Лучше всех, или Жизнь длиною в макаронину

Владимир Плотников-Самарский
 Быль


Ульян Рязанов - личность яркая, можно сказать, эпическая. Его полная приколов жизнь ждет еще своего Гайдая. Квалифицированный электросварщик, на вопрос: «Как дела, Ульянка?» - завсегда бодро отвечает: «Лучь всех».

Получив комнату в коммуналке, первое время Рязанов ходил надутый и озабоченный. Сосед полюбопытствовал: «Чё грустный, Ульянка?» - «Да вот комнату малиньку дали. Небиль некуда ставить», - сокрушался Ульян. Сосед посочувствовал. А вечером улыбнулось узреть и рязановскую «небиль»: два канцелярских обшарпанных шкафа, клеенчатый стол, такие же стулья и пара ржавых кроватей.


Лапша-пятидневка

Если раз в сто лет у крохоборов со сварливцами случается свой гений, то в двадцатом веке он осчастливил Рязанова. Супружница его, Фрося, работала по горячей сетке, и во всем квартале не было семьи богаче Рязановых.

Не изощряясь в кулинарии, Ефросинья готовила сразу дня на четыре и по преимуществу лапшу. У нее для этих целей имелся очень большой чугунок.

Как-то раз кушали супруги Рязановы на коммунальной кухне уже порядочно разбухшую лапшицу. Ульянка что-то привычно трещал, как вдруг возьми и поперхнись. От кашля глаза полезли из орбит. Спасла жена. И очень просто: размахнувшись, со всей дури мочканула кулаком по затылку. От удара Ульянка брык на пол, ни встать, ни продохнуть. А Фрося, наполнясь мистическим чувством, давай его дубасить, пиная и вопя. Оба ничего не могли понять, поэтому расправа продолжалась очень долго.

Разок Рязановы куда-то уехали, оставив в общей прихожке разбросанную картошку. Заявились через месяц.

- Честные вы, - похвалила Рязанова соседку. - Я ведь перед отъездом всю картоху пересчитала и запомнила, как какая лежит. Тронули б хоть одну - в суд бы на вас подала.


Так унизили министра

Рязанов получил зарплату. Соседские о ту пору как раз собрались наведаться в «грузинку». Тут и мысль: а не сманить ли нам Ульянку. Еще неопытный Рязанов безрассудно решился. Он и приблизительно не мог догадываться о домашних последствиях своего безрассудства.

В далекие пятидесятые «грузинками» назывались питейные заведения, где предприимчивые горцы поили россиян разбавленным спиртовым сиропом.

Мужики заказали по стакану. Рязанов им твердо: «Не пью». Раз так, угостили. Угощаться не отказал. Оттаял. С такою жинкой не покутишь: непривычное к алкоголю естество в момент раскиселилось. После Второго стакана он уже потчевал всю братию, выкрикивая: «Чё, думати, Ульянка жадный? А мне не жалко! Ого-го! Гулям на все! Аль слабо все пропить»? Кое-как уняли.

По пути домой попался магазин головных уборов.
- Ульян, айда шляпу тебе выберем.

А, надо сказать, в те годы шляпы были почти предметом роскоши.
- А чё? Айда! - возликовал куролес.

Подыскав самую дорогую, водрузили сомбреро на рязанскую «репу»:
- Да, Ульян, ты лучь всех. Прям-таки министр!

- Министир? - Рязанов раздулся и как гаркнет. - Беру!

Сосед затаился в подъезде. Рязанов позвонил. На пороге возникла зловещая тень. Фрося. Завидев на лбу родимого обнову, она по удалому сверзила тело на пол и минут пять упражнялась, помогая ногам шваброй.

После пятого, самого разрушительного, раунда сосед рискнул вступиться:
- Это ты зря, гражданочка. Шляпу-то мы ему купили - сослуживцы.

Мегера недоверчиво прищурилась на вдатого заступника и объявила антракт.

Потирая заплывший глаз, Ульян сконфуженно шепнул спасителю:
- Ты, это, не говори мужикам, как она меня… Я ж все-таки лучь всех живу...


Рязанов-оратор громит бюрократов

На собраниях принято давать слово народу. По научному: залу. Но охотников, как правило, мало. В таком случае залом назначают Ульянку. Главное его хорошенько завести.
 
Сценарий всегда один:
- А чё, мужики, пусть Рязанов скажет. Он оратор о-го-го! Как сказанет, так пороку капут. Припечатает за милую душу. Давай-ка, Ульянка. Режь правду-матку. Уважь народ. Ты у нас лучь всех. Высшая квалификация! - ну и в таком духе.

Напыжившись, принимая дифирамбы за чистую монету, Ульянка гордо всходит на трибуну. Там для важности долго-долго прокашливается и начинает. Зычно, с выражением, постепенно распаляясь и срываясь на ор:
- Ну, во-перьвых, товарищи, мы все рабочие... класса... Все ходим-видим. И куды ни глянь - одни безобразия. Одни очкитирательства. Трубы как положены? - ревет Рязанов, пригибая взоры к полу. - Это же очкитирательства! А кто смотрел? Очкитиратели! Кто виноват? А? Рыба с головы гниет! Товарищи, кто смотрел? Куды смотрел? Вот начальство поставили. Пущай и смотрит. Чтобы не было очкитирательства. Я не боюсь - кто тута сидит! Но я не люблю и не потерплю очкитирательства! - тирада захлебывается в шквале аплодисментов.

Красный от напряжения и счастья, «лапшевник-златоуст» покидает трибуну. Само собой, вовсе не обязательно, что предыдущее выступление касается очковтирательства. Гвоздем программы запросто могли быть голодающие папуасы. Но Ульян всегда и везде запрягал коронного конька на тему «очкитирателей»...

В сорок лет уйдя на пенсию, Фрося Рязанова года не протянула на заслуженном отдыхе. Редко, но мрут и от злости.

Ульянка ж и поныне живет «лучь всех». В барачном домишке. Дверь обита жестью. На окнах массивные решетки. Замки пудовые, навесные. «Небиль» та же. Такая вот жизнь макаронина.

1985

Печаталось в газетах «Время Икс», 1998, «Вечерняя Самара», № 36, 2008.