Татьяна Ларина и Рая Прохорова

 

«А мне, Онегин, пышность эта,
 Постылой жизни мишура…»
- А что такое мишура? – спросила Рая Прохорова, оторвавшись от чтения, у сидящего с ней за одной партой Семёнова.
Тот пожал плечами и с высокомерным видом ответил, что лучше надо спросить у Пушкина. Ему надоели её частые вопросы и боязливые причитания о том, что она не сможет ответить заданный ей урок. Чтобы Рая не получила переэкзаменовку, учительница литературы Валентина Ивановна поручила ей выучить наизусть отповедь Татьяны Лариной из Пушкинской поэмы «Евгений Онегин». Вот уже двое суток денно и нощно она изучала этот отрывок. На всех уроках она то и делала, что доставала сиреневую книжицу из серии «Школьная библиотека», и начинала штудировать отповедь Татьяны. Учитель по физике, на своём уроке заметив шепчущие губы Раи, с ироничным сарказмом предложил ей выйти, чтобы спокойно вне класса совершить молитвы. Но Рая лишь покраснела, хотя не прочь была обратиться к Богу за помощью, сдать этот экзамен, специально придуманный для неё.   
Большая перемена перед уроком литературы продолжалась, и её одноклассник весельчак Жора Абрамов согласился проверить её знания пред самым, казалось, ответственным уроком в её небольшой жизни.
Голубые глаза Раи испуганно глядели на Жору, ведь он всякий раз морщился, когда она забывала какое-нибудь слово из стиха или проглатывала союзы. Казалось, что её белокурые волосы приподнимаются дыбом от волнения, а овальное лицо вытягивается ещё больше и её похудевшим щёкам уже некуда проваливаться.   
- Замечательно! Гениально! Мне нравится! – поощрял Жора её, подражая голосу и манере говорить учительницы литературы.      
Но Рая  не оценила даже улыбкой пародийные способности одноклассника. Она была очень взволнована.
  Наконец, она выдохнула последние строчки отповеди:
    «…Я вас люблю (к чему лукавить?).
        Но я другому отдана; 
        И буду век ему верна».
Жора Абрамов отрицательно покачал головой, как футбольный рефери, не засчитавший гол в ответственном матче на последних минутах. Рая ещё больше взволновалась.
- «Но я другому отдалась», - поправил её Жора, улыбаясь.
- Как отдалась? Не может этого быть! 
Она выхватила у него книжку, но в это время прозвенел звонок и она вновь, словно пономарь, стала читать отповедь Татьяны сначала.
В класс вошла учительница, и ученики встали со своих мест.  Строго взглянув на своих подопечных,  она поздоровалась. Ученики в знак приветствия кивнули и не без шума сели на свои места. Произведя перекличку, Валентина Ивановна приступила к опросу учеников.
- К доске пойдёт…
В классе воцарилась тишина. Ученики притаились в ожидании и надежде, что учительский выбор падёт на кого-то другого. Когда вызывали к доске кого-то другого, класс облегченно вздыхал. 
  Ученик у доски рассказывал о том, как русская хандра,  давала импульс к революционной борьбе многим представителям дворянства того времени. Учительница осталась довольна таким выводом, очевидно, совпадающим с официальной точкой воззрения на литературу. Посадив ученика, она сама стала рассказывать дальнейшую судьбу Онегина, не описанную в поэме. Валентина Ивановна, согласно учебной программе, старалась убедить учеников, что Онегин непременно примкнул бы к революционному движению.    
- И вступил бы в комсомол,- процедил громким шепотом Семёнов.
Рая усмехнулась такой шутке.
Увидев улыбающиеся лицо Раи Прохоровой, сидящей за предпоследней партой, Валентина Ивановна хотела послать какую-нибудь колкость ученице, но не найдя остроумных слов, спросила со свойственным  сарказмом преподавателя классической литературы. 
- Сударыня, я надеюсь, Вы готовы ответить мне отповедь Татьяны?
- Всегда готова! – кинула она пионерский клич, и рука потянулась отсалютовать  Валентине Ивановне.
Пионеркой Рая давно не была, а в комсомол её не приглашали. Она вышла к доске и, глядя в потолок, стала тихо, но торжественно произносить:
-Пушкин, отрывок из поэмы «Евгений Онегин».
             «Довольно встаньте. Я должна
                Вам объясниться откровенно…»
Голос ученицы Раи Прохоровой стал обольстительно женственным.  Вместо типичной советской школьницы перед классом предстала элегантная дама дающая отповедь светскому обольстителю дамских сердец. Но в голосе Лариной-Прохоровой чувствовалось и сожаление о несбывшемся счастье взаимной любви, и сочувствие отвергаемому, и неостывшую с годами любовь к Онегину.   
            «А счастье было так возможно,      
              Так близко…»
Рая послала взгляд однокласснику Семёнову. Он смотрел на неё исподлобья, не веря своим глазам, что этот нежный голос исходит от ученицы ниже среднего уровня, с обыкновенной заурядной внешностью советской школьницы.  Рая перевела взгляд на сидевшего в соседней колонне парт Абрамова Жору. Он кивал каждый раз, когда строка стиха заканчивалась рифмой. Жора активно шевелил челюстью, и как в немом кино произносил вместе с ней слова Татьяны Лариной.         
          «Все были жребии равны…
            Я вышла замуж…»
Мимика Абрамова теперь была для Раи подсказкой. Валентина Ивановна сидела заворожено и смотрела на свою ученицу поверх очков. За такое великолепное чтение Прохоровой полагалось самая что ни есть высокая оценка. Но созданный с первых занятий стереотип об учениках не позволял Валентине Ивановне относиться к ученику по-иному, даже если он стал заметно преуспевать в учёбе. Однажды она проверяла сочинения на свободную тему, написанные учащимися этого класса. «Моё любимое место в городе», - так называлась вольная тема. Её она задала ученикам неожиданно, едва поздоровавшись с классом. Некоторые преуспевающие ученики выразили  своё замешательство, объясняя тем, что они должны были подготовиться к изложению такого сочинения. Но Валентина Ивановна стояла на своём.      
- Вот это самое милое сочинение и, на мой взгляд, лучшее - оторвавшись от ученической тетради, обратилась она к ученицам этого класса, которые ей помогали в проверке контрольных работ.   
«Чайка, расправила свои белые крылья, словно радостно раскрыла свои объятия при виде солнечных отблесков седых волн Каспия и чудесной панорамы Приморского бульвара, озаряемой розовым светом восходящего солнца».       
- Красиво написано, - подтвердили девочки.
Учительница взглянула на обложку тетради
- Абрамов, а кто он? -  не могла она вспомнить.
Девочки стали объяснять Валентине Ивановне, где он сидит обычно на уроке литературы, пытались описать его внешность.
- Понятно, с вечно сонным лицом этот ваш Абрамов, - резюмировала она и вывела ему оценку – тройку, затем немного подумав, поставила дробь и рядом поставила четвёрку.
Валентина Ивановна вывела Рае отметку раньше, чем она закончила свой ответ.
«Я вас люблю (к чему лукавить?)…»
Бедная Рая  не сводила взгляда с Абрамова, который продолжал раскрывать рот в такт пушкинским стихам. 
   «Но я другому отдалась…»
Рая почувствовала, что сказала что-то не то. Следующая строка никак не рифмовалась с предыдущей, но надо было заканчивать стих. 
«И буду век ему вернась».
 Было слышно, как несколько учеников не смогли удержаться от смеха. Понимая, что сказала глупость, Рая, покраснела и смущенно стала «ломать» себе пальцы. Учительница достала платок, и стало протирать себе губы. Зачем она это делала никто не смог понять.   
- Хорошо. Садись на место, - она вышла из класса, а Рая прошла на своё место под улыбающимися взглядами одноклассников. 
Жора Абрамов испытывал стыд за своё наваждение, но одновременно ему было смешно, вспоминая придуманное Раей слово «вернась». Рая сев на своё место, опустила голову на парту и, обхватив её руками, тихо всхлипнула. В классе в отсутствии преподавателя стояла невообразимая тишина, что было непривычно для обычно беспокойного коллектива учеников.   
На следующей  перемене, некий ученик этого класса, скрывшейся от урока из-за того, что не подготовился к занятиям, уверял, что видел Валентину Ивановну трясущейся от смеха. Ученик любопытствовал, что же могло произойти на уроке. Но рассказывать подробности Раиного выступления никто не стал. Спустя неделю, когда Рая узнала, что с литературой у неё не будет проблем, сама стала рассказывать, как ей было неловко перед классом за свою оговорку.   
- Это всё из-за Абрамова я так опростоволосилась.
- Ой-ой-ой, - покачал головой в нарочитом негодовании Жора Абрамов, - …
Он ещё что-то хотел сказать, но в тот момент Рая легко опустила плашмя на его голову какой-то учебник.
- Вот тебе, суфлёр погорелого театра! – сказала при этом она.
И хотя он не почувствовал ни особой боли, ни обиды, но такое прозвище, которым «окрестила» его Рая закрепилось за ним почти до самого окончания десятилетки. Правда, Рая тогда уже не училась в этой школе. В сентябре 73–го года, когда начался новый учебный год, в классе было много новичков. Поговаривали, что она как и многие ученики поступила ни то в техникум, ни то в профтехучилище, куда особенно рьяно агитировали продолжить учёбу администраторы школы.   
Подруги Раи говорили, что её семья переехала куда-то в Россию, где проживала большая часть родни Прохоровых. В классе порой вспоминали Раю, её оговорку и признавали, что так стихи никто из учеников не читал, как тонко и выразительно она передала звучание всех струн русской души Татьяны Лариной. Для многих учеников поэма Пушкина «Евгений Онегин» теперь ассоциировалась с Раей Прохоровой.    
В 2010 году Георгий Абрамов вместе с супругой приехал навестить друзей  в Петербург. Днём они совершали прогулки по городу, вечернее время проводили с друзьями. Когда они прогуливались по Невскому проспекту, зазывалы возле канала Грибоедова приглашали их провести экскурсии по пригородам Петербурга. Супруги приняли предложение провести шестичасовую экскурсию в город Пушкин, то есть в Царское Село. Неоднократно приезжая в Петербург, они ни разу не утомили себя поездкой в Царскосельский лицей, о котором много читали и слышали в юношеские годы.  Уже находясь в автобусе, Георгий заметил, что гид заметно нервничает, и он стал невольным свидетелем её телефонного разговора со своим директором. Она тихо просила в трубку, чтобы её немедленно заменили, так как  в её семье кто-то серьёзно заболел. Георгий подумал, что экскурсия может быть отменена, но за несколько минут до начала экскурсии в автобус вошла миловидная женщина  лет сорока пяти. Она поздоровалась с экскурсантами и представилась как Раиса Петровна. Георгию показалось, что эта та самая бывшая одноклассница Раиса, о которой он каждый раз вспоминал, как только речь заходила о Пушкине или его произведениях. Но он сразу отмел от себя такую мысль. Гид выглядела моложе его сверстников на целых пять лет, и её плотная фигура и статный вид никак не подходили к портрету Раи Прохоровой. По дороге в Царское Село гид не пропускала ни одной достопримечательности города и акцентировала на том, что  русские цари оказывали огромное благотворное влияние на жизнь северной столицы, её богатую архитектуру, культуру и образование поданных империи.  Проезжая мимо Пулковских высот, она не преминула подчеркнуть роль  Николая  Первого в создании Обсерватории, вскользь упомянув её создателя Струве. В Царском Селе она передала своих подопечных экскурсантов гидам Екатерининского дворца и через несколько часов вновь забрала своих уставших от впечатлений увиденных изяществ клиентов. Гид была довольна тем, что все туристы быстро заняли свои места и автобус двинулся обратно в Петербург, куда она торопилась решать административно-хозяйственные вопросы своей туристической фирмы.                Во время  движения Георгий Абрамов обратился к гиду и поблагодарил за интересную экскурсию.
- Посетить Альма Матер самого Пушкина – давнишняя мечта, а в сопровождении такого экскурсовода – это большая удача. 
 Раиса Петровна улыбнулась:
- Рада, что Вам понравилось наше мероприятие. В нашем репертуаре есть экскурсии на тему «По Пушкинским местам». Мы покажем не только места, связанные не только с жизнью поэта, но и с его героями. И это всё будет сопровождаться классической музыкой Чайковского, Моцарта, Глинки, Свиридова.   
- Замечательно. И ещё будут наверняка, звучать стихи Пушкина, - предположил Георгий. 
- Несомненно. И не только стихи, но и выдержки из его прозы. Причём в точном исполнении, - взгляд гида изменился и стал ироничным, - и без всяких оговорок. Так, что Ваши штучки «Отдана-отдалась» здесь, в Петербурге не пройдут.
Георгий Абрамов смотрел на улыбающегося гида завороженным взглядом.
- Рая? – спросил Георгий, чувствуя, как язык становится ватным.
- Раиса Петровна! – поправила его гид, - а впрочем, Жорик для тебя я осталась Раей. Так и называй. 
Вечером они отмечали случайную встречу в одном из ресторанов на Невском. Никто из них ни разу не обмолвился о допущенной Раей оговорке. Ей импонировало то, что Георгий помнил её фамилию, когда уехала из родного города, и даже какого цвета у неё был плащ, который она запачкала известью на одном ленинском субботнике.         
- Я поражаюсь  феноменальной памяти вашего мужа, - обратилась Раиса Петровна к супруге Георгия Абрамова.
- Да, мы давно не были в Питере, но он помнит здесь не только достопримечательности, но даже отличает закоулки так похожие друг на друга.
Они долго беседовали на разные житейские темы, вспоминали родной город. Георгию было всё неловко спросить Раю о семейном положении. Он всё выбирал момент для такого вопроса. Но она словно угадав его мысли, сказала:
- Муж будет очень рад нашей встрече!   
-  А кто он у тебя?
- Кто он у меня? – удивленно спросила Раиса Петровна,- мы вместе занимаемся турбюро.  Сейчас он в деловой поездке в Москве. Дня через три вернётся. Я надеюсь, что вы здесь ещё побудете. 
Георгий отрицательно покачал головой. 
- Жаль! – Раиса раскрыла свою сумочку, доставая оттуда носовой платок, и ненароком вытянула визитную карточку, - кстати, вот моя визитка. 
- Семёнова Раиса Петровна, - вслух прочитал Георгий, - так уже, разумеется, не Прохорова. Погоди, случайно, это не наш одноклассник Семёнов Владик?
- Ну, да! А я не знаю как об этом сказать тебе. Думала, что ты знаешь нашу историю. 
Георгий переглянулся с женой, словно пытаясь узнать, интересна ли ей эта беседа. Супруга поправила под собой стул, приготовившись к рассказу, который как ей казался должен быть занимательным, если Раиса Петровна в ходе экскурсии зарекомендовала себя замечательным рассказчиком.
- Летом семьдесят третьего года, - начала свой рассказ Раиса,- мама моя решила разводиться с отцом из-за того, что он пьянствовал. Вспомни, в любом магазине всяких вин было больше чем продуктов. Я и сама переживала, когда слышала, как соседи шептались обо мне. Вон, мол, дочка «агдамщика» идёт. И матери, разумеется, не сладко было. Старший брат отца жил в Ленинграде. Мать часто в письмах жаловалась ему на нерадивость отца. И вот однажды дядя предложил матери переезд сюда, в Питер. Кому-то срочно нужны были деньги, и ленинградец из-за этого согласился переехать в любой город на юг. Тем более, что его супруге не подходил здешний климат. Доплатили, мы за этот обмен и стали жить в коммуналке на две семьи возле Финляндского вокзала. Другая семья состояла из престарелой бабушки. И когда она представилась перед богом, мама добилась через райисполком расширения жилплощади. Но не об этом я хочу рассказать. Стала я получать письма от Семёнова. Ленинградский адрес он узнал от бывших соседей. После школы он поступил в московский вуз и использовал любую возможность, чтобы приехать в Ленинград повидать меня.      
Раиса замолчала. Она попросила у Георгия сигарету и закурила.
- Ну, что ещё рассказать, - задумчиво сказала Раиса, выпуская струю табачного дыма, - поженились мы в восемьдесят первом. А ты знаешь, после того урока по литературе моя жизнь изменилась.  Я поняла, что я не только талантлива, но могу переносить всякие насмешки и унижения, и идти прямо к своей цели. Так что, я благодарна тому нахалёнку, который меня сбил с панталыку из-за чего я оговорилась на уроке.
Георгий виновато опустил глаза.
 - После школы я работала на ленинградском радио. Мне поручали читать стихи Ольги Бергольц. Ну, а Татьяна Ларина и я стали синонимами. Апрелевский завод не раз выпускал
 грампластинки с моими художественными выступлениями. В школе несколько лет подряд я бегала за Владиком, а он не проявлял никакого внимания ко мне. А спустя много лет признался, что сразу влюбился, как я начала читать отповедь Татьяны. Обидно немного стало и ревностно.      
- Почему ревностно? – спросила супруга Георгия, искренне переживающая за Раису.
- Мне кажется,  что он до сих пор любит во мне Татьяну Ларину, а не Раю Прохорову.
Супруга Георгия снисходительно улыбнулась.
- Поверьте, милочка, - тоном опытного человека сказала она, - мужчины не живут иллюзиями или воображениями. Он бы давно ушёл бы от вас и не жил бы с вами более четверти века. Вам просто обидно, что он раньше вас не замечал. Но он был тогда ещё мальчиком. А когда прочитал «Евгения Онегина», понял что такое истинное чувство, то стал думать о Вас, любить. 
Раиса задумалась. Супруга одноклассника одной репликой сказала то, что она себя многие годы не хотела признать.
- И Вам он, слава Богу, не изменяет! – убедила она Раису          в благонадежности своего суженого.   
- Рая, а хочешь, я о своей обиде тебе расскажу? – спросил Георгий, глядя на неё поверх очков.
Он надел очки, чтобы лучше разглядеть меню и сделать дополнительный заказ. Вечер проходил в приятной дружественной обстановке. Они ещё раз выпили и приготовились слушать Георгия. Он улыбнулся, взглянув на собеседников, и немного пожалел, что предложил излить свою душу. Супруга смотрела на него, не понимая, о какой обиде, пойдёт речь.    
- Ты видела фильм «Дальние рейсы»? – спросил Георгий Раису.
- Я сериалы не смотрю, но некоторые серии помню. А что?
- Вот лучшие серии поставлены по моим сценариям, - заявил Георгий, - когда насилуют кавказскую девочку, помнишь?
- Конечно.
- А когда дед мстит наркодельцам за своего внука-наркомана?
           - И эту серию видела, - вспоминает Раиса.
- Так вот, эти сценарии у меня приобрели через посредников за гроши. Только потому, что я себе цены не знаю. И это благодаря нашей учительнице по литературе. Когда я писал сочинения на вольные темы, почему-то ни разу не был поощрён хорошей оценкой. А мне девочки говорили, что она сама как-то признала, что я пишу лучшие сочинения. Когда я работал в научно-исследовательском институте часто к нам бегали газетчики, умоляли, чтобы я набросал тексты будущих статей. А они, дескать, потом их отшлифуют, но почему-то статьи выходили без каких-либо правок. Ну, могли добавить цитаты  партийных вождей, но не более. 
Георгий закурил сигарету.
- Вы представляете, эти газетчики однажды мою ошибку пропустили в тексте. «В результате некоторых мероприятий, предложенным нашим НИИ одному предприятию было сэкономленного столько металла, трудовых ресурсов столько-то, а электроэнергии 320 тысяч киловатт часов». Но я не написал слово «тысяч», и как заметил в своём черновике эту ошибку, сразу позвонил в редакцию и сообщил о своей оплошности своему журналисту. Он успокоил меня, что ошибку исправит, но так и весь текст остался без правки и в таком виде его опубликовали.    
- Ну и что? Гонорар получил свой! – сказала Раиса.
- Зажали, - с сожалением сказал, - понадеялись видимо, на моё честолюбие, статья вышла под моим именем. 
- И никто не заметил той ошибки?
- Откуда мне знать? – пожал плечами Георгий.
Супруге Георгия тоже хотелось излить свою душу, рассказывая о своих проблемах в преподавательской работе, но деликатно промолчала. Вновь был провозглашён тост за встречу, за здоровье, за дружбу.
И в подтверждение, что хорошие тосты всегда сбываются, Раиса предложила Георгию спонсорскую поддержку в издании его литературных трудов. 
- Как я счастлива, что повстречала Вас, - говорила Раиса, провожая супругов Абрамовых - В жизненном водовороте редко услышишь доброе слово от кого либо, а Вы по-новому дали почувствовать жизнь. 
Супруга Георгия и Раиса до самого объявления отправления поезда говорили на житейские темы, обогащая свою эрудицию хозяйственника. Сам Георгий, казалось, находился в замешательстве.
Прощаясь с Раисой, он шепнул ей:
          - Прости меня за ту нелепую подсказку.
Раиса рассмеялась.
- Ты что, если б не моя оговорка, какой бы серой была б моя жизнь. Свои комплексы неполноценности я скинула благодаря тебе.   
Раиса стояла на перроне вокзала, и несмотря на свой пятидесятилетний возраст ощущала себя той жизнерадостной, любвеобильной и пышущей здоровьем восьмиклассницей.