Если бы я пришел раньше

Егор Гай-Юрий Гайдук
В хирургическом отделении больницы в одной из палат, на дверях которой было написано «для участников ВОВ», лежало двое. Один, молодой человек лет двадцати пяти, а второй  - старше молодого лет на двенадцать –пятнадцать с густыми волосами, отливающими лунной сединой. Участников ВОВ в больнице в это время не было, поэтому этим двоим, надо полагать, с комфортом повезло. Комфорт подразумевал под собой двухместный номер с  телевизором, более- менее сносный ремонт в палате и отдельный туалет.

В больничной палате лежать совершенно невыносимо, и тем более,  весной. Был апрель, и молодой, которого только что поместили в палату с седым, с печалью  восхищался: как прекрасен город весной и как бесподобны и прелестны девчонки. А он лежит здесь и ничего этого не может видеть.
- Представляешь,  -говорил он седому, - в прошлом году был в автобусном туре по Европе. Ну, там  Австрия, Италия, Словакия, Польша. И нигде нет таких прекрасных девушек, как у нас. Я так радовался возвращению, и с таким нетерпением ждал, когда пересеку польскую границу. Как только первая очаровашка попалась на глаза, вздохнул с облегчением.
Судя по его интонации,  увидел он первую очаровашку уже на белорусском таможенном посту.
Седой молчал. Лежал неподвижно. Казалось болтовня молодого его не интересовала, но глаза говорили об обратном. Ресницы время от времени сочувственно вздрагивали, и, не отворачивая пристальных глаз от молодого, он понимал его необузданно-залихватскую  радость.
-Утром идешь, -продолжал радоваться жизни молодой. – Вроде небольшой морозец, но солнце уже светит вовсю, небо яркое, облака молочные, не зимние. В общем, пахнет –то весной. Девчонки, уже животики оголили, колготки яркие надели, юбчонки-мини. Одно удовольствие смотреть на них.
Молодой замолчал. Посмотрел на седого, удивляясь, почему же тот не разделяет его весенних эмоций. Но спохватился:
- Извини, я наверно надоел тебе своими разговорами.
Седой вздохнул:
-Ты совершенно прав, - весна это как второе рождение, -говорил он тяжело, прерывая слова глотанием. Но в каждое слово вкладывал такую жизненную силу, что молодому стало не по себе. Молодой притих, осознавая, что сейчас должно произойти нечто особенное и важное в жизни этого еще не старого, но умудренного опытом человека.
- Ее звали Жанна. Кто-то мне шепнул, когда мы вместе были на какой-то вечеринке, что какое некрасивое имя. Может быть и некрасивое, но я каждую ночь засыпал с этим именем на губах. Для меня Жанна – это молитва.  Она стала моим ангелом-хранителем. В общем, Иоанна…
Познакомился я с ней в прошлом году в санатории на Нарочи. Лето выдалось холодным, но меня это никак не смущало.
Встретил меня тогда промозглый моросящий не летний дождь. Озеро задыхалось в сплошной пелене серого водного мрака, сливаясь с небом и простираясь над головой. Но такая тьма не мешала мне радостно вдыхать лесной озоновый воздух, и ощущать блаженство встречи с природой.
Сносно устроившись в номере, вечером на следующий день, пошел прогуляться. Не знаю почему, но какая-то неведомая сила потянула меня в соседний санаторий.  А может быть музыка привлекла. Там на час раньше, чем у нас, вечер отдыха начинался.  Зал был полон. Я пригласил какую-то женщину, тактично пытавшуюся подстроиться под меня. Она что-то говорила, но сквозь повышенные децибелы музыки, я ее не слышал. Честно говоря, не хотел ее ни слышать, ни слушать. Я только, всякий раз, вежливо кивал головой, когда она делала паузу.
А потом. Потом начало происходить со мной что-то невероятное. Вдруг, как бы из ниоткуда до меня донесся мягкий и нежный голос, от которого неожиданно вздрогнул:
  -Как он красиво танцует…я бы…,- дальше я не разобрал, потому что обрывки слов резко уходили куда-то вверх…
  Партнерша удивилась:
-Что с вами?
 Я странно посмотрел на нее и пожал плечами:
 -Ничего.
  Ну, странности тогда хватало. Но это был не ее голос. Как клоун в цирке, я вертел головой, и пытался определить загадку.   Было очень душно. Решил отдохнуть, поэтому следующий танец пропустил. Сидя на скамье в гордом одиночестве,  опять услышал:
-Да, действительно, здесь не с кем танцевать. И какие-то обрывки фраз. Это было невероятно. Мне стало страшно. Раньше со мной такого не было. И, наконец, мои глаза увидели то, что отразилось в сознании. Не увидеть ее было нельзя. По ту сторону шумной и веселой компании танцующих,  в том же состоянии одиночества, стояла она. Было ей лет тридцать. Длинные рыжие волосы. Издали она казалась такой чистенькой и аккуратненькой. Носик без изъянов, горбинок. Тонкие губы. И ее глаза. Большие. А над ними, как крылья бабочки, ресницы. На ней было черное платье, так, подчеркивавшее ее изящную фигурку. На фоне громадных  окон зала, за которыми качались вековые сосны, безнадежно опустив руки, она как безгрешная лесная нимфа, через мелькающие спины и лица танцующих, девственно и спокойно смотрела на меня.
  -Мне… Вами… потанцевать, - доносились куски фраз, и мне так стало жутко. Теперь я точно знал, что слышу слова, исходящие от нее. Вот и все. Сразу стало все на свои места. Я читал ее, она читала меня. На расстоянии. Вот так. 


Седой замолчал. Было слышно, как он сглотнул, и издал звук, похожий  на то, чтобы заглушить рыдание. Но он сумел подавить плачь.  А вот слезу задержать ему не удалось. Она скатилась по щеке, и оставила мокрый след, который сразу же  стал высыхать.
Молодой тихо спросил:
-А что было дальше?
-Извини, тяжело мне все это вспоминать. Она была очаровательна и великолепна. Моя правая рука бережно держала ее талию, и каждый миг выстраивался в осмысленный восхитительный танец. Было этакое искусство пластики. Когда мы вышли из душного зала, и пошли по темным аллеям, освещенным неярким опаловым светом фонарей, яркий диск луны таинственно качался над кронами деревьев и еще больше и больше усиливал загадочность нашей необычной встречи. Нам не зачем было говорить вслух. Мы и так понимали друг друга. Молчали говоря, или говорили молча. Не знаю, как правильно. Очень хотелось ее поцеловать, но  она была не готова. А мне было так стыдно. Она, зная такое порочное состояние, нарушив молчание, сказала:
-Не надо стыдиться. Это ж так естественно. 
Необыкновенная женщина была.
 Потом мы вышли к озеру.  Смотрели на него.   Над озером и в озере плыла луна. Лежала, качаясь в мелкой ряби, не погасшая полоса бледно-желтого лунного света, пугливо освещая прибрежную черноту леса.
  -Потрясающе, - вместе с ее мыслями, почти в унисон шептали я и она.
Мы, как в состоянии нирваны, долго стояли и молчали, созерцая всю эту неповторимую ночную прелесть светящейся воды, нарисованную невидимой рукой бессонного художника.
  -Пойдем, ты меня проводишь. Уже поздно, и я немножко озябла,- она начала укутывать себя руками.   Возле корпуса мы присели на скамью, отделанную замысловатыми переплетениями из толстой декоративной проволоки, окрашенной в черный цвет. Ее черное платье при свете фонаря смешивалась с этим узором ночных красок. Органичность существования, подумал я. Июльская ночь отдавала металлом прохлады, и она попросила обнять ее.
При свете фонарей ее жесткие шелковистые волосы отливали бронзой. Конечно, я обнял ее. Очень близко увидел лицо. Глаза ангела. Просто было что-то такое сказочное и неправдоподобное. Ее тонкие руки с музыкальными пальцами, на которых расположились коротко подстриженные маленькие ноготки без маникюра.  В общем, Ангел в моих объятьях.


-Так ты что, даже не поцеловал ее тогда? – спросил молодой.
-Да подожди ты.


На следующий вечер мы решили, что проведем на старой барже, переделанной под танцплощадку. Противно липли комары. Отмахиваясь от назойливых насекомых, мы почти взбежали на причал, вернее подобие причала – длинная металлическая конструкция похожая на пешеходный мост, заканчивалась баржей, где народ отдавался эйфории массовых развлечений. Один единственный небольшой корабль, переоборудованный под кафе и музыкальную рубку для капитана-ди-джея.
Было здорово смотреть на чернь бесконечной водной глади, разрезанной лунным потоком света, который выхватывал маленькие, чуть видимые острова кувшинок. Под ногами, отдавая бледную, еле заметную желтизну песка, стелилось дно. Словно маленькая частичка солнца скрывалась в этой тьме, уходящей вдаль в бездонную глубину, где отражалось небо и белая дымка курчавых облаков.
Какая–то юная поп-звезда запела про «зажигают звезды…» и мы пошли воплощать томительную энергию в медленные ритмы движений. Когда луна ушла вверх и стала небольшим ярко-белым кругом, а ночь затаилась перед рассветом, мы возвращались. Болтали обо всем. И конечно без глупостей не обошлось. Я имею ввиду те идиотские вопросы, которые задают мужчины женщинам, когда понимают, что надо о чем-то говорить и заполнить вечер какими-нибудь словами. У нас, почему то вышло как-то не так. Помню, что спросил:
-Почему тебя потянуло ко мне?
-Понимаешь, это нельзя объяснить. Ты какой-то необычный. -Сделала паузу, и выпалила, - другой.
 -Из другого мира,- подсказал я.
-Да. То есть нет. Ты так красиво танцевал, и мне жутко захотелось, чтобы ты меня обнял и кружил, кружил со мной...
И она замолчала.


Седой остановился  с рассказом, как будто что-то вспоминая.
Молодой не выдержал:
-Так у вас было что-нибудь?
Седой усмехнулся и продолжил свой необычный рассказ.
В августе уже прохладно, и поэтому последние теплые, летние  дни уже пугались осени и безнадежно расставались с летом, становясь короче и короче. Вот тогда мы опять встретились. Я приехал к ней на работу. В помещении никого не было. И мы спокойно могли пообщаться. Ее густые вьющиеся волосы, уже не совсем рыжие, а каштановые, весело игрались над аккуратным воротничком блузки. Была она тогда необыкновенно красива. Сердце готово было выпрыгнуть. Ее волнительное дыхание будоражило мое сознание, и я, вконец запутался, чьи мысли, ее или мои, толкали нас на обдуманные заранее поступки. Да, мы уже знали, что мы будем делать, хотя и не говорили об этом друг другу. Идеальное духовное единение…
Я как сумасшедший, начал вдыхать ее аромат в себя и понял, что здравый смысл мною утерян. Мои руки коснулись ее смуглых и стройных ног, с нетерпением проникли дальше, и я услышал, как она вздохнула. И в этот миг я прижался к ее губам. Как захватила, закрутила нас, та неведомая сила в бесконечной тишине зеркального отраженья двух душ.
Седой замолчал. Молодой не нарушал тишину, а терпеливо ждал, когда сосед возвратиться к рассказу.
Моя Жанна. Она всегда поражала меня своими необычными взглядами на жизнь. Хотя ничего необычного собственно и не было. Просто таких людей, как она очень мало. Ангел, одним словом. Мой рыжий ангел. Кто может сегодня похвастаться, что он живет по Библии? А ведь она жила.
Это я мог чистить свою душу раза два в год. Знаешь, такое состояние, когда понимаешь, что внутри мусор, и ты начинаешь устанавливать себе новые правила: начать жить по-новому, бросить вредные привычки, купить блокнот и красиво записывать планы на будущее или новый костюм и думать, что ты стал совсем иным человеком. Но потом, откуда-то появлялись соблазны, и ты понимал, что стало еще хуже, чем прежде.
Верь своему сердцу. Она так говорила. И это заповедь. Я всегда думал, что я  совсем не тот мужчина, который нужен ей. И совсем не богатый. Даже до среднего класса не дотягиваю. А она меня прочитала и тут же  вслух сказала:
-Мужчины с тугими кошельками в большинстве своем – люди без души. Они не интересны. У них все решено.
На мои достаточно сильные эмоции по отношению к власть  имущим, она всегда повторяла:
-Надо уметь прощать, - даже тем, как ты говоришь, у кого руки в крови. Нельзя так ненавидеть людей, только лишь потому, что их не осудили или осудили не справедливо за совершенные преступления.
Утоли же осень все печали. Когда осень наступила, –  багрово-желтая и прохладно-теплая, дождливо-невыносимая, и от того мерзкая, мы встречались редко.
Как-то меня она ошарашила. Прямо с порога, не давая читать ее мысли, сказала, чтобы я был готов к необычному и не пугался.
Я остановился и уставился на нее:
-Ты так говоришь, как будто у тебя отсутствуют конечности. Да вроде все на месте. Что-то случилось?
-Пошли, пошли, -она взяла меня под руку,- ничего не случилось. Вернее случилось, только давно.
- Ты меня пугаешь. Но мне кажется, нас уже ни что не остановит.
Я думал о том, что она, собственно, как и все женщины, мнительна.
Чуть позже, когда мы сели, я, затаив дыхание, увидел, как она собралась с духом, и выпалила:
-Знаешь у меня на спине большое родимое пятно, и тебе может быть это будет не приятно.
  -И это все? - я облегченно выдохнул.
 -Да. Это все.
  -Какая ерунда. Почему ты думаешь, что мне будет неприятно?
  -Ну, мы с тобой… вот так, наедине… в первый раз…
 -Успокойся, пожалуйста,  мой рыжий ангел. Представь, что я от этого возбуждаюсь.
  Она как-то странно посмотрела на меня:
  -Ты не такой, как все.
  Я, улыбнувшись, пожал плечами.
Когда я вышел из душевой, она скромно сидела в кресле, поджав ноги. Ее руки покоились на коленях. А в ее смущенном взгляде читалась жажда обладать мною. На ней было красивое светло-фиолетовое белье. Целовал ее всю, вдыхал её запах, а губами трогал ласковый шёлк сиреневой ткани. Свои руки, усеянные черной дымкой волос, она сначала подняла, а потом опустила их на мои плечи, и я ощутил, что этого ей мало – сухие кисти ее рук нежно захватили мою голову и долго держали.
Она ничем ни пахла. Скорее пахла стерильностью, от чистоты которой у меня помрачнели глаза и зашкаливало сердцебиение до невозможности вымолвить хоть слово.
-Давай ляжем, - прошептала она, не отпуская меня. Подняв её на руки, я мягко опустил на ложе. Обнажая её всю, меня закрутило вихрем страсти, в надежде её бесконечности. Нежно, не спеша, растягивая удовольствие, освободить женщину от воздушного белья, - это получить неимоверный восторг от покорения той звезды, которую ты так долго искал.
Она лежала вся бледная и беззащитная. Фигурка у нее была приятно-пропорционально сложена. Ничто её не портило: ни слегка узковатые плотные бёдра, ни кожа, вдруг ставшая гусиной от холода. А её груди, полно налитые молодой упругостью нехотя помещались в моих ладонях. И я не удержался и восхищенно воскликнул:
 -У тебя очень красивая грудь!
 Она лежала не шелохнувшись, как будто боялась себя обнаружить. Ни малейшего движения. Только в глазах замерла некая потусторонняя застенчивость.
 -Что с тобой? – ведь я должен ощущать её движения…
 О черт, она стеснялась меня,- я вторгся в запредельную часть её сознания, –невероятно. Женщина вся предо мной на ладони, и стеснятся…
 -Все хорошо, ты не обращай внимания на меня, я должна привыкнуть к тебе.
 И я, теперь уже с новым вдохновением, принялся целовать её, опускаясь все ниже и ниже...


Седой снова  остановился. Молодой понимал, что ему нужен небольшой отдых.Седой вздохнул и продолжил.

Кстати. На её шоколадной спине, как на портрете неизвестного художника, вырисовывался смутный образ-анфас воскресшей Девы Марии, - я  тогда обомлел от божественности её родимого пятна. Поистине настоящий ангел.
И вот апрель.
Это была наша последняя ночь. Я смотрел в окно. Над серыми крышами домов в еще оставшейся помрачневшей синеве неба, замерла, медленно превращающаяся в багровый шар, луна. Время как будто остановилось…
В сверкающей полутьме столичных огней, она как сошедшая с небес Венера, покрытая шоколадом, и нагая стояла предо мной. Я обнял ее, и с какой-то дерзостью положил на постель...
А на следующей день, как обычно, мы договорились встретиться  на перроне станции метро в 6 часов вечера. Она никогда не опаздывала. Приходила заблаговременно и садилась на скамейку.


Седой еле сдерживал рыдание. Глубоко вздохнул, выдохнул. Рукой поправил одеяло, и Молодой увидел, что там, где должны быть ноги Седого, большая вмятина.
-Если бы я пришел раньше…

Утром, когда Молодой еще спал, пришла санитарка и стала убираться.
Стук швабры разбудил Молодого. Он открыл глаза. Посмотрел на соседнюю кровать. Она была пуста.
-А что соседа в другую палату перевели? – спросил Молодой.
-Ага, в другую. Умер твой сосед. Сердце не выдержало, - буднично сказала санитарка, подняла с пола газету, скомкала ее и бросила в пакет для мусора. Времени на чтение газеты у нее не было. А там было написано:


«11 апреля 2011 года в 17 часов 56 минут на перроне станции метро «Октябрьская» при остановке электропоезда, двигавшегося от станции «Площадь Победы»  в сторону станции «Площадь Ленина», произошел взрыв. В результате взрыва в бетонном полу перрона образовалась сквозная воронка диаметром свыше 80 см, произошло частичное разрушение вагона поезда и обрушение металлических и других строительных элементов обшивки станции, рекламных щитов и эскалатора. По данному факту возбуждено уголовное дело, создана совместная следственная группа.  По предварительной информации, погибли 11 человек, пострадали 126 человек».