В давние времена, которые нынче называют застойными, но, безусловно бывшие, по своей внутренней сути, более интересными и человеческими, в одном предгорном селе Чечне Ингушетии, в одном куяне после работы собрались мужчины, связанные узами родства.
И начали резаться в карты.
Это происходило, как правило, почти каждый вечер.
Наверное, тоже самое бывало и в других селах.
Особенно активно картежные баталии разгорались в летний период, когда дни длиннее, а ночи короче.
Игры были в основном чисто колхозные, в «косого» (на чеченском «косо варехь»), «шестьдесят шесть», «очко 21» или «буру».
Резались, выбирая тот или иной вид в зависимости от настроя и желания большинства.
Играли и на деньги и просто, без денег, чтобы убить время.
Безденежный вариант означал для проигравшего наказание в виде натирания лица черной печной сажей и самое безобидное наказание - повернуть козырек фуражки на затылок.
Либо одеть на голову проигравшего, как чалму индуса, полотенце.
Эта яркие особенности во внешности игрока, в том числе и сидящего с чалмой на голове, являлись признаком того, что сей товарищ проигравший.
Собирались обычно у того, где работал телевизор.
А он был не у каждого в доме.
Счастливый обладатель телевизора, тем более еще и цветного, считался вполне обеспеченным и состоятельным.
И вот собравшиеся устроились в комнате на полу, на большом ковре.
Смотрят по телевизору единственный центральный телеканал, где идет трансляция программы «Время».
На этот интересный промежуток времени, в виде исключения, игра останавливается.
В кадре запуск орбитального корабля «Восток» и счастливые лица космонавтов, возвратившихся на землю.
Встреча и награждение в Кремле.
Картежники обсуждают эту новость, переживают, сочувствуют, гордятся.
«Вот наша страна, СССР обогнал всех в мире!
Вот эти космонавты, какие смелые люди!
Как это улететь на такую высоту и вокруг земли столько покружиться?
Уму непостижимо!
Восторги.
Охи-Ахи.»
Один из картежников, Салауддин, пожилой, худой, маленького роста, скоморох. Умеющий сказать вовремя смешное и нужное слово и пошутить над кем угодно.
Где он-там всегда шутки и оглушительный смех.
В комнате семь человек.
Единственный, кого нет, так это - Тагир, высокий, полный, здоровый, с хмурым взглядом из подлобья.
С ним шутить опасно, но есть исключение для Салауддина.
Но и то, когда Тагира нет рядом.
Тот может и затрещину влепить, если что не по нему.
Всегда считающий себя важнее и выше среди всех других.
Они ровесники, вечные антагонисты и непримиримые критики друг друга.
Вступать в открытое противостояние с Тагиром Салауддин опасается, зная его нрав и бычью силу.
Но стоит Тагиру исчезнуть, у Салауддина про него есть и слово острое и истории из давнего прошлого.
Там, где Тагир не проявил себя соответственно своей грозной внешности.
И, наоборот, там, где нет Салауддина, Тагир выдает нелицеприятные и смешные моменты его биографии.
Оба знакомы с самого детства.
Между ними есть дальнее родство, как и между всеми, кто живет в означенном куяне.
Родство и отношения таковы, что всерьез и надолго поругаться не могут, так как не имеют права.
Другие люди в селе просто засмеют.
Так и живут они, внешне соблюдая правила приличия.
Но стоит им оказаться друг без друга, обоюдное недовольство и колкости так и хлещут через край.
И, вот, один из сидящих в картежном кругу, зная, что у Салауддина, в карман лезть не надо, имеется слово по любому поводу, спрашивает:
«Ваши, вай Тах1ир цу космосе ваг1ийтача, цунах х1у хир дара?»
(Брат, если бы нашего Тагира с космонавтами отправили в космос, чтобы из этого получилось?)
Салауддин, уверенный, что Тагир далеко и этих слов ему не услышать, выдает следующую тираду:
«Хеча юьззана ц1а вог1ар варакх иза».
(Если бы Тагир полетел, то вернулся бы домой… с полными штанами).
Громкий хохот.
И в этот самый момент открывается входная дверь и в комнату вваливается Тагир собственной персоной.
Картежники встают, но смех не прерывается.
Грозный взгляд Тагира не предвещает ничего хорошего. Он понял, что речь шла о нем. Все смеясь, кое как, с трудом замолкают.
Тагир чувствует кожей и подозревает, что здесь произошел разговор, имеющий к нему самое прямое отношение.
Но пока не подает виду.
А для понимания сидящих, что с ним шутки не пройдут, недовольно оглядев всех, молча, как старший, садится во главе круга.
Но один из сидящих желает продолжить данную тему и спрашивает у Салауддина снова:
«Скажи Салауддин, кем вернулся бы... наш уважаемый Тагир, если бы его отправили в космос? Ты же только что об этом хорошо сказал...»
Все напряженно ожидают ответа, готовые к словесной дуэли двух вечно непримиримых родственников.
Салауддин, видя насупившееся, грозное лицо Тагира, не моргнув глазом, быстро отвечает:
«Дера вара, генерал а хилла…, йоккха мидал яхьаш... ц1а вог1ар.»
(Конечно, Тагир вернулся бы… э-э-э… генералом и… с большой медалью.)
Все сидящие, выронив карты и схватившись за животы, приняли лежачее положение, под грохот оглушительного смеха.
Тагир насупившись, грозно посмотрел на Салауддина.
Прошелся взглядом по кругу сидящих и вновь уставился на Салауддина.
А Салауддин ему, улыбаясь и немного съежившись:
«Ишшт дац и?
Хьо ишт вог1ар вацар??
( А что, не так что ли?
Ты разве вернулся бы по другому?» )
И снова грохот оглушительного смеха.
Тагир, не добившись правды, недовольно приказывает:
«Х1инца схьа декъал кехаташ!
Шай чохь 1оьхар ю шу мер1уьргаш!
(Давайте, раздавайте карты, щенки!
Ржать будете у себя дома»).
Снова взрыв смеха.
Игра продолжается...