В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ.
Понятие «культура» настолько многогранно, что, даже выбрав одну из дефиниций (например, «уровень достижения»), необходимо уточнить масштаб, вектор, характер и другие параметры рассматриваемого феномена в конкретном историческом контексте.
Применительно к современному российскому обществу прежде всего имеются в виду либо традиции прошлого, которыми принято гордиться (а не стыдиться), либо явления настоящего, которые выгодно отличаются от всего, что обобщенно зовётся «бескультурьем», либо тенденции на перспективу, ведущие от неизжитых еще дикости и варварства к цивилизации.
Конкретно имеются в вижу культура питания и пития (противостоящая обжорству и пьянству), культура одежды (противостоящая «безвкусице»), культура интерьера, жилья, быта (противостоящая метафорическому, но всем понятному образу «хлев»), культура общения (противостоящая хамству и оборотной стороне этой медали – холуйству, иногда принимающему формы слепого, обезьяньего подражания Западу, что особенно заметно в сознании и поведении целых социальных групп – преимущественно молодёжных, а также (за редким исключением) во всех наших СМИ, культура знаний (противостоящая «поверхностности», «погоне ха дипломом» и пр.), культура чувств (противостоящая еще одной общепонятной метафоре – «скотству»), наконец, культура труда (антоним еще одной не требующей разъяснения многозначной метафоры: «халтура»).
К этому добавляется культура форм общественного сознания:
-философская (мировоззренческая) как антоним образного, но точного понятия «без царя в голове»,
-научная (антоним невежественности),
-художественная (эстетическая) – антоним «всеядности», «китча», «пошлости»,
-морально-этическая (антоним «непорядочности»),
-правовая (антоним хулиганства, преступности),
-политическая (антоним «обывательщины» как политического нигилизма),
-религиозная (антоним «духовной распущенности», «вседозволенности»).
И всё это транслируется учреждениями культуры: книжное, журнальное, газетное дело, радиотелевидение, кинематограф и театр, музей и клуб, общественная библиотека, парк культуры, спортивные учреждения.
Всё земное отбрасывает тень: теневая экономика, теневое правительство, теневая культура …
Собственно культура веками и тысячелетиями покоилась на культах Милосердия, Любви, Разума, Семьи, Добра. «Теневая культура» исходит из противоположного: Насилие, Похоть, Дурман, Стайность, Зло. Каждая всегда знала своё место: театр и гладиаторский цирк, литургия и вакханалия, высокий слог и грязнословие …
И только в ХХ веке – точнее, по нарастающей со второй половины Х1Х в. – «свет» и «тень» в культуре стали как бы меняться местами… Пресловутый «разрыв поколений» породил «молодёжную контркультуру», воинствующе враждебную «культуре взросслых». Не имея собственной идеологии, молодёжь в своём социальном протесте против её фактической дискриминации в обществе, начинает стихийно опираться на «теневую культуру». И последняя, не без корыстного влияния СМИ в их погоне за прибылями и только за прибылями, постепенно делается господствующей, что очень осложняет само положение с образом культуры в обществе.
В России невозможно игнорировать исторический аспект проблемы. До 60-х годов ХХ в. в стране тысячу с четвертью лет господствовала культура сельского образа жизни, с сильнейшей религиозной и региональной спецификой. Было жестко установлено всё до мелочей, «что такое хорошо (= культурно) и что такое плохо». Жёсткий регламент практически всех деталей труда, быта, досуга доходил до уровня ритуалов, за скрупулезным соблюдением которых бдительно следило всесильное в тех условиях общественное мнение окружающих.
Например, в славянских регионах женщина и штаны, равно как женщина и никотин были взаимоисключающими понятиями. Мужчина мог материться последними словами на трудовой страде, но позорил себя грязным словом в присутствии женщины, если страдой не пахло.
В 20-х годах в эту культуру стала активно вторгаться городская (в «социалистическом» обличье), но она касалась преимущественно молодёжи центров крупных городов, составлявшей считанные проценты населения. И лишь когда во 2-й половине 50-х годов крестьянство было раскрепощено по второму разу, и миллионы, десятки миллионов семей хлынули из деревни в город, на протяжении 60-70-х гг. произошел социальный переворот, сопоставимый с 1917 и 1991 г. Тысячелетняя сельская («патриархальная», в которой далеко не всё было плохо) культура рухнула на протяжении жизни одного поколения, за какие-нибудь двадцать лет. А городская («пролетарская», « социалистическая» и в идеале «коммунистическая»), так и не успев утвердиться – в отличие от стран Запада – среди подавляющего большинства (от двух третей до трех четвертей) населения, рухнула вслед за ней спустя какой-нибудь десяток-полтора лет.
В результате началась лавинообразная «маргинализация» культуры. «Маргинальной» в культурологии всегда называлась такая, какая была свойственна «маргинальным», «пограничным» слоям. Теперь это явление стало повсеместным, всеохватывающим, со стремительно сужающимися «островками» былой «немаргинальности».
Типичный пример – лимитчик. В деревне это мог быть крестьянин высокой (по тамошним понятиям) культуры. Но переехав в город и не успев еще как следует усвоить городских норм культуры (для этого обычно требуется смена поколения, часто не одного), он автоматически попадает в смысле культуры на самое дно городского общества, даже если у него всё в порядке с жильём, работой, семьёй. Другой пример – быстрое социальное продвижение, затруднительное в деревне, но весьма облегчённое в городе. Вчерашний рядовой работник вдруг становится руководящим, до директора, министра, генерала включительно. Обстановка меняется, а привычки остаются. Что из этого получается, мы наглядно видели на примерах (тщательно скрываемых) тьмы высокопоставленных семей.
Еще один пример – семейное воспитание. Человек давно выбился из грязи в князи, но продолжает жить, как привык в своей родительской семье, далеко не княжеской. Эти примеры нецелесообразно продолжать – они у всех на виду и составляют господствующий общекультурный фон общества, на котором поражают воображение приятные исключения.
На социологическом языке это называется деморализацией (оподлением) общества, к которому добавляются дезинтеллектуализация (оболванивание, оглупление) и патопсихологизация (остервенение) – неизбежные спутники краха всякого тоталитарного общества, если не обратить на эту сторону дела специального внимания, как это было сделано в ФРГ, Японии, Италии, Испании и других бывших тоталитарных странах.
Мы пошли другим путём: создали двойной стандарт культуры: нормативный и реальный.
По нормативному стандарту в принципе быть не может недобросовестного работника, ворующего рабочего, взяточника-чиновника, сплошного «чёрного рынка» в образовании, медицине, коммунальном хозяйстве – вообще всюду, где только возможно. Есть только «кое-кто», кто «кое-где» «честно жить не хочет». Этого «кое-кого» отлавливают целым миллионом и сажают в тюрьму, а он по выходе вдруг почему-то опять принимается за своё. Все внесудебные нормативные стандарты культуры можно нарушать безнаказанно. В худшем для себя случае дело кончится безрезультатным скандалом или порицанием в СМИ, которое, конечно, неприятно, но от которого, как говорится, ни холодно, ни жарко. В этом смысле можно говорить о виртуальном образе культуры российского общества, который существует наряду с реальным и признается как бы в точности такой же реальностью, хотя на деле таковой не является.
В реальной жизни мы давно принимаем как должное любой произвол начальства, которым можно, конечно, возмущаться, но которому невозможно ничего противопоставить. Мы давно не представляем себе, как можно идти к чиновнику, врачу, учителю без взятки, считающейся как бы само собой разумеющейся.
Для нас нет ничего постыдного в том, что любое наше застолье от свадьбы и похорон до защиты диссертации и юбилея обязательно сопряжено с диким обжорством (треть поставленного на стол растаскивается обслуживающим персоналом или выбрасывается на помойку) и скотским пьянством, до оттаскивания домой на руках и вытрезвителя включительно.
Модой, как и на Западе, стала нарочитая небрежность одежды, только мы и здесь «оказались впереди Европы всей», и то, что часто видишь в общественных местах, демонстрирует лишь либо крайнее презрение, либо полное безразличие к окружающим.
Наше жильё далеко ушло от «коммуналки», где порядок поддерживался вынужденно, ввиду крайней «перенаселённости» помещения, часто сопоставимого с крестьянской избой, где в четыре яруса (на полатях, на печке, на лавках и на полу) храпело на десятке квадратных метров до двух десятков наших предков. Однако оно сплошь и рядом ничего не может сказать о хозяине (хозяйке), кроме того, что он (она) – злейший враг любой домашней работы.
Не хотелось бы здесь подробно останавливаться на до боли знакомых стереотипах нашего общения, где главным «действующим лицом» всегда и всюду была и остается бутылка водки, этакий биостимулятор коммуникации, своего рода «костыли», без которых люди не могут добраться друг до друга, даже если часами сидят рядом в прокуренной комнате.
Никого не волнует скандальный факт, что лишь несколько процентов выпускников наших вузов идут работать по специальности, для подавляющего большинства гораздо важнее «откосить» от армии или дождаться подходящей «брачной партии», а главное – «престижного места работы», пусть не имеющего ничего общего с полученной квалификацией. Никого не волнует такой же скандальный факт, что большинство наших «защитников диссертаций» никогда не работали ни в НИИ, ни в вузе. И не собираются туда. У них есть деньги – им нужны «корочки» для престижа, вроде костюма от Версаче, вот и вся комедия, тысячи раз идущая на подмостках наших учёных советов.
При двойном разгроме – сначала патриархальной, а затем коммунистической идеологии – в головах подавляющего большинства наших сограждан образовалась «каша» из останков «коммунизма», фрагментов разных религиозных начал (часто в самой поразительной мешанине различных религий) и зачатков более или менее воинствующего нацизма (фашизма). Никого не удивляет, что у православного (якобы) христианина имеется, оказывается, карма и он весь, по уши в эзотерике. Воспринимается, как само собой разумеющееся, рассказ человека, тридцать лет при советской власти занимавшего ответственный пост в народном образовании (что было невозможно без членства в КПСС), но искренне считавшего себя христианином, тайно носившего крестик и тайно же исполнявшего все до единого церковные обряды. Независимо от степени правдоподобности такого рассказа, и рассказчик, и слушатели были уверены, что его мировоззренческая культура оставалась на должной высоте.
Не секрет, что научная культура подавляющего большинства наших «деятелей культуры» (которых, по иронии судьбы, официально отлучают от «деятелей науки») близка или даже равна нулю, что не мешает их высокому официальному и неофициальному престижу. Этот досадный недочёт вполне уравновешивается прямо противоположным: редко можно встретить «деятеля науки», который имел бы хоть элементарное представление об эстетической культуре. На эту тему можно спорить сколько угодно, но достаточно посмотреть, ЧТО читают, смотрят, слушают почти все российские люди любого социального статуса и возраста (включая людей науки), чтобы поставить их по уровню развития художественный культуры ниже всякого дикаря.
История России сложилась так, что из россиян веками жестоко вытаптывали всякое Понятие о Прекрасном. И результат налицо. Мы – включая «деятелей науки и культуры», вплоть до самых знаменитых - единственные в мире занимаемся ежечасным групповым изнасилованием собственных матерей (правда, виртуальным, но от этого не менее постыдным). И мы воспринимаем, как нечто само собой разумеющееся, сплошные грязь и вонь на тысячах километров нашего жилого пространства. Считаем, что иначе быть не может, хотя достаточно переехать финскую границу, и вы не увидите ни одной кучи мусора, ни одной вонючей лужи ни на одном квадратном метре финского государства.
Моральные нормы мы полностью вписали в петровский Табель о рангах, полностью отождествили порядочность с чином. Считается, что начальник и подонок – взаимоисключающие понятия, как бы ни самодурствовал сатрап. И свели всё воспитание подрастающего поколения к пустословию крыловского повара, «воспитывающего» своего кота («а Васька слушает, да ест»).
Мы воспитали несколько поколений советских людей (в том числе автора сих строк) в полном пренебрежении ко всем и всяческим законам, сделали их поголовно «правовыми нигилистами»). Да и как можно верить в закон, строжайше запрещающий езду и ходьбу на красный свет, когда каждый начальник, словно бывший царь, сам себе даёт зелёный свет по собственному произволу, на долгие часы дезорганизуя движение в городе?
Мы воспитали несколько поколений советских людей и в политическом нигилизме. Наших начальников можно называть как угодно, хоть горшками, но на деле они «хозяева земли русской» – каждый на своём уровне. Полный господин над своими рабами и жалкий раб у ног своего «хозяина» чином выше. Можно сколько угодно потешаться неотличимостью нашей госдумы от былой боярской (в смысле культуры нравов) и сервильностью наших судов всех уровней, неотличимой от былых допетровских стряпчих. Но достаточно привести хрестоматийный ныне пример превращения Абрамовича в чукчу, чтобы лицо нашей политической культуры стало яснее ясного (с оговоркой, что у нас имеется в той же роли не один Абрамович, и что тьмы абрамовичей в той же роли подвизаются во всех странах мира).
О религиозной культуре мы уже упоминали, поэтому давайте подведем итоги. Каким представляется образ нашей культуры нам самим и за рубежом?
Повторяем, здесь безраздельно царит дуализм.
В нормативном плане наша культура ничем не отличается от культуры самых цивилизованных, самых благополучных стран мира. Мало того, эта виртуальность не только подкрепляется великим множеством вполне реальных «вкраплений», но в некоторых отношениях превосходит аналогичные образцы иных земных субцивилизаций. Даже в самом кратком учебнике истории мировой культуры невозможно обойтись без классической русской литературы, драматургии, музыки, изобразительных искусств, архитектуры. Всё это относится не только к прошлому, но и к настоящему. Для экономии места обойдёмся анекдотом, который нагляднее всего показывает, «кто есть кто» в современной мировой культуре. Что такое американский университет? Это – аудитория, в которой русский профессор читает лекцию китайским студентам. Всё то же самое можно сказать о многих учреждениях культуры.
И вместе с тем русский человек за рубежом успел составить себе прочную репутацию, прямо проистекающую из состояния культуры на его родине. И в разговорах меж собой отнюдь не отрекается от неё. Мало того, с явным удовольствием и бурными аплодисментами, видит (точнее слушает), каким представляется миру глазами своих же популярнейших артистов.
Мировоззрение для него – это пустая болтовня за чаем. Наука – то узенькое окошко, где он трудится (если трудится) и за пределами которого – небытие. Искусство – это детектив и мюзикл, триллер и эротика. В этом отношении он ничем не отличается от типичного американца или европейца. Понятия «чести», «порядочности», «добросовестности» для него существуют только в виртуальном, нормативном мире. В реальном он может как угодно солгать, подвести, не выполнить обещанное, словом, сподличать всюду, где представится выгодным. Безусловно, возьмёт всё, что «плохо лежит», включая любые деньги, вовсе не ему лично предназначенные. Политику он искренне считает «самым грязным делом» (так учил его профессор Хасбулатов) и ведёт себя в этой области соответственно. Наконец, не постесняется положить руку на Библию (Коран, Талмуд и т. д.) и поклясться в чём угодно, не придавая никакого значения этим книгам и словам.
Дуализм русской культуры проявляется на каждом шагу. Русский может виртуозно выполнить работу, немыслимую ни для кого другого. И может, спустя рукава, нахалтурить так, что знаменитый русский трюк разбавления бензина водой покажется забавой. Может проявить сердоболие и просто сердечность, никаким другим нациям не свойственные – последний доллар отдаст незнакомому и ляжет спать голодным. А может ошеломить ничем не мотивированным, самоубийственным для самого него хамством, и тут же вызвать к себе отвращение самым низким заискиванием.
Этот перечень можно продолжать без конца. И в каждом примере мы встретим отблеск двух обликов российской культуры.
Самое плохое, что стереотипы всего сказанного выше, воспроизводятся из года в год в том же виде, начиная с подрастающего поколения. И если есть тенденции (кои требуют специального изучения), то скорее к худшему.
Стереотипы воспроизводятся тремя социальными институтами: семьёй, школой и «улицей» (уличной компанией сверстников).
Семья мало чем может помочь такому горю. Она, как и на Западе, в развале: подавляющее большинство молодёжи 20-30 лет предпочитают жить в конкубинате (упорядоченном или беспорядочном сожительстве без каких-либо юридических обязательств). Пресловутый разрыв поколений – хуже чем на Западе, а новейшая история страны такова, что родители, как социальная группа в целом, не могут представлять никакого авторитета в глазах молодёжи.
Школа может помочь еще меньше. Он застыла в своём анахронизме и у неё нет организационно-материальных средств изменить статус кво. Кроме того, как уже говорилось, логикой событий она вся -–от последней нянечки детсада до первейшего ректора университета – превратилась в одну из гнуснейших разновидностей «чёрного рынка». А какая культура может быть на «чёрном рынке»? Только такая же, как и на всяком другом.
Наконец, «улица» имеет свой собственный социальный механизм передачи культурных ценностей. Там главное – не оказаться в числе презираемых, забитых, опущенных. А «кто есть кто» в каждой компании определяется по тем же правилам, что и в тюремной камере или солдатской казарме. По тем же канонам специфической «культуры».
Есть ли выход или хотя бы свет в конце сего нерадостного тоннеля?
Теоретически, конечно, есть.
Во-первых, просвещение. Возможно более доходчиво рассказать людям, что существующее положение с культурой самоубийственно лично для него самого, для его народа и для всего человечества в целом. В условиях, когда начинается новая мировая война «Бедного Юга» против «Богатого Севера», низкая культура людей лишь бессмысленно умножит страдания и число жертв, а может быть, даже сыграет роль детонатора на той бочке с порохом, на которой оказалось современное человечество. Кроме того, на нас стремительно надвигается компьютер нового поколения, помноженный на Интернет. Он не только открывает перед человеком немыслимые прежде информационные возможности (например, общение, ознакомление с любой литературой, «туризм» без отрыва от родного кресла), но и позволяет хакерски «слить» любую сумму из любого банка, парализовать коммуникации целого города или даже государства, погрузить страну в хаос, неотличимый от применения оружия массового поражения. В этих условиях – а это самые ближайшие годы! – существующая культура обязана будет слиться с нормативной под страхом самоуничтожения человечества.
Во-вторых, организация. При существующих условиях все люди – и прежде всего молодёжь – должны объединиться в организации, где реальная культура автоматически поднимается до уровня нормативной. Как будут называться эти организации – скауты, пионеры, мушкетёры – неважно. Чем дальше они будут держаться от политики – тем лучше. Но любой отход от нормативной культуры должен влечь за собой изгнание из такой организации с очень прискорбными для нарушителя последствиями. Да и независимо от этого, в том мире, который стремительно надвигается на нас, нарушение нормативной культуры должно приравниваться к преступлению под страхом самых катастрофических последствий для человечества.
Наконец, в-третьих, мода. Мы до сих пор недооцениваем великий потенциал индустрии моды. А между тем, именно мода во многом определяет наше сознание и поведение. Американцы на практике доказали, что можно сделать немодным курение, спиртное и тем более – сильно действующие наркотики. Но они далеко не исчерпали возможностей моды в этом смысле.
За рамками этих трех социальных инструментов не видно ничего равноценного.
Коммунизм сегодня в России – это либо ностальгия по прошлому уходящих из жизни стариков, либо специфичная форма протеста против разграбления страны кучкой негодяев, либо фанатизм единиц. Нацизм (фашизм) – это только последнее. Религия, к несчастью, в таком положении, которое исключает полноценную реализацию её огромного потенциала.
Остаются просвещение, организация и мода. Может быть попробовать начать процесс возвышения культуры, сближения её реального облика с виртуальным, нормативным пока что с них?