Престижность
1966 год был годом двойного выпуска. Кроме одиннадцатых классов выпускались и десятые, которые обучались уже по другой программе. Поэтому конкурс в ВУЗы и другие учебные заведения оказался в два раза больше, чем в другие годы. Ну, а в Университет, да ещё на мехмат, конкурс был даже среди медалистов. Как же мы удивились, когда узнали, что у абитуриентки Вали из нашей комнаты по математике и физике в аттестате… тройки. Но она не унывала и была, наверное, самой спокойной и уверенной среди нас. Первый же экзамен она не сдала, но это её ничуть не огорчило: «А я знала, что не поступлю, но не поступить в университет при таком конкурсе намного престижнее, чем в какой-то пед или мед, там ведь тоже двойные конкурсы». Она именно так и сказала: «Престижнее». Затем забрала документы, пожила с нами до окончания экзаменов и с чувством исполненного долга уехала домой. До сих пор, вспоминая, недоумеваю…
«Колхоз»
Итак, мы – уже не желторотая абитура, мы – студенты! Но, прежде чем приступить к занятиям, нужно отдать святой долг Родине и Университету, мы едем трудиться на хлебоуборку в колхоз. Нас, разношёрстную и пока ещё малознакомую толпу, организованно посадили в автобус у главного корпуса и повезли куда-то в глубинку Томской области. Ехали весь день. Август, жара, пыль, все порядком устали и проголодались, но настроение было приподнятое, быстро перезнакомились, делились кто чем мог…
И только поздно вечером мы были доставлены к месту борьбы за урожай. Нас тут же усадили ужинать. Принесли несколько вёдер сметаны с колхозной молочной фермы и только что испечённый хлеб. Каждому вручили большую эмалированную миску, доверху наполненную густой сметаной. Такой вкусной сметаны больше, мне кажется, я не ела никогда. Надо сказать, что кормили нас там очень хорошо, продукты выдавались в неограниченном количестве, всё было своего, колхозного, производства: картошка, мясо, молоко, сметана, хлеб. Но и работа была очень серьёзная: хлебоуборка. Это целые дни без выходных, на току, с лопатами. Долго потом снились бесконечно текущие реки зерна, которые нужно успеть, успеть разгрести, перелопатить, перекинуть!
Провожали нас по окончании уборки торжественно, говорили много хороших слов, благодарили и даже выдали по 60-70 рублей на руки. При стипендии в 35 рублей это были большие деньги для нас, и потом это была наша первая зарплата!
Но рассказать-то я хотела не об этом. Оказалось, что к нашему приезду в колхоз не успели обустроить помещение для проживания студентов, нас встретили только стены, общие нары вдоль одной из стен и голые матрасы. В первую ночь пришлось под головы класть рюкзаки. Кто-то из более сообразительных и практичных студентов привёз с собой постельное бельё, кто-то укрылся верхней одеждой. А я, помню, сидела растерянная и не знала, как быть. И тут одна девушка протянула мне цветную простыню:
– Возьми, у меня есть ещё.
Нет, мы потом не стали закадычными подружками, мы просто пять лет учились в одной группе. И все пять лет именно она была нашим бессменным старостой.
Леночка Митрофанова, спасибо! Этот случай я почему-то вспоминаю всю жизнь.
Томск-2
Приехав из колхоза, первым делом, первокурсники пошли получать направления на заселение в общежитие. С подружкой Любашей мы познакомились и подружились именно в колхозе. Дальше решили держаться также вместе. Иногородним студентам общежитие давали всем. Получив направления, вошли в комнату и… в прямом смысле слова остолбенели. Это была комната на первом этаже. Под ней в полуподвале находилась столовая. Оттого и комната оказалась намного больше, чем остальные, 4-х и 6-тиместные. Поэтому в нашу комнату поселили 24 человека. У стен там стояли обыкновенные металлические кровати, соединённые неизвестными умельцами в … два-три этажа. Как потом оказалось, конструкции эти были довольно надёжными и устойчивыми, хотя и поскрипывали, и покачивались, когда верхние жильцы взбирались на них. Но в этом мы уже убедились много позже.
В комнате мельтешили девчонки и стояли, как нам показалось, невообразимые гам и суета. Мы с Любашей обе были тихими, домашними девочками, выросшими в небольших городках, пусть и в далеко не богатых хоромах, но в обыкновенных частных родительских домах со всеми удобствами на улице. Конечно, мы даже представить себе не могли, как можно жить в таких условиях (о существовании в нашей стране «коммуналок» мы услышали и узнали впервые уже намного позже). Посмотрели мы с Любой друг на друга круглыми глазами и тихонько вышли.
А Люба раньше говорила, что у них есть в Томске знакомая, тётя Аня. И ещё летом любашина мать, на всякий случай, договорилась с ней, что, если не получится с общежитием, то Люба может пожить у неё. Правда, жила тётя Аня довольно далеко, на так называемом «втором Томске». Это нужно было ехать на автобусе или трамвае через весь город, куда-то на окраину. Туда мы и поехали.
Тётя Аня с радостью согласилась приютить нас. Выделила она нам маленькую комнатку, где поместились только столик и одна кровать, на которой мы и спали с Любашей. Платили мы ей каждая по десять рублей. А стипендия у нас тогда была, как я уже упоминала, тридцать пять рублей в месяц.
У тёти Ани недавно умер муж, взрослая дочь – певица жила в Иркутске, работала в оперном театре, ездила на гастроли, но к матери приезжала редко. Тётю Аню это очень расстраивало, а так как больше ей не с кем было поговорить, то всеми своими проблемами она делилась с нами. Правда, у неё были и ещё одни квартиранты, но это были молодые муж с женой, которые, едва войдя в дом, тут же уединялись в своей комнате. Хорошо, что почти всё наше дневное время мы проводили или в университете, или в научной библиотеке, или в общежитии у девчонок. Уходили рано утром, возвращались поздно вечером. Но тётю Аню это не смущало, и вскоре мы знали уже все мельчайшие подробности её жизни.
Всю осень, декабрь и январь рано утром мы выходили из дома, шли через стадион, потом переходили виадук и шли на конечную в том районе остановку автобуса. Народу набиралось много, в основном, такие же, как и мы, бедолаги-студенты, и когда, наконец, появлялся автобус, тут уж не стоило зевать. Автобус моментально набивался людьми и отправлялся в путь. И сколько раз он отправлялся без нас! А вечером всё повторялось в обратном порядке. Мы доезжали до этой конечной остановки, переходили виадук, потом шли по диагонали через стадион по натоптанной тропинке. Можно было стадион обходить и кругом, по улицам, но тогда дорога была бы намного длиннее. До сих пор в памяти яркая картинка. Светит луна, никого нет, по сторонам сугробы, а мы топаем этой тропинкой, и нет ей конца и края.
Однажды, а было это уже в январе месяце, тётя Аня случайно узнала, что мы всегда ходим через стадион и ужаснулась. Оказалось, что этот самый стадион – самое опасное место в их районе. И только за то время, что мы беззаботно ходили по нему, две или три женщины поплатились своей беспечностью, не говоря уже о других криминогенных случаях (драках, убийствах и прочем). И как это она при своей словоохотливости раньше не рассказала нам об этом?
Но к тому времени уже началась сессия. Получилось так, что Любаша не сдала экзамены, и её отчислили. Чему она была только рада. Оказывается, она с детства мечтала стать врачом. Но, так как в школе училась хорошо, математика ей давалась легко, то родители настояли (не очень-то представляя, что это такое), чтобы она шла на механико-математический факультет университета. После сессии Любаша, забрав документы, уехала домой, а в сентябре поступила в медицинский институт, окончила его и стала замечательным врачом.
А я? Я сдала сессию и поехала на каникулы домой. А вернувшись в Томск, первым делом пошла в деканат за направлением. Меня поселили в то же общежитие, только в 6-местную комнату. Там также был стол и шесть двухэтажных кроватей, видимо, сооружённых теми же умельцами. Мне достался, разумеется, второй этаж. Но меня это уже не пугало. И я с удовольствием влилась в шумное студенческое сообщество почти на пять последующих лет.
Пересдача
На втором курсе не сдала я экзамен по математическому анализу нашему «деду», Захару Ивановичу Клементьеву. Всего несколько вопросов не разобрала, как следует, понадеялась на «авось», и вот результат: пересдача и отсутствие стипендии. Но сама виновата. Обычно за пересдачу «дед» больше тройки не ставил, а я получила… четвёрку. Почему? А потому, что мне попался тот же самый билет.
Да-да! С теми же самыми заковыристыми вопросами (даже «дед» отметил, что это один из наиболее сложных билетов). Но, наученная горьким опытом, я постаралась при повторной подготовке основательно разобраться с этими вопросами.
Ну, а отсутствие стипендии пришлось компенсировать подработкой. Люда, с которой я жила в одной комнате, договорилась ежедневно по вечерам мыть полы в столовой. Она и предложила мне поработать с ней через день.
О, эта бесконечная, бесконечная столовая, да ещё и кухня при ней. В общежитии я появлялась уже около двенадцати часов, уставшая донельзя! А утром ведь на занятия! Хорошо ещё, когда первой была лекция. Заберусь на самый последний ряд и под монотонный голос лектора мужественно, но не всегда успешно борюсь со сном, да ещё и лекцию пытаюсь писать. Потом эти лекции из собственной тетради читались как анекдот.
Зато больше таких проколов с «завалами» уже не было. Хотя, честно говоря, идеальной студенткой я тоже никогда не была. Увы…
Возвращение домой
Третий трудовой семестр – это было свято! После второго курса решили мы с девчатами осенью поработать проводницами на поезде до Андижана. Весной организованно окончили курсы, нас внесли в соответствующие трудовые списки кого – в колхоз, кого – в ремонтные бригады, а нас – в проводники. В конце августа приезжаем на отработку, а этот маршрут почему-то отменили, и мы… остались не у дел. Кто-то из несостоявшихся проводников тут же тихонько отправился домой, кто-то пошёл в деканат. Там развели руками и предложили на выбор: колхоз или ремонтная бригада. В ремонтной бригаде я уже работала после первого курса и что-то не горела большим желанием идти туда снова. А в этот год на мехмат снова поступила Люда Кузьмина, которая уже училась с нами на первом курсе, но была отчислена после неудачной сессии. А почему бы и не поехать в колхоз! Ведь на первом курсе там было так здорово! И напарница уже есть, замечательная, кстати, девчонка!
Опять многочасовая поездка на автобусе, опять колхоз, но уже совсем другой, опять с утра до вечера потоки и потоки зерна. Однако на этот раз о пропитании мы уже заботились сами, продукты брали в магазине под будущую зарплату. В итоге к концу трудового семестра оказалось, что это мы задолжали колхозу, а не он нам. Но рассказать-то я хотела совсем о другом…
На третьем курсе уже начались занятия, а первокурсники вовсю трудились на трудовом фронте. «Не уедете, пока не закончится хлебоуборка» – стращал председатель колхоза. И тут в деканате университета обнаружили отсутствие одной третьекурсницы, которую сами же заслали на колхозные поля. Срочно позвонили председателю и потребовали моего возвращения. Прямо с рабочего места меня доставили в сельсовет, высказали мне всё, что они думают и о студентах вообще, и о разных деканатах в частности. Мне выдали десять рублей (у меня-то уже давно не было ни копейки – всё проела), заявив при этом, что вообще-то я им осталась должна, но они такие добрые, что… и т.д. и т.п. А как уехать? Иди, договаривайся с шоферами, которые возят зерно в Томск. Пускай кто-нибудь довезёт. Можно ещё доехать до какой-то деревни (уже не помню названия), она побольше, оттуда в Томск летают маленькие самолёты. А надо сказать, что у меня даже паспорта с собой не было. Дело в том, что тогда при покупке билетов и на автобус, и на поезд, и на водный транспорт документы просто не требовались. Тем более, нас везли уже организованно туда и обратно, зачем же паспорт возить с собой? Хорошо, что была у нас с Людой знакомая девушка Валя из местных, мы подружились с ней, часто ходили к ним в гости, где всегда встречали очень радушный приём. А у Гали был жених – шофёр. Вот с ним-то я и договорилась доехать до деревни с аэропортом. Уже подъезжая туда, он спросил: «А у тебя паспорт-то есть. Ведь чтобы купить билет на самолёт, нужен паспорт». Последовала немая сцена. Потом он матюкнулся и сказал: «Ладно, поехали до Томска».
Ехали мы, ехали… И вдруг появился отвратительный запах жжёной резины, а обгонявшие водители стали что-то кричать. Остановились мы, вышли, а заднее колесо во все стороны чёрным дымом плюётся. Авария… а тут ещё я в виде бесплатного приложения. Недолго думая, галин жених остановил первую попутную машину, так же везущую зерно в областной центр. Немного посопротивлявшись, шофёр согласился довезти меня до деревни, откуда ходят рейсовые автобусы до Томска.
Ехали мы, ехали… Шофёр всю дорогу недовольно молчал. Уже смеркалось, когда мы прибыли в эту деревню. Ни слова не говоря, он высадил меня возле автобусной остановки и тут же уехал. Я спросила у ожидавших, когда будет автобус на Томск. Мне сказали, что только завтра, потому что паром через Томь уже не ходит. Я в полной растерянности стояла на остановке, не зная, что же делать. Неожиданно меня окружила подвыпившая компания местных кавалеров, ухмыляясь и говоря всякие пошлости. Наверное, вид у меня был настолько жалкий, что женщина, ответившая мне про автобус на Томск, подошла поближе, рявкнула на оболтусов и предложила мне уехать с ней в Старую Шегарку, она там жила. А утром уже и до Томска можно добраться. Я даже не помню имени той женщины, но очень благодарна и помню её всю жизнь. Приехали мы к ней домой. Женщина была очень неразговорчивой и смурной, у неё до этого, кажется, случилось какое-то несчастье. Помню, в комнате, под окном горкой лежали красные помидоры. Она сказала: «Если хочешь есть, возьми вон помидоры». Поела я помидоров, и мы легли спать. Утром она меня разбудила и показала, куда надо выйти, чтобы поймать попутку.
Подобрала меня «скорая помощь». Водитель – молодой мужчина, весельчак и балагур, выпытал у меня всю подноготную моих странствий и сам всю дорогу рассказывал всякие смешные истории, стараясь меня развеселить. По дороге взял ещё попутчиков. Перед паромной переправой они вышли, заплатив ему деньги. Я потихоньку тоже приготовила свои рубли, зажав их в кулаке. Въехав на паром, он велел мне сидеть в кабине, а сам вышел, расплатился и вернулся назад. В городе довёз меня до самого Университета и пожелал ни пуха, ни пера. А когда я протянула скомканные рубли, замахал руками: «Убери сейчас же! Я сам когда-то был студентом, да вот не доучился только… Убери, убери деньги». Всё-таки повезло мне в дороге на добрых бескорыстных людей!
И вот я запылённая, уставшая, в рабочей одежде появилась в общежитии, где мои сокурсники уже почти неделю ходили на лекции и практические занятия. А мне ещё пришлось сначала ехать домой, чтобы взять вещи, деньги и документы.
Младший брат
Когда мы, уже второкурсники, приехали после летних каникул, нас ожидало новое общежитие на улице Советской. Вот здесь-то, на пятом этаже, четыре года мы и прожили дружной компанией из пяти человек до самого получения диплома: Люда, Люба, Галя, Надя и я. Жили так называемой «коммуной». То есть в начале месяца, получив стипендию – 35 рублей в месяц, сразу же собирали по десять рублей – это была наша гарантия, что весь следующий месяц, хотя бы раз в день, у нас будет горячая полноценная пища. Закупали продукты и по очереди сами готовили ужины. Зная о «коммуне», заботливые наши родители старались присылать почаще посылки с домашними соленьями-вареньями. Всё, присланное родителями, также шло в общий котёл. С утра – занятия, библиотеки, столовки, кафетерии, а вечером – общий ужин.
Много всякого произошло за эти четыре года. Мы взрослели, сдавали сессии, учились общаться, прощать и дружить, с нами происходили всякие истории: серьёзные и малозначительные, весёлые и грустные, которые мы вместе переживали нашей дружной пятёркой. Но забавное почему-то вспоминается чаще.
Например, что «коммуна» – это замечательно – никто не отрицал. Но почему-то, как вспоминается, таких «коммун» в общежитии было довольно мало, далеко не всем нравилась такая упорядоченность бытия. Это в начале месяца, зато в конце месяца не было отбоя от гостей, зашедших, ну, совершенно случайно и именно во время нашего коллективного ужина.
И ещё случай. Однажды к Гале из их посёлка в гости на несколько дней приехал шестнадцатилетний брат-школьник. Хороший, немножко наивный, мальчик, он нам понравился, и мы разрешили ему жить и ночевать в нашей комнате на Галиной кровати, а Галя временно переселилась к её землячке и однокласснице Любе.
Утром Володя проснулся раньше всех, взял умывальные принадлежности и тихонько вышел из комнаты. Его не было довольно долго, мы оценили его деликатность и тоже стали подниматься и собираться на занятия. Вдруг неожиданно дверь распахнулась, и вошёл Володя. Разумеется, поднялся шум, визг. Девочки закричали:
– Ты почему не постучал?
Володя молча стоял, растерянный и сбитый с толку, под градом девчоночьих воплей. Но немного придя в себя, обиженно выдал:
– Да я же сначала тихонько приоткрыл дверь и посмотрел, можно мне войти или нет, и только потом вошёл.
Стрежевой
Ну, а после третьего курса (в 1969 году) мы строили город Стрежевой на севере Томской области. В то лето на третий трудовой семестр в этот город нефтяников впервые поехала большая группа девушек из Томска – студенток Томских ВУЗов. Весь наш женский коллектив назывался «Коммуна Ассоль», а отряд из Университета носил гордое имя «Альтаир».
Жили в палаточном городке на берегу небольшой речушки, впадающей в Обь. За полтора месяца мы так и не смогли выяснить у местных жителей, как же она правильно называется? Одни говорили, что Пасол, другие утверждали, что Поссол. Почти два месяца жили мы там и строили новый город! И тогда мы все были абсолютно уверены, что, конечно же, нынешний посёлок Стрежевой потом переименуют в город НЕФТЕГРАД! Года за два до нашего приезда первые студенты-стройотрядовцы (как я уже сказала, девчат туда тогда ещё не брали в стройотряд) даже отлили из бетона что-то вроде памятника, на котором написали «Здесь будет город Нефтеград» и торжественно установили его на самом видном месте. Он тут же стал главной достопримечательностью будущего города, а все, побывавшие там, конечно же, обязательно фотографировались возле него на память.
Слава Богу, нашлись умные головы, которые всё-таки решили, что у нас в стране и так уж много «градов». И теперь, если Вы откроете карту Сибири, то обязательно найдёте на ней город с необычным и очень красивым названием: Стрежевой.
Студенческая стройотрядовская жизнь! Если рассказывать о ней, то, наверное, и целой книги не хватит. Но это уже совсем другие истории.
Тёмно-синяя тетрадь
Когда после окончания средней школы я поступила в Университет, то специально купила толстую тёмно-синюю общую тетрадь. Записала туда все предыдущие поэтические опыты школьных лет и увезла с собой в общежитие. Пять лет эта тетрадь исправно путешествовала со мной: после весенней сессии – домой, а осенью опять поселялась в шкафу студенческого общежития между тетрадями с лекциями и практическими занятиями. Даже близкие мои подружки, с которыми мы проживали в одной комнате вместе несколько лет, не догадывались, как мне тогда казалось, что иногда я пишу стихи. Я тайком записывала их в эту тетрадь и опять благополучно убирала её в шкаф.
Главный дефицит насыщенной студенческой жизни – это время. Поэтому стихов было не так уж и много. По крайней мере, к моменту получения диплома заполнена она была чуть больше, чем наполовину. И вот, когда я уже в качестве новоиспечённого специалиста последний раз уезжала из Томска, моя тетрадь… таинственно исчезла. Девчонки из комнаты очень удивились, узнав о существовании оной, но активно помогали мне искать. Однако, увы и ах!
Ещё в школьные годы я в составе агитбригады частенько выступала с чтением стихов и рассказов разных авторов. На память я никогда не жаловалась, но свои стихи почему-то никогда даже не пыталась и не считала нужным запоминать. Да и сейчас я их не запоминаю, а при необходимости читаю только с листа. Поэтому, приехав домой, я что-то восстановила с каких-то сохранившихся черновиков или со страниц местной газеты «Знамя Ленина», где они иногда печатались. В памяти случайно сохранились только самые коротенькие стихи, которые зацепились когда-то где-то в уголках памяти. Очень жаль, но что-то так и пропало навсегда. И вот уже несколько десятилетий я задаюсь вопросом: куда же так своевременно исчезла та злополучная тёмно-синяя тетрадь, и кому она вообще понадобилась? И смешно, и грустно, и невозвратимо.
…Только прожив жизнь, я поняла, как же в ней всё относительно. А память опять возвращается в прошлое. Когда я училась в университете, то на курсе в каждой группе (наверное, как и везде) было по 2-3 умненьких студента или студентки. И все были уверены, что уж они-то достигнут сияющих вершин. Были у них для этого и способности, и возможности, и желание. И большинство из них сами в этом не сомневались. Но больше всего, опять-таки, как и везде, было крепких середнячков.
Великое дело – интернет! Я как-то недавно от нечего делать взяла общую выпускную фотографию наших механиков (две группы вместе) и стала в интернете поочерёдно задавать поиск по именам и фамилиям с этой фотографии. Захотелось поискать, а вдруг о ком-то из наших много пишут, т.е. просто узнать, чего достигли мои однокурсники и одногруппники за прошедшие пятьдесят с лишним лет. Конечно, сделать это я смогла только для ребят. У девочек-однокурсниц наверняка давным-давно поменялись фамилии. И я ведь нашла пару-тройку докторов – ректоров, судя по списку их работ и обязанностей, довольно известных сейчас людей. Даже академика одного нашла (из нашей, кстати, группы). Но, что удивительно: все они вышли, если можно так сказать, из бывших крепких середнячков. И ни одной (ни одной!) из ожидаемых фамилий, даже из других групп нашего курса, я, к своему великому удивлению, не нашла. Такой вот парадокс!
…Погрузившись в эту виртуальную реальность, стала я вспоминать название своей дипломной работы, но дословно так и не вспомнила. Пришлось заглядывать в документы. «К оценке предельного равновесия плоскости с разветвлённой трещиной в случае всестороннего растяжения». Сейчас даже представить себе не могу, о чём там шла речь и как я её выполняла: сплошной тёмный лес. А ведь защитилась на пятёрку и даже отличные отзывы получила. Ещё один парадокс!
Я всегда любила математику и всё, что с ней связано. В школе мне действительно нравилось выискивать математические закономерности и решать заковыристые задачки. И позже я никогда не пожалела, что пошла учиться именно на механико-математический факультет, что всю жизнь потом проработала в другом университете: и лекции читала, и практику вела, и более двадцати лет занималась программированием. Но писать стихи и прозу – это тоже моё увлечение! Моё увлечение и развлечение для души. Без этого я бы просто не смогла жить. Но почему-то я всегда даже мысли не допускала о том, чтобы превратить ЭТО своё увлечение, т.е. писательство, в свою профессию. Ещё один парадокс!