скажу, что не всё суета!