По субботам бабушка всегда пекла яблочный пирог. Накрывала стол хрустящей скатертью, доставала из серванта тонкие полупрозрачные фарфоровые чашки.
Усаживались в комнате под низкой желтой лампой.
- Ну, что ты, мама. Можно ведь и на кухне спокойно поесть! - ворчал обычно отец.
- Мне не трудно, - махала рукой бабушка и водружала на стол свой удивительный многоярусный шедевр, посыпанный сахарной пудрой.
Больше всего субботние вечера нравились детям: десятилетнему Владику и пятилетней Соне. Девочка, наряженная в красивое платье с оборками, представляла себя сказочной принцессой. Бабушка становилась «лучшей поварилкой», мама с отцом – королем и королевой, остальные – придворными. Владик смиренно исполнял обязанности пажа.
- Паз! Пилога мне! - командовала Соня, и мальчик протягивал ей блюдце с треугольным кусочком.
Приходила старшая сестра Тома с мужем. Роман, длинный нескладный мужчина с редкими черными усиками, не выносил детских игр.
- Что вырастет из этой девочки? - говорил он, указывая на Соню. - Принеси-подай.
И кривил губы в неодобрительной усмешке.
Выходила из своей комнаты мама и, зябко кутаясь в пеструю шаль, ложилась на придвинутую к столу кушетку. Дети не замечали, как она бледна, как исхудала за время долгой мучительной болезни. Их сердечки чувствовали иногда лишь щемящую боль в глубине души, которую так трудно осознать и объяснить.
Невыносимая жара поглотила город. Субботнее утро. Берега пруда усеяны отдыхающими. Из раскрытых машин доносится музыка, в воздухе витает запах шашлыка.
Владик набрал в грудь побольше воздуха и нырнул в тепловатую, похожую на парное молоко, воду. Открыл глаза: серая муть, взбудораженная движениями пловца, поднялась со дна, застилая обзор. Мимо словно невиданная рыба проплыла блестящая фольга, задела нос, неприятно скользнула вдоль тела. Недовольно морщась, Владик вынырнул на свет божий и, тряся головой, направился к берегу.
- Это плохо, что мы убежали купаться, не спросясь у бабушки, - сказал он растянувшейся на траве Соне.
- Она бы не в жисть нас не отпустила! - заявила девочка, скидывая босоножки.
- Ты куда?
- Помочу ножуньки.
Владик засмеялся, прилег в теньке, одним глазом поглядывая на бродившую вдоль берега сестру. В траве суетились темно-зеленые букашки, прыгнул и тотчас умчался дальше длинноногий кузнечик. Мальчик задремал.
- Ай! - внезапно закричала Соня. Владик вскочил и подбежал к ней. Девочка порезала ногу осколком выброшенной бутылки. Рана была неглубокой, но от испуга Соня ревела белугой.
- Дай посмотрю, - Владик подул на ранку и перевязал ножку носовым платком. Соня всегда носила один в кармашке с «собаськой» или «кисей». Потом посидели на бережку, покидали камушки. Домой возвращались к обеду. Всю дорогу у Владика бешено колотилось сердце. Того и гляди из груди выскочит. Он так ясно представил себе носящуюся по двору бабушку, машины скорой помощи, пожарных и милиции, что подхватил сестру на руки и помчался, что было сил.
- Ух, и достанется же нам! - думал он.
Но двор оказался совершенно пуст. Лишь у подъезда стояла Ленка Сельверстова со своей мамой.
- Бедные детки, - вздохнула Сельверстова-старшая и зачем-то погладила Соню по голове. А Ленка вытащила изо рта огромный чупа-чупс («Как он у нее там только помещается?» - удивился Владик.) и выпалила, растянув губы в неестественной улыбке:
- А ваша мама умерла!
Владик побежал в подъезд. Соня едва за ним поспевала. На площадке второго этажа она остановилась и, потянув брата за футболку, спросила:
- Как это умерла? Как дедуська?
Мальчик кивнул.
- Значит, мы ее теперь никогда-никогда не увидим? - в глазах девочки блеснули слезы.
Владик вдохнул сладкий воздух подъезда. Запах печеных яблок и корицы объяснил все.
«Ленка – ябеда и подлиза! - думал он. - Лгунья! Выдумала, чтобы меня позлить. Если бы что-то случилось, бабушка не стала бы печь свой пирог».
Владик распахнул дверь квартиры и вбежал в комнату. За нарядно украшенным столом словно мраморное изваяние сидела бабушка.
- Деточки, - произнесла она тихим бесцветным голосом, - кушайте пирожок! Он у меня сегодня как никогда вкусный.
Из ее глаз полились слезы и звонко закапали в стоявшую на столе полупрозрачную фарфоровую чашку.