Если существует преступление без наказания, то наказание без преступления просто обязано быть. Для равновесия вещей в природе и устойчивости мироздания.
Весне надоело маяться, и она раньше положенного срока уступила полномочия лету. Календарь еще не успел напомнить стране о том, что детей надо бы защищать, а жара стояла, как в июле. На улицы города, словно бабочки выбрались из коконов, в большом количестве выпорхнули стайки оголенных девушек, смущая взоры всех тех, кто уже познал прикосновение бритвенного лезвия к своим щекам. Взъерошенные воробьи, ошалев от жары, пытались купаться в пустой детской песочнице во дворе дома № 66/6, тщетно взбивая крылышками скудную пыль.
Пенсионер Волозов стоял у песочницы и кормил птичек пшеном. Широкополая соломенная шляпа, защищавшая от палящих солнечных лучей и прицельного птичьего бомбометания, делала его похожим на деда баштанщика из какого-нибудь малороссийского местечка. Птички на дармовую кормежку слетались неохотно — жаль было покидать относительную прохладу тени — и птицелюбу вдруг подумалось, что давненько он не видел тов.Бататова. Действительно, председатель домкома не появлялся во дворе уже три дня. И это вносило в душу верного друга смутную тревогу, сродни тревоге незамужней девушки, вдруг осознавшей, что месячные задержались на целую неделю.
Стряхнув с ладоней остатки пшена, пенсионер Волозов решительным шагом направился в подъезд. На звонок долгое время никто не реагировал, но вот дверной глазок потемнел — посетителя явно рассматривали изнутри. Когда пенсионеру Волозову надоело позировать, он позвал:
— Тов.Бататов, открывай, сколько можно?
— Кто это? — глухо донеслось сквозь деревянную преграду.
— Да ты что, тов.Бататов?! Я это, Волозов. Жилец нашего дома.
— Не слепой, вижу, что это ты, Петрович. А чего хотел?
— Так, волнуюсь, куда пропал? Ты меня так и будешь на площадке держать?
— Впущу, только погоди немного, — и хозяин квартиры удалился за пределы слышимости.
Годить пришлось минут пять, никак не меньше. Наконец замок щелкнул, и дверь распахнулась, приглашая визитера. В полутьме прихожей пенсионер Волозов отметил, что друг выглядит вполне себе здоровым, и несколько успокоился. Однако на всякий случай поинтересовался:
— Тов.Бататов, ты здоров ли?
— Здоров, — отмахнулся друг, — просто неможется слегка.
Но когда тов.Бататов провел гостя в кухню, тот на мгновение онемел. Под левым глазом председателя домкома красовался огромный фингал.
Тов.Бататов спешно попытался загримировать его тональным кремом супруги, но то ли оттенок крема плохо сочетался с цветом кожи, то ли сказалось отсутствие навыка, но маскировка не столько прятала, сколько подчеркивала наличие синяка. Председатель домкома походил одновременно на участника труппы Вячеслава Полунина «Маски-шоу» и гитариста из заграничного ВИА “KISS”.
— Это кто же тебя так? — участливо поинтересовался пенсионер Волозов.
Хозяин помялся и, заметно конфузясь, ответил:
— Да дуся моя. Заподозрила меня в измене и приложила в горячке кухонной утварью.
— В изме-е-ене? — о супружеских изменах закоренелый холостяк Волозов имел чисто теоретические познания.
— Так и я о том! Ты же меня знаешь, Петрович, я дусе своей никогда не изменял. Потому что считаю, измена — это только уход из семьи. Я тебе больше скажу, когда у меня случается вилёк в сторону, я же все возможные меры предосторожности применяю. Я, прежде чем войти в свою квартиру, на лестничной площадке лишний раз всегда проверю, не надел ли в спешке трусы шиворот-навыворот или задом-наперед. А тут — ни за что получил.
— Ну, ни за что такой орден на физиономию не лепят, — резонно возразил товарищ, — только за особые заслуги.
— Да говорю тебе, ни за что. Слушай, как было. Надо мне было третьего дня в мэрию наведаться. По случаю жары, обрядился в светлую рубашку, белые полотняные брюки… туфли, соответственно, в тон. С делами управился — еду домой. В автобусе, как на грех, ни одного свободного места. Я в поручень вцепился и еду спиной по ходу движения.
— Да кто ж спиной вперед ездит? — удивился пенсионер Волозов.
— Понимаешь, как раз рядом со мной дамочка, вполне симпатичная сидела. Я к ней лицом и повернулся, поглядываю сверху. Она взгляд мой почувствовала, тоже посмотрела, как мне показалось, благосклонно-заинтересованно. Думаю, Петрович, поймешь, как это бывает. А тут какая-то дуреха возьми и через дорогу метнись. Водитель по тормозам! Матерится на бабу. Автобус встал, а все пассажиры продолжают движение, согласно закону Ньютона. Я-то на ногах устоял, а дамочку, что сидела передо мной, вперед швырнуло. Лицом прямо так и ткнулась мне пониже пояса. Смутилась чего-то, голову сразу к окну отвернула, а тут и моя остановка. Прихожу домой и — началось! У меня на белых штанах, аккурат на том месте, где орган детородный упрятан, отпечатался четкий помадный след от губ той дамочки. Дусю словно с цепи сорвало: кричать начала, что под руку попало, схватила и — по морде мне. Я ее успокоить пытаюсь, проясняю ситуацию, как было дело, а она и слушать не хочет. Говорит, я, мол, тоже в общественном транспорте езжу, только мне под юбку никто языком не лезет, хотя иногда и не возражала бы. Ну, думаю, про «не возражала» — это она мне назло. Но вот третий день не разговаривает, а я и выйти не могу.
— Знаешь, тов.Бататов, сейчас, по случаю жары, во дворе пусто. Пойдем в подвал, у меня в холодильнике охлажденная имеется. Посидим, за разговором забудешься.
— А вот знаешь, Петрович, о чем я сейчас подумал? — сказал тов.Бататов, когда они спускались по лестнице. — Впредь в автобусах буду стоять только лицом по ходу движения. Вот пускай тогда дамочки мне в задницу своими напомаженными губами тычутся!