10
Две опасности подстерегают каждого, обращающегося к наследию любого исторического деятеля — и поэты не со¬ставляют исключения в этом ряду.
Первая, назовём её Сциллой, — сосредоточение внимания только на техническом инструментарии деятельности рассматриваемого деятеля. Например, посвятить всю жизнь изучению вопроса о том, какой ручкой писал или какой табак курил, скажем, Сталин. Или вопросу о соотношении ямба, анапеста и амфибрахия в стихах Высоцкого (примеры, разумеется, сугубо условны — просто для уяснения специфики жанра). Сами по себе такого рода вопросы, разумеется, имеют право на существование и на посвящение им всей своей жизни. Однако опыт показывает, что они представляют интерес максимум для десятка индивидов, помешавшихся на ам¬фибрахии. И поэтому всякие попытки созвать конгресс, начать издавать специальный журнал или книгу массовым тиражом спе¬циально по ямбу-хорею такого-то поэта (пусть даже самого Пуш¬кина!) неизменно кончаются пустым залом с десятком буйнопомешанных в президиуме или горой никем не востребованных па¬чек на складе. Пока была советская власть, проблема решалась просто: в зал, как в театр, загонялись силком школьники и/или солдаты, а невостребованный никем тираж шёл под нож, чтобы тут же возродиться ещё одним с той же судьбой. Сегодня в условиях рынка (точнее, дикого азиатского базара) такая авантюра неиз¬менно оборачивается сокрушительным банкротством авантюриста или прикрывающего его своим авторитетом Манилова. И поэтому требует пресечения в зародыше. С оговоркой, что это касается узкого круга специалистов, страшно далёких от народа.
Вторая, назовём её Харибдой, — сосредоточение внимания только на личности того или иного деятеля. Например, как именно проводил свои ежесуточные вальпургиевы ночи Сталин. Или как именно выворачивало Высоцкого после дозы алкоголя. Общеизвестно, что обсуждению таких вопросов, в прямую противоположность предыдущим, обеспечен успех в самой массовой аудитории. Просто в силу особенностей среднечеловеческой психики. Как в популярном анекдоте: у соседа сдохла корова — казалось бы, какое мне дело, а всё равно приятно. Тысячелетний опыт показывает, что для среднестати¬стического человека самая интересная и сладостная новость — это то, как именно очередной Иван Иванович поссорился с очередным Иваном Никифоровичем. А уж если Иван Ивано¬вич оборачивается Иосифом Виссарионовичем или Владими¬ром Семёновичем (в смысле известности), то интерес удесяте¬ряется или, если можно так сказать, утысячеряется. Не суще¬ствует млекопитающего, которому не терпелось бы знать все подробности о том, как именно шалил в детстве, отрочестве и юности Александр Сергеевич или Михаил Юрьевич, какой именно скандал разыгрался после очередной пьянки у Сергея Александровича или Владимира Семёновича.
Англичанин-мудрец специально для удовлетворения этой массовой, чисто животной потребности завёл принца Чарльза и принцессу Диану, каждый шаг которых стократно аукался в жёлтой прессе всего мира. Мы за неимением коронованных особ довольствуемся особами просто более или менее извест¬ными. Но с теми же вёдрами грязи, в которой чупахаются издатель и читатели. Понятно, Высоцкий здесь — одно из самых лакомых блюд.
Любой поэт в этом помойном контексте -— просто наход¬ка. Ибо чем гениальнее он — тем экстраординарнее. А если к тому же личностная уникальность сочетается с общечелове¬ческими слабостями, то накатывается просто лавина публикаций с единственной целью и единственным конечным резуль¬татом: грязный бизнес на имени покойного. Не существует в моих глазах подонков мерзостнее, чем подобные писатели, из¬датели и читатели.
Но если «Харибда» — позорна, и чем дальше от неё дер¬жаться, тем лучше, а «Сцилла» изначально рассчитана на узкий круг специалистов, то как же быть с творческим наследием Высоцкого, особенно после того, как в ближайшие годы будут сняты последние «сливки», изданы и переизданы все мысли¬мые варианты текстов, жёваны-пережёваны все мыслимые ком¬ментарии к ним?
Да в точности так же, как и с творческим наследием всех великих мастеров художественного слова! И Высоцкий в этом ряду занимает особое место.
Если верно определение Льва Толстого как зеркала рус¬ской революции, то с таким же успехом Высоцкого можно назвать зеркалом русской эволюции от сталинщины через хрущёвщину к брежневщине. «Евгения Онегина» называли в своё время энциклопедией русской жизни первой четверти XIX века. С таким же основанием песни Высоцкого можно назвать энциклопедией советской жизни 30-70-х годов XX века.
В самом деле, попробуйте пройтись по нашей социальной проблематике того времени: от труда и политики, семьи и шко¬лы — до науки, культуры, больницы, города и села, окружаю¬щей среды, преступности, наркотизации общества (никотин, ал¬коголь, собственно наркотики), наконец, до наших — в прямом смысле легендарных — вооружённых сил. Невозможно пред¬ставить себе ни одной монографии, ни одного научного доклада, ни одной лекции, ни одной, если хотите, повести, к которой не подошла бы эпиграфом та или иная строфа Высоцкого. И не просто эпиграфом, а своего рода художественно-эстетическим ключом к пониманию самого сложного экономического, социо¬логического, психологического, культурологического, политоло¬гического и прочего материала.
Наши стройбатовские подвиги на ниве экономики?
Пусть впереди большие перемены —
Я это никогда не полюблю!
У неё, у неё на окошке — герань,
У неё, у неё — занавески в разводах, —
У меня, у меня на окне — ни хера,
Только пыль, только толстая пыль на комодах…
А люди всё роптали и роптали,
А люди справедливости хотят:
«Мы в очереди первыми стояли, —
А те, кто сзади нас, уже едят!
Наша родная советская власть, по которой сегодня такая ностальгия?
И если б наша власть была
Для нас для всех понятная.
То счастие б она нашла, —
А нынче жизнь — проклятая!..
Мир, как театр, — говорил Шекспир. вижу лишь характерные роли:
Тот — негодяй, тот — жулик, тот вампир,
И всё, как Пушкин говорил, чего же боле?
Кризис семьи и школы?
— Ты, Зин, на грубость нарываешься.
Всё, Зин, обидеть норовишь!
Тут за день так накувыркаешься...
Придёшь домой — там ты сидишь!»
Но сурово эдак тренер мне: мол, надо, Федя, —
Главно дело — чтобы воля, говорит, была — к победе.
... Чему нас учит семья и школа?
Что жизнь сама таких накажет строго.
Тут мы согласны, — скажи, Серёга!
Развал науки? А помните, как это начиналось?
Товарищи учёные, доценты с кандидатами!
Злосчастная наша культура?
... влекут меня сонной державою. Что раскисла, опухла от сна.
И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ.
И всё хорошее в себе — доистребили.
Здраво - ох! -ранение?
А медикаментов груды —
В унитаз, кто не дурак.
Гиперурбанизация?
В суету городов и в потоки машин
Возвращаемся мы — просто некуда деться!
Тотальный Чернобыль от Смоленска до Владивостока?
Обнажённые нервы Земли
Неземное страдание знают.
Половодье преступности?
... семилетний план поимки хулиганов и бандитов...
Тотальная алкоголизация общества?
И если б водку гнать не из опилок,
То чё б нам было с пяти бутылок!
Мучительная агония армии?
Нам говорили: «Нужна высота!»
И «Не жалеть патроны!»...
Вон покатилась вторая звезда — ,
Вам на погоны.
И так далее до бесконечности.
И, словно генеральный отчёт о только что прошедшем дне:
Подумаешь — с женой не очень ладно.
Подумаешь — неважно с головой.
Подумаешь — ограбили в парадном, —
Скажи ещё спасибо, что — живой!
И, как эпилог и эпитафия:
Ведь вся история страны — История болезни.
И разве это — всё?
Разве можно сегодня представить историю сталинщины без:
Променял я на жизнь беспросветную
Несусветную глупость мою.
Разве можно представить историю Великой Отечественной без:
Всего лишь час дают на артобстрел...
Разве можно вообще всю историю СССР, по меньшей мере второй половины XX века, представить без:
Чтоб не вздумал жить там сдуру как у нас.
ВТОРОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
У знаменитого русского юмориста Аркадия Аверченко есть смешной рассказ про деда, который пытается разъяснить внукам из далёкого будущего непонятные места своих произведений.
Ну, например, его герои произносят:
— Пьём за Веру Семёновну!
Чокаются, пьют, морщатся и наливают ещё по одной.
— А почему, — спрашивают внуки, — Вера Семёновна не пила?
— Какое! Как лошадь пила!
- А зачем чокаться?
- Да без этого как же пить?
- Тогда зачем морщиться?
- Да ведь гадость!
- Тогда зачем ещё по одной?
И так далее. Словом, сплошные загадки для грядущих по¬колений.
Есть опасение, что и для нынешнего подрастающего поко¬ления тоже не всё из прошлого понятно.
Стали взрослыми мальчишки и девчонки, которым кажется, что столицей Ленинградской области всегда был город Санкт-Петербург, столицей Свердловской области — город Екате¬ринбург. Что вполне естественно выйти на станции метро «Библиотека им. Ленина» — и попасть совсем в другую биб¬лиотеку — Российскую Государственную. Выйти на станции метро Кропоткинская и оказаться между храмом Христа Спа¬сителя и памятником Энгельсу, без малейших следов какого-то Кропоткина. Ничем скандальным это для них не пахнет.
Не нагнетали ли поэты былых времён, как говорится, атмосферу? Не допускали ли поэтические вольности и преуве¬личения?
Неужели людей можно арестовать только для того, чтобы выполнить «план поимки хулиганов и бандитов»?
Неужели можно гнать людей на бессмысленную смерть только для того, чтобы получить «вторую звезду на погоны»?
Неужели человека можно посадить в тюрьму только за то, что он «кого-то ругал, оплакивал»?
Неужели конвой может бить арестованного ни за что ни про что?
Неужели в составе каждой делегации был доносчик?
Неужели хоть один спортивный тренер (педагог!) может быть круглым идиотом и отъявленным хамом?
Неужели можно стоять в очереди и видеть, что те, которые были позади вас — оказались впереди?
Неужели можно свято верить в вождя, даже будучи невин¬но осуждённым по его приказу?
Можно ли взрослому человеку не в шутку, а всерьёз прика¬зывать, как он должен вести себя в гостях, что пить, с кем спать и так далее?
Что значит «лезут в душу»? И что значит «в неё плюют»?
Возможно, что новое молодое поколение считает Высоцко¬го поэтом-юмористом. И только.
Ну вроде той тёплой компании с гитарами, которая вздума¬ла наведаться к некой таинственной девочке по имени Эллис, но терзается сомнениями:
— А вдруг она не курит? А вдруг она не пьёт?
Действительно, представить себе сегодня такую девочку (не говоря уже о мальчиках, не к ночи будь помянуты) — очень смешно. Правда, юмор получается так называемый кладбищенский, поскольку накапливается всё больше информации о том, что подобного рода мальчики и девочки вместе с их наро¬дом вряд ли переживут XXI век. Но это уже — особый раз¬говор.
Да, Высоцкий на самом деле был очень незаурядным юмо¬ристом. Мы уже говорили о том, что именно эта черта привле¬кала к нему сердца миллионов слушателей. Но он был и не менее выдающимся лириком, что тоже находило отклик в сер¬дцах не одного и не двух. И вместе с тем это был сатирик на уровне Салтыкова-Щедрина. Он не просто смеялся вместе с нами над нами с вами. Он тяжело болел за свой народ, за свою родную страну, за своё злосчастное государство. Вот эта «гре¬мучая смесь» и сделала его имя самым громким в истории русской культуры второй половины XX века.
Чтобы как следует понять, что именно выстрадал Высоц¬кий, прежде чем вышел к людям с гитарой и рассказал об этом в своих песнях, надо окунуться в атмосферу 60-70-х годов. Послушать, о чём говорили тайком на кухне, мучительно пыта¬ясь понять, что же с ними стряслось, кто виноват и что делать?
Нижеследующая статья написана в декабре 1987 года и сразу пошла в печать, почти одновременно с первым изданием «Открывая Высоцкого...» Когда поэта давно уже не было в живых и когда стало возможным печатать то, за что годом-двумя раньше полагалась психушка-тюрьма. Но в ней — именно те мысли, которые терзали людей при жизни Высоцкого. Убеж¬дения, к которым автор пришёл не позднее конца 60-х годов, а поэт, судя по его произведениям — не позднее начала 60-х.
Эта статья вряд ли покажется сенсационной нынешнему читателю. Сегодня по данной теме — гора литературы. А в 1988 году она произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Её перепечатали в десятках республиканских и областных га¬зет, в десятках стран на разных языках мира. В редакцию пришли мешки писем с откликами тысяч читателей — ив поддержку автора, и резко против (в соотношении примерно девять к одному). Были и солидарность, и звериное остервене¬ние, и даже угрозы физической расправы.
Прочитайте её, и вы мысленно окажетесь в 30-х, 40-х, 50-х, 60-х, 70-х годах истории нашей страны. Высоцкий редко, не иначе как в шутку, забирался далее в глубь времён. И по понятным причинам не мог знать, что ожидает нас в 80-90-х.
Прочитайте её, и вы услышите то, о чём пел Высоцкий нам, людям его поколения, его современникам. Вы услышите мно¬гое, что трудно расслышать сегодня, сейчас. И поймёте многое из того, что сумел понять Высоцкий, но так и не понял пример¬но каждый третий из наших сегодняшних избирателей.
К статье о сталинщине добавлена ещё одна — о хрущёвщине и брежневщине. С той же целью.
Эта статья приводится в сильно сокращённом варианте, поскольку произвела гораздо менее сенсационное впечатление, нежели первая. Да и многое из того, что написано в ней, упоми¬нается в книге «Открывая Высоцкого...» Но она показалась необходимым дополнением, поскольку речь идёт уже о време¬нах жизни Высоцкого. О том, о чём поэт писал не по рассказам других, а по своему собственному жизненному опыту.
Побудьте ещё немного в атмосфере тех времён.
И вы посмотрите на творчество Высоцкого другими глазами.