РАБОТА НА СЕВГОКЕ
В 1962 году после окончания третьего курса пришла пора летних каникул, во время которых основная масса студентов Московского Гидромелиоративного института (МГМИ) отправлялась в различные места Советского Союза на строительство гидромелиоративных систем и гидротехнических сооружений.
Самые «продвинутые» студенты старались попасть в отдалённые от Москвы точки страны, благо о дороге туда и обратно можно было не беспокоиться, но количество заявок с Дальнего Востока, Якутии, Прибайкалья было немного, значительно больше было с водохозяйственных объектов республик Средней Азии.
Списки всех заявок (и требуемое количество практикантов) обычно вывешивались заранее, но тут надо было проявлять определённую оперативность.
Самые «лакомые» места, например, в Прибалтику, были деканатом уже зарезервированы для «своих» ещё до опубликования этого списка.
Не помню причину, по которой я замешкался с выбором места моей летней практики в этот год, но когда я стал изучать вывешенный список, то оказалось, что из далёких мест оставалось несколько в Средней Азии (где я уже был прошлым летом).
Много было заявок из Центральных областей России и совхозов Подмосковья, что было очень удобно для тех, которые, по тем или иным личным причинам не могли выехать далеко из Москвы.
Солнечная Молдавия была уже занята более оперативными студентами. Оставались несколько мест в Украине, одно из которых находилось в Кривом Роге, где находились карьеры и рудники по добыче железной руды и горно-обогатительные комбинаты (ГОК-и) по производству железорудного концентрата (и окатышей).
Для увеличения производственных мощностей Криворожского железорудного бассейна в те годы возводился новый ГОК - «Северный» и в комплексе его всех сооружений были также две большие плотины, на строительство которых я принял решение ехать в этот украинский город.
На институтской кафедре «Гидротехнических сооружений» в последний учебный семестр, кстати, мы как раз проектировали плотины всевозможных конструкций.
Вместе со мной строить плотины в Кривом Роге поехал Челкасов Анатолий, которому было просто интересно побывать на Украине, где он раньше никогда не был, учившийся в одной со мной группе.
Я с ним почти не общался из-за разницы в возрасте, он поступил в институт, до того отслужив в армии (последние дни его армейской службы прошли в Венгрии в период антисоветского путча).
В этом молодом возрасте разница в 4-5 лет уже была значительна не только по своим годам, но и по своим морально-этическим воззрениям: я после обычной общеобразовательной школы, бывший простой школяр; он уже прошедший армейскую «школу жизни».
В студенческом общежитии на улице «Лиственничная аллея» Анатолий жил в комнате с ребятами, как и он, прошедшими военную службу (на вступительные экзамены в институт они приходили тогда в армейских сапогах и гимнастёрках).
Наш железнодорожный путь в Кривой Рог, не помню, по какой причине, был с остановкой в Днепродзержинске, где нам пришлось провести ночь.
Вначале мы намеревались переночевать в здании вокзала, где все места были уже заняты, и такая там была духота, что мы отказались от этого варианта. В поисках места, где можно было бы немного вздремнуть, мы обошли всю привокзальную площадь, все лавочки и там были заняты.
Недалеко от вокзала мы обнаружили местный парк культуры и отдыха, где, увидев вагончики детской железной дороги, подумали, а не заночевать ли в них, но, к нашему сожалению, они были хорошо закрыты.
Тут нам на глаза попался небольшой шахматный павильончик, куда дверь, при нажиме, благополучно открылась, мы тихонько проскользнули туда и улеглись вдоль стены павильона, чтобы нас не было видно снаружи сквозь его стеклянные окна.
Но поспать нам удалось совсем немного, проснулись мы от ослепительного света яркого фонаря бившего прямо в наши лица. Это была парковая милиция, которая сразу же приказала нам предъявить документы.
Посмотрев наши паспорта, в которых ещё находились билеты из Москвы, и, выслушав наш лепет о причине нашего тут нахождения, милиционеры немного оттаяли, но всё равно посоветовали идти спать на вокзал, сообщив, что тут нас запросто может ограбить местная шпана.
После такого пробуждения всякая охота спать уже пропала, заходить в душный вокзал мы не стали, а просидели на невысоком металлическом заборчике привокзального сквера.
Про местную шпану нам сказали не зря, всю оставшуюся ночь, разные настырные личности, несколько раз подкатывалась к нам с различными сомнительными предложениями.
В Кривом Роге меня с Челкасовым поселили в небольшом общежитии для шоферов, чистеньком кирпичном здании, расположенном торцом к главной магистрали города, имевшей в то время самую длинную в Советском Союзе городскую троллейбусную линию.
В просторной комнате на двоих: были две кровати с тумбочками, при входе стоял шкаф для одежды, посередине находился большой стол, телевизора не было (тогда телевизор был редкостью даже в гостиницах), на стене висел радиоприёмник, передававший программу «Маяк» и местные новости.
Большинство живущих в этом общежитии шоферов было комсомольского возраста (были даже и допризывники). Это относилось и к другим рабочим специальностям, приехавшим в Кривой Рог со всего Союза на широко освещаемую в советской прессе Всесоюзную ударную комсомольскую стройку Северного горного обогатительного комбината Криворожского рудного бассейна.
В Кривом Роге тогда уже было два работающих горно-обогатительных комбината, с рудниками по добыче марганцевой руды – Южный (ЮГОК) и Центральный (ЦГОК), и теперь в ударном темпе на севере города возводился - Северный (СевГОК).
Источников пресной воды в этой степной части Украины было крайне мало, а река Ингулец, вдоль которого располагался Кривой Рог, была маловодна.
Поэтому, новому ГОК-у теперь нужны были дополнительные источники воды, и в целях её экономии устраивалась оборотная система водоснабжения на базе, возводимой в ближайшей большой и глубокой балке между двумя большими плотинами, «хвостохранилища» (или иначе «шламохранилища»), строительство которых уже шло полным ходом.
После ввода в строй «хвостохранилища», и заполнения её загрязнённой нерудными отходами (шламом) водой, в её центре на понтонах установят плавучую насосную станцию, которая будет с её водной поверхности подавать на комбинат уже (после отстоя) осветлённую воду.
А до того, прежде чем начать строительство плотин, местным властям надо было переселить живущих на склонах этой балки в маленьких беленьких хатках людей, что было сделано по-советски быстро и оперативно (естественно без всякого их согласия на такое переселение), но, зато в добротно построенные новые, из белого кирпича городские дома.
Нам с Анатолием в первую очередь бросилось в глаза почти полное отсутствие милиции на улицах города (за исключением редких постов ГАИ) и это при большом количестве приехавшей молодёжи комсомольского возраста со всех концов «нашей необъятной родины».
За всё моё последующее пребывание в Кривом Роге я не запомнил ни одного случая конфликтных ситуаций, за исключением мелких несерьёзных «разборок» на танцевальных верандах между приезжими ребятами и местными хлопцами.
На работу мы выходили рано утром на главную, основную улицу Кривого Рога (самого длинного города в Европе – 120 км), связывавшую между собой отдельные, разбросанные на большом удалении друг от друга, её жилые и горнорудные части, где нас в семь часов подбирала, вначале, грузовая машина, потом небольшой старенький автобус.
Под натянутым до половины кузова брезентовым тентом были установлены лавки, и когда мы залезали в кузов, то на них уже плотно сидели молодые девчата, и нам с Анатолием приходилось тогда стоять сзади их (держась за верхнюю металлическую дугу брезентового кузова).
При торможении на светофорах, мы непроизвольно кратковременно касались своими бёдрами горячих спин девчат, отчего те хихикали, хорошо, что до нашей стройки путь был не долог.
Девушки в кузове ехали из своего женского общежития на строительство плотины, где все они работали на устройстве плотинной каменной дренажной призмы, а мы уже были их непосредственным начальством – мастерами.
Будущая плотина, на которой нам предстояло работать, была основной и самой большой из двух возводимых одновременно плотин располагавшихся на довольно большом расстоянии друг от друга в глубокой старой балке, между которыми в дальнейшем будет находиться «хвостохранилище» СевГОК-а.
Вторая плотина, замыкающая эту отстойную ёмкость с другой (верхней) стороны была меньше по своим размерам, и конструктивно проще, куда иногда посылали нас мастеров для проверки хода и качества её строительства.
Земляное тело основной плотины к моменту нашего появления объёмно только начало вырисовываться на дне выскобленной мощными бульдозерами до материнской породы балки.
Устройство дренажной призмы в нижнем бьефе этой плотины (на сухой, не затапливаемой части плотины) тоже только начиналось.
От одного борта балки до другого возвышались на некотором расстоянии друг от друга большие деревянные треугольные формы с натянутыми между ними верёвками, указывавшие на будущие поперечные размеры дренажной каменной призмы в разных местах её примыкания к телу плотины.
Этот конструктивный узел плотины был очень важным её элементом, от успешной его работы напрямую зависела целостная будущность самой плотины. Функциональным назначением дренажной призмы являлось понижение депрессионной кривой, находящейся в теле плотины воды до своего местоположения, этим самым повышая её плотность и устойчивость, а также безопасной фильтрации воды из нижнего откоса плотины.
В месте контакта плотинного грунта и каменной призмы устраивалась фильтрационная двойная прослойка из песка (со стороны плотины) и гравия (со стороны призмы). Благодаря такой песчано-гравийному фильтру из тела плотины под напором будущей водной массы «хвостохранилища» не будут вымываться грунтовые частицы, а будут задерживаться в нижней части плотины этой песчано-гравийной прослойкой дренажной призмы. Просочившаяся сквозь плотину осветлённая этим фильтром вода потом будет выходить на дно балки за плотиной уже без грунтовых частиц. Точно такая же фильтрационная прослойка из песка и щебня устраивалась и в основании самой каменной призмы.
Исходя из важности качественного исполнения дренажной призмы, главный инженер строительства плотины и назначил только что прибывших из московского вуза студентов - будущих инженеров-гидротехников мастерами на эту дренажную призму для технического руководства и соблюдением всех проектных решений на этой конструктивно важной части плотины.
Машина привезла нас к небольшому прорабскому вагончику на колёсах, стоявшему на солнцепёке недалеко от балки, где нас встретил лет пятидесяти сухощавый прораб Остапыч (как его тут все звали), и, в первую очередь, провёл с нами обязательный инструктаж по технике безопасности.
Подведя нас к краю балки, прораб ознакомил нас с положением дел на строящейся пока лишь в её нижней части плотине.
Внизу балки сновали по ещё не высокому грунтовому телу плотины бульдозеры, разравнивая привезённый самосвалами суглинок, который потом укатывался тяжёлыми прицепными катками.
Им на смену выезжали поливомоечные машины и поливали всё это водой из своих цистерн, и затем опять шли тяжёлые прицепные катки, укатывающие её до проектной плотности, периодически проверяемой специальной аппаратурой находящимися там техниками.
Всё это происходило на одной половине плотины, на другую её половину всё это время один за другим (по выположенной части балки) спускались самосвалы, наполненные строительным грунтом 10-ти тонные КРАЗы.
Быстро вывалив свой груз в места, указываемые специально находящимся там человеком, они на большой скорости с рёвом выезжали из балки и неслись обратно в карьер за новой порцией суглинка.
И вся эта круговерть происходила в постоянно висящем над плотиной густом пылевом облаке.
Работа у них была сдельной, и перед съездом в балку к земляному телу плотины стояли две дородные учётчицы, которые аккуратно ставили галочки в своих блокнотиках при каждом их прибытии на плотину и отбытии за новой порцией грунта.
Доставленные железнодорожным путём в Кривой Рог в специальных (саморазгружающихся вагонах «думпкарах»), песок, щебень и камень для дренажной призмы потом привозился на плотину самосвалами: чешскими «Татрами» и нашими «МАЗами».
Были ещё венгерские самосвалы «думпера» с тормозной системой опрокидывания их кузовов, которые возили только камень.
У них была маленькая кабина (лишь для самого водителя) и когда иногда приходилось сопровождать их к месту выгрузки, то висели на их подножке, и на ухабах нас мотало из стороны в сторону по причине очень жёстких их амортизаторов.
Дороги в Кривом Роге были в разной степени покрыты красной ржавой пылью в особенности, ведущие непосредственно в железорудные карьеры, которые были покрыты её толстым слоем.
Одной из причин этого были производимые в вечерние, строго определённые часы каждой пятницы взрывные работы на открытых рудных карьерах, отчего железорудная пыль от этих взрывов поднималась верх и распространялась во все стороны, покрывая очередным слоем красной пыли всю прилегающую к ним территорию.
В самом городе с ней боролись, пуская по улицам поливомоечные машины, что же касалось остальной территории, то экологическая ситуация была хронически не из лучших вариантов.
Если нам в эти дни не удавалось по какой-либо причине уехать с плотины раньше этого конкретного часа, тогда рудная пыль, поднятая взрывами верх из карьеров, клубясь, перекрывала обратную дорогу в наше общежитие.
В этом случае наступала полная темнота, и нам приходилось, некоторое время, пережидать в нашем стареньком автобусе плотно закрыв все окна и ждать, когда эта пыль частично осядет и будет видна дорога.
То лето было очень жарким и без головных уборов было просто невозможно находиться под жарким солнцем: на моей голове уже был берет, в котором я приехал в Кривой Рог, а вот Анатолий купил себе шляпу, поля которой элегантно загнул с двух сторон, и стал похож на ковбоя из американских фильмов.
В нижней части этой глубокой балки было как в пекле, её крутые склоны накалялись на солнце и экранировали своё тепло в середину балки, где находилась сама стройка.
К этому добавлялся ещё жар, идущий от нагретых солнцем песка, щебня и камня дренажной призмы.
Камень в дренажную призму укладывался вручную на ровно спланированную двухслойную поверхность из песка внизу (15см) и щебня сверху (25см) вдоль всего нижнего бьефа земляной плотины, продольной пирамидой, строго по протянутым верёвкам между треугольными деревянными шаблонами.
Эту работу выполняла женская бригада, из молоденьких украинских девушек. Их серая рабочая одежда состояла из простых курток, шаровар и грубых ботинок, головы их покрывали большие платки, повязанные таким образом, чтобы максимально защититься от жарких солнечных лучей.
Когда они, наклонившись, по двое перетаскивали камни (если большие, то перекатывали и втроём) с места их выгрузки в дренажную призму, то их лиц не было видно совсем.
Вначале все работающие девушки в нашей бригаде были для нас трудноразличимы, по причине их абсолютно одинаковой и бесформенной рабочей одежды и плотно закрытым большими платками от строительной пыли их лицам.
И только спустя какое-то время, конкретно вмешиваясь в процесс возведения дренажной призмы и потому непосредственно общаясь с ними, мы стали хорошо их знать уже персонально.
Наше присутствие при возведении дренажной призмы диктовалось наблюдением за соблюдением её проектных размеров, и постоянным контролем за бесперебойным поступлением необходимого количества песка, щебня, камня, на неё, а также за тем, как шофера самосвалов это делают.
С самосвалами чешского производства «Татрами» проблем почти не было, они с полным грузом умудрялись мягко въезжать на песчано-щебёночную подготовку, не повреждая её поверхность, и выгружать камень непосредственно в самую середину дренажной призмы (что значительно облегчало работу по перетаскиванию камня для девичьей бригады).
А вот наши отечественные самосвалы МАЗы, когда пытались сделать тоже самое и выгрузить камень поближе к самой дренажной призме, то своими колёсами грубо перемешивали эту аккуратно выполненную девчатами двухслойную песчано-щебёночную подготовку, буквально расплёскивая её как воду в разные стороны до самого подстилающего твёрдого грунта.
После такой их выгрузки перемолотую МАЗовскими колёсами песчано-щебёночную смесь приходилось просто удалять, и весь испорченный участок приходилось девчатам делать заново.
Поэтому, когда прибывали наши самосвалы гружённые камнем, мы с Анатолием мчались навстречу им, размахивая руками и крича, чтобы они подождали с его выгрузкой, которую мы разрешали только на расположенный рядом с дренажной призмой голый грунт, что удлиняло путь перетаскивания девчатами выгруженных камней.
С венгерскими самосвалами «думперами» таких проблем не было, технология опрокидывания их треугольного кузова (только при резком торможении) требовала строго горизонтального расположения их колёс и твёрдого упора, так что они выгружали привезённый камень без нашего напоминания на твёрдом грунте рядом с песчано-щебёночной подстилкой дренажной призмы.
Когда на стройку стали привозить камень, загрязнённый землёй, прораб Остапыч срочно откомандировывал меня на железнодорожную станцию, с которой возили этот строительный камень, чтобы выяснить причину этого.
После соответствующего «внушения» халтурно работавшему там экскаваторщику, черпавшему своим ковшом вместе с камнем и нижележащую землю его экскаватор немедленно перегонялся на другое «чистое» место.
Иногда нас мастеров посылали на вторую, меньшую по своим размерам плотину, замыкающую собой будущую ёмкость «хвостохранилища» с другой его верхней (по геодезическим отметкам) стороны.
На этой второй плотине тоже была предусмотрена дренажная призма, но небольшая, которую тоже надо было устраивать и время от времени проверять качественное её исполнение.
Работа совковыми лопатами, при устройстве песчано-гравийной подготовки, и укладка сверху больших камней в дренажную призму была не из лёгких, поэтому девчата, немного устав, устраивали себе маленькие, так называемые, «перекуры» в работе (между прочим, все они были некурящими).
С наступлением обеденного времени, они брали свои «тормозки» (так они называли свои сумки с едой), и шли к противоположному от прорабского вагончика склону балки.
Поднявшись по нему наверх, заходили в находившуюся там лесополосу, где они расстилали небольшую скатерку и выкладывали на общий стол принесённую с собой еду и не спеша обедали с непременным обсуждением всех девических новостей.
(Такие полезащитные и водозадерживающие лесные полосы в послевоенные годы, по «Сталинскому плану преобразования природы» повсеместно устраивались по всей России.)
В отличие от девчат нашей бригады мы ходили в недалеко расположенную столовую, в которую ходили все работавшие на нашей плотине, не бравшие еду с собой.
Приходили в неё и рабочие с других, недалеко расположенных строительных объектов, и все кто в это время находился рядом, я тогда отметил, что цены в ней были значительно ниже московских.
Перед входом в эту столовую были установлены два больших (выше человеческого роста) цветных щита: на одном - был показан график хода трудовых успехов рабочих бригад с ежедневными их количественными показателями: на другом – крупными красными буквами вызов на «Социалистическое соревнование» одной передовой бригады другой такой же передовой.
Самое интересное для меня россиянина в этом было то, что фамилии бригадиров этих бригад были Череп и Могила, между прочим, довольно распространённые в Украине (особенно на территории бывшей Запорожской Сечи), что давало повод для шуток со стороны приехавших рабочих из России.
Помню, на какой-то советский праздник, бригадирша нашей девичьей бригады, подошла к нам и сказала: мастера, давайте по одному рублю, а потом в обед приходите к нам в лесопосадку.
К этому периоду женская бригада доверяла нам «на все сто» и взяла нас в праздничную «долю».
Когда мы пришли к ним в лесополосу, то у них на расстеленной скатерти был уже накрыт шикарный стол с разными домашними разносолами, огурцы, помидоры, лук, редиска, отварная картошка, сваренные в крутую яички, домашние котлеты, варёное мясо, домашние пирожки и другие вкусные вещи (лишь хлеб был из магазина) а рядом гордо стоял большой бидон с самогонкой.
В конце этого праздничного обеда естественно зазвучали красивые мелодичные украинские песни и непременная: «Самогоне, самогоне, кто ж теперь тэбэ не гоне ...
Как-то я спросил бригадиршу, не тяготит ли их такая тяжёлая и неквалифицированная работа, она, улыбаясь, сказала: «в колхозе я работала на ферме весь световой день, за символическую плату, а здесь, отработала свои восемь часов и свободна.
А в своём новом общежитии, сниму свою рабочую одежду, оденусь во всё чистенькое и могу идти куда угодно, по своим, чужим делам, в гости, в кино, на танцы и вообще просто отдохнуть с книгой, да и зарплата здесь неплохая и выплачивают её регулярно».
Далее Часть 2 - ЛЮБОВЬ В СЕВГОКЕ.