" Улетаешь… Улетаешь…
Над каштановым побегом в переплётах Мураками
Я люблю тебя огромным небом. Я хочу любить тебя руками..."
Много раз мне приходилось провожать друзей, родных, любимых. Сдерживая слёзы, глядеть в окна трогающихся поездов. Грустно махать вслед уходящим автобусам. Обреченно вздыхать, провожать глазами взлетающие самолёты. Всегда это было тяжело. Разлука с близкими людьми - всегда тяжелои всё же...терпимо. Но ты… Расставаться с тобой мне больно физически. Я чувствую эту боль сердцем, лёгкими, непослушными ногами...
Поспешное прощание. Скромный поцелуй в щёчку. И вот я уже, кажется, почти безучастно смотрю сквозь стеклянную стену, разделяющую нас в аэропорту. На контроле ты безропотно складываешь в один из контейнеров, тот, что побольше, верхнюю одежду. Обувь пристраиваешь в контейнер поменьше. Потом, помедлив, вытягиваешь ремень из джинсов, что-то бормочешь. Я читаю по губам: «Суки». Ногой, немного нервно, подталкиваешь лотки с вещами к транспортёру. Ставишь их на ленту, потом туда же свою сумку. Так же механически, как робот, привычно поднимаешь руки, чтобы тебя могли обыскать. Нашли террористку! Я невольно вздрагиваю, когда чужая женщина прикасается к тебе. Каждый раз я вздрагиваю именно на этой процедуре. И даже глаза закрываю. Чужая женщина касается моей девочки! Моей единственной… моей родной… Хорошо ещё, что это длится недолго.
Ты снова одеваешься, берёшь свой багаж и неторопливо идёшь к регистрационной стойке. Оборачиваешься. Я ловлю прощальный взгляд, вымученную улыбку и произнесённое одними губами «по-ка». И всё…
Всё! Теперь, как говорится, все стихи и песни о разлуке - мои, обо мне. И я могу сколько угодно выкрикивать их в это безучастное ко всему серое зимнее небо. Ничего нельзя изменить уже. Я запрокидываю голову, чтобы слёзы не катились по щекам и беззвучно отчаянно выдыхаю: «Не улетай, любимая! Не на…» И, кажется, что вместе с этим немым полу-стоном полу-криком выдавливается из моих лёгких весь воздух. Они съёживаются, склеиваются и теперь уже вдохнуть назад нельзя. Я чувствую, что начинаю задыхаться. Открываю рот, как рыба. Голова кружится. Стены здания колышутся, расплываются, медленно сдавливают меня со всех сторон…
Бреду, спотыкаясь к выходу. Собираю всю себя в кулак. Приказываю себе: «Дышать! Дышать! Прекратить истерику! Она же вернётся! Она же.. обещала. Ещё шутила: Карлсон улетел, но обещал вернуться. Как же Карлсон без своего Малыша?» Дышать, мать твою!
Прислоняюсь щекой к холодному шершавому зданию. «Господи, помоги… я задыхаюсь». И словно он действительно услышал меня. Наступает облегчение. Слёзы ручьями катятся из глаз, и воздух…сырой живительный, такой нужный сейчас, со свистом и почти металлическим скрежетом наполняет спёкшиеся лёгкие. И я, наконец, могу хрипло выдохнуть: «Дааааа» - утверждение, согласие, смирение и последний слог моей просьбы. «Не-на-дааааа, любимая! Не улетай!»
Жизнь опять возвращается в меня после недолгой клинической смерти. «Расставанье – маленькая смерть». Смогу ли я когда-нибудь привыкнуть к этому? Смогу ли спокойно и почти безразлично повторить вслед за тобой: «Любимая, мы должны к этому привыкнуть».
Должны. Да, наверное, когда-нибудь мы привыкнем и...всё пройдёт. Конечно. Так и будет.
Всё когда-нибудь пройдёт...вместе с жизнью.