НА РИСУНКЕ: Реклама сбора бытового мусора. (Из Интернета)
* * *
Предупреждение: в этом очерке фамилии
большинства персонажей изменены.
* * *U
…Но ведь надо же было всё-таки как-то жить!
С идеологической должности старшего пионервожатого школы – выгнали, заработка в сумме 450 сталинских рублей – лишился. Ну, на передачи родителям в тюрьму давали родственники: раз в десять дней, как смеркнется, шёл я в скверик на условленное место: для тайного свидания с дядей Шурой Сазоновым – мужем папиной сестры, известным в Харькове вузовским деятелем. Он молча выслушивал мою сводку скудных последних вестей из кутузки, молча вытаскивал из кармана бумажник и выдавал мне две сотенных: на папу и на маму. Для передач – хватало, на жизнь нам (вдвоём с бабушкой) – не очень. Сестра уехала в свою дальнюю деревеньку Берестовеньку, километрах в двухстах от Харькова, где отрабатывала лишь второй год своего университетского «распределения». На её зарплату сельской учительницы втроём нам было не прожить. тем более – на два дома. Надо было мне устраиваться на какую-то работу. – притом не по сменам: я к тому времени был зачислен на вечернее отделение педагогического института (да и то на птичьих правах «вольнослушателя»: отсеются ленивые – буду включён в список, не отсеются – не взыщите…), и приходилось отсиживать на лекциях, иначе самого отсеют…
Что делать? К кому идти? О чём просить? Чуть было я не растерялся, но вовремя вспомнил: недавний второй секретарь нашего Дзержинского райкома комсомола – весёлый, бесшабашный Миша Титов – теперь сам возглавляет райком, только другой – Червоннозаводский. Не устроит ли он меня на один из «червонных» заводов?
Но Миша мне сказал:
- Для тебя у нас ничего нет. Однако вот из Ленинского райкома пришла как раз вчера телефонограмма: там районной конторе Утильсырья нужен молодой расторопный парень. Съезди – поговори.
Еду через весь город на унылую и пыльную улицу Котлова – бывшую Большую Панасовку (там, между прочим, вырос мой отец), долго иду в самый хвост её, вдоль одноэтажных покосившихся мазанок, захожу в ворота с вывеской: «Ленинская районная контора Главутильсырьё» (вот ведь не замечал тогда комичности подобных словосочетаний: всё у нас было ленинское – даже утиль!). В вонючем, неприбранном дворе, в какой-то развалюхе, отыскиваю кабинет заведующего конторой – товарища Чечерского (фамилия его, как и некоторые другие, в моём рассказе слегка изменена, факты – ничуть!). Не Ленин, конечно, но такой же рыжий куцопердик важно восседает за маленьким канцелярским столиком в крошечной каморке. Рядом – его заместитель, огромный, черноволосый, почему-то очень серьёзный. Сбоку от стола висит стенгазета: «За вторичные ресурсы». Хозяин кабинета, помаргивая жёлтенькими ресничками, говорит мне самым скучным и самым скрипучим в мире голосом:
- Стране нужнО’ вторичное сир’ё: железный, чугунный, цветной и всякий другой метал-лом, мукулатура, кости, тряпке и другие ценный продукт. Главк спустил нам новую единицу: «агент-организатор сбора утильсир’ё по домоуправлениях». Ми хочем узять на этот должность грамотного комсомольца. Зарплата – 450 рэ. Но если захочете.- можно заработать больше. Вот Рабинович (он кивнул головой в сторону заместителя) научит.
Рабинович молча моргнул: дескать, научим, научим….
Я подумал – и согласился: зарплата – ровно такая, как на прежней моей – «идеологической» - работе старшего пионервожатого, а где найти больше?
Пока меня оформляли, я читал стенгазету. Под её названием кривыми цветными буквами был выведен лозунг: «Собером для Родины высококачественного трап’я!» Особенности орфографии не оставляли сомнений в том, что мы с редактором – одной национальности, вот только он чуток пограмотнее…
В одной из заметок сообщалось: «Бригада товарища Коцкина собрала и сдала столько-то тонн трапок». Тут же возник и сам Коцкин – он зашёл в контору вместе с коллегой по сбору утильсырья Мошковым – несмотря на столь русскую, казалось бы, фамилию, тоже несомненным нашим соплеменником. Оба - весёлые, чем-то очень довольные, оба – в несусветной рванине. Тут меня позвали в бухгалтерию – заполнить какую-то бумагу, эти два друга ввалились следом и стали зубоскалить на жуткой смеси русского, украинского и идиша, заигрывая с простушкой-бухгалтершей, которую Коцкин называл «кецеле» (котёночек)..
Мне была выдана «Доверенность», написанная собственноручно Чечерским на той же адской смеси языков, с изрядной добавкой «канцелярита». («Дана настоящая агенту организатору сбора утильсырья при домоуправлениях в том, что он действительно работает в Ленинской конторе Главутильсырья, которому доверяется…»).
Далее следовало перечисление доверяемых мне ценностей: это были проездной месячный трамвайный билет за счёт конторы, бланки договоров с домоуправлениями,. а также целая пачка новеньких жестяных табличек с надписями: «Кости», «Тряпьё», «Макулатура»… Как раз в это время контора в очередной раз пыталась организовать среди населения «раздельный сбор вторичного сырья», как принято в цивилизованных странах, и мне поручили раздать таблички управдомам, чтобы прибили к разным ящикам.
Я должен был заключить договора с управдомами, а потом держать с ними связь через дворников.
- Дворник собрал, например, метал-лом, - поучал меня Чечерский. – Ви собщаете нам. Ми виделяем вам машина или же подвода. Ви забираете утиль и везёте на базу. Получаете там деньги и рассчитываетесь из дворником. Ви мине понимаете?
Я его понимал: есть возможность надувать дворников, присваивая себе часть денег. Мне заранее было ясно: этого делать я не буду. Ну, что ж: ограничимся зарплатой.
* * *
В первый месяц новой службы я познал такую неограниченную свободу, какой потом не случалось мне испытывать за целую жизнь. Никто меня не подгонял, не контролировал, я колесил в трамвае бесплатно куда и сколько хочу… Управдомов можно было застать на месте в их кабинетах либо рано утром, либо к концу рабочего дня, так что, успев заключить один-два договора, я оказывался совершенно без дела и, как правило, шёл в кино (благо, ранние сеансы были буквально нипочём!) а потом, проголодавшись, заходил в какую-нибудь забегаловку (их тогда было множество) и, купив нехитрой снеди, лихо выпивал 150 граммов водки. Как я не спился – сам понять не могу. Алкоголь помогал забыться, отодвинуть на некоторое время тяжкие думы, заглушить в душе беспокойство о родителях. Иногда под хмельком являлся в институт на лекции – и однажды чуть не нарвался на неприятность.
Бравируя своей нетрезвостью (мне казалось, она делает меня взрослее моих 19-ти), стал во время занятий громко разговаривать. Одна пожилая старательная студентка (на вечернем отделении учились, в большинстве, степенные взрослые люди) оглянулась и недовольно на меня шикнула. Тогда я заполнил на её имя бланк договора о сдаче утильсырья (костей – столько-то, тряпья – столько-то, макулатуры, железа, чугуна – столько-то) и – передал ей. Бедняга чуть в обморок не хлопнулась от возмущения. Уже не помню, кто и как помог замять эту мою неуместную шутку. А ведь мне полагалось быть тише воды, ниже травы: мои документы в институте лежали без поправки на новый статус родителей, которых посадили как раз в дни, когда я сдавал приёмные экзамены. Наученный только что полученным в школе горьким опытом (пооткровенничал с начальством!) я в институте об аресте родителей не заявил официально – и, конечно, правильно сделал.
* * *
Всё-таки потихонечку договора были заключены со всеми управдомами вверенного мне околотка. Забавно было наблюдать, как по-разному, в зависимости от своей натуры, ведут себя эти хозяйственники. Один кричит:
- Ты мне предлагаешь сдать аж три тонны железа?! Да откудова я тебе столько возьму?! Рожу’??? Пиши: «Пятьсот кэ-гэ»!
Другой, наоборот, возмущается скромностью моих запросов:
- Три тонны? Всего лишь? Да вы – что? Пишите смело: «Тринадцать!»
Смешнее всего, что и осторожный, и щедрый высасывали свои цифры из пальца. И вовсе не спешили потом выполнять собственные обязательства.
Таблички тоже вручил – их даже кое-где повесили. Но граждане исправно выбрасывали в «раздельные» ящики весь мусор без разбора – ещё и обижались: «Мы вам не немцы!»
Хуже всего было с выполнением договоров. Мне не о чем было докладывать, не было повода заказывать ни машину, ни подводу. Начальство уже стало косо на меня поглядывать, ожидая и не получая «отдачи». Пришлось тормошить дворников.
Первым откликнулся активный дед Казаев. В Харькове жило в те годы тысяч тринадцать казанских татар – он был один из них. На жутко ломаном русском старый татарин сообщил: у него во дворе «многа-многа желез», Чечерский выделил подводу с извозчиком. Вдвоём мы потащились, сидя в телеге, к старому центру города, невдалеке от которого был участок моего подопечного, и я ужасно боялся, чтобы меня не увидел кто-либо из знакомых, особенно – девочек. Работа моя была, как стали потом выражаться, не из престижных, а объяснять своё положение – ну, не хотелось…
Но никто меня не окликнул,.и мы благополучно дотащились до места. Казаев с возчиком погрузили лом на телегу, я попытался заверить дворника, что не обману и отдам все деньги, которые ему причитаются, но он предпочёл сам потащиться с нами через весь город на базу, где мы сдали лом и получили квитанцию, по которой потом старику уплатили всё сполна.
Много лет спустя я встретил Казаева на «Благбазе» – харьковском Благовещенском базаре, – он продавал самодельную безделушку: белых, словно сахарных, лебедей, плавающих в жидкости, заключённой в синий стеклянный шар. Дед обрадовался мне, как родному внуку, стал меня нахваливать: «Ай маладец, маладец, не обманывал дворник!» - и очень обрадовался,. узнав, что в «Утильсырье» я больше не работаю…
Ещё была в числе подведомственных мне «дворовых рабочих», как официально именовали дворников, товарищ Курцева. О партийной даме Фурцевой – будущем секретаре ЦК КПСС и министре культуры СССР – в то время ещё и слуху не было, дворничиху я называл про себя «Курвцева» - и, возможно, было недалёк от правды. Однажды при моём «обходе» она сказала, что у неё во дворе на Рождественской лежат давно не нужные старые железные ворота. Я заказал телегу, но тут выпал снег и ударил мороз. Вдвоём с возчиком мы попытались извлечь тяжеленные ворота из-под снега и льда, но проклятое железо намертво вмёрзло в грунт, и дело пришлось отложить до весны. Мой спутник выбранил Курцеву, как извозчик, она в долгу у него не осталась, но со двора мы уехали порожнем. Возвращаться так в контору было немыслимо. У меня был, должно быть, столь несчастный вид, что извозчик меня пожалел:
- Ничо-ничо, я знаю место, где много лома, - поехали!
И действительно: во дворе только что построенного дома набрали полную телегу какой-то металлической дряни. Отвезли её на базу Втормета, сдали там за наличные, извозчик честно отсчитал мне мою половину, и это был мой первый, последний и единственный калым на той калымной работёнке.
Благородный водитель кобылы оказался очень сердобольным и сочувствующим человеком. Долгой дорогой на базу, пока мы с ним вместе тряслись на телеге, он пытался вселить в меня оптимизм, рассказывая, какую на утиле’ можно зашибить деньгу.
- Ты Коцкина знаешь? Ну, такой еврей сапатый, - говорил он без малейшей нотки юдофобства, а просто сообщая портретную деталь. – Вот они вдвоём с Мошковым присмотрели на улице кучу металлических пластинок – знаешь, какими рельсы к шпалам крепят. Там их для ремонта трамвайной линии приготовили. А наши ребята взяли грузовик, приехали, быстро покидали всю кучу в кузов и загнали её на базе как «лом».
В голосе рассказчика звучало искреннее восхищение ловкостью и изобретательностью «наших ребят». Увы, безнадёжно испорченный воспитанием, я не в состоянии был воспользоваться уроками моего учителя. Но, как мне кажется, цены на металлолом помню: тонна железа – 64 рубля, тонна чугуна – 96… Всё это. заметьте, в ценах 1950 года. (Добавляю в 1994 году: что касается цветных металлов, то они и сейчас особо лакомая добыча для российских, украинских и прочих постсоветских воров – об этом чуть ли не ежедневно нам рассказывают оттуда по телевидению…)
* * *
К нам поступил молоденький паренёк, его послали работать в бригаде Коцкина. Он мне с восторгом рассказывал, как богато у ходившего оборванцем бригадира обставлена квартира, как роскошно одевается его дочь…
– Вот только на морду плоховата, – поморщился юноша, и я вспомнил песенку, которую напевал мой приятель по институту:
Он был кавалер-импозанто,
Работал в «Утильсырьёрито»,
Носил на груди модный банто,
На танцы он часто ходито.
Носила она перманенто
И делала маникюрино.
Но всё ж, несмотря на всё энто,
Была она уродИ'но!
Ах, как было мне далеко до удачливого героя песенки… Ничего у меня не вытанцовывалось. Начальство на меня смотрело всё злей, Чечерский стал грозить: «Вот дадим вам план!»
Но добили меня зачистки.
* * *
(Добавляю в 2003 году: Стоп! Слово зачистка в последние годы, благодаря двум русско-чеченским войнам: ельцинской и путинской, а также и антитеррористической практике военных акций в Афганистане, Ираке, да и у нас здесь на территориях, наполнилось новым и страшным смыслом. Мой рассказ не имеет к этому смыслу ни малейшего отношения. И всё же. каждый раз, как слышу те сообщения, так вспоминаю свои молодые годы, когда и мне выпало участвовать в зачистках, только совсем других. Однако именно они меня, повторю, тогда доконали!)
То были совершаемые по воскресным дням специальные акции вывоза утильсырья из группы облюбованных начальством домов. Для зачистки создавали «сборную» из четы ларёчников с Благбаза, обслуживавшей там киоск по приёму утильсырья, представителя конторы, грузчика, извозчика с подводой… Теперь в такую команду стали включать и меня. Задача: въехав во двор большого дома, обходить квартиры и предлагать жильцам сдавать на месте имеющуюся макулатуру, ненужную металлическую посуду, старые калоши и прочий хлам: за деньги или в обмен на канцелярские и ученические принадлежности (ручки, тетради, блокноты), которые мы возили с собой.
Для меня настала сущая мука: в районе вблизи центра города, где приходилось действовать, жило множество моих знакомых. Страх неожиданной встречи с приятелем или, особенно, со знакомой девочкой преследовал меня ежесекундно. Вдобавок к этому, то и дело возникали неожиданные, а иной раз и скандальные ситуации.
То был густо населённый район старого Харькова, где в ветхих, переполненных людьми, мышами и тараканами домах, чаще всего – в квартирах-коммуналках, жил самый разнообразный люд: от слесаря и скорняка до актёра или профессора. Как-то раз на улице Чеботарской въезжаем во двор, где нас немедленно окружает ватага мальчишек. И наш извозчик, в приливе внезапного агитационно-пропагандистского ража, вдруг решает использовать в качестве убедительного и наглядного аргумента… меня!
– Утиль так нужОн стране, – принялся ораторствовать этот народный трибун, - что к нам на подкрепление пригнали студента! – Он указал на меня широким театральным движением руки. – Человек десятилетку окончил! (Чувствовалось, что для оратора это высочайший пик образованности). И вот теперь трудится по сбору утиля’! Так что ташшите всё, что ни попадя: там, каструли, барахло всякое, газеты…
Дети на меня воззрились с самым серьёзным видом, и я уже начал было ощущать бремя незаслуженной славы, как вдруг один мальчуган глубокомысленно и без малейшей улыбки изрёк:
– Кончу десять классов – пойду тряпки собирать!
Детвора расхохоталась. Возница замахнулся на ехидного оппонента кнутом, но было поздно: рассыпавшись по двору, ребятишки принялись кривляться, подпрыгивать и с безопасного расстояния (а мы вынуждены были быстро ретироваться) долго кричали нам вслед только что родившуюся дразнилку:
Кон-чу де-сять класс-сов –
По-йду тряп-ки со-би-рать!
В другой раз неподалёку, на улице Кацарской, тот же возчик нашёл посреди двора старый, лопнувший чугунный котёл. Мы все ухватились за богатую добычу и поволокли к подводе. Как вдруг из полуподвала, из своей квартиры, в одних подштанниках и нижней рубашке выскакивает дворник – и набрасывается на нас с кулаками: котёл он приберегал для сдачи на склад Вторчермета – какое мы имеем право? «А ну положьте назад!» И, разумеется, «мать-мать-мать»…
Просто удивительно, как мне везло: за два месяца моей деятельности по сбору вторичного сырья не то что друга-приятеля, но даже дальнего знакомого не повстречал ни разу. Однако всё же уволился: при еженедельных зачистках в районе обитания целого выводка моих друзей – не могло же мне везти до бесконечности!
Месяца четыре нигде устроиться мне не удавалось. То (на велозаводе, заводе «Серп и Молот») – не хотят принимать студента-вечерника: «У нас работа только по сменам». То – уж было совсем договорился, что возьмут учётчиком в контору Химреактивсбыт, но вдруг выяснилось: не умею считать на канцелярских русских счётах. Мать моя, работавшая бухгалтером, много раз мне показывала, как это делается, но за ненадобностью я поверхностно усвоил лишь сложение и вычитание, а до умножения-деления не дошёл… «Да я быстро научусь!» - «Нет-нет, нам нужно, чтобы человек сразу умел!» Так и не взяли…
Ещё чаще прямо, без обиняков отказывали по анкете: оба родителя сидят по страшной 58-й, «антисоветской» статье, да ещё по пункту 11: «контрреволюционная организация» (институт мер и весов, авторемонтный завод на Павловке, где мне повстречалось «ископаемое»: начальник отдела кадров – еврей, - он и отказал…). На шиноремонтном заводе было место вулканизатора каучука при односменном режиме, но женщины из отдела кадров принялись дружно меня отговаривать: «Это очень грязная работа, у нас помыться негде, в таком виде нельзя ходить в институт, а сейчас вон вы какой чистенький!»- Убедили…
Лишь летом, где-то уже в июне, счастливый случай привёл меня к слепому аспиранту кафедры философии университета, инвалиду Отечественной войны Марку Спектору. Я многим обязан этому доброму, мужественному человеку. Но о том когда-нибудь в другой раз.
* * *
Прошло ещё какое-то время, и вот, в разгар моего упоительного романа с прехорошенькой девочкой, идём мы с нею вдвоём по одной из людных улиц – как вдруг мне навстречу, откуда ни возьмись,– здрасьте: чума ходячая, дворник товарищ Курцева:
- О! Слухай, ты куды ж подевався? Приезжай ворота забирать: воны вже давно оттаялы!
(Опубликовано в еженедельнике «Окна» -
приложении к газете «Вести», Тель-Авив,
19 февраля 2004 г.)
----------------
Далее - очерк "Бирюльки" http://proza.ru/2011/06/06/50
ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ! МНЕ ИНТЕРЕСНО И ВАЖНО ТВОЁ МНЕНИЕ ОБ ЭТОМ ТЕКСТЕ, ИЗЛОЖИ ЕГО, ПОЖАЛУЙСТА, ХОТЯ БЫ В НЕСКОЛЬКИХ СЛОВАХ ИЛИ СТРОЧКАХ В РАЗДЕЛЕ "РЕЦЕНЗИИ" (СМ, НИЖЕ). = Автор
---------------