Вообще-то ее зовут Эсфирь, но в Советском Союзе жить с таким именем было не очень уютно, поэтому много лет ее все называют Эдда. Эдда Григорьевна.
Она родилась до революции, в 1916 году, в настоящем еврейском местечке около города Сновска, того самого, про который написан «Тяжелый песок» Анатолия Рыбакова и который потом стал Щорсом, а теперь опять Сновск.
Когда ей было три, а ее сестре Нюре – восемь, семья переехала в Москву. Бабушкин папа, Григорий Ефимович был, как ни странно для еврея, кузнецом. В Москве же пошел работать обычным рабочим на завод, а семье дали комнату в коммуналке, в т.н. «Табуретке» на Никитском бульваре.
Удивительно, но до сих пор бабушка, а ей уже 95 лет, помнит своих одноклассников по школе и рабфаку, с некоторыми периодически общается по телефону, в гости друг к другу им ходить тяжело.
Если бы не странное и грубое время, в которое бабушка выбирала профессию, она стала бы врачом, я уверена. Она буквально сердцем чувствует, кого и как надо лечить, где болит и чем помочь. Но, тогда, в 30-е все строили новый мир, и бабушка не хотела отставать. Она стала инженером-строителем.
С дедом, с которым потом они прожили вместе 66 лет, их познакомил радиоприемник. Сломанный. В те времена вещь была редкой и дорогой, и бабушкин папа нашел где-то молодого талантливого радиоинженера - моего деда. С бабушкиной стороны любви с первого взгляд не вышло, а вот дед пропал. Год он ее добивался – цветы, консерватория, театры, все как полагается. И добился-таки, они поженились в декабре 1934 года. Тогда, судя по бабушкиным рассказам, все было просто – приходи да расписывайся. Они выбрали дату – 1 декабря, созвали гостей и пошли в ЗАГС. Пошли вдвоем и, слава Богу - тот день ЗАГС почему-то был закрыт. Переносить праздник и расстраивать гостей не хотелось, так что они сначала отгуляли свадьбу, а уже потом, спустя пару дней, поженились.
На последнем курсе института, в 22 года, бабушка родила первенца, моего дядю Сашу. А еще через два года началась война. Дедушка как ушел на фронт в 1941 году с того, знаменитого парада, так и воевал до самого конца.
А бабушка с сыном, родителями, сестрой и племянниками эвакуировалась в Омутнинск.
Когда говорят про феминисток и равные права, я вспоминаю бабушку, которая одна в весьма юном возрасте руководила стройкой больших заводов в не самых благоприятных условиях: работа на морозе по 18 часов в сутки с весьма скудным питанием и угрозой загреметь в лагеря за малейшую провинность. А работали на стройке, кстати, уголовники, все остальные дееспособные мужчины либо воевали, либо имели, скажем так, интеллектуальную бронь. Моя бабушка, девушка чистая и наивная, отчаянно пыталась отучить своих уголовников материться и, по ее словам, даже в чем-то преуспела.
В войну бабушка научилась гадать. Она ехала на встречу с дедом, тогда в Москву был въезд только по пропускам, он добирался с одной части фронта до другой, а она, узнав об этом, попыталась прорваться в город, чтобы просто его увидеть. В поезде с ней рядом оказалась цыганка, с которой бабушка разделила обед. В благодарность цыганка раскинула карты и сказала, что дедом им увидится в этот раз не суждено. Но с войны он вернется живым, и у них родится дочка. И научила паре приемов гадания. Все вышло так, как сказала цыганка – в конце войны у них родилась дочка, моя мама.
А потом была обычная, долгая относительно мирная и счастливая жизнь. Постепенно бабушка с дедушкой построили дачу, на которую мы по сию пору с удовольствием ездим, купили машину, которую дед водил до глубокой старости (и своей, и автомобильной).
С моим появлением у бабушки открылось широкое поле деятельности. Детский сад, начальная школа и разнообразные летние дачные приключения прошли под неусыпным бабушкиным контролем. С тех пор, как я научилась пользоваться телефоном, установился ритуал – каждый день я должна была звонить бабушке и говорить с ней хотя бы десять минут. Теперь мы живем рядом, и я ежедневно ее навещаю.
Она верит в бога, молится за нас на иврите, но не забывает, если что, перекрестить перед уходом, раскладывает пасьянсы и гадает, пытаясь увидеть моего суженного, и по сей день непревзойденно варит супы.
Дед, которого обожала вся семья, а я - так просто души не чаяла, умер, слегка не дожив до девяноста лет. Его уход бабушка тоже пережила стойко, она уверена, что и на том свете « мы с Колей будем рядом».
А мы все-таки надеемся, что бабушка еще задержится на этом. В конце концов, я еще не замужем, а она мечтала погулять на моей свадьбе и понянчить правнуков.
Эдда, Римма, Эрна, Варвара, Аграфена, Ираида - в их именах будто отражаются шумные, эклектичные, немного странные и слегка наивные 20е годы прошлого века, время их рождения.
Комсомолки 30-х, они искренне верили, что стране нужны строители, а то, как же светлое будущее-то создавать, и дружно получили специальность инженеров-строителей. И также дружно по ней и работали всю жизнь, причем на одном предприятии.
Собственно, это самое предприятие и вспомнило однажды, что люди, помимо права на труд, имеют еще и право на отдых, и от щедрот предложило своим сотрудникам купить участки под дачу в Подмосковье, недалеко от города Дорохово, по минскому направлению. Дело было 50 лет назад. Дачные домики возводились из подручных материалов (других тогда было не достать простому советскому инженеру) по принципу "нарисуем - будем жить". Вот эти самые домики и стали потом городом нашего детства, дачей, где всегда лето, каникулы и вольница, и бабушки, как высшая инстанция. Почему-то именно бабушки, а не дедушки. Деды у нас находились в ореоле постоянного обожания и воспринимались скорее как соратники по шалостям.
Ириада Евгеньевна помню, поражала наше воображение способностью с непередаваемым изяществом курить беломор, не уставая напоминать нам, что курить вредно и угощая вкуснющими жаренными пирожками; Моя бабушка с Риммой Семеновной устраивали нам детские праздники, конкурсы всякие, открытие и закрытие сезона; Аграфена Ивановна учила нас разнообразным заговорам на все случаи жизни; Варвара Михайловна - тому, как правильно вести себя за столом, а Эрна Александровна, удивительной доброты человек, добродушно взирала на игру в войнушку на ее огороде, где после команды "ложись!" не оставалось почти ничего живого.
А потом они стали уходить...Вслед за своими мужьями, дедушки наши ушли почему-то раньше, хотя во всех других случаях пропускали дам вперед.. Нет уже Аграфены Ивановны, Варвары Михайловны, четыре года назад умерла Ираида Евгеньевна, в прошлом году – Римма Семеновна. Уходят бабушки, и дачное очарование уходит вместе с ними. Как-то сразу становится видно, как обветшал дом, вдруг стало резко дискомфортно пользоваться туалетом "типа сортир" и стало напрягать отсутствие водоема в шаговой доступности. А может быть мы просто выросли, и оставили город детства нашим детям, которые только начали появляться...
Кстати, будущие дороховские бабушки, наши мамы, носят вполне заурядные имена: Наташа, Галя, Лена, - тоже, кстати, отражение эпохи, только уже послевоенной.