Золотая осень. Дорога, ведущая к дому из остальной части деревни, была усыпана желтыми и оранжевыми листьями, словно монетами. Иногда, ветер, делая работу дворника, расчищал ее, но, вместе с тем, вызывал новый золотой дождь. …………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………
Я родился в небольшой деревушке, название которой уже и не помню. Вообще, мне мало что запомнилось с детства.
Есть, конечно, какие – то образы, но не более.
Самое отчетливое воспоминание – это мой дом. Он стоял вдали от всей остальной деревни, и перед ним росло большое ржаное поле.
Довольно часто крупные черные вороны садились на рожь, и мой дед посылал меня отгонять их. Было очень страшно, даже не знаю почему. Просто страшно.
Иногда вороны не улетали, а, наоборот, гнались за мной, пытаясь клюнуть, и я, крича, несся домой. Но на следующий день снова приходилось идти в поле.
Еще одно воспоминание – старый сосед, который иногда приходил к деду попросить гречки. От соседа пахло кормом для свиней и спиртом. Один глаз у него был заплывший и красный, а другой здоровый. Здоровый глаз очень внимательно осматривал наш дом и деда, но на меня не обращал внимания. Если же я все-таки попадал в его поле зрения, то уж лучше бы меня склевала сразу целая стая ворон.
Еще помню, как впервые сходил на рыбалку. Да, тогда мне очень понравилось это занятие, и я просидел в лодке с утра до ночи, пока не услышал чей-то сумасшедший смех на берегу, а затем увидел труп, медленно плывущий посередине озера. Это была женщина, одетая в белое роскошное свадебное платье.
После этого случая не переношу запах рыбы…
Я любил свой дом, не знаю за что, но любил. Это была любовь, смешанная с чувством страха.
Думаю, с женщинами бывает также.
Наверное, та, которая плыла мертвая в озере, слишком долго держала своего парня в рабстве, а когда заговорила с ним о женитьбе, у него в голове зародились мысли об убийстве. Он с ложным отвращением отгонял их, но рабы часто убивают своих господ, так что от злых помыслов избавиться очень трудно.
Наконец, настал день свадьбы. Эней (так будут звать парня) обвенчался с Юлькой (так будут звать девушку), затем принес клятву верности и расписался в какой – то бумажке, привезенной из города.
Когда наступила первая брачная ночь, Эней занялся с Юлькой брачным сексом, а когда она уснула, он вынул у нее из-под головы подушку. Она проснулась, но не успела ничего сказать, потому что Эней тут - же придавил ей лицо и начал душить. Юлька извивалась и дергалась, но вскоре замерла и осталась лежать неподвижно.
Энею некогда было раздумывать, он напялил на Юльку платье, засунул ее в мешок, и под покровом ночи отнес к реке.
В его душе теснилось сразу несколько чувств: стыд, страх, сладкое чувство избавления и триумфа. Последнее завладело им, он вынул из мешка Юлькино тело, плюнул на него и, громко рассмеявшись, скинул в реку…
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………
Я любил свой дом, но вместе с тем ненавидел и боялся его…
В четырнадцать лет начал курить. Первую папиросу скурил не в затяг, но приятель сказал, что лучше так не делать, потому что можно стать, как дядя Илья.
Дядя Илья был трактористом, он иногда заезжал в гости к деду, и я боялся его из-за большой нижней губы, которая свисала у него до подбородка. С этой губищи капали слюни, и Илья иногда проводил по губе ладонью сверху вниз, будто гладил бороду.
Вообще дядю Илью знала вся деревня. Такая знаменитость досталась ему по трем причинам.
Во-первых, он был мужем старосты, которая была матерью Юльки (по характеру такая же стерва)
Во-вторых, он был единственным трактористом во всей деревне (ну вообще трактористом он был плохим, но у него одного был трактор).
В-третьих, из-за своей губы.
Итак, в четырнадцать лет я начал курить. Меня научила одна девушка, которая сама родилась не в деревне, и из-за этого была одинока, так как никто не считал ее своей, да и она всех презирала, обзывая их деревенщиной тупой.
Она научила меня курить, пить, но на большее не согласилась, и я, не нуждаясь более в ее услугах, перестал с ней общаться.
Как-то раз, перед отъездом в город, она пришла ко мне в гости попрощаться. Когда дед вышел зачем-то, она схватила со стола кухонный нож и воткнула его мне в ногу. Пока я катался по полу, корчась от боли, она шептала прямо в ухо: «Будешь помнить, сука, как с девушками обращаться надо». Я плюнул ей в лицо, она, разрыдавшись, сказала: «Прости!» и убежала. Больше я ее не видел.
Это случилось вечером, я услышал из его спальни сиплое: «Пьер!». Мое имя из уст деда прозвучало, как плевок. Я вошел к нему в спальню, и мне в нос ударил резкий запах спирта, табака и карвалолла. Дед лежал на кровати, к которой было прислонено большое охотничье ружье – по-моему, единственный близкий и настоящий друг деда.
Дед поманил меня пальцем ближе к себе, а затем начал шептать: «Внучок. Ты уже большой, тебе уже целых…э…ну, короче, ты уже достаточно большой, чтобы начать новую самостоятельную жизнь. Пойми, пора становиться мужчиной. А здесь, в деревне у тебя просто не будет такой возможности. Да и что такому молодому человеку тут делать. Поэтому, завтра дядя Митяй отвезет тебя на станцию, и ты на электричке поедешь в город Петербург, где станешь совершенно другим человеком».
В мои привычки не входило перечить деду, я улыбнулся, сказал: «Хорошо» и пошел спать.
Это случилось полгода назад, мне было шестнадцать…