Эклектическим спазмом природы, выпавший тальком снежный порох. Среди ворчания весенних ручьёв, этот немой выкрик зимы забрызгал белоснежной пластиковой слюной дорожки и поля. Я ждал цветов, первых жёлтеньких, на высоком чешуйчатом стебельке, которые огоньками обжигают сгоревший уголь талой земли. На участках теплотрасс уже просочились почти зелёные, синевато-золотистые ростки. Грязь почти подсохла, почва превратилась в крошащуюся коричневатую халву. Птахи свирельными трелями сопровождали ещё не жаркое, но такое искрящееся бенгальским огнём солнце, что невольно кипела, отвыкшая от апельсинового тепла, кровь.
Заехав на высокую заснеженную горку на новеньком джипе, я словно слизь выполз из гроба пластмассового интерьера авто. Бесшумно, без скрипа проминался порошковый налёт уходящей зимы. Русые волоски прошлогодней травы, клоками, будто причёску изъел стригущий лишай лениво раскачивались на, прижавшемся к снежному коврику, ветерке. Устал от белизны. Хочется сбрить эту пену бритвой весенних лучей и увидеть шерховатое неровное лицо землицы.
Курю. Кажется совсем несовместимым этот желчный дым и такой призрачный чистый воздух. Машина дёрнулась. Видимо забыл поставить на ручник и вот мой металлический поводырь среди асфальтового ослепления фонарями, чуть пробуксовав пополз вниз. Что толку бежать следом, но загребая клочья снежных опилок, пытаюсь догнать своё материальное достоинство. Подлетев на коварном прыще-трамплине джип накренился и кубарем покатился теряя свою обтекаемую форму и ценность. Внезапно пейзаж изменился, словно, догоняя ставшую грудой металлолома машину, я попал в другой мир. Джип лежал на скошенной крыше, ещё вращались скрипящие колёса, я даже слышал стучание подшипников на раскалённых гонкой осях. Жгуче изумрудная осока и смешавшиеся с малахитовым покровом букашки незабудки. Вечнопечальные ландыши склонились бутончиками над муравьиными тропами, по которым сновали насекомые, судорожно смыкающие жвалы. Невыносимо жарко, то ли от бега, то ли от лавы плазменного шара висящего в зените. Помню как скинул пуховик, стянул, как змея кожу, махеровый бадлон и уселся на шелковистый пух полянки, чувствуя как щекотка от заострённых лепестков вызывает лавину мурашек и зуд. Пот слезами.
Курю. Кажется совсем несовместимым этот тягучий дурман-дым и жаровня от скучающего светила. Летний шорох от ветра, ласковый как пушок. Вокруг природный катаклизм превративший этот пятачок в цветущий луг.
- Хай, - хриплый бас без акцента с привкусом неизведанного и тревожного.
Я нервозно огляделся. Кроме моего индиго джипа, лишь трещётки крыльев птиц.
Закурил. Тошнит от дыма, но сжимая размягший фильтр втягиваю в себя этот глоток табачной рвоты. Явно перекурил - звуковые галюнационные видения.
- Много куришь, - тот же голос, я покосился на перевёрнутую машину, наверное радио не выключил, развлекает.
- Машину жалко? - по-моему кивнул, но ещё в недоумении озирался выглядывая человеческую личину в расплавленном цинке лета.
- Жалко не догнал, - я сглотнул и тихо прошептал себе.
- Поработай над финишным рывком, хотя технический прогресс не догнать, факт, - почти пропел голос с изюминкой иронии и хрипотой.
- Слушай невидимка, не хохми, - я закашлялся вдохнул в себя уже полиэтиленовый привкус фильтра и ловко, щелчком, выстрелил окурком.
- Да я поддержать хочу, - голос мягкий и вельветовый.
- Ты кто, леший ? - решил симпровизировать я.
- Я Джим Моррисон в Астрале, знаешь такого? - насмешка, но не обидная, а наоборот подбодряющая.
- Угу, группа THE DOORS...А почему по-русски общаещься? - я хохочу - здорово перекурил.
- Английский надоел, а в Астрале многому научиться можно, хоть русскому, хоть хинди.
- Ну и как там в Астрале?
- Херово - секса и ЛСД хочется...- погрустнел, но говорит сквозь острорежущий смех.
- А я тебе чем угодил, с чего вдруг заголосил, пожаловаться захотел?
- Скучно.
Я достал из кармашка куртки свёрнутый кулёчек с коричневатой рыжухой и спросил:
- Куришь?
- Курил.
- Покурим, раз меня накурит, значит и тебе перепадёт.
- Наконец-то, накурюсь - обрадовался идол.
Я запылесосил сигаретку, выхватил зубами стекловату фильтра и свернув в трубочку купюру облизал гильзу.
- Не томи, - он в нетерпении пощёлкивал языком.
- Ну держись...
Я засмолил. Аромат трав смешался с цветочным нектаром и всклоченным туманом разлетался по полянке.
- Странный сорт, - Джим смеялся когда я кашлял и одобрительно громко озвучивал вдохом каждую затяжку.
- Strange days, - подмигнул ему я.
- И то верно. Фан?
- Вырос на THE DOORS...
- Cтранно, так похож на хиппи, - он улыбался, там у себя в Астрале, я знаю, почувствовал.
- People are strange.
- Знаешь почему я так песню назвал?
- Почему? - прилежно выдыхая оранжеватый дымок спросил я.
- Я людям спел - зажгите моё пламя, а люди решили, что меня необходимо за это поджаривать.
- Действительно странные, - мы хихикнули.
- Хороший сорт, я это даже в Астрале почувствовал.
Беседа заодила в тупик, я улыбался, улыбался и он, приятно когда с тобой улыбается такой человек пусть и в Астрале.
- Я знаю ты поэт...
- Был поэт.
- Я кстати тоже немного пишу, у меня и про THE DOORS есть.
- Читай, похохочем...
- THE DOORS...Рок-н-рольное...
Психоделики нервное звучание.
Голос впился в микрофон.
Странные люди. Зала рычание.
Привычные крики, создающие фон.
Вечность в пустыне в кислом обряде
Не научила ценить тишину.
В кожаных джинсах. Ширинка в помаде.
Пламя зажгите, в огне утону.
- Ширинка в помаде, - хохотал он, - а ведь угадал. Ладно покурили, пора и разбегаться.
- Можно ещё вопрос?
- No problem.
- Самое важное, что ты понял в жизни, без иронии?
- Что я - Джим Моррисон, и осознание этого самое важное для меня, ладно бывай, будь собой.
Накинув свитерок и куртку я с улыбкой подошёл к джипу. Упёрся, сделал усилие и опрокинул неустойчивую конструкцию обратно на колёса. Сел за руль. Завёл двигатель. Представил как странно будет выглядеть на шоссе моя колымага - смятая крыша, капот, багажник. Включил радио - THE DOORS.
Курю. Кажется совсем несовместимым этот кумар в салоне и этот гениальный голос. Ладно в путь. Скорее бы весна. Устал.