Он, вообще-то, всегда был одиноким. Еще с юности. Хотя тогда и не осознавал этого. Жизнь настойчиво вела его к созерцанию. А в этом странном деле не нужны лишние зрители.
Уже тогда он возненавидел толпу. Однообразную и до примитивности жестокую. Разговоры о том, как правильно бить чужих за интерес к территориям, казались ему попросту глупыми.
Толпа это чувствовала и настойчиво отвергала его. Как не утверждающего ее идеалы. Он не сопротивлялся. Знал, что так будет лучше для всех. Но ему - в первую очередь.
Потом Он не смог прилепить к себе жену. Так чтобы - одно целое. Вот и жили с первого дня каждый сам по себе. Она своей работой, а он своим миром.
Нельзя сказать, что это давалось легко. Приходилось с корнем вырывать из привычек потешные игры. И устремления, нужные в детстве, но вредные в одиноком наблюдении.
Разность подходов в понимании предназначения проявились особенно больно в переходный период. От веры в светлое будущее к созданию унылого уютного нынешнего.
Он бросил интеллигентную работу. Приносящую лишь слабые деньги не вовремя. И уехал осваивать новое видение за границей.
Она утверждалась в быту как самовостребованная единица. Она ведь тоже была одинокой. Но без лишнего погружения в Праведность.
Его Жизнь снова столкнула со стадом. Для того, чтобы полностью раскрыть независимость. Ввергая во все-более тяжкие мерзости. Грубо выталкивая из общего проедания жизни.
После этого она в нем не видела больше нужности. Кроме необходимого денежного возмещения. И редкой, объяснимой в общей постели, озабоченности.
Она, в сущности, была хорошим агрессором. Самодостаточным в расширении зоны потребностей. А он был только странником, не нуждавшимся в окончательном подавлении ближнего.
И тогда Жизнь указала им на то, что оба готовы. К разным тропам в обезумевшем обществе.
Ей - в бесконечное расширение. Ему - в БЕЗМЯТЕЖНОЕ УГАСАНИЕ