- - -
Номер страницы в Книге Героев: 9
Родилась 15 апреля 1919 года в городе Бийске (Алтайский край)
В 1938 году окончила акушерскую школу, после чего работала в Мостовском районе Курганской области в качестве акушерки и фельдшера.
В сентябре 1941 года призвана в действующую армию.
Работала в эвако-госпиталях 31-05 и 502 в качестве старшей операционной сестры. В декабре 1941 года вступила в ряды ВКПБ.
Аттестована, воинское звание - младший лейтенант медицинской службы.
Победу встретила в Берлине, среди прочих победителей расписалась на стене Рейхстага. Демобилизована в 1946 году, из Восточной Пруссии, города Штральзунд, где долечивали раненых советских солдат.
Награждена Орденом Отечественной Войны II степени, медалью "За Победу над Германией", юбилейными медалями.
После войны работала акушеркой в МСЧ ЧТЗ до 1980 года. Сын и внук продолжили ее дело, работают врачами-хирургами в больницах Челябинска.
Скончалась 21 февраля 1991 года на 72-году жизни
- - -
Мне на работу позвонила мама.
- Боренька, приезжай, я нечаянно захлопнула дверь в квартиру!..
Срочно закончив дела в отделении, я на своем Запорожце примчался к дому матери. Я увидел грустную картину: две пожилых женщины стоят на лестничной площадке, опираясь локтями на перила, и о чем-то печально разговаривают между собой.
Одной из них была моя мама. Она обрадованно захлопала в свои маленькие ладоши и рассказала мне, что два часа назад в ее дверь позвонила соседка.
- Елена Алексеевна, помогай!.. Я захлопнула дверь в квартиру, а ключи остались внутри…
Моя любопытная мама вышла на лестничную клетку и решительно подергала за ручку дверь в соседскую квартиру. Дверь, конечно, осталась закрытой, но в этот момент обе старушки со страхом заметили, что дверь в квартиру моей матери ТОЖЕ ЗАХЛОПНУЛАСЬ…
- - -
Из автобиографии, написанной собственноручно в сентябре 1949 года: «… Семейное положение: замужем. Мой муж Маслов Александр Федорович работает в ОВПО № 1 МВД по охране Кировского завода в качестве старшего мастера ГДВО; в настоящее время находится в школе офицерского состава войск МВД в г. Свердловске. Имею сына в возрасте 1 год 3 м-ца. Родители проживают в Чебаркульском районе Челябинской области. Больше о себе сообщить ничего не могу. Автобиографию подписываю собственноручно. 5.09.49 г.»
- - -
Милая моя мама…
Мне не по душе отмечать годовщину смерти своей мамы, но моя жена Лена строго придерживается обычаев и всегда напоминает мне и об этой дате.
Вот уже ровно 20 лет, как нет со мной рядом моей мамы. Она не успела отдохнуть на пенсии от неустанной своей работы (медицинской, общественной), не успела погордиться сыном и внуком.
Ты многого не успела, моя неутомимая мама…
Похороны ее пришлись на любимый праздник ветеранов войны – 23 февраля. По ее старым записным книжкам я разыскал тех немногих стариков, которые ее знали и помнили.
Один из них, дядя Володя Казанцев, на поминках подсел ко мне и неожиданно спросил: “Боря, а ты знаешь, что у тебя есть сестра?..»
В том самом году, когда была написана мамина автобиография при поступлении на работу в санчасть пожарной охраны Кировского завода, мама осталась одна с маленьким ребенком на руках. Мой неотразимый папаня сошелся (лучше не скажешь!) с другой женщиной.
К тому времени, когда я уже стал немножко соображать, мама всегда говорила мне: «Твой папа был пожарным и погиб при тушении горящего дома…». Погиб и погиб, в раннем детском возрасте такие сведения не причиняют страданий.
Друг моего отца, дядя Володя, рассказывал мне на поминках, что «… Сашка несколько раз приходил к Лене просить прощения, но она его так и не простила».
Потом у отца в другой семье родилась девочка, и как-то все в его жизни устаканилось.
Мама устроилась работать акушеркой в роддом МСЧ ЧТЗ. Она тянулась из последних сил, зарабатывая на жизнь. Брала много дежурств, часто была занята на партийных мероприятиях (в больнице ее, коммунистку с 1941 года, избрали парторгом).
- - -
Первые три года моего детства мама приглашала для присмотра за мной няню, а уже с четырехлетнего возраста она либо брала меня с собой на дежурство, либо отводила в гости к своей подруге.
Мне было гораздо интересней ходить с мамой на дежурство. Большая больница, широкие коридоры, таинственная автоклавная с шипящими стальными бочками и родовый зал (туда меня не допускали). Спал я на диване, обтянутом черным потрескавшимся дермантином. Мне приносили конфеты, угощали пирожками, поили чаем, вечером кормили в столовой родильного отделения.
А вот частые партийные собрания, на которые мама тоже была вынуждена брать меня с собой, мне, почему-то, не нравились. Мама становилась какой-то другой, она почти всегда делала строгим голосом замечания присутствующим и отдавала распоряжения, как командир, при голосовании членов партогранизации.
С этим периодом моей жизни связано одно детское заблуждение. Однажды кто-то из соседей спросил меня, кем работает моя мама. Я задумался и гордо сообщил: «Моя мама работает парторгом!». Соседка заулыбалась, а потом посоветовала: «Ты у мамы спроси, а потом нам расскажешь…»
В тот же день я спросил маму: «А кем ты работаешь?». Мама ласково погладила меня по голове и ответила: «Я принимаю маленьких деток…»
На следующий день я постучался в соседскую дверь и прямо с порога объявил: «Моя мама работает парторгом, она маленьких детей принимает В ПАРТИЮ…»
- - -
История медицинской деятельности у мамы сложилась обычно для того военного времени. Окончив фельдшерско-акушерскую школу в Магнитогорске в 1938 году, она в течение трех лет работала акушеркой в глухом (Мостовском) районе Курганской области.
С первых же дней своего медицинского служения она привыкла в сельском ФАПе надеятся только на свои силы. Конспекты лекций, добросовестно записанных в училище, много раз спасали ее в трудных медицинских ситуациях. Думаю, как раз в то время были заложены основы ее командирского поведения.
В августе 1941 года акушерка из сельского района поступила в Свердловский медицинский институт. Проучиться довелось всего семь дней – 7 сентября 1941 года молодая студентка была мобилизована на фронт.
С 1941 по 1943 годы старшая операционная сестра Жевлакова - в госпитале № 3105, на передовой. Операции шли одна за другой непрерывно, круглыми сутками. Хирурги и операционные сестры работали по 12-14 часов подряд, с перерывом на сон и отдых не более 5-7 часов…
От операционной сестры тогда (да и теперь тоже!) зависело очень многое. Разные операции требовали различных инструментов. Ситуация нехватки чего-нибудь во время операции была совершенно недопустимой. А следит за всем и готовит инструменты и перевязочный материал операционная сестра…
Под началом недавней студентки было пять операционных сестер, все моложе ее на два-три года. В армии такое небольшое формирование военнослужащих называется почти по медицински - отделение.
Младший лейтенант Жевлакова Елена Алексеевна (всех медицинских сестер на войне звали по имени, только операционных сестер величали по отчеству) сумела не только организовать трудную работу в операционной, но даже внушить почтение докторам – военным хирургам.
Независимый и непокорный характер невысокой (рост у мамы был всего 149 см.!) девушки в военной гимнастерке и в юбке очень скоро испытали на себе мужчины – доктора и обслуживающий персонал госпиталя. Попытки дотронуться до нее пресекались радикально – битьем по рукам. Я этому верю, потому что это был любимый педагогический прием моей мамы при воспитании сына…
Вот так, приглядевшись к молоденькой, но упорной и целеустремленной старшей операционной сестре, партийная организация госпиталя приняла ее сначала в кандидаты, а затем и в члены КПСС.
- - -
После третьего курса я стал дежурить медбратом в отделении плановой хирургии той же медсанчасти ЧТЗ, где в родильном доме уже старшей акушеркой работала мама. Хирургический корпус располагался напротив роддома. Дежурств студентам ставили довольно много, и, кроме того, иногда старшая сестра просила кого-нибудь подменить на дежурстве отсутствующую по какой-либо причине медсестру.
Отдыхая после внепланового дежурства в четверг (я подменил заболевшую медсестру), я задремал, и, проснувшись вечером около семи часов, заметил, что мама все еще не пришла с работы.
Рядом с нашим домом был детский сад, где имелся телефон. С трудом получив согласие дежурной воспитательницы, я позвонил маме на работу. Трубку сняла дежурная акушерка, лучшая мамина подруга тетя Зоя. «Ой, Боренька, а мама осталась на дежурство в хирургии ЗА ТЕБЯ…»
Оказалось, отдежурив за другого, я совсем забыл, что по графику сегодня МОЕ дежурство. Тут же набрав номер плановой хирургии, я услышал родной, но усталый голос мамы: «Отделение плановой хирургии, медсестра Жевлакова слушает…»
«Мама, я совсем забыл о дежурстве, прости!» - тихонько в трубку стал объяснять я. «Я сейчас прибегу додежурить, а ты пойдешь домой отдыхать».
На мои порывы додежурить мама не согласилась. «Все назначения уже выполнены, в отделении тяжелых больных нет, тебе не нужно приходить. Я разговаривала со старшей сестрой, она покаялась, что попросила тебя подменить на прошлом дежурстве медсестру, но забыла, что у тебя тоже на следующий день дежурство. Я ей, конечно, всыпала за невнимательность…»
Всыпать моя мама всегда могла хорошо…
- - -
Почти всю свою жизнь мы с мамой, а затем она одна, прожили в комнате 14 кв.метров, на четвертом этаже старого дома на седьмом участке Тракторозаводского района (по улице 1-й Пятилетки). Кроме нас, в квартире проживали еще две семьи: многодетная татарская семья (три дочери и сын) и бездетные пенсионеры-мордвины.
Как ни странно мне до сих пор, самыми интересными для меня соседями были именно мордвины. Сами они называли себя эрзя (все равно мордвины, оворила мама). Фамилия у них была Шиндяйкины, дедушку звали Тумай (он объяснял маленькому мальчику: можно звать «Толя»), а бабушку – Элюва (Эля по русскому).
Жили они тихо, дверь в их комнату всегда была закрыта на крючок. Под вечер из комнаты доносилось тихое странное пение на их родном языке. Мама мне говорила тогда: «Опять Толя и Эля пьют свою бражку из свеклы…». Именно по этой причине (пьют!) мама никогда не оставляла меня дома одного.
Мордвины часто угощали меня блинами (их любимое блюдо) и густым мучным киселем. Блины я уплетал за обе щеки, а кисель мне не нравился, был недостаточно сладким.
Поначалу в квартире было тесно и шумно (из-за снующих по кухне и в коридоре татарят). Потом отец семейства умер (говорят, повесился в деревне у матери). Детей куда-то увезли, и только молчаливая, вечно плачущая татарка-мать бесшумно уходила на работу, и также бесшумно возвращалась, закрываясь в своей комнате. Потом и она уехала, разменяв комнату с племянником Ренатом.
- - -
Только выйдя на пенсию, в возрасте 63 лет, благодаря усилиям отца моей жены Лены, Леонида Борисовича, тоже фронтовика, матери была выделена отдельная однокомнатная квартира в новом, отдаленном районе Челябинска – на Северо-Востоке.
Мы с Леной шутили: моей маме была выделена квартира в доме по улице Мамина (наверное, коммунист знаменитый).
Оказывается, подполковник в отставке Цукерман Леонид Борисович мобилизовал для хлопот о выделении полуторки ветерану войны Жевлаковой Елене Алексеевне не только Совет ветеранов Челябинска, но и общественную организацию женщин - участниц войны, которая называлась «Боевые подруги». Было написано (и всеми подписано!) обращение к председателю Челябинского Горисполкома Михаилу Ивановичу Положенцеву.
Резолюция была краткой: выделить однокомнатную квартиру из фонда Горисполкома к 40-летию Победы. Вот как раз к Дню Победы маме и были вручены ключи от новой квартиры.
Было приятно видеть мою старенькую маму в красно-черном полосатом пиджаке, увешанном медалями, на торжественном вручении ей ордера на квартиру…
- - -
Послевоенный (пленными немцами построенный) пятиэтажный дом, в котором жили моя сводная сестра Люба и ее мать, располагался всего в двухстах метрах от больничного городка МСЧ ЧТЗ, вдоль улицы имени Горького.
Я с волнением разглядывал знакомые трехэтажные корпуса больницы. Вспоминал, как бродил по роддому в детстве, и дежурил в хирургии, учась на четвертом курсе…
Уже лет через 5-7 после начала работы в Областном онкодиспансере я нередко приезжал в плановую хирургию ЧТЗ в гости к моему институтскому другу, руководителю всех наших туристических походов, профессору Бордуновскому Виктору Николаевичу, чья кафедра факультетской хирургии работала на базе этой больнице.
Не часто, но хирурги больницы (и кафедры!) оперировали онкологических больных с опухолями желудка и ободочной кишки. Зная, по моим докладам на хирургическом и онкологическом обществе, о результатах внедрения новой методики гастрэктомии (по М.З.Сигалу), профессор просил меня, по старой дружбе, обучить его этой методике.
Я согласился без малейших колебаний. Однако моя миссионерская деятельность вызвала осуждение руководства областного онкологического диспансера, и после выполнения нескольких учебно-лечебных операций была свернута…
- - -
Я стоял перед дверью квартиры, в которой проживала с дочерью женщина, когда-то сделавшая несчастной мою маму. Странные чувства испытывал я. Никакой вражды, злобы, непримиримости со злом, причиненным давным давно моей маме. Только любопытство: на кого-же мой отец променял женщину, родившую ему сына…
Дверь открыла женщина средних лет (моложе, конечно, меня) с резкими, мужскими чертами лица и черными, как смоль, волосами.
“Люба, твоя сестра. Наверное…” – шутливо представилась она. Позади нее стояла сухонькая, благообразная, с приветливым лицом невысокая женщина. “Моя мама, Татьяна Поликарповна. Наша фамилия Марковы” – добавила веселая Люба.
В пожелтевшем мамином альбоме я видел фотографию, на которой стояла мама, прислонившись к плечу отца. Она и ростом-то была ему по плечо.
“Похожа на отца, не то что я” – ответно пошутил новоиспеченный сводный брат.
Татьяна Поликарповна была мне тоже по плечо…
Взглянув на мамину разлучницу еще раз, я испытал чувство дежавю: я уже где-то видел эту опрятную, доброжелательную женщину. Ответ мне подсказала сама Татьяна Поликарповна. “Вы могли видеть меня в хирургическом корпусе. Я ведь там долго работала в гардеробе…”
Как говорят нынче в народе: “Во всем виноват Чубайс!”. В нашей семейной истории Чубайсом был, конечно, мой папаша. Ведь не могла никак быть виновницей бед моей мамы эта милая, трогательная и добрая женщина.
- - -
К своему семидесятилетию мама подошла с неважным здоровьем. Она перенесла два инфаркта, у нее выявили язвенную болезнь желудка, сильно болели ноги. Привыкшая к самостоятельной и одинокой жизни, мама ни за что не соглашалась на переезд жить к нам. Ее борьба со старостью и болезнями была упорной, но неравной.
Настало время, когда она почти ежедневно вызывала на дом врача, требовала приезда скорой, упрекала меня в том, что я нечасто бываю у нее.
К тому времени уже и участковый врач, и все приезжавшие бригады скорой помощи знали, что ее единственный сын, врач-хирург, уделяет работе времени больше, чем родной матери. Невестка (моя жена Лена) приезжает прибраться в квартире всего раз в неделю.
Я оказался меж двух огней. Мать не желала переезжать к нам, а Лена всегда начинала разговор о моей матери словами: “С такой привередливой и упрямой …”
В один из дней, когда соседский мальчишка в очередной раз отказался сбегать за лекарствами для мамы в аптеку, она позвонила мне на работу и приказала: “Приезжай, забирай меня к себе…”
- - -
Мы жили тогда в двухкомнатной квартире в районе вокзала. Разумеется, одна комната была выделена в полное распоряжение мамы. Правда, она затребовала перевезти ее мебель из своей полуторки, согласившись в свою очередь обменять две наши квартиры на одну – трехкомнатную.
Наша новая трехкомнатная квартира располагалась в доме областной больницы, по улице Варненской, и была в ста метрах от городского бора, и в восьмистах метрах от нашего диспансера. Я был счастлив, мама была довольна, и только моя мудрая жена с большим недоверием начала наше совместное житьё.
- - -
Всего полгода спустя, в конце января, мама пожаловалась на то, что не чувствует левую ногу и немеет левая рука. Я вызвал скорую. Приехал мой знакомый доктор, учившийся на два курса младше нас. Беседуя с доктором, моя дотошная мама спросила его: “Как Ваша фамилия, доктор? Может, я Вас знаю?..”. Пожав тактично плечами, Петр Алексеевич ответил: “Моя фамилия – Бромберг”. И тут мама задала еще один вопрос: “Извините, Вы, наверное, немец?”
Доктор повернулся ко мне и, улыбаясь, сказал: “Немец, немец, а как же… Мы забираем Вас в нервное отделение. Вы согласны?”.
Удовлетворившись ответами доктора, мать недовольным тоном произнесла: “Согласна, куда же деться…” И неожиданно добавила: “А Германию мы победили!”
Дата написания мемуаретки – 15 апреля 2011 года (день рождения моей мамы)