6. Нормативный прогноз и верификация данных.
Конечный продукт поискового прогноза, как мы уже говорили, - не предсказание, а дерево проблем, которые надлежит решать средствами управления.
Исходное звено нормативного прогноза - помимо само собой разумеющейся базовой модели - дерево целей, задаваемое критериями целеполагания, как одной из форм конкретизации управления. А конечный продукт нормативного прогноза - дерево решений, выработанных на основании сопоставления с данными эксплорации и “взвешенных” на предмет минимизации нежелательных последствий. Таким образом, технологические прогнозы в сфере предвидения органически связаны с решениями в сфере управления. И “на входе”, и “на выходе”. От начала и до конца
Без такой связи технологическое прогнозирование теряет смысл.
Для поискового прогноза главное - анализ тренда, точнее, “максимизирующих” и “минимизирующих” факторов, позволяющих развернуть шкалу эксплораторных сценариев и вернее определить наиболее вероятные значения. Для нормативного прогноза главное - оптимизация тренда, предполагающая, как уже говорилось, определение сначала идеального состояния прогнозируемого объекта /без учета ограничений прогнозного фона/, затем его оптимального состояния /с учетом таких ограничений/, наконец, выхода на прогнозные нормы, более тесно” привязывающие” оптимум к специфике конкретного объекта к конкретной обстановке
Получается еще одна шкала, но уже не от базового сценария к радикально измененным в рамках эксплорации, а как бы в противоположном направлении – от идеального через оптимальное к нормативному сценарию.
Эксплораторные сценарии базируются на экстраполяции в будущее тенденций, закономерности развития которых в прошлом и настоящем достаточно хорошо известны. Нормативные сценарии базируются на критериях оптимума - точнее, идеализации, оптимизации и нормативизации объекта. В свою очередь, критерии оптимума логически проистекают из той или иной системы ценностей, порожденной соответствующей ценностной ориентацией.
В недалеком прошлом ценностная ориентация - по крайней мере, формальная, но и фактически господствовавшая в обществе - задавалась в нашей стране идеологией марксизма-ленинизма с его жесткой иерархией социальных ценностей.
Вершину иерархии составляло пресловутое “всестороннее развитие личности” - конечная цель и самоцель развития общества. Производные от неё цели второго уровня - построение материально-технической базы социализма и коммунизма, преобразование социальных отношений из капиталистических в социалистические и далее в коммунистические на основе принципов социальной справедливости, социального равенства и социальной однородности общества, наконец, воспитание “нового человека” - физически совершенного, морально чистого и духовно богатого. Далее шли производные цели третьего и последующих уровней, связанные с решением конкретных социальных проблем общества. Они имели свою иерархию - от “высших целей”, сводившихся ко все более полному удовлетворению растущих материальных и культурных потребностей людей, до “частных целей” типа повышения производительности труда или понижения уровня заболеваемости.
Позже выяснилось, что за этой официально-парадной системой ценностей -игравшей, повторяем, действительно важную роль в жизни общества – скрывались еще по меньшей мере три, находившихся, как сказали бы истматчики, в диалектическом единстве противоположностей.
Одна представляла собой весьма живучие останки тысячелетней цивилизации, подорванной в “коллективизации сельского хозяйства” 30- х годов и окончательно погребенной при массовом переходе подавляющего большинства нашего населения в 60-70-х годах от традиционного сельского к современному городскому образу жизни. Высшие ценности этой цивилизации - вера, надежда, любовь, милосердие, трудолюбие, семья и отечество, уважение к старшим и смирение перед судьбой, самоотверженность и человечность - помогли выжить в нелегкой тысячелетней истории государства российского и особенно в жуткие годы Гражданской войны, “раскрестьянивания”, “большого террора” и Великой отечественной. К 80-м годам от всего этого мало что осталось, и сегодня мы пытаемся реанимировать погубленное совсем в иных условиях - в обстановке тотального оподления, оглупления и остервенения людей. От того, когда и насколько это удастся, во многом зависит обозримое будущее нашей страны.
Вторая диктовалась противостоянием “двух лагерей на мировой арене” и требовала наращивания военной, экономической, технической мощи, а также одушевления народа, его готовности к жертвам “ во имя победы коммунизма”. Тут уж и речи не было о “развитии личности” или “новом человеке”. На первое место выходили “государственные интересы”, как они тогда понимались.
Наконец, третья диктовалась особенностями человеческой натуры, мало изменившейся за тысячелетия существования рода гомо сапиенс, психологией и социальной психологией людей, стремящихся прежде всего удовлетворить свои потребности в самосохранении /питании, одежде, жилище, сохранении здоровья и воспроизводстве потомства - последнее опосредованно сексуальными потребностями/, а уж на этой основе в самоутверждении /уважении со стороны окружающих и на этой основе в самоуважении/, в саморазвитии и самореализации личности.
Для наиболее социально активных /или удачливых/ это означало в условиях советской действительности стремление прежде всего к повышению своего формального статуса и престижа, к власти, которая автоматически давала максимум возможного в удовлетворении прочих потребностей. Любой ценой. В том числе бесцеремонным попранием как официальных ценностей, так и государственных интересов, не говоря уже о “пережитках прошлого”.
И вот официальная система ценностей рухнула, увлекая за собой и чудовищно деформируя остальные. На месте обанкротившейся идеологии оказалась “дезидеологизация общества” - дикая мешанина из останков марксизма, зачатков самых различных верований, от христианских до индуистских, элементов самого отъявленного нацизма. Помножьте все это на упоминавшуюся тотальную деморализацию, дезинтеллектуализацию, патопсихологизацию общества - и вы поймете трудности экспертов, которым надлежит вырабатывать критерии идеала, оптимума, прогнозных норм.
Вот почему необходимо повышенное внимание к методолого-методической стороне дела, строгого соблюдения принципов технологического прогнозирования, чтобы не дать эмоциям захлестнуть рассудок.
Каким, например, можно представить себе идеальное состояние человечества сегодня, после крушения марксизма?
Нередко встречается идеализация прошлого - как предреволюционного, так и более отдаленного. Правомерна ли она?
Разумеется, в прошлом было не только плохое. Немало и того, что не мешало бы сохранить для сегодняшнего и завтрашнего дня. Мало того, есть основания подозревать, что века существования человечества, предшествовавшие ХХ-му от Рождества Христова, можно было бы по некоторым важным критериям назвать естественным /или квазиестественным/ состоянием жизни людей, тогда как в нашем сегодняшнем бытии немало противоестественного.
Напомним, что в начале истекающего столетия менее1% населения земного шара в центрах крупных городов мира вело современный городской образ жизни, похожий на наш сегодняшний. Тогда как более 99% в деревнях и малых городах, по окраинам крупных городов вели, как и века перед тем, традиционный сельский образ жизни. Сегодня от такого образа жизни ушло практически все население развитых стран мира - даже в фермерских коттеджах, а также растущая часть населения развивающихся стран, все более масштабно переселяющегося в города и скучивающегося в крупных городах.
Так что вопрос о том, что в нашей жизни “естественно”, а что “противоестественно”, приобретает особую актуальность, и нам придется не раз возвращаться к нему в своем месте.
Однако мы знаем о прошлом и человечества, и собственной страны слишком много, чтобы безоглядно идеализировать его. Нам известно, что традиционный сельский образ жизни в его, так сказать, чистом виде предполагает тяжелый продолжительный физический труд для всех, от детей до стариков, низкую продолжительность жизни из-за огромной детской смертности, гибельных болезней, опустошительных эпидемий, периодического голода. Предполагает жесткую патриархальную дисциплину с постоянным контролем общественного мнения окружающих над жизнью каждого, с детальной регламентацией, можно даже сказать, ритуализацией мельчайших элементов труда, быта, досуга. Предполагает жесткую предопределенность круга общения, в том числе выбора спутника жизни.
Мы можем искать аналоги всего “естественного”, что было в прошлом, чтобы минимизировать “противоестественное” в настоящем и будущем, но вряд ли найдется много желающих вновь окунуться в патриархальщину, со всеми её вышеописанными прелестями. Да если бы и нашлись - жизнь не позволит повернуть время вспять, сколько бы жертв ни устлали мост из настоящего в прошлое.
Еще меньше оснований идеализировать прошлое собственной страны.
Сколько бы и чего бы в нем ни было хорошего, факт остается фактом: и накануне 1917-го и накануне 1991-го подавляющее большинство населения, от забитых крестьян до преуспевающих дельцов, было очень недовольно положением дел, стремилось изменить его любой ценой.
Правда, цена в обоих случаях оказалась непомерной.
Да и объективно что привлекательного может быть в авторитарно-патриархальном государстве, наподобие персидского царства или хазарского каганата, с нищетой и забитостью народа, с наглым лихоимством всех власть имущих, со всеми теми “ужасными чертами нашего народа”, о которых писал Салтыков-Щедрин и которые составили его “Историю одного города”, вряд ли прекратившую течение свое вплоть до сего дня.
Что же касается общемировых масштабов, то напомним, что в даже в сравнительно недавнем прошлом счет мирового народонаселения шел на сотни миллионов, да и те, при всех стараниях, не имели возможности сильно запакостить земную поверхность. А сегодня нас почти шесть миллиардов и в обозримом будущем будет десять-двенадцать, причем загрязнение окружающей природной среды идет сумасшедшими темпами и масштабами. Теоретически многое можно еще поправить, но практически в нашем распоряжении осталось всего несколько десятилетий, пока глобальные проблемные ситуации, стремительно перерастающие в критические, не станут катастрофическими.
Таковы жесткие объективные рамки, в которых экспертам предстоит разрабатывать конкретные критерии дерева идеальных, оптимальных и нормативных состояний прогнозируемого объекта. В еще более суровых рамках оказываются эксперты, которым предстоит оценивать желаемые изменения в будущей истории России. Здесь нет даже того полувека, который футурологи “отпускают” человечеству для спасения от катастрофы переходом от существующей гибельной цивилизации к спасительной альтернативной. Здесь речь идет о 1-й четверти ХХ1 века.
Каким можно представить состояние России, к которому стоило бы и следовало бы стремиться в обозримом будущем двух-трех ближайших десятилетий?
1. Восстановление хозяйственных связей, но уже не на казарменно-принудительной, а на нормальной рыночной основе, как во всех цивилизованных странах. Или, что то же самое, нормализация экономики, стабилизация производства и его дальнейшее динамичное развитие на основе возможно более широкого размаха предпринимательства, защищенного государством от уголовного и чиновного рэкета, от подавления отечественной промышленности и сельского хозяйства более могущественными сегодня иностранными монополиями. Сколько глаз видит вперед, нам даже отдаленно не приблизиться в этом отношении к США или Японии, Швеции или Швейцарии, даже к Чехии или Венгрии. Но вполне в пределах реального встать на уровень Польши или Турции, Словакии или Словении - государств, не имеющих, в отличие от нас, никаких значительных природных богатств, однако выгодно отличающихся по степени экономической стабильности и социального благополучия, скажем, от Албании или Боснии, в компании которых мы пребываем до сих пор.
2. Установление жизненных стандартов населения хотя бы на уровне “среднеразвитых” стран мира, т.е. без особых роскошеств по части благоустроенных особняков и модных курортов, автомашин и яхт, разной национальной ресторанной экзотики и пр., но с приличным, по современным мировым стандартам, жильем, удовлетворительным транспортом - общественным для большинства, личным для автолюбителей, - удовлетворительным ассортиментом прод- и промтоваров, доступных по ценам и без очередей, возможностью хорошо отдохнуть вечером, в выходные дни и во время отпуска не только “дикарем” и не обязательно по-дикому.
Для этого необходимо только одно: чтобы 80% населения пребывали не в низше-среднем и низшем, а в среднем и высше-среднем классах общества. Как это и имеет место в сравнительно благополучных странах мира. Но для этого необходимо, чтобы подавляющее большинство населения стали собственниками-предпринимателями, а не оставались люмпенами, тщетно ожидающими жалких подачек со стороны нуворишей и их государства.
3. Стабилизация политической жизни страны на основе действительного, а не фиктивного разделения властей. С конкуренцией не авторитарных “хозяев”, а реальных политических программ, правящей и оппозиционных партий, абсолютной подсудностью любого чиновника - от последнего управдома до премьер-министра и президента страны - буде кто нарушит закон. Только при таком порядке вещей каждый регион, каждый город получил бы возможность полноценного социально-экономического развития без дискриминации любых национальных меньшинств, какими бы они ни были.
4. Стабилизация семьи на уровне “среднедетности”. В сложившихся условиях это 3-4 ребенка в среднем на семью, чтобы обеспечить нормальное воспроизводство поколений. Это реально только при высоком социальном статусе прочной семьи, минимизации разводов, полноценном государственном иждивении всех без исключения детей, возможности для женщины-матери посвящать необходимое время воспитанию детей без ущерба для своего социального статуса и престижа.
5. Реальная возможность для каждого получить образование и последующее рабочее место сообразно личным склонностям-способностям и общественной потребности. Это реально только если как следует поставить образование родителей и дошкольное образование, дополнить всеобщую неполную среднюю школу столь же всеобщим профессиональным образованием молодежи 16-20 лет на уровне лучших колледжей, дифференцировать специальное высшее образование на бакалавриат, магистрантуру и докторантуру, развернуть системы постоянного повышения квалификации и периодической переподготовки кадров, общего самообразования взрослых, дополнительного образования в школьных клубах по интересам
6. Переход в контрнаступление на триумфально наступающую пока что антикультуру, с её культами насилия, случки, наркотиков. Стабилизация всех основных типов учреждений культуры - от прессы, радио ТВ, театра и кинотеатра до музея, клуба, общественной библиотеки, парка культуры, стадиона - в условиях рыночной “индустрии досуга”, при режиме наибольшего благоприятствования со стороны государства, решительно пресекающего злоупотребление информационными системами для растления людей в своекорыстных целях. Стимулирование развития мировоззренческой, научной, художественной, этической, правовой, политической религиозной культуры, а на этой основе - культуры питания и среды обитания, общения и труда.
7. Стабилизация физической культуры и здравоохранения хотя бы на уровне “среднеразвитых” стран мира, обеспечивающем минимизацию заболеваний и среднюю продолжительность жизни, близкую к передовым мировым стандартам.
8. Стабилизация положения науки в виде системы крупных автономных университетских центров, на кафедрах которых ведутся фундаментальные исследования и организуется преподавание, включая подготовку научных кадров на уровне магистрантуры и докторантуры, а при кафедрах функционируют хозрасчетные лаборатории или их комплексы-НИИ, ведущие прикладные разработки.
9. Стабилизация расселения, с торможением “гиперурбанизации” - противоестественного скучивания миллионных масс людей в крупных и сверхкрупных городах, оборотной стороной чего является неизбежная деградация сельской местности.
10. Решительный курс на денаркотизацию общества, включая превращение курения, как во всех цивилизованных странах, из модного во все более немодное занятие, существенное повышение культуры потребления спиртных напитков и экономические меры по не менее существенному ограничению их потребления, наконец, решительная преграда на пути надвигающегося вала более сильнодействующих наркотиков.
11. Отказ от анахроничной рекрутчины под вывеской “всеобщей воинской повинности” и переход к профессиональной армии, достаточной для гарантии целостности и независимости государства.
12. Стабилизация состояния окружающей природной среды на уровне благополучных в данном отношении стран мира, с минимизацией воздушного, водного, почвенно-ландшафтного, радиационного, теплового, шумового и химикатного её загрязнения.
13. Стабилизация состояния преступности на уровне благополучных в данном отношении стран мира, с минимизацией организованной и детско-подростковой преступности, со сведением преступлений к единичным случаям, несущим неотвратимую кару.
14. Стабилизация международного положения России. Как среди бывших республик СССР, с которыми желательно возможно более тесное экономическое, культурное и политическое сотрудничество - до конфедерационных начал включительно, так и в общемировых масштабах - как полноценного члена глобальных и региональных организаций-сообществ.
Возможно, перечень черт желаемого состояния страны можно продолжить. Но, наш взгляд, и перечисленное, если держаться в рамках реальности, весьма близко к идеальному. Его можно критиковать за “приземленность” к существующим условиям, без “воспарения” к более абстрактным общечеловеческим идеалам вне времени и пространства. И за “отвлеченность” от существующих условий, которые вряд ли позволят приблизиться к такому состоянию без напряженнейшего труда и напряженнейшей борьбы. На одушевление к каковым и ориентировано вышеприведенное нормативно-прогнозное построение.
С учетом такого рода критики, выдвигаются два критерия идеализации нормативных моделей. Во-первых, критерий реальности, отсекающий все заведомо несбыточное - по крайней мере, в первой четверти ХХ1 века. Во-вторых, критерий конкретности, требующий, чтобы идеал, не говоря уже об оптимуме, формулировался не “вообще”, а применительно к определенным процессам и явлениям. С учетом этих критериев все остальное можно сформулировать сообразно цели и задачам, особенностям объекта, предмета и проблемы каждой прогнозной разработки. Понятно, на этом уровне формулирование желаемого состояния существенно осложняется.
Продолжая наш иллюстративный ряд, вновь возьмем для примера столицу нашей родины Москву. Какой представляется Москва первой четверти ХХ1 века в идеале и по каким именно критериям?
Первое. Это должен быть город, удобный для комфортного проживания москвичей. Никакие другие соображения не могут побудить пожертвовать комфортом жителей во имя каких бы то ни было целей. Кроме, разве, каких-то чрезвычайных ситуаций типа крупномасштабной войны или стихийного бедствия. Любые другие цели будут заведомо антигуманны и потому принципиально неприемлемы.
Второе. Этот город, поскольку он является столицей Федерации и одного из её субъектов - Московской области, не говоря уже о том, что сама Москва равно-масштабна по населению целой Швеции, должен полноценно исполнять свои тройные столичные функции, для чего должна быть создана и поддерживаться соответствующая инфраструктура.
Третье. Этот город, как крупный культурно-университетский, информационный, торгово-коммерческо-финансовый, туристский, промышленный, научный и медицинский центр, должен служить не только москвичам и даже не только населению области, но и всем жителям Федерации, а в некоторых отношениях и всему человечеству.
Эти три критерия, которые, как очевидно, довольно противоречивы и требуют “увязки” друг с другом, напрочь исключают проекты “возвращения” Москвы в пределы Садового кольца, устройства за его пределами искусственных автономных градообразований, любых чисто административных ограничений. Они оставляют единственную возможность движения к идеальному состоянию: планомерное целенаправленное сужение социальной /людской/ градообразующей базы, с минимизацией многочисленных функций столичной агломерации, “распластывающих” её по пространству области при растущей перегрузке всех основных параметров жизнедеятельности города.
Трудности нормативной прогнозной разработки неизбежно нарастают при переходе от критериев идеала к критериям оптимума, где приходится принимать во внимание довольно жесткие ограничения прогнозного фона, не оставляющие места для благих пожеланий.
В частности, оптимизация трендов обозримого будущего России, которые мы затронули выше, предполагает:
1/ Оптимальное сочетание экономических и политических средств при целенаправленном движении от социальной патологии /реализованная утопия казарменного социализма/ к социальной норме / социально ориентированная рыночная экономика развитых стран мира/. Под экономическими средствами понимается “перекрытие” принудительно-казарменных /”госплановских”/ рычагов регулирования экономики принципиально иными, основанными на балансах спроса-предложения /”рыночными”/. Под политическими - государственное регулирование рыночных процессов с целью минимизации различных своекорыстных устремлений, идущих во вред широким слоям населения и даже прямо гибельных для общества.
/Например, искусственно создаваемый ажиотаж мнимого дефицита с целью взвинчивания цен, сбыт заведомо недоброкачественной продукции, сверхприбыль при монопольно высоких ценах, хищничество перекупщиков, уголовный и чиновный рэкет и пр./. Конечная цель - превращение возможно большей части обездоленных и люмпенизированных слоев - подавляющего большинства населения современной России в класс собственников - предпринимателей и высококвалифицированных работников, с возрождением живительного, но придушенного духа предпринимательства как основы возрождения экономики страны.
2/ Оптимальное сочетание экономической и культурной самодостаточности всех субъектов Российской федерации, без деления их на “донорские” и “дотационные”, “национальные” и неизвестно какие, и всесторонней интеграции их по примеру Соединенных Штатов Америки и Европейского Союза. Конечная цель - преобладание центростремительных сил в самих субъектах Федерации над центробежными. Кстати, сказанное, с известными модификациями, относится к странам СНГ, и не только к ним.
3/ Оптимальное сочетание социальных ролей женщины-матери как участницы общественного производства и как главной хранительницы семейного очага, главной воспитательницы детей, без чего они неизбежно превращаются в звериные стаи криминализованной шпаны. Ясно, что все попытки ограничения “бабьей дороги” пресловутыми “печью и порогом” изначально утопичны, потому что современное общественное производство немыслимо без женщин, признанных, кстати, в отличие от минувших веков, равноправными членами общества и такими же людьми, как и мужчины. Но не менее ясно, что чрезмерная загруженность женщин на производстве и дома не только вредна для них, но и все менее реальна чисто практически, поскольку механизация-автоматизация-компьютеризация производства сокращает миллионы рабочих мест, а частное предпринимательство исключает всякие декретные отпуска и для предпринимателей, и для нанятых ими работников. Оптимум видится в дифференциации женщин на основные их социальные типы: полностью отдавших себя общественному производству, желающих сочетать работу на производстве с полноценным воспитанием детей, желающих полностью сосредоточиться на роли матери-хозяйки дома - и в создании “режима наибольшего благоприятствования” каждому из перечисленных социальных типов
4/ Оптимальное сочетание общего и профессионального образования, подготовки дипломированных и недипломированных работников народного хозяйства. Достижение такого оптимума видится на путях дифференциации школьных программ на “базовые”, “продвинутые”, “коррекционные”, “ознакомительные” и “специализированные”, чтобы максимально содействовать успешности учебы для школьников с разными наклонностями и способностями. Немалую роль может сыграть в этом отношении гуманизация, гуманитаризация, демократизация образования.
Под первой разумеется отказ от огульного подхода к учащимся, от “репрессивной педагогики”, от всякого унижения личности ученика. Под второй - развитие культуры школьника: мировоззренческой, научной, эстетической, этической, правовой, политической, религиозной. Под третьей - нормальное взросление ребенка, подростка, молодого человека, развитие у него способности самостоятельно принимать адекватные решения во всех случаях жизни. Наконец, свою роль должны сыграть упоминавшиеся выше учебные заведения для молодежи 16-20 лет, позволяющие получить достаточно хорошее общее и профессиональное образование путем базовой подготовки и продолжительной производственной практики стажером по месту будущей работы, со сдачей общеобразовательных и профильных минимумов по типу аспирантских. Все это позволит выбирать свой путь в общественное производство не погоней за псевдопрестижным дипломом, а сообразно своим реальным способностям и наклонностям. Просто же диплом целесообразнее получать в подсистеме общего самообразования взрослых.
5/ Оптимизация социальной организации науки подразумевает ликвидацию упоминавшейся китайско-берлинской стены между “академической”, “вузовской” и “отраслевой” наукой, сугубое внимание к двум “столпам”, на которых держится всякая наука - талантливым ученым и способной к науке молодежи, при возможно более гуманном избавлении от накопившегося “балласта” в виде разного рода “околонаучной публики”, преимущественно прелонного возраста. Это требует коренного изменения системы подготовки научных кадров, с решительным отказом от её профанации в виде псевдозащиты квазидиссертаций старцами предпенсионного и тем более пенсионного возраста, с переносом центра тяжести на университетскую докторантуру для способных молодых людей на третьем, а не на пятом-шестом десятке лет жизни. Это требует изменения и принципов оплаты научного труда: не по надуманным степеням-званиям, а по реально проделанной работе.
6/ Оптимум в социальной организации здравоохранения предусматривает дифференциацию медицинского обслуживания на благотворительные лечебные учреждения /желательно под эгидой церкви, так как здесь главным стимулом деятельности является милосердие, но все же с достаточно высоким уровнем оплаты персонала за счет разноканальных поступлений - не обязательно одних лишь государственных, и очень высоким социальным статусом такого персонала/, на страховую медицину для большинства населения, уже начинающую шаг за шагом внедряться в нашу жизнь, и на платную медицину, вплоть до семейных врачей, для состоятельных слоев населения.
7/ Оптимум в социальной организации функционирования учреждений культуры сводится к разумному сочетанию начал рыночной “индустрии досуга” и государственного регулирования деятельности этой “индустрии”, во избежание разного рода своекорыстных посягательств на общественные интересы, вплоть до фактического растления людей порнографией, сценами насилия, пошлой рекламой.
Речь не о возвращении ко временам произвольных запретов, печатания разной макулатуры разных титулованных авторов, чтобы пускать затем под нож невостребованные миллионные тиражи, производства фильмов для пустых залов, содержания театров с пустыми залами и.т.д. Речь о законах, согласно которым любое антиобщественное деяние наказуемо. В том числе и в области культуры. А также о государственной поддержке приобщения людей - и в первую очередь молодежи - к сокровищнице мировой и отечественной культуры. Не забывая о том, что такое приобщение означает не только потребление, но и воспитание человека - производителя культурных ценностей.
8/ Поиски оптимума в сфере расселения затруднены давним крахом прожектов “оптимального города”, оказавшегося на деле надуманной абстрактной схемой, не только не имеющей ничего общего с реальной жизнью, но и приведшей к трагедии множества деревень, объявленных “бесперспективными”. Думается, однако, что и здесь вместе с мутной водой утопизма выплеснули живого ребенка. Ведь проблема, как быть с уже упоминавшейся “гиперурбанизацией” и прогрессирующей деградации сельской местности, отнюдь не сошла с повестки дня. При реконструкции существующей застройки и тем более при строительстве новых городов вновь и вновь возникают вопросы о критериях оптимума, согласно которым любой населенный пункт должен быть предельно экономичен /в смысле затрат на каждого жителя при определенном уровне жизни/, предельно экологичен /в смысле минимизации загрязнения окружающей природной среды/, оптимально сочетать в себе все лучшее, что дает людям город /прежде всего, коммунально-бытовое обслуживание/ и село /прежде всего, доступ к “природе” и теплота человеческого общения/, наконец, весьма желательна пешеходная доступность мест работы /учебы детей/, покупок, отдыха, развлечений. Так что проблема остается.
9/ Не менее трудны поиски оптимума в сфере охраны окружающей природной среды. То, что Россия, вместе со всем миром, но с особенной “расейской” бесшабашностью, стремительно движется к экологической катастрофе, исключает возможность сохранения существующего положения вещей в обозримой перспективе. С другой стороны, столь же невозможно вернуть природу к временам не то что столетней, но даже десятилетней давности. Теоретически путь к стабилизации положения ясен: “безотходное” производство и потребление, плюс самый настоящий культ чистого воздуха, чистой воды, зелени, тишины, “чистых” источников энергии, уже упоминавшейся пешеходной доступности всех пунктов среды обитания, “естественности” продуктов питания /в смысле минимизации в них химикатов/, предметов одежды и обихода /в смысле минимизации в них пластиковых материалов/ и пр. Но как пройти этот путь практически, при существующей экологической культуре населения и памятуя, что каждый последний процент “безотходности” возрастает экспоненциально?
Остается определять рубежи, которых реально можно достичь по части “безотходности” и экологической культуры населения. Возможно, потребуется разработка специальной этики отношения человека с природой /”экологической этики”, “экоэтики”/. Где нормы поведения предписывались бы столь же жестко, как и в этике межличностных отношений.
10/ Странным кажется на первый взгляд применение понятия “оптимум” к сфере охраны общественного порядка. Мы слишком привыкли оперировать здесь совершенно другими понятиями типа “ликвидировать”, “искоренить” и пр. - правда, с нулевым и даже с минусовым практическим результатом. Однако постепенно приходит сознание того, что преступность невозможно ликвидировать. Примерно по тем же причинам, по которым невозможно “ликвидировать”, скажем, заболеваемость. А ведь преступность - та же болезнь, только общества в целом. Раз болезнь - необходима профилактика, лечение и вновь профилактика выздоровевших.
В отношении преступности это означает повышение эффективности милицейской службы по типу всех цивилизованных стран мира, неотвратимость наказания, достаточно устрашающего для преступника, дифференциацию мест заключения не по статьям Уголовного кодекса, а по социальным типам преступников, дабы исключить “воспитание” начинающих или случайных закоренелыми, наконец, более эффективное содействие органам правопорядка со стороны возможно более широких кругов общественности.
Оптимум в охране общественного порядка не замахивается на нечто несбыточное, а предполагает введение самого настоящего сегодня половодья преступности в обычное /”нормальное”/ русло относительного равновесия сил преступного мира и противостоящих ему органов правопорядка, опирающихся на соответственно сформированное общественное мнение - пока, увы, хаотичное - и на более основательную материальную базу.
11/ Резко изменилось понятие оптимума в сфере строительства вооруженных сил. Ушла в прошлое борьба за мировое господство, которая нами проиграна. Теперь России нужна армия, достаточная для отражения нападения на страну любого потенциального агрессора - не менее, но и не более. А сохраняется по инерции анахроничная в современных условиях махина весьма сомнительной боеспособности, но несомненно чрезмерной дороговизны для тяжко больной российской экономики. При этом парадоксальнейшим образом из армии насильно изгоняются сотни тысяч отличных кадровых военных, не мыслящих иной жизни, и насильно же загоняются в нее сотни тысяч мальчишек, идущих в казарму, как в тюрьму, навстречу всем ужасам неизбывной дедовщины. Что же произойдет при первом же серьезном испытании? Об этом можно судить по печальному опыту чеченской войны.
Конечно, подготовка обученного резерва на случай войны необходима. Но разве обязательно в форме жуткой рекрутчины Х1Х века? Разве нельзя достичь того же результата в военных колледжах, после окончания которых не обязательно вербоваться в армию? Или на военных кафедрах обычных колледжей, где на сборах и в летних лагерях за годы учебы можно подготовить хорошего солдата...
А профессиональная армия вовсе не обязательно должна быть миллионной, чтобы дать отпор агрессору. Были бы хорошие материальные и моральные стимулы службы в такой армии. Напомним, что пять тысяч чеченских профессионалов сковали полмиллиона российских непрофессионалов. Неужели этот урок истории останется втуне?..
12/ Странно выглядит на первый взгляд понятие оптимума и в сфере наркотизации-денаркотизации общества. Однако не так уж и странно, если вспомнить позорный провал с попыткой ввести по сути “сухой закон”, с одной стороны, и неизбежную мучительную агонию общества /по многочисленным имеющимся историческим аналогиям/ всего через два-три десятка лет, если продолжится теми же темпами и масштабами рост повального пьянства, с другой. При этом не надо ничего выдумывать. Искомый оптимум давно найден в странах, очень похожих на нашу родную по культуре пития.
Возьмем Финляндию /тоже, кстати, провалившуюся с попыткой “сухого закона” много десятилетий назад/. Как известно, финны неотличимы от русских по части пьянства, хотя существенно отличаются от них во многих других отношениях. Однако в самой Финляндии, в отличие от России, пьяницам не разгуляться. Существует государственная винная монополия с твердо фиксированными ценами, исключающими спаивание людей дешевыми суррогатами, но делающими бессмысленным самогоноварение, в котором финны были большие мастера. Существует сеть винных магазинов /не обязательно государственных/, исключающих соблазн опрокинуть в себя бутылку на любом углу, в любой час дня или ночи. И существует система таких наказаний за появление в пьяном виде в общественных местах и тем более за рулем, что узнаешь - закаешься на всю жизнь.
Вот почему у финнов в обычае напиваться до безобразия в специальных поездках за рубеж, чаще всего в Россию. Не заимствовать ли этот обычай и нам? А любителей выпить отправлять в Иран, где похмелье будет для них поистине отрезвляющим - скорее всего, на виселице.
А вот как быть с “оптимумом” в отношении более сильных наркотиков – не знает ни один эксперт. Наверное, тоже как в Иране?..
В качестве заключительного примера, по уже заведенной в настоящей работе традиции, попытаемся представить себе оптимальное состояние Москвы в обозримом будущем. Общеизвестные суровые ограничения прогнозного фона заведомо исключают в ближайшие годы те идеальные черты желаемого состояния, о которых упоминалось выше. Но не могут бесконечно продолжаться и наблюдаемые тенденции, не может Москва бесконечно “расплываться”, как клякса на промокашке. Мы уже говорили о единственно возможном пути оптимизации тенденций - о сокращении социальной градообразующей базы. Обязательно ли Москве оставаться “всероссийской барахолкой” или можно организовать любимое с древних лет занятие всякого азиата принципиально иным образом? Обязательно ли Москве сохранять тысячи промышленных предприятий - в том числе прошловековых - если для них неоткуда взять работников, кроме как из той же Азии? Обязательно ли именно в своих выморочных квартирах мыкаться более чем двум с половиной миллионам московских пенсионеров или им могут быть предложены более заманчивые условия счастливой старости? Наконец, обязательно ли Москве оставаться столицей? В иных странах для этого соорудили специальные населенные пункты...
Но если Москва - не супербарахолка, не сплошные заводы-склады на десятки верст окрест, не гигантская богадельня и не “начальство” - то что же?
В оптимуме, к которому следовало бы стремиться, Москва представляется прежде всего одним из первейших мировых культурно-туристических центров с сетью университетов, через которые должно пройти возможно больше молодежи России, и не только России. Дискуссионно? Точку в дискуссии призваны поставить именно прогнозные разработки.
В том числе нормативно-целевые.
В заключение остается сказать несколько слов о верификации получаемых прогнозных результатов.
Как уже говорилось, в обычных условиях редко возможны такие методы верификации, как параллельные /контрольные/ исследования по несколько иной методике, проверка адекватности прогностической модели построением аналогов прошлого или выведением прогноза из ранее полученных прогнозов. По сути, все способы верификации, рекомендованные специальной литературой, приходится перекладывать на плечи экспертов, которые и оценивают полученные данные иными методами, и сопоставляют прогноз с другими, полученными из других источников, и проверяют качество прогноза ретроспективным подходом, и сопоставляют данный прогноз с прежними, и используют дополнительные обоснования, либо критические замечания оппонентов и т.д. При этом решающее значение имеет подбор экспертной группы и способность экспертов самообучаться в процессе работы. Ибо, как показывает опыт, при начале почти любой прогнозной разработки эксперты обычно долго вырабатывают взаимопонимание, абсолютно необходимое для адекватных экспертных оценок.
Вот почему опыт прогнозных разработок побудил нас остановиться на мониторинге - панельном опросе одной и той же, в основном, группы экспертов, которые способны не только менять свои оценки сообразно меняющейся обстановке, но и делать их все более объективными от этапа к этапу исследования.