«В России две беды…»
Гоголь, или Салтыков-Щедрин, или Карамзин, или ещё кто…
«…И когда должен приехать президент, одна беда срочно начинает ремонтировать другую»
Народ
Один. Один.
Господин президент проснулся и привычным отеческим взором окинул страну. Страна приветствовала его многосотмилионным хором голосов счастливых инженеров, программистов, писателей, поэтов, историков, конструкторов, архитекторов, музыкантов и остальных, работающих на благо её мощи, процветания и могущества. Великая радость осознавать себя стоящим у руля этой сильной и счастливой державы…
У него было имя. Имя ему дали с рождения, потому что так положено – при рождении каждому ребёнку давать имя, хотя уже тогда все знали, что имя это сотрётся в ежеминутной многомиллионноголосной человеческой благодарности. Своё имя он забыл так же, как забывал огромные потоки информации, проходящие через него каждый день, отфильтровывая из них только самое ценное. Для всех – для себя, для детей, для окружающих его чиновников, министров, депутатов и других людей, приходящих к нему на приём, он был просто Господином Президентом. И даже после обильных любовных утех жена его по-другому не называла, настолько естественным казалось ей такое обращение. «Господин Президент, мне было очень приятно», - говорила она в таких случаях, ложась на спину и закуривая, глядя в огромное зеркало на потолке. «Спасибо, Госпожа Первая Леди, мне тоже понравилось», - отвечал Господин Президент, погружаясь мыслями в предстоящие государственные дела, ибо по исполнении супружеского долга нужно обязательно исполнять долг государственный.
Он любил свою жену, такой же искренней любовью, как свою страну и свой народ, а жена, страна и народ отплачивали ему тем же. Во время своих частых поездок по стране он всегда видел счастливые улыбающиеся ему лица, чистые города, утопающие в зелени деревьев, деревни с уютными красивыми домиками, окружённые садами с цветущими яблонями, леса, в которых можно было иногда с дороги разглядеть диких животных…
Один. Два.
««Водку уже затем пить надо, что она ум в порядок приводит» М. Ломоносов» - гласил плакат над строительной бытовкой, в которой располагалось лесозаготовительное начальство. Говорил Ломоносов что-нибудь такое, не говорил, или говорил, но не совсем такое, или говорил, но совсем не такое – никто не знал. Это и неважно – плакат и без того превосходно выполнял свои функции.
Пить надо много. Много пить – это государственная политика. Если много и правильно пить, жизнь кажется счастливой и беззаботной, главное в этом деле уметь вовремя и грамотно опохмелиться. Правильный опохмел ведёт к продолжительному запою, а продолжительный запой – гарант счастливой жизни народонаселения. В утреннее время суток, когда уже успеваешь опохмелиться, но ещё не успеваешь напиться, надо трудиться на благо процветания нашей Родины – валить лес. Этим занимались мужики вахтенным методом, потому что невахтенным не получалось, ибо все леса вокруг городов и прочих поселений были уже давно вырублены. Спецтехника при этом стоила дорого, требовала бензин и часто ломалась. Мужик не стоил ничего, требовал водку и почти не ломался, пока не умирал. Раз в полгода на длинном поезде, запряжённым угольным паровозом, он уезжал за несколько сотен километров на свидание к жене, где имел возможность зачать потомство, и, исполнив свою миссию, снова отправиться на заработки. Из потомства выживал примерно каждый десятый, поэтому такая частота зачатий вполне оправдывалась. Противозачаточные средства в связи с этим были запрещены категорически. Владимир Высоцкий в XX веке, предчувствуя наше светлое и великое будущее, писал про него такие строчки:
«Не пройдёт и полгода, как я появлюсь,
Чтобы снова уйти, чтобы снова уйти на полгода»
Пить водку – почётная обязанность каждого гражданина. Пить водку нужно ещё и потому, что вследствие её необычайно высокой калорийности, есть при этом нужно гораздо меньше, а, следовательно, возможностей прокормить население появляется гораздо больше. Правда, некоторые несознательные элементы, в основном женщины, отказывались пить водку, пытаясь объяснить это тем, что она каким-то образом затуманивает мозги, но таких людей искореняли как класс, ведя с ними долгие душеспасительные беседы, подкреплённые специальными психотропными средствами, вызывающими зависимость от алкоголя.
С Игорем никогда не надо было вести душеспасительные беседы. Наоборот, он всегда чётко осознавал, что пьющий мужик – настоящая опора России, и хлестал водку литрами. К своим тридцати семи годам он уже обзавёлся заплывшими глазами, симпатичным красным курносым носом и циррозом печени – вполне нормальная симптоматика для взрослого работящего человека. Очередная полугодовая смена подходила к концу, и его уже заполняли мысли о том, как скоро он приедет домой, к жене, чтобы в качестве бонуса за продолжительную изнурительную работу получить от неё немного сексуального удовольствия. Он стоял на полусогнутых ногах около наполовину спиленной сосны и держал двумя руками рукоятку двуручной пилы. Хотя надёжнее было бы сказать в этой ситуации «держался за рукоятку». За противоположную рукоятку держался его напарник Коля.
- Ну что, ещё пару раз? – крикнул хриплым голосом Игорь.
- Ага, - ответил Коля со стороны противоположной рукоятки не менее хриплым голосом.
Пила сделала несколько движений поперёк ствола дерева, высыпав на сырую землю жалкую горсть опилок, и вновь замерла. Со стороны так и казалось, что движения делает именно пила, а люди к ней привязаны.
- Третье на сегодня. Ещё одно хотя бы надо. Ща допилим, и перекур.
- Ага. Уже четыре часа работаем. Может быть, выпьем пока?
Не дожидаясь ответа, Коля достал из-за пазухи початую бутылку водки, откупорил и отхлебнул из горлышка.
- Прекрасная мысль, - согласился Игорь и сделал то же самое.
- А может быть, и хрен с ним, с ещё одним?
- Может быть, и хрен с ним. Но это мы обязательно допилим!
Игорь был трудоголиком, чего нельзя сказать о его напарнике.
Один. Три.
Совершенно невозможно укрыться от палящего солнца. Абсолютно невозможно. Просто негде. Потому что вырубная бригада появилась около посёлка лет десять назад и с тех пор новый лес не вырос. Полноценно вырасти он планировал лет через пятьдесят, или сто. С точки зрения вечности, конечно, сотня лет ничего не значит, но с точки зрения тридцатипятилетней Ирины Васильевны, бывшей десять лет назад двадцатипятилетней Ирой, но с тех пор обзавёдшейся седыми волосами и, видимо,как следствие, обращением по отчеству, и десять лет значат очень много. За это время в её жизни произошли следующие события: родились сын и две дочери, спился муж, умерла мама, убежало молоко. Впрочем, про молоко не надо – убегало оно часто, не туда, не по делу и никакого отношения к этой истории не имеет. Отношение к истории имеет то, что не только младшие дети, но даже старший сын Кирилл, которому на момент вырубки было два года, а сейчас двенадцать, понятия не имели, что такое лес. В общем, ничего катастрофичного в этом нет, потому что после того, как закончились нефть и газ и во имя существования нашей Великой и Могучей державы основная доходная часть бюджета строилась на поставках леса, получилась такая ситуация, что всё меньше и меньше детей могли похвастаться, что когда-либо в своей жизни гуляли в лесу. Да и вообще, несрубленное дерево считалось верхом расточительства, ибо как можно не срубить дерево, когда твоей родине требуется лес для того, чтобы она, Родина, могла не только существовать, процветать и развиваться, но ещё и модернизироваться?.. Каким местом она будет в сложившейся ситуации модернизироваться, никто и не думал, ибо не стоит забивать голову такими глупостями. Голову надо забивать только тем, что сегодня нужно поесть, чем покормить детей и как подешевле купить очередной баллон чистого кислорода, чтобы прожить не только до среднестатистических сорока лет, а до сорока пяти, или даже до пятидесяти (говорят, был в где-то старожил, доживший до пятидесяти пяти лет, но мало, кто верит в эти сказки)
А, в общем, жизнь в деревне почти не отличалась от сложившейся и устоявшейся веками: все пили (бабы тоже, вопреки многовековым традициям). Дети учились в сельской школе. Тут была разница – обучение длилось один год, набор в школу, в соответствии с завещаниями Великого Фурсенко, проходил раз в пять лет. Набирали всех детей в возрасте от семи до двенадцати, обучали их читать, писать, считать и отпускали. Всё во имя практичности – зачем тратить на человека лишние ресурсы, если полученные знания ему всё равно нигде и никогда не пригодятся? Россия – великая лесная держава, леса на весь мир хватит, лес – возобновляемый ресурс, торгуя лесом, мы протянем долго, а для того, чтобы рубить лес, думать не надо. Да и писать, в общем-то, тоже не надо. Надо немного читать, чтобы понимать указы Господина Президента и немного думать, чтобы понимать смысл этих указов. Хотя читать, видимо, тоже не надо – есть и другие способы донести эти указы до массового сознания… Да и думать не надо… Короче, реформа образования далеко не закончена, много над чем надо подумать, много чего обмозговать. Ясно одно – не время нынче тратить бюджетные средства на всякие глупости.
Ирина Васильевна была из тех редких, практически вымирающих женщин, которые не пили. То есть, совсем не пили. На непропитые денежки она сумела приобрести корову, чем не вызвала зависти у окружающих, ибо корова давала молоко, а учёные ещё не изобрели животное, которое умеет давать водку. Тем не менее, личностью Ирина Васильевна была подозрительной, и поэтому соседи со дня на день ожидали, что с ней проведут душеспасительные беседы соответствующие органы. Органы уже давно были вызваны, но в силу каких-то обстоятельств, всё никак не могли доехать. Видимо, они тоже пили.
Фотокарточка мужа Игоря, красовавшаяся на стене избы всей изумительностью своих заплывших глаз и очарованием своей гнилозубой улыбки, почему-то не внушала веру в надёжное и светлое будущее. Будущее нависало сверху, пугая своей неотвратимостью.
Один. Четыре.
- Я повторяю, здесь никогда не росли пальмы, - заорал Тимчук, не сдержавшись, - не росли! Ты русский язык понимаешь?
- А тебе какая разница, росли, или не росли? – отвечал Клювдин, пытаясь не отставать по уровню децибелов, - Тебе привезли, вот и высаживай. Ты что, думаешь, тут кто-нибудь достоверность проверять будет?
- Я! Я всегда проверяю достоверность. И я никогда, слышишь – никогда я не посажу пальмы в Сибири!
- Да кроме тебя никто и никогда этого не заметит!
- Я замечу! И сам себя уважать после этого перестану. Короче, увози свои пальмы куда следует, а у меня завтра до девяти утра должна быть крупная партия стройных берёзок и сосенок. Головой отвечаешь. Ты сам знаешь, на что я способен.
Клювдин, видимо, всё-таки не знал, на что способен Тимчук, и у него было припасено ещё море аргументов в доказательство своей правоты (в этом море не хватало только главного и единственно правдивого аргумента, что крупную партию пальм, приготовленных для визита господина Президента в Сочи, который должен был состояться через месяц после визита в Новосибирск, случайно направили не по адресу, перепутав их с партией берёзок и сосенок, предназначавшихся как раз для Новосибирска, куда господин Президент собирался вылететь уже через неделю). Эти все аргументы так и остались проживать в неспокойном организме Клювдина, потому что из трубки, вместо продолжения дискуссии, раздались короткие гудки, оповещающие о том, что разговор окончен, а так же о том, что Клювдин сильно влип. В этом месяце уже итак получался крупный перерасход авиационного топлива, а теперь из-за этой досадной ошибки, придётся совершить ещё два дополнительных рейса. Есть, конечно, одна мысль, как попробовать выйти из сложившейся неприятной ситуации, но этот выход был крайне рискован. Хотя другого вообще не было.
Он достал мобильник и решительно нажал комбинацию из кнопок и клавишу вызова. Немного подумав, он нажал клавишу отбоя, но уже менее решительно. Постояв немного, снова нажал вызов, а потом снова отбой. Проделав эту загадочную процедуру несколько раз, он, наконец, решился.
- Алло? Аллочка? Привет, дорогая. У тебя такой прекрасный голос!
- …
- Нет, ну что ты, я всегда тебе это говорил. И вообще, я, честно говоря, давно влюблён в тебя.
- …
- Правда? Мне тоже очень приятно это слышать! Послушай, крошка, у меня к тебе есть небольшое дельце… Так, пустячок один, просто повод тебе позвонить.
- …
- Мне нужно… Правда, даже неудобно просить о такой мелочи… В общем, мне нужно, чтобы ты поспособствовала том, чтобы наш самолёт заправили топливом, которое предназначается для самолёта господина Президента…
- …
- Да это не только мои проблемы, - заорал Клювдин и бросил трубку.
***
Адольф Богданович Тимчук весь был не менее странным, чем его имя. В общем-то, должность, которую он занимал вот уже более двадцати лет, предполагала, что её должен занимать весьма странный человек, ибо нестранный человек, занимая эту должность давно сошёл бы с ума, то есть, сделался бы странным… Хотя было, с чего сойти с ума даже странному человеку. Посудите сами: на пустом месте (или на месте старой дороги, которое тоже с некоторыми оговорками можно назвать пустым местом) в течение нескольких дней проложить превосходную магистраль, расположить на ней дорожные знаки, разметку, указатели, построить несколько липовых развязок, мостов, путепроводов, вдоль неё за городом посадить настоящие деревья, наладить работу голограмм с дальними видами, в городах и населённых пунктах покрасить заборы, подлатать дома и позаботиться о том, чтобы местное население выглядело непьющим и счастливым. И это на один-два дня, чтобы потом всё в спешном порядке разобрать и собрать совершенно в другом месте, что касалось даже дорожного покрытия.
Окружали Адольфа Богдановича тоже весьма странные люди, странность которых порой граничила с идиотизмом. Например, можно припомнить такой диалог:
- Адольф Богданович, я изобрёл новый быстрый способ возведения автомагистралей.
- Какой же?
- Бобинный асфальт. В нескольких километрах впереди кортежа едет бобинная машина, на бобины которой намотано изобретенное мной дорожное покрытие. В нескольких километрах позади кортежа едет такая же машина и наматывает асфальт обратно на бобины. Следующим утром машины запускаются в обратном порядке.
- Всё?
- Да.
- Уйди отсюда, Подкопаев, пока я тебя не уволил.
- Что такое?.. На этот раз я всё правильно рассчитал. Изобретённый мной мягкий асфальт…
- Идиот, а ты посчитал, какого диаметра должны быть бобины? – заорал Адольф Богданович.
Мигом покрасневшая рожа Подкопаева раньше, чем его моментально замямливший язык, дала понять, что такие расчёты не проводились.
Два. Один.
Секретарша Любочка, напудренная до такой степени, что пудра готова была отваливаться кусками, подняла трубку переговорного устройства.
- Господин Первый Помощник Президента, к Вам Господин Министр Торговли с докладом об итогах переговоров с американцами.
- Пусть войдёт.
- Войдите, - сказала Любочка, положив трубку. Будьте осторожнее. Судя по интонации, он сегодня не в духе.
- Сам разберусь, - пробурчал Господин Министр Торговли и решительно нажал на ручку двери кабинета.
- Господин Первый помощник, американцы опять повышают цену на нефть! – начал он с порога, не поздоровавшись.
- Нефть? А мы разве покупаем сырую нефть? У нас ещё есть нефтеперерабатывающие заводы?
- Нет. Но если они повышают цену на нефть, завтра повысятся цены на нефтепродукты. Если с такими темпами будут расти бюджетные расходы, то темпы вырубки лесов придётся снова увеличивать.
- А вы им сказали, что у нас народ голодный, а они отнимают у народа последнюю корку хлеба? Что народ может взбунтоваться? Что не надо будить русского медведя? Что у нас ещё есть ядерное оружие? Что мы им не угрожаем, но ситуация может выйти из-под контроля?
- Сказал.
- И что?
- Они смеялись. Сказали, что по их разведданным, наше ядерное оружие находится в таком состоянии, что восемь из десяти бомб взорвётся при пуске, ещё одна взорвётся в воздухе, а остальное собьют системы ПРО.
- Они действительно так сказали?
- Да.
- Неужели, и правда всё так плачевно? Как бы то ни было, их разведданным приходится доверять. Эти сводки гораздо точнее, чем отчёты наших экспертов…
Да, так и чем обернётся увеличение темпов вырубки леса?
- Тем, что запасов леса может хватить только на двести лет.
- И всё?
- Всё!
- И вы с такой ерундой посмели прийти ко мне на приём? Или вы собираетесь прожить ещё двести лет?
- Нет… не собираюсь…
- Тогда я не понимаю, о чём мы вообще тут с вами разговариваем.
- Но потомки…
- Да плевать я хотел на потомков! Вам ни всё ли равно, что будет со страной после вашей смерти?
Два. Три-четыре.
Из радиоприёмника послышалось какое-то шипение, потом кряхтение, а потом ясный, отчётливый голос: «Внимание! Всем непьющим срочно собраться на главной площади! Неповиновение сурово наказывается». От неожиданности Ирина Васильевна выронила недомытую тарелку. Тарелка упала на пол и раскололась на две части.
- Что? – непроизвольно вырвалось у неё.
«Повторяю. Всем непьющим срочно собраться на главной площади!» - ответило ей радио» - Неповиновение сурово наказывается».
Ирина Васильевна побледнела и села на табуретку. Идти нельзя – будут проводить душеспасительные беседы, в результате которых она сопьётся и будет как все. Не идти тоже нельзя – соседей много и большинство из них пьют; кто-нибудь обязательно донесёт, и тогда кроме душеспасительных бесед ожидает дело за неповиновение властям. Немного подумав, решила выбрать третий вариант: откупорила бутылку водки, которая была припасена мужем, чтобы выпить за приезд из командировки и, плюясь, преодолевая не раз возникавшие рвотные спазмы, отпила около половины. На большее решительности не хватило. Порывшись по шкафам, нашла старую рваную юбку, из которой давно хотела сделать половую тряпку, блузку с оторванным рукавом и сандалии со сломанными застёжками. Конечно, всё это давно следовало выкинуть, но муж не давал, считая, что всё в жизни может пригодиться. Покрутившись у зеркала, испортила причёску, взлохматив волосы и на всякий случай ножом отрезала чёлку. В результате из зеркала на неё посмотрела довольно рваная и вполне себе лохматая женщина, которая издалека возможно походила бы на среднестатистическую россиянку.
В таком виде вышла на улицу, не забыв при этом несколько раз наступить в грязь, стараясь наделать как можно больше брызг.
На главной площади народу было мало, только посреди неё стоял стол, за которым сидел человек, впереди которого красовалась табличка: «Тимчук. Адольф Богданович. Начальник выездной свиты Господина Президента»
- Видимо, мне к вам? – произнесла Ирина. Голос её немного заплетался.
- Не знаю… Вы по какому вопросу?
- Непьющих искали. Вот они…
- Простите, а вы непьющая?
- Я относительно непьющая. А совершенно непьющих нынче не бывает вовсе…
- Гм, что же делать?..
- А что вы хотите делать?
- Понимаете… Дело в том… К нам едет Господин Президент
От неожиданности Ирина икнула.
- Мы ищем совершенно непьющих людей, - продолжал Тимчук, - нам нужно показать счастливое народонаселение. А пьяный… Он как-то не так счастлив, по-другому…
- Подождите, - сказала Ирина, - так я же непьющая!
- Вы? – от такой наглости глаза у Тимчука попытались вылезти на лоб, видимо для того, чтобы лучше рассмотреть собеседницу. Тимчук поставил их на место указательным пальцем.
- Я! Перед приходом сюда я специально выпила, чтобы со мной не вели душеспасительные беседы. А так я вообще не пью, – водка развязала Ирине язык и даже не думала его завязывать.
- Вы понимаете, что вы ведёте крамольные разговоры? – спросил Тимчук, осматривая собеседницу суровым укоряющим взглядом.
- Простите, я уже вообще ничего не понимаю, - пробормотала Ирина и уронила голову на стол.
- Что с вами? – Тимчук попытался поймать уроненную голову, но не успел. Невовремя подоспевшие руки коснулись волос Ирины, и… лучше бы они этого не делали: от этих рук со скоростью, которую ещё не успело преодолеть разумное человечество, к мозгу Тимчука пронёсся первобытный импульс, внёсший сумятицу во всё его никчёмное существование. Говоря проще, голосом предков, давно кормящих червяков на различных кладбищах, он влюбился. Влюбился как простой идиот, не обременённый выполнением государственных функций.
- Девушке плохо! – заорал Тимчук на всю улицу.
Два. Два.
- Коля, друг…
- Чо?..
- Ты спишь?
- Нет пока. А чо?
- Да ничо… Просто я думаю… Для чего всё это нужно?
- Чо?
- Да ничо. Мы с пилами, лес этот… Для кого-нибудь будет от этого счастье?
- Ты чо, совсем упился?
- А чо?
- Ничо! Сказано же – лес нужен для нашего процветания, это самый верный способ обеспечения наших инноваций для того, чтобы наше общество с уверенностью шагало к новой жизни.
- Чо?
Сами по себе буковки не умеют передавать интонацию, и поэтому иногда в таких случаях требуются пояснения автора. Автор поясняет, что приведённый диалог вёлся заплетающимся языком, но зазубренная фраза по поводу процветания отскакивала от зубов так, что практически не показывала состояния опьянения человека, её произносившего. Тем не менее, оба философствующих субъекта вскоре угомонились и залегли спать. Впереди предстоял нелёгкий день – первый день длительного путешествия Игоря к своей любимой жене. Игорь любил свою жену, и до сих пор жена отвечала ему тем же, но какой-то подлый червячок сомнения забрался под черепную коробку, пытаясь помешать оттуда чистым мыслям о предстоящей встрече.
Длинный серый поезд медленно тащится по рельсам огромной страны, громыхая на стыках. Проводник предлагает почти бесцветный холодный чай и чёрствые булочки. Деньги особенно тратить не хочется, поэтому на перронах Игорь ничего не покупает. Вот он подъезжает к знакомой с детства станции, над которой возвышается древнее здание вокзала, знакомое до кирпичика. На платформе пусто, никто не встречает. Игорь выходит из поезда, держа в руке лёгкую дорожную сумку. Подходит к привокзальной стоянке, берёт извозчика, называет адрес. Извозчик как-то странно ухмыляется и приглашает садиться. Усталая лошадь еле плетётся вдоль покосившихся заборов, испещрённых однотипными надписями. Тем не менее, доехали быстро. Игорь расплачивается с извозчиком, обнаруживая на его лице всё ту же странную ухмылку. Хочет спросить о причине этой ухмылки, но не успевает – извозчика уже и след простыл. Дует ветер. Калитка со скрипом качается из стороны в сторону, и от этого скрипа по коже почему-то бегают мурашки. Игорь проходит во двор, подходит к дому. Дверь не заперта. Он открывает дверь. Внутри очень холодно. Всё кажется чужим, хотя вроде бы ничего не изменилось. Из комнаты навстречу ему выходит Ирина. Сквозь неё Игорь видит распахнутую дверь. «Тебя здесь не ждут» - говорит она, не размыкая губ, - «исчезни»
Игорь проснулся в холодном поту. Уже рассвело. Часы на противоположной стене показывали половину шестого, скоро вставать.
- Приснится же такое, - сказал он вслух.
- Чего? – раздалось со стороны соседней кровати.
- Ничего. Спи пока…
Длинный серый поезд медленно тащится по рельсам огромной страны… Впрочем, кажется где-то это уже было…
Три. Три-четыре.
Никто даже не среагировал. Ну и что, что девушке плохо – мало ли кому может стать на улице плохо в наше неспокойное время? Ну и что, что плохо ей стало не перед кем-нибудь, а перед самим Начальником выездной свиты Господина Президента?.. В конце концов, никто даже и не думал читать то, что было написано на табличке, красовавшейся на столе. А если бы кто-то и прочитал… Ну не сам же Господин Президент сюда пожаловал! А раз так, то кому какое дело до шляющихся тут и там проходимцев? Правильно, никому и никакого. Да и вообще, мало что ли люди на своём веку видали спиртных отравлений, подкреплённых недоеданием?
Она казалась тяжёлой, при том, что телосложение её было достаточно миниатюрным. Просто ничего тяжелее своего портфеля с документами Тимчук раньше не поднимал – как-то не было в этом необходимости.
- Где вы живёте? – периодически спрашивал Тимчук, но в ответ получал лишь мычание.
- Не подскажите, где живёт эта девушка? – спросил он у пожилой женщины, показавшейся ему более вменяемой, чем остальные прохожие.
- Ба! Так это ж Ирка, - схватилась за голову женщина, - а что с ней?
- Ничего особенного, алкогольное отравление.
- У Ирки-то? – недоверчиво произнесла женщина. Она ж не пила никогда!
- Мы это исправили. Провели с ней душеспасительные беседы. Так, где она живёт?
- Беседы? Давно пора! Да тут рядом живёт. Идите прямо по этой улице, третий дом. Там ещё забор крашеный. А беседы пора, да! Разве можно в наше время не пить? Вот молодёжь пошла!..
Забор оказался действительно крашеным, что здесь было редкостью. Даже надписей на нём почти не было, за исключением одной, свежей: «здесь живёт непьющая сучка» Калитка со скрипом отворилась. Тимчук подошёл к дому и открыл дверь. Дверь оказалась незапертой. Из-за зашторенных окон внутри царил полумрак, поэтому Тимчук не сразу разглядел убранство дома: небольшая прихожая, за ней довольно просторная комната. Он прошёл в комнату, уложил девушку на кровать, а сам уселся рядом. Девушка что-то пробормотала во сне и повернулась на другой бок. Из-под задравшейся юбки показались чистые белые кружевные трусы. Тимчук с трудом поборол зарождающееся желание и улёгся около неё. Подсознательно он, конечно, чувствовал, что не время сейчас с пьяными девушками на диванах лежать, что в этой деревне он, по сути, почти проездом, что тут нужно всего-лишь задекорировать химкомбинат, чтобы показать его Господину Президенту, если он сюда заедет, что главная его цель – Новосибирск, а главные предметы декорирования – Новосибирский авиазавод, где Господин Президент будет кататься на самолёте, Сибсельмаш, где его покатают на тракторе и Новосибирский стрелочный завод, где он будет переключать стрелки и смотреть, как при этом себя ведут паровозики. Все эти предприятия находились в самом что ни на есть плачевном состоянии – говоря конкретнее, их просто не было, но в течении недели нужно создать видимость того, что они есть. Работа, безусловно, важная и безотлагательная.
А он влюбился, как простой идиот, лежал на диване с пьяной девушкой, и все его действия попахивали самым обыкновенным саботажем. Гаденько так попахивали…
Ира немного поёрзала, случайно рукой наткнувшись на Тимчука. Видимо, подсознательно решив, что если рядом в кровати лежит мужик, то взялся он здесь не случайно, она обняла его и притянула к себе. Тимчук почувствовал напряжение в области паха, что тянуло уже не на саботаж, а на государственную измену.
- Дядя, а что вы тут делаете? – услышал он детский голос.
Три. Два.
Проводник предлагает почти бесцветный холодный чай и чёрствые булочки.
Опять дежавю…
Три. Один.
- Леночка, сделай кофе, пожалуйста.
- Конечно, Господин Президент. Вам чёрный, или со сливками?
- Чёрный, пожалуйста.
- С сахаром, или без?
- С сахаром. Один кусочек.
- Погорячее, или похолоднее?
- Погоречее. Но не сильно горячий.
- Большую, или ма…
- Всё, мне не надо больше кофе.
- Но Господин Президент…
- Выйди отсюда, сам сделаю!
Леночка вышла из кабинета вся в слезах. А ведь ей так хотелось угодить Господину Президенту.
Господин Президент сидел на своём любимом мягком кресле в кабинете и пил кофе. В голову лезли какие-то странные, тревожные мысли, ничем не обоснованные. Как будто за его спиной ведутся интриги, и все про них знают, а он один остаётся в дураках. И эта поголовная вежливость, порой доходящая до абсурда, казалась маскировкой какого-то грандиозного спектакля. Иногда он чувствовал, что вот-вот разоблачит подковёрные интриги, но, как только он намеревался копнуть поближе, тут же убеждался, что никаких интриг нет. Возможно, долгое пребывание у власти сделало его столь подозрительным, и в эти минуты приходили в голову мысли отказаться от власти, потому что в памяти всплывали исторические примеры, когда такая подозрительность выходила боком, но на смену этим мыслям тут же приходили другие, гораздо более здравые, вполне формулирующиеся в одном предложении: «как же они тут без меня, а?..»
- Без меня никак, - сказал он вслух и отхлебнул кофе.
Четыре. Три-четыре.
- Дядя, что вы тут делаете? – повторил детский голос.
Перед ним стояла девочка лет восьми, переводя взгляд с него на Иру и обратно.
- Я?.. Я тут сплю, девочка, не видишь, что ли? – нашёлся Тимчук.
- Вам спать негде? – сочувственно спросила девочка.
- Даша, с кем ты тут разговариваешь? – спросила Ирина, просыпаясь. Потом сфокусировала взгляд на Тимчука…
- ААААА – заорала она так, что барабанные перепонки Тимчука выбили барабанную дробь, и отскочила на край дивана, - что вы тут делаете?
- Извините, но вы напились и не смогли сами ходить. А я вас сюда привёз. Но устал по дороге, и поэтому прилёг отдохнуть.
- Мама не пьёт, - сказала девочка.
- Угу, - сумела промычать Ира, зажала рот, вскочила с кровати и выбежала из комнаты, надув щёки. При этом внутри неё проклокотало что-то, похожее на рвотный спазм.
- Мама, мамочка, что с тобой? – запричитала девочка и бросилась вслед. Тимчук остался один.
«А действительно, что я тут делаю?» - пронеслось у него в голове, и он уже собрался было уходить, но в голове вновь пронёсся образ кружевных трусов, моментально передавшийся в промежность, и поэтому пришлось остаться. «В конце концов, снять лишне сексуальное напряжение будет даже полезно для общего дела» - подумал он, - посторонние мысли не должны мешать работе». Тем не менее, чтобы не находиться дальше в затруднительном положении, он всё-таки встал с дивана и прошёлся по комнате, поправляя складки на одежде.
- Так что вы тут делаете? – спросила Ира, нетвёрдой походкой войдя в дверь.
- А почему у вас дочка не в школе? – нашёлся Тимчук.
- А вам какое дело?
- Я представитель власти. Должен вас наставлять на путь истинный. Так почему ваша дочка не в школе?
- Потому что школьный год начнётся только через два года. Реформу образования ещё никто не отменял.
- Ну тогда иди, погуляй, девочка, - сказал Тимчук, обращаясь к ребёнку.
Ира хотела уже сказать что-то возмущённое, но звонок мобильника прервал её намерение. Звонили Тимчуку (ясен пень, откуда мог быть у Иры мобильник?).
- Адольф Богданович, - сказала трубка, - у нас проблемы. Фасадная лжестена химкомбината рухнула. Возводить новую может не хватить времени. Разрешите отголограммить?
- Вы что там, все с ума посходили? Господин Президент возможно туда с визитом нагрянет! Вы что думаете, что он такой идиот, что с расстояния двух метров не отличит реальную стену от голограммы?
- Господин Начальник выездной свиты Господина Президента, как можно? Как вы могли подумать, что мы могли подумать такое?
- Вот чтобы вы не думали, что я не то думаю, я сейчас приеду и вам лично так задницу надеру, что у вас на всю жизнь потом пропадёт желание ей думать.
Он запихнул мобильник во внутренний карман пиджака, подошёл к двери и, отстранив Иру, вышел из комнаты. Потом обернулся и сказал:
- Жди меня вечером, - сделал пару шагов и добавил: - нет, ну ты объясни мне, как можно строить так, чтобы лжестена развалилась через сутки, если по самым скромным нормативам она должна простоять неделю, а по строгим вообще месяц! МЕСЯЦ!!!
… И ушёл, хлопнув дверью.
- Почему я вас должна ждать?– пробормотала Ира вслед, - У меня, в конце концов, муж есть! И мне не интересны ваши делишки! (последнюю фразу она прокричала в закрытую дверь).
Но Тимчук этого уже не слышал. Твёрдой поступью молодого страуса он шёл вдоль посёлка по направлению к химкомбинату. Несмотря на то, что он предполагал, что должен увидеть, это зрелище его привело в бешенство – всё то, над чем трудились уже около двух суток, пошло коту под хвост; необходимо начинать сначала.
- Как это произошло? – спросил он, подозвав прораба.
- Младший чёрнорабочий Докукин закурил и прислонился к стене. Раствор был свежий и ещё не про…
- Что он сделал? – спросил Тимчук, резко остановившись и повернув за шкирку к себе прораба.
- Раствор не просох. Он обло…
- Да вы что, и в самом деле тут все идиоты? Вы технику безопасности хоть раз читали? К лжестене вообще нельзя прикасаться во избежание её саморазрушения! Вы дилетант?
- Нет, что вы, я на своём месте, недавно аттесто…
- Да плевать я хотел на твою аттестацию – заорал Тимчук, – уволен!
- Да я… да как…
- УВОЛЕН, я сказал!!!
Четыре. Два.
Деньги особенно тратить не хочется, поэтому на перронах Игорь ничего не покупает.
- Ещё водочки?
- Да, пожалуй… А вам никогда не кажется, что то, что с вами происходит, уже происходило когда-то раньше?..
Пять. Три-четыре.
«Идиоты. Все идиоты. Поголовно. Нет, ну где они столько идиотов набрали? Они что, специально ходили и клеили объявления «набираем идиотов на высокооплачиваемую работу»? Нет, ну идиоты же!»
- Девушка, мне пять роз, пожалуйста. И упакуйте красиво. И сделайте так, чтобы достойно было. Там украсьте чем-нибудь…
- Мужчина, вы идиот?
- Я тоже? – непроизвольно вырвалось у Тимчука, - что?.. Вы как с покупателями разговариваете?
- Как хочу, так и разговариваю, вам-то что?
- Сейчас вы немедленно извинитесь.
Он достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение и протянул его продавщице.
- Ой… Простите, - лицо продавщицы сразу одновременно покраснело, обмякло, подобрело и заулыбалось, - не признала. Богатым будете. Я сейчас.
Она не несколько минут нырнула под прилавок, а вынырнула оттуда накрашенной и с превосходным букетом алых роз.
- Сколько с меня?
- Ой, ну что вы, какие пустяки…
«Вроде уже не маленький мальчик, а робею как первоклассник. Значит, так: захожу, дарю цветы, говорю, что у меня есть два билета в кино, что она прекрасно выглядет… Нет, изумительно… Нет, восхитительно… А что, если она будет в маске для лица и бигудях? Хотя какие нынче маски… Но бигуди-то у неё есть… Подумает ещё, что я издеваюсь… Нет, тут что-то другое надо… Про погоду… Погода, например, прекрасная. Днём пекло солнце, а сейчас прохладно… А у меня как раз билеты есть. Пойдём в кино, а? Нет, не то… А вдруг она ещё не протрезвела? Хотя нет, протрезвела – и поспала, да и времени не так мало прошло… А вдруг снова напилась? Что я с ней тогда буду делать? Выпила один раз, понравилось – и всё… Нет, она не такая, она…
Всё, кажется, пришёл»
Он стоял перед калиткой, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь войти. Из-за чрезвычайной загруженности по работе, времени на личную жизнь у него не оставалось, поэтому в этих делах он был дилетантом. Нет, девушки у него были, и немало – при первой необходимости он мог заказать любую, первосортную, из специального каталога для особо приближённых чиновников. Выше был высший сорт, которым пользовался только Господин Первый помощник Господина Президента. Сам Господин Президент в силу его безупречности пользовался только супругой. Чиновники рангом пониже пользовались первым, вторым и третьим сортом, а местные чиновники пользовались некондиционными девушками. Вот такие дела, и никакой духовности. И тут вдруг на тебе – любовь. И как вы предлагаете поступать в такой ситуации?
Тимчук открыл калитку и нерешительно направился в сторону дома. Входная дверь, как и в прошлый раз, оказалась не запертой. Тем не менее, он постучал и робко спросил:
- Можно войти?
- Смотря кому. И к кому, - навстречу вышел подросток лет двенадцати. «Они тут что, размножаются что ли?» - родилась мысль у Тимчука и скрылась где-то на горизонте. «Козёл какой-то» - родилась мысль у подростка и скрылась в том же направлении.
- Ты это… маму позови, - попросил Тимчук и зачем-то шаркнул ножкой.
- Мама, - закричал подросток, обернувшись, - к тебе тут какой-то лох пришёл.
В любой другой ситуации Тимчук намылил бы за эту фразу пацану шею, но на этот раз подсознание посоветовало ему, что этого делать не стоит. Из комнаты вышла Ира в маске для лица и бигудях. Тимчук пару раз переминулся с одной ноги на другую, немного покраснел и сильно смутился. Тем не менее, надо было что-то сказать, и, преодолевая смущение, и он изрёк:
- Прекрасно вы… простите… прохладно, да?.. А днём сегодня… я весь вспотел прямо… ну не весь… и не вспотел… кстати у меня два билета в кино. Пойдём, сходим, а?
- Олег, - крикнула она сыну, - уложи девочек, мне с дядей поговорить надо.
Она взяла Тимчука за грудки и выволокла во двор.
- А теперь говори, что тебе от меня надо? Да, я не пью. Да, я не люблю своего мужа, мне он противен. Да, я считаю, что вы весь народ превратили в быдло и да, мне глубоко насрать на то, что сюда приезжает ваш ненаглядный Господин Президент. И на него самого мне насрать тоже. Если будет такая возможность, я насру на него в прямом смысле.
Тимчук ошалел от такой тирады – за долгие годы государственной службы ему никогда ещё не доводилось выслушивать подобное.
- П-п-ростите, но я и п-п-правда хотел просто п-п-пригласить вас в кино, - сказал он, с преодолевая внезапнее заикание, которое почему-то решило появиться в самый неподходящий момент.
- Ну, хорошо, сказала Ира, - пойдёмте. Олег, - крикнула она в комнату, - остаёшься за старшего.
Простыня была многократно порвана, и кое-где заштопана. Сквозь одну из незаштопанных дырок гордо просвечивала надпись «х.й», написанная чёрным маркером на кирпичной стене. Самого х.я при этом не наблюдалось. Щёлкнул выключатель, сразу после этого погас свет, послышался какой-то грохот, мат, скрип открываемой двери, потом экран осветился, одновременно с чем послышалось стрекотание проектора. От мысли, которая внезапно родилась в голове, Тимчуку чуть было не стало дурно, несмотря на её обсурдность – «а вдруг Господин Президент решит посетить кинотеатр? Во всём мире уже смотрят трёхмерное кино, передающее тактильные ощущения, вкусы и запахи, а тут допотопный проектор и дырявая простыня. Это будет полнейший провал» Чтобы отвлечь себя от этой мысли, он положил руку на Ирину коленку, моментально получив за это пощёчину. Способ оказался действенным – мысль ушла. Кино при этом всё равно посмотреть не удавалось – распространявшиеся от Иры флюиды не оставляли никакой для этого возможности. Непослушная правая рука периодически принималась ощупывать разные места соседки, но наказывалась за это всё время почему-то левая щека. Так всегда в жизни бывает – один набедокурит, а другой за это отдувается. Со временем пощёчины смягчились, а к концу сеанса и вовсе стали походить на лёгкие поглаживания. К тому времени Тимчук осмелел до такой степени, что запустил руку между Ириных коленок. «Ну что ты делаешь, - шептала она, - ко мне муж едет. Он тебя убьёт». «Зато умру счастливым» - отвечал Тимчук, забираясь к Ире в трусы.
Неожиданно зазвонил мобильник.
- Да, - произнёс Тимчук театральным шёпотом.
- У нас краска засохла. Заборы красить не можем.
- Да вы что там все, совсем охренели?
Эту фразу услышали уже все зрители
Пять. Два.
Если обильно залить водкой мучающее дежавю, оно какое-то время не будет вас беспокоить.
Чухчух-чухчух чухчух-чухчух ту-ту!...
Шесть. Три-четыре.
- Дядь, это опять вы? Почему вы с мамой голыми спите? Это же неприлично!
Вчерашняя девочка стояла перед кроватью и смотрела на влюблённую парочку.
- Даша, что ты тут делаешь? - Ира укрыла одеялом себя и сопостельника. – иди, корову подои.
Девочка удалилась. Почти одновременно с этим зазвонил мобильник
- Алло, - сказал Тимчук в трубку.
- Адольф Богданович, у нас макет самолёта сломался. Взлёт не имитирует. Если Господин Президент решит на нём покататься, то сразу догадается, что он не настоящий. Не может же самолёт полететь, не взле…
- Вы что там, без меня совершенно ни с чем справиться не можете? – заорал Тимчук в трубку.
В ответ трубка промычала что-то нечленораздельное. Тимчук нажал на клавишу отбоя.
- Мне срочно необходимо выехать в Новосибирск, - сказал он Ире, - ненадолго. Дела улажу и приеду.
- Да можешь там и оставаться. Ко мне всё равно скоро муж приедет.
***
Бывшая гордость Советского Союза, а потом и Российской Федерации, Новосибирский авиационный завод, представлял собой жалкое зрелище. Ветер гулял по полуразрушенным ангарам, цехам и административным зданиям, злобно подвывая, словно скорбя по утраченному былому могуществу. Именно сюда должен был через несколько дней прилететь Господин Президент для того, чтобы возгордиться достижениями нашей промышленности. Именно для этого сотни человек сейчас трудились без сна и отдыха, чтобы придать этим развалинам хоть какой-то приличный вид. Но люди трудились, а приличного вида пока не получалось. Оставалось уповать только на близорукость Господина Президента, которая не раз уже выручала в подобных ситуациях. Макет якобы нового российского самолёта шестого поколения СУ-55 успел в некоторых местах покрыться лёгким слоем ржавчины, несмотря на то, что его изготовили всего пару месяцев назад. Конструкторам пришлось проделать большую работу, в том числе и с использованием фотографий нового американского F30, любезно предоставленных Пентагоном, для того, чтобы получить максимально правдоподобные аэродинамические формы. Американцы охотно делились информацией, потому что знали, что у русских дальше макета дело всё равно не дойдёт ввиду отсутствия средств, технологий и мозгов, а раз так – пусть побалуются, дети малые. На данном этапе, правда, не клеилась работа даже с макетом, и в силу отсутствия времени, людей постепенно охватывала паника. Тимчук стоял около макета в окружении ответственных лиц по различным направлениям и их замов и боролся с огромным желанием набить их самодовольные жирные морды – все по порядку, а потом ещё и все одновременно.
- Вы что, даже покрасить нормально не можете, чтобы через месяц не заржавело? – орал он, взяв кого-то из ответственных лиц за шкирку и тыкая его мордой в ржавчину. Ответственное лицо пыталось отмазываться тем, что оно ответственно не по этому направлению, но Тимчук его не слышал. – Вы что тут, совсем ничего не можете? Такую страну просрали!
- Краска китайская оказалась. А написано было тиккурила, - послышалось откуда-то.
- Кто это сказал? Кто сказал, я спрашиваю!
Из толпы вышел маленький сутулый человечек и упёр глаза в землю.
- Я сказал.
- Вы кто? – спросил Тимчук, выпуская свою жертву. Жертва моментально испарилась.
- Я заведующий хозяйственной частью вашей свиты.
Тимчук с трудом его вспомнил. Вроде был такой, недавно устроился на работу. Впрочем, свита была такой огромной, что всех запомнить было просто невозможно.
- А вы что, не знаете, что не надо покупать дешёвку?
- Так на дорогое денег не хватает. Вы же знаете.
- А почему макет не в ангаре стоял?
- Так в ангаре стоял, только там крыша протекает, а влажность даже больше, чем на улице.
- А почему тогда в ангаре стоял?
- Так по инструкции положено.
- Всё ясно. Сегодня же покрасить так, чтобы блестел как у кота яйца. Проверю лично. Если найду огрехи – пеняйте на себя. Ясно?
По тупому блеску в глазах было видно, что ясно.
- Теперь переходим ко второму вопросу. Где мой заместитель по электронной части?
Из толпы вышел грузный небритый человек в огромных очках.
- Здравствуйте, Адольф Богданович, - сказал он и протянул свою потную руку. Рука повисла в воздухе.
- Что у вас случилось? – спросил Тимчук, презрительно глядя на руку.
- Понимаете, у нас программист умер.
- Как умер? Почему умер?
- Так девяносто два ему стукнуло. Пора уже.
Говорил он, судя по всему, серьёзно. Все знали, что Тимчук шутить в таких делах не любит. Тимчук это понимал и поэтому совершенно растерялся. Как ему следовало реагировать на эту новость, он не мог решить.
- А что, других нет?
- Есть. Но хреновые. Тот был ещё старой закалки. А новые даже простейших задач решить не могут.
- Ну, так пригласите из США, - сквозь зубы сказал Тимчук, пытаясь подавить нарастающее бешенство, - вас что, всему учить надо? Я не знаю, что вы будете делать, но если через два дня программа не заработает, я вас лично задушу вот этими (он показал свои холёные руки, по виду которых можно было догадаться, что делать они ничего не умеют) руками (душить они наверное тоже не умеют, но проверять это не хотелось)
- Вас понял, - отрапортовал заместитель по электронной части. Надо было выкручиваться. Как – совершенно непонятно.
- Переходим к третьему вопросу. Срочно нужно организовать массовку. Как я понял, с непьющим населением в городе беда. Тем не менее, надо постараться. Выдвигайло!
- Я, - из толпы вышел плотный белобрысый с небольшими залысинами человек среднего возраста.
- Нужна массовка. Около ста человек. Если не наберёшь в Новосибирске, выпишешь из Москвы, из театрального училища. Они там хоть все на героине сидят, но выглядят прилично, в образ войти могут. Всё понял?
- Да.
- Выполняй.
- Слушаюсь.
Среди моря разнообразных дел и делишек, были такие, которые Тимчук, в силу известных только ему причин, всегда выполнял сам. Одним из таких дел был подбор массовки для придания иллюзии бурлящей и счастливой жизни города. Сегодня он в первый раз поручил эту важную и ответственную работу другому человеку; сам он не мог дождаться того момента, как приедет к Ире. В конце концов, там тоже были дела – надо было срочно восстанавливать рухнувшую лжестену химкомбината – под этим соусом не грех и из Новосибирска уехать.
Четыре. Один.
Мяч, отправленный мастерским ударом, закатился прямо в лунку.
- Ура! Есть! Здорово, - Господин Президент два раза подпрыгнул и захлопал в ладоши. Поле было устроено так, что специальные электронные датчики, вмонтированные в клюшки Господина Президента, посылали радиоволны датчикам, вмонтированным в поле, и удар Господина Президента корректировался для наиболее быстрого попадания в лунку. Сначала инженеры по глупости отрегулировали поле до одного попадания с любого расстояния, но очень быстро поняли свою ошибку: Господину Президенту стало скучно. Поэтому решили выставить интервал – от трёх до десяти ударов клюшкой, в зависимости от погодных условий, состояния поля, направления и силы удара. Но главным условием было, чтобы ни один соперник не смог обыграть Господина Президента, который ничего не знал об устройстве поля и очень гордился мастерством своей игры.
- Ловко я вас обставил, Господин Министр торговли?
- Да, ловко. Я вам всегда говорил, что вы мастер.
- Ну ладно, что уж там, - щёки Господина Президента украсил лёгкий румянец, - я довольно слабый игрок.
- Скромность вам к лицу, Господин Президент…
На соседнем поле в это время играли в гольф Господин Министр Иностранных Дел и Господин Первый Помощник Господина Президента. Разговор у них был куда более серьёзный.
- Вы, конечно, знаете, что председатель Юй Кунь во время своего визита заявил о новых территориальных претензиях Китая к Российской Федерации? – спросил Господин Министр Иностранных Дел, промахнувшись мимо лунки и выразив неудовлетворение от этого промаха междометием «ойбля», - вслед за Благовещенским районом они хотят получить Читинскую область.
- А у нас там лес ещё остался? – спросил Господин Первый Помощник Господина Президента, мысленно пытаясь определить вероятность попадания в лунку соперником.
- Остался ещё.
- Тогда мы не можем. Надо срочно переводить туда дополнительные отряды, а, когда дело будет сделано, можно будет и продать.
- Ну ясен пень, что с лесом никто продавать не будет. Неужели они такие идиоты, что покупают пустую землю?
Вопрос риторический. Конечно, идиоты. Зато деньги платят. И откаты хорошие.
Мяч закатился в лунку. Казалось, что он тоже сияет от осознания своей значимости.
Шесть. Два.
Поезд подъезжает к знакомой с детства станции, над которой возвышается древнее здание вокзала, знакомое до кирпичика. На платформе пусто, никто не встречает. Игорь выходит из поезда, держа в руке лёгкую дорожную сумку.
Да когда же, наконец, исчезнет это наваждение?
Семь. Три-четыре.
- Они отчитались… Слышишь, они отчитались!!! Идиоты! Раньше говорили, что Россия – великая страна, а теперь одни идиоты кругом! Со дня на день вылетит Господин Президент, а они отчитываются, что построили лжестену, которая должна была ещё пять дней назад стоять! А когда они всё остальное будут делать?
Тимчук лежал голый в Ириной постели, курил в потолок и ругался.
- А ты тогда что здесь делаешь? – спросила Ира, - иди туда и разруливай.
- А хули толку-то? Всё равно уже ничего не разрулить. Остаётся надеяться, только на то, что Господин Президент не поедет на химический завод. Иначе нам всем крышка. Я уже предупредил Первого Помощника, чтобы его сразу везли в Новосибирск.
- И что они сказал Первый Помощник?
- Сказал, что я безответственный и что он меня уволит.
- И что ты тогда будешь делать?
- Ничего. Да не уволят меня. Потому что при таком графике поездок новый человек не успеет вовремя включиться в работу. И тогда будет настоящая катастрофа.
- Какая катастрофа?
- Президент всё увидит.
- И что?
- Тогда нам всем точно крышка.
- И вся эта бутафория только для того, чтобы пускать пыль в глаза Господину Президенту? Тебе не кажется это смешным?
- Так, всё, - Тимчук вскочил с кровати, - если ты не прекратишь крамольные речи, я тебя арестую. Ты совсем рехнулась говорить такое в лицо одному из высших лиц государства?
- Да не тряси ты тут своими яйцами, в конце концов дети могут в любую минуту войти.
Один. Пять.
- Девушка, мне, пять грамм героина и пломбир в стаканчике.
- Вам героин высокой степени очистки, или низкой?
- Высокой. Гулять так гулять!
- Рекомендую вот этот, фирмы «Bayer». Новый сорт, называется «улётный», с добавлением мяты и алоэ.
- Да, давайте.
Перед семинаром надо уколоться. На худой конец понюхать. Но лучше всё-таки уколоться. Только тогда семинар проходит хорошо, ровно и продуктивно, материал легко усваивается, а сценки ставятся натурально. А вот однажды вовремя не укололся – и началась ломка, прямо во время семинара. Хорошо, что у Витальки оставалась лишняя доза, а иначе не досидел бы до конца. Давно уже велись разговоры о том, что в любой аудитории должен быть обязательный запас наркотиков на случай, если студенту вдруг станет плохо во время занятий, но эти разговоры так пока и остались разговорами. Совершенно непонятно – куда смотрит министерство образования, ведь очевидно, что в состоянии ломки не усваивается учебный материал.
Преподаватель сценического искусства Сергей Арсеньевич Бруев по кличке Сруев по старинке торчал на морфии, и поэтому вообще не понимал подрастающее поколение, а семинары его были скучными и не интересными. Однако, едва войдя в аудиторию, Кирилл понял, что занятие будет необычным. Бруев стоял посередине аудитории и улыбался. Подобный эффект у человека его типажа обычно бывает вследствие употребления экстази, но такой экзотики от преподавателя ждать не приходилось. Тут было что-то другое, и надо сказать, он не заставил долго гадать, что именно.
- Ребятки, - сказал он, переводя свою улыбку из разряда десятизубой в разряд тридцатидвухзубой, - вам крупно повезло. – Он оглядел аудиторию, словно пытаясь определить, догадывается ли кто-нибудь из присутствующих, как ему повезло. - Вам предлагается принять участие в массовке, - (он сделал театральную паузу, которая должна повысить напряжение в зале перед заключительной сценой), - Господина Президента, - он оглядел аудиторию торжествующим взглядом. Аудитория ему ответила разными типами взглядов, среди которых преобладали радостные. – Итак, есть желающие? –
Желающие были все. Мало того, что это просто прикольно, можно ещё и денег заработать. Вай бы и нот, как говорят англичане…
- Вам предстоит очень ответственная работа, - продолжал Бруев, - вам надо показать Господину Президенту лицо!.. Кто засмеялся? Между прочим, ничего смешного я в этой фразе не вижу, – вам надо изображать достойных граждан достойного народа. Конечно, наш народ достоин и без всякого изображения, но не всегда это видно с первого взгляда. А вы должны себя показать так, чтобы у любого человека сразу появилась гордость за нашу страну. И, несмотря на то, что у Господина Президента эта гордость присутствует гораздо в большей степени, чем у каждого из вас, всё равно эта миссия важная. Вылетать надо немедленно, вас внизу уже ждут автобусы. Приложите максимум ваших способностей – и результат будет гарантирован.
«Надо же, чудеса какие! Ещё и на самолёте!»
***
Выдвигайло оглядывал новоприбывших, с нескрываемой неприязнью.
«Тоже мне, выглядят прилично, торчок на торчке!» - ворчал он, - «с каких это пор торчки лучше алкоголиков?»
- Кто здесь за главного, - спросил он громко.
- Я, - вышел из толпы Бруев.
- Ага… Гм… Значит, так. У вас гримёр есть?
- Гримёр? Нет, гримёра у нас нет. Есть только студент гримёрных курсов.
- Где?
- Иванов! – крикнул Бруев в толпу, - Иванов! Ты что, не слышишь?
- Да слышу я, слышу, - вышел худой, почти до прозрачности блондин с косяком в зубах. На ногах он еле стоял, а правая рука тряслась, не переставая.
- Этот? – глаза Выдвигайло налились кровью.
- Этот. Да вы не беспокойтесь, он левша.
- Вы кого мне привели? Вы что, не понимаете, что у нас времени нет делать из этих недомерков нормальных людей?
- Но-но, я бы попросил, - пролепетал Иванов, выронив косяк, - бля… Опять!
Он упал на коленки и принялся трясущейся правой рукой ощупывать землю, опираясь на левую руку.
- И кого ЭТО может загримировать? - спросил Выдвигайло, презрительным взглядом уставившись на ползующее в его ногах нечто.
- Да вы не бойтесь, он за работой весь преображается. Исполнит всё по высшему разряду.
- О, нашёл, - сообщил Иванов, пытаясь выковырять косяк из-под ботинка Выдвигайло, - дядь, а вы не могли бы убрать ногу?
- Я тебе её сейчас так уберу, что мало не покажется, - гаркнул тот, замахиваясь на студента ногой.
- Спасибо, дядь, - произнёс Иванов, поднимая освободившийся косяк и одновременно с удивительной ловкостью уворачиваясь от ноги – освободительницы.
Семь. Два.
Игорь подходит к привокзальной стоянке, берёт извозчика, называет адрес. Извозчик ухмыляется своим мыслям и приглашает садиться. Усталая лошадь еле плетётся вдоль покосившихся заборов, испещрённых однотипными надписями. Среди надписей преобладает известное всем сочетание из трёх букв, сопровождающееся иллюстрациями, которые, помимо общего представления обозначающегося слова, демонстрируют ещё и возможные способы его использования.
Как же приятно ехать домой после столь длительного отсутствия! Наваждения, мучавшие его всю дорогу, скорее всего, были оттого, что этот маршрут он уже совершал в своей жизни многократно, и все эти поездки были очень похожими друг на друга.
Восемь. Три-четыре.
- Тебе чем-то не нравятся мои яйца? Ты что о себе возомнила, в конце концов? Сидишь в этой дыре, ждёшь мужа-алкоголика, который приезжает раз в полгода, гниёшь заживо, а когда появляется реальный шанс вырваться, встаёшь в гордую позу?
Ира встала с кровати и надела халат.
- Адольф, уйди отсюда, я тебя прошу.
- Ты меня прогоняешь? ТЫ МЕНЯ ПРОГОНЯЕШЬ? Да ты посмотри на себя, ты же свой единственный шанс упустишь!
- Ко мне муж едет, ты не понимаешь? Скоро он уже должен быть здесь. Если ты не уйдёшь, всё кончится плохо.
- Ты думаешь, я испугаюсь какого-то алкоголика?
- Я думаю, что тебе просто надо уйти и не задавать лишних вопросов. И вообще, тебе работать надо – скоро президент приедет. Если всё будет продолжаться так же, как сейчас, ты будешь выглядеть довольно плачевно.
- У меня в команде есть ответственные люди, которые обо всём позаботятся, а мне и здесь вполне нравится…
- Зато ты мне не нравишься. Ты не настоящий.
- Что? Это в каком смысле?
- В самом прямом. Вся твоя жизнь сводится к тому, чтобы скрывать настоящий мир под ненастоящими декорациями. Если отпадёт в этом необходимость, ты подохнешь с голоду, потому что ты больше ничего не умеешь. Всем своим существованиям ты обязан этим декорациям, а значит, ты не настоящий. И твоя свита не настоящая. И твоё правительство. Всё не настоящее. Вы все скоро как мыльный пузырь лопнете, что ты тогда будешь делать?
- А ты, стало быть, настоящая? И твой муж-алкоголик…
- Да, мы настоящие. Я дою настоящую корову, которая даёт настоящее молоко. Мой муж валит настоящие деревья, из которых получается настоящая мебель. Другой возможности не заработать у него нет, потому что всё остальное уже давно продано. Вы – раковая опухоль на теле страны, опухоль опасная, хоть и фантомная. У меня с тобой никогда не будет ничего общего. Ты удовлетворил мой сексуальный голод во время отсутствия мужа, а теперь…
Ира подошла к двери и открыла её настежь.
- Убирайся вон! И чтобы ноги твоей здесь больше никогда не было!
- А вот никуда я не пойду, - сказал Тимчук и уселся на кровать, - мне и здесь хорошо. Кстати, а когда там приезжает твой благоверный?
- Не знаю, он не звонил.
- Ну, куда там ему, он, небось, и телефоном пользоваться не умеет. Зато настоящий, не то, что некоторые…
- Козёл, - Ира захлопнула дверь с такой силой, что в окнах задребезжали стёкла.
- Настоящий козёл? А по-моему, ты всё-таки ко мне не равнодушна, - предположил Тимчук, устраиваясь поудобнее.
Восемь. Два.
Как ни странно, доехали быстро. Игорь расплачивается с извозчиком, обнаруживая на его лице всё ту же странную ухмылку. Хочет спросить о причине этой ухмылки, но не успевает – извозчика уже и след простыл. Дует ветер. Калитка со скрипом качается из стороны в сторону. «Надо смазать» - рождается странная мысль – странная, потому что за всю свою жизнь Игорь никогда и ничего не смазывал. И вообще любой работе, в том числе и по дому, предпочитал пилку дров, потому что только эту работу он умел делать.
Девять. Три-четыре.
- Я не воспринимаю козлов как мужчин. Для меня они просто животные. Но ты прав – когда козёл сидит на моей кровати, к этому я не равнодушна, потому что нечего делать грязному козлу на моей чистой кровати.
- Ну ладно тебе, - сказал Тимчук примирительно, - и почему ты так стонала, когда занималась любовью с козлом?
Он встал к кровати и подошёл к Ире, которая всё ещё стояла у двери.
- Ну хватит тебе ругаться. Мы ведь так хорошо проводили время!
Он обнял её за талию. Ира безуспешно попыталась вырваться. Или сделала вид, что попыталась…
Послышался звук открываемой двери. Ира побледнела.
- Это он, - прошептала она. Прошу тебя, спрячься куда-нибудь.
Девять-десять. Два-три-четыре.
Игорь проходит во двор, подходит к дому. Дверь не заперта. Он открывает дверь. Вроде бы, внутри немного прохладно. Всё кажется чужим, хотя вроде бы ничего не изменилось. Из комнаты навстречу ему выходит Ирина. Она явно нервничает.
- Игорь! – она бросается к нему, ненатурально пытаясь изобразить радость.
- Ой, а кто это к нам пришёл? – раздаётся мужской голос из комнаты.
- Кто это? – произносит Игорь, отстраняя Иру.
- Это я, Ирин любовник, - из комнаты выходит незнакомый мужик, - а тебя здесь не ждут. Исчезни!
Кровь прилила к голове, в глазах потемнело от неконтролируемой, всеобъемлющей ярости. Игорь ринулся к незнакомцу, схватил его за плечи, втащил в комнату и припечатал к стенке.
- Ты кто, мать твою? – прорычал он, рванув обидчика на себя и снова ударив о стену, на этот раз головой, - ты кто, сука, я тебя спрашиваю? – снова удар; от неожиданности у Тимчука отнялся язык. Он попытался оказать слабое сопротивление, но снова получил удар о стену головой. На стене в этом месте образовался кровавый отпечаток.
- Что ты делаешь? – Ира схватила мужа за локоть и попыталась оттащить. Игорь отпустил Тимчука и, развернувшись ударил жену кулаком в лицо с такой силой, что та отлетела к противоположной стене и потеряла сознание. Тимчук, воспользовавшись моментом, оттолкнул Игоря и попытался улизнуть в открытую дверь. Игорь схватил его за волосы и изо всех сил ударил лицом о торец двери.
- Я тебе покажу, с.ка, как мою жену трахать, - ещё удар, - ты у меня, с.ка, калекой станешь, - ещё удар, - ты у меня, б.я, своё г.вно есть будешь, - ещё удар, - ты у меня, гнида, кровью с.ать будешь. Он уже не понимал, что делает – таскал, взяв за волосы, бесчувственное тело по всей комнате и бил головой обо всё, что попадалось – о шкаф, табурет, угол стола, снова шкаф; в какой-то момент Тимчук перестал подавать какие бы то ни было признаки жизни, даже мычать, а Игорь всё продолжал свою экзекуцию.
- А-а-а-а – завопила Ира, очнувшись, - ты его убил!
Игорь встал посередине комнаты, машинально сжимая окровавленную прядь волос, росшую из головы того, что ещё совсем недавно было живым человеком, а сейчас представляло собой ужасающее зрелище – полубеззубый полуоткрытый рот, зияющая пустота глазницы, лишившейся глаза, сломанный, расплющенный нос. Игорь разжал кулак, и голова с глухим стуком рухнула на пол.
- Т-т-ты е-г-г-г-г-о у-б-б-б-ил, - повторила Ира, заикаясь.
- Прибери здесь, - сказал Игорь, направляясь к двери.
- А то будешь, с.ка, рядом лежать! - гаркнул он и вышел из комнаты.
В прихожей он остановился, услышав всхлипы. В углу сидела на корточках и плакала Даша.
- Ты чего плачешь? Испугалась? – спросил Игорь, подходя к своей дочери.
- НЕТ! Папочка, не убивай меня, - закричала Даша, прижимаясь к стенке.
Игорь хотел подойти к ней, обнять, сказать, что он её любит, что ни в каком, даже самом страшном сне не может получиться так, что он её ударит, что… Он даже подумать не успел, что скажет дальше – длинный кухонный нож, направляемый Ириной рукой, вошёл в шею мужа насквозь, обдав девочку тёплой струёй папиной крови. До конца жизни она не произнесёт ни одного слова, а от её пронзительного взгляда, сочетавшего в себе панический ужас и звериную злобу, сойдёт с ума не один человек.
Пять. Один.
Самолёт плавно набирал высоту. Под крылом раскинулась огромная и прекрасная страна, зеленеющая своими бескрайними лесами, восхищающая своими прекрасными морями и озерами, радующая своими счастливыми жителями
- Господин Президент, коньячку не хотите?
- Да, пожалуй.
- Коньячок изумительный. Азербайджанский.
- Да, весьма недурственно, - произнёс Господин Президент, выпивая и закусывая лимоном, - Господин Первый Помощник, а Вам никогда не казалось, что как-то всё вокруг… Подозрительно чисто?
- Не понял… Самолёт моют первоклассные уборщицы специальными шампунями по уникальной технологии. Вам разве это не нравится?
- Нет, что Вы, я не про это… Как-то всё… как бы это сказать… слишком прилизано вокруг… ненатурально как-то.
- В каком смысле?
- Ну вот, например, летим мы над страной. А она такая прекрасная… Ни одного изъяна…
- А Вам это не нравится? – Господин Первый Помощник явно был в замешательстве.
- Нет, что Вы… Вы меня не понимаете… Вот, например, прилетаем мы в какой-нибудь город… провинциальный… А там превосходные дороги, всё красиво, чисто, аккуратно. И тоже ни одного изъяна. Люди счастливы…
- Так это же хорошо!
- Да, но как-то неестественно. Вот в других странах всё не так. Там есть какие-то изъяны.
- А у нас нет изъянов. Потому что у нас очень мудрая власть во главе с Вами.
- Да, возможно… Может, ещё коньячку?
Два. Пять.
- У меня для вас две новости, - Выдвигайло оглядел массовку, - первая это то, что Господин Президент вылетел. – Он сделал многозначительную паузу, чтобы собравшиеся смогли оценить всю важность этого события. - А вторая – это то, что Начальник выездной свиты Господина Президента, Тимчук Адольф Богданович, мёртв. – Он сделал ещё одну паузу, чтобы оценить, каким образом эта новость отразится на массовку, но, не заметив никакой абсолютно реакции, продолжил: - Виной всему его аморальное поведение. Так что теперь руководить операцией буду я.
Кто такой этот Тимчук, почему его поведение является аморальным, и, главное, и почему теперь вдруг выдвинулся Выдвигайло, выяснять не хотелось. Пусть руководит – все шишки ему достанутся.
- У нас мало времени, - продолжал Выдвигайло, - поэтому в связи со сложившимися обстоятельствами, придётся отменить визит Господина Президента на химкомбинат. Вся программа будет включать в себя поездку по временному автобану от аэропорта до города, в городе – посещение трёх муляжей промышленных предприятий с катанием на муляже самолёта. Массовка готова?
- Готова, - ответил Бруев,- сегодня утром провели очередную генеральную репетицию.
- Сейчас проверю. Покажите мне бабушку, пожалуйста.
Из толпы вышел студент в платке, парике, имитирующем седые волосы и косяком в зубах.
- Э нет, так не пойдёт. Где это вы видели, чтобы такая бабка курила косяк?
- Бабки бывают разные. И не мешайте мне входить в образ, - сказала бабка, выплевывая, тем не менее, косяк.
- Короче, чтобы косяка не было. Я вам не за это деньги плачу, - сказал, еле сдерживаясь, Выдвигайло.
- Хорошо, мы прислушаемся, - ответил Бруев.
- Так. Теперь нужны дети. Вы проводили репетиции по имитации детей?
- А зачем их имитировать? Здесь что, непьющих детей нету? – послышался выкрик из толпы.
- А это вас не касается, - ответил Выдвигайло, пытаясь отыскать глазами выскочку, - ну так кто тут детей имитирует?
- Был тут карлик один. Но он сошёл с ума от комплекса неполноценности. Ходит кругами, бормочет, что он маленький и просит купить шоколадку. Мы его в гостинице оставили.
- А что, больше никого нет? Я вас попросил подготовить МАССОВКУ!
- Ну так мы подготовили.
- Подготовили? Очень хорошо. Все по местам, через десять минут начинаем репетицию.
***
Рессорная карета VIP-класса, снаряжённая тройкой арабских скакунов, въезжает на главную площадь города (в репетиции всё должно быть натурально, но где, чёрт возьми, достать в этом захолустье автомобиль, и как, чёрт возьми, заправить его в этой стране бензином?) Из кареты выходит элегантно одетый импозантный Выдвигайло (насколько вообще человек по фамилии Выдвигайло может быть элегантно одетым и импозантным), по щекам которого струится пот в три ручья, ноги которого пару раз спотыкаются на пустом месте. По улице ходят странно одетые прохожие, разговаривая между собой, переминаясь с ноги на ногу, слоняясь определённо без цели.
- Стоп, так не пойдёт, - кричит Выдвигайло, - вы не должны слоняться бесцельно, вы должны слоняться целенаправленно.
- Мне кажется, что, когда Господин Президент выйдет из машины, толпа его должна обступить, в надежде получить автограф, задать вопрос, или просто посмотреть на него сблизи, - предположил Бруев, - поэтому, может быть, нам вообще не нужна большая массовка?
- А что? Это мысль.
***
Рессорная карета VIP-класса (…),которого пару раз спотыкаются на пустом месте. Счастливая толпа народа, благодарная за наше прекрасное настоящее, обступает его, насколько позволяет охрана. Господин Президент окидывает собравшихся отеческим взором и говорит:
- А что принято говорить в таких случаях?
- Я думаю, это не важно, - подсказывает Бруев, - Господин Президент сам знает, что сказать.
- Ну да, правда. Продолжаем. Задавайте вопросы.
- Господин Президент, почему опиум дорожает?
- Кто это сказал? КТО ЭТО СКАЗАЛ?
Никто не ответил.
- СпрОсите что-то подобное у Господина Президента, плохо будет всем.
Шесть-три. Один-пять.
Большая крылатая птица степенно подлетает к аэропорту Толмачёво славного города Новосибирск, помахивая ему крыльями. Сидящие во чреве её Господин Президент и его свита, надёжно пристёгнуты кожаными ремнями к мягким облегающим креслам. Во избежание закладывания ушей и прочих мелких неприятностей, связанных с перепадом давления, за пухлыми щёчками прячутся леденцы «полётные», уменьшающиеся в размерах по мере увеличения земных объектов. Каждое деревце, каждая птичка, каждый паучок, радуются снизошедшему на них счастью, и ждут, не дождутся, когда благословенная нога ступит на их прекрасную землю. Лёгкий удар – и вот уже можно ощутить под собой твердь земную, которая тоже радуется. В аэропорту делегацию встречают Бруев, Подкопаев, Выбегайло и другие официальные лица. Огромный серебряный лимузин с гордым шильдиком ГАЗ (ну какая разница, есть ли у него от ГАЗа что-нибудь, кроме шильдика; патриотизму-то способствует), с прозрачными стёклами (нам нечего скрывать от своего народа, не так ли?), стоит под парАми неподалёку. Прекрасные голографические пейзажи создают вокруг полнейшее ощущение рая на Земле. Автомобиль едет плавно, не подпрыгивая на ухабах (ну какие в России могут быть ухабы?), создавая полнейший комфорт пассажирам. И ни у кого не возникает ни малейшего желания сказать что-то типа «ведь могут, когда захотят», ибо все точно знают, что и хотят, и могут.
Автомобиль проезжает мимо аккуратненьких домиков с шиферными крышами, обнесёнными крашеными заборами, утопающими в зелени садов. Народу практически нет, потому что все заняты делами – строят своё светлое будущее из кирпичиков прекрасного настоящего. Президентский кортеж подъезжает к светлому зданию Авиационного завода и останавливается. Из лимузина выходит Господин Президент и осматривается. Всё его существо переполняет гордость за великий народ, создавший великую страну. Страна как всегда отвечает ему тем же: моментально перед ним образовывается толпа любопытного народа, люди в большинстве своём студенческого возраста, но среди них, впрочем, попадается и некоторое количество детей весьма странного вида и даже некоторое количество стариков, не менее странного вида. Благодарные жители великой державы хотят говорить с Господином Президентом.
- Здравствуйте, дорогие жители Новосибирска, - говорит Господин Президент, - рад Вас приветствовать здесь, в этом славном городе…
- Господин Президент, а почему опиум дорожает?
- Что?
- Нет, нет, не обращайте внимания, - пролебезил плотный белобрысый с небольшими залысинами человек среднего возраста, у нас народ очень любит шутить. Но, как известно, юмор помогает трудоспособности, и поэтому давайте перейдём к делу. У нас намечена обширная программа осмотра предприятия с посещением муля… простите, с посещением конструкторского бюро и серийного производства. Но для начала мы хотим Вам продемонстрировать ма… простите, новый самолёт восьмого поколения Су-105, способный выполнять целый комплекс боевых задач, как на земле, так и в воздухе и использовать самое современное вооружение, включая лазерную пушку.
- Вы хотите мне его продемонстрировать? – спросил господин Президент. В глазах его зажёгся огонёк, который помог прогнать зависшую над городом грозовую тучу, - ну так чего же мы ждём?
- Так ничего не ждём, всё готово, - практически пропел Выдвигайло, гордый за то, что сумел так ловко отрулить от неугодного вопроса. «Всё равно надо разобраться» - подумал он, воображая, как распиливает автора вопроса на кусочки.
Гордость Российской авиации стояла на взлётно-посадочной полосе, поблёскивая всем великолепием своих красок. Господин Президент при помощи специального трапа забрался в кабину второго пилота, располагающуюся за кабиной первого, насвистывая старомодную мелодию «Земля в иллюминаторе». Место первого пилота занял высококлассный лётчик-испытатель Друнов, который давно уже испытывал всю технику, поступающую в распоряжение Господина Президента – от космического корабля до электронной бельевой прищепки. «Пристегните ремни» - загорелось табло, и Господин Президент немедленно подчинился.
Самолёт резко тронулся с места и понёсся по взлётно-посадочной полосе с ускорением, от которого у Господина Президента потемнело в глазах. Вот он уже оторвался от земли, второй раз за сегодняшний день осуществляя возможность летать рождённому ползать. Земля удаляется всё дальше и дальше, и уже практически невозможно разобрать людей, сидящих на временных трибунах, сооружённых прямо на территории аэродрома. Самолёт набрал высоту и перешёл в крейсерский режим полёта, позволяя Господину Президенту расслабиться, как это и было предусмотрено программой полётов.
- Господин Президент, - разрешите продемонстрировать Вам манёвренные возможности нового самолёта – спросил лётчик по рации.
- Разрешаю, - ответил Господин Президент, любуясь удивительно красивыми облаками где-то внизу и солнцем, зависшим над гладью воздушного моря. Неожиданно облака и солнце исчезли, словно выключенные за ненадобностью. Взору Господина Президента явилась взлётно-посадочная полоса аэродрома, с которой он вроде как несколько минут назад он улетел.
- Что такое? - спросил Господин Президент у рации.
- Не могу знать, - ответила ему рация, - видимо, сбой в программе.
- Какой сбой? В какой программе? Вы меня обмануть хотели? Вы что из меня идиота делаете?
Господин Президент и правда был похож на идиота, одетого в муляж противоперегрузочного костюма, сидящего в муляже несуществующего самолёта, окружённого муляжом несуществующего испытательного аэродрома. Он уже не слушал объяснения свиты о том, что единственный опытный экземпляр самолёта не прошёл пока испытания, и что его не могли подвергать таким рискам, и что пройдёт совсем немного времени, и самолёт пройдёт испытания, будет сертифицирован и, несомненно, поступит в серию, а пока можно посмотреть его лётные характеристики на испытательном стенде, и прочее и прочее и прочее. Пугающая своей очевидностью гипотеза неожиданно посетила его, и он решил проверить ее, во что бы то ни стало.
- В аэропорт, живо. Готовьте самолёт.
И снова тирады о том, что ему хотели ещё так много всего показать, что при заводе существует превосходное КБ, в котором работают высококвалифицированные инженеры, что есть отличные сборочные цеха, что, в конце концов, в Новосибирске есть ещё много предприятий, что в программе поездки стоит посещение Сибсельмаша и стрелочного завода и вообще много чего интересного.
- Через сорок минут вылетаем в Сочи!
И опять – ну как же так, поездка в Сочи запланирована через три недели, что нельзя так срывать график передвижения по стране, что там, в конце концов, ничего ещё не готово к при…
- ВОТ И ХОРОШО, ЧТО НЕ ГОТОВО!!! – не выдержал Господин Президент , сорвавшись на крик, - Я смотрю, вы тут для меня потёмкинские деревни строите? Так заведите меня за декорации!
;.;
Счастье – это когда ничего больше не нужно. Люди стремятся к чему-то, мечтают о чём-то, добиваются чего-то, часто перешагивая через таких же, как они, стремящихся, мечтающих, добывающих, Нормальный человек никогда не будет счастлив – либо он так и не достигнет своей цели, либо, достигнув её, поставит себе следующую. И только быдло может быть счастливым, при соблюдении некоторых простых условий – жратвы, наркотика, телевизора и объекта для удовлетворения сексуальных потребностей. Если есть дешёвый наркотик (лучше водки в этом отношении пока ещё ничего не придумали), жратвы может быть немного – быдло всё равно будет счастливо. Счастливое быдло никогда не бунтует, ничего не требует, никуда не бежит. Телевизор можно заменить работой, не забыв компенсировать разницу удовольствия наркотиком. Сексуального партнёра компенсировать не получится ибо секс – вторая необходимая составляющая быдлосчастья, и с этим приходится считаться. Гениальна власть, сумевшая построить такую систему, потому как эта система вечна.
Господин Президент сидел в своей загородной резиденции и в одиночестве допивал бутылку водки, ибо для того, чтобы полноправно руководить быдлом, осознавая, что руководишь быдлом, нужно самому быдлом стать. Не так давно, глядя на развалины славного города Сочи, он в первый раз сильно напился, потому что чётко осознал, что красивые картинки про жизнь народа, которые ему крутили с детства, на самом деле просто выработавшийся за много веков чиновничий рефлекс пускать пыль в глаза стоящему выше себя самого на иерархической ступени. Тот же, кто оказался на самой высокой ступени, должен быть добрым и ни о чём не догадываться – это тоже рефлекс, и он тоже работает. Досадный сбой, произошедший по вине не вовремя убитого высокопоставленного чиновника, теперь до конца жизни придётся компенсировать водкой, тем более и такие случаи уже присутствовали в нашей истории.
Экс Господин Президент сделал ещё глоток и крепко уснул. Ему больше ничего не нужно. Разве это не счастье?