На волоске от смерти

      
 

Матвей возвращался с работы домой. Возле сарая увидел чужие следы, припорошенные снегом. Следов  много. Видно, не один топтался у двери и вдоль стен. Удивительное дело! Дверь сарая притворена. Обычно Матвей оставлял её приоткрытой. Всегда, завидев ещё издалека хозяина, Марсик радостно встречал его, гремя цепью о дверь. Теперь в сарае - ни Марсика, ни привязи. Только изогнутый гвоздь, на котором крепилась цепь, одиноко торчал в деревянной стене. Тревожно кудахтали куры за перегородкой.

Здесь явно побывали непрошеные гости. Гвоздь, сделанный скобой и загнанный Матвеем в бревно наглухо, был  отогнут. Марсик при всей его силе не мог с ним справиться, - разогнуть. К тому же, на бревне  остались свежие вмятины, - поддевали гвоздь отвёрткой или ножом. Кто? Кому понадобился Марсик? Если его выкрал завистливый охотник, то это глупо: Марсик не иголка, скрыть его в посёлке невозможно: рано или поздно собака обнаружится. Значит, воровали с другой целью. Кому-то приглянулась красивая шкура на унты? Маловероятно. Одной шкуры на два унта не хватит, а другой такой собаки в посёлке просто нет. Оставалось только одно: Марсика украли бичи.

На Колыме две напасти: тараканы и бичи. На земле, согласно предсказаниям, может сгинуть всё. Возможно, но только не бичи и не тараканы. До того схожи, твари,  своей неприхотливостью! Довольствуются самым малым. Оттого, наверное, бич- это не продукт жизненных передряг, это- состояние души: умру с голодУ, - лишь бы только ничего не делать. Корка хлеба на помойке - сытный обед, а уж недопитая кем-то бутылка пива- целое пиршество. Встречаются среди бичей и “гурманы”: питаются исключительно псиной. Выбирают молоденьких собак, таких, как Марсик: сытых, упитанных.

Размышляя, Матвей ходил возле сарая,  осматривал следы, терявшиеся на дороге.
Вскоре подошла с работы и Матвеевна, узнав о случившемся,- сразу в слёзы:
-Кто? - всхлипнула она в кулачок, - кому он понадобился?

Матвей не стал расстраивать жену своей догадкой о бичах, но масла в огонь подлила соседка, глухонемая Глаша. Когда Матвей вернулся с работы и ходил вокруг сарая, она следила за ним через занавеску, но вида не подавала. Глаша стеснялась своего физического недостатка, потому редко выходила на улицу и встреч с людьми старалась избегать. Правда, это не касалось Матвеевны, которая своею простотой могла расположить к себе кого угодно. Как только она появилась возле сарая, Глаша отклонила занавеску в сторонку, постучала кулаком в раму, поманила к себе Матвеевну. Жестами  стала объяснять, что случилось с Марсиком. Сквозь слёзы и всхлипывания, не отнимая кулАчка от дрожащих губ, Матвеевна вслух расшифровывала жесты Глаши:
-Пришли трое бичей... один длинный-длинный, как журавель... он стоял на "атасе”...второй,  -со шрамом на лице, такой страшный  крепкий верзила , держал в руках стёганую фуфайку...белобрысый, совсем безбровый ,орудовал деревянной рогатиной... ,прижал Марсика к  стене...,крепыш накинул на Марсика фуфайку..., пошли закоулками в сторону котельной. - Глаша, жестикулировала руками, глядя на Матвеевну заплаканными глазами, как -будто это у неё что-то ценное украли.

-Ужас ! -Матвеевна широко раскрыла глаза, мысленно пытаясь охватить взором картину, обрисованную Глашей.- Зачем он им нужен ? - теребя свободной рукой мужа за полу куртки, спросила Матвеевна.

-Я бы тоже хотел это знать, - злобно сверкнул глазами Матвей. Его догадка подтвердилась, но нисколько не обрадовала. Может быть, Марсика уже в живых нет, и сейчас потрясать разговорами воздух не было смысла. Надо попытаться хотя бы что-то разузнать. Это пролило бы хоть толику света. Душа Матвея закипала злобой, но он не подавал вида, чтобы успокоить жену, неторопливо сказал, - наверное, решили продать какому-нибудь охотнику, - подумав немного, всё так же сдержанно добавил, - отыщется. Куда  ему деться, - Матвей пальцами дотронулся до кулачка жены, продолжавшего прикрывать дрожащие губы, - готовь ужин, а я пойду к пивбару, поспрашиваю бичей. Может, что узнаю.

Темнело. От вечерних сумерек сплошной туман над посёлком становился всё гуще, ещё плотнее.  Лампы уличного освещения, не выключавшиеся зимой даже на день, замерли в неестественной красноте, как новогодние шары на ёлке: ни лучей от них, ни блеска. Целые гирлянды таких шаров зависли в центре посёлка у гастронома, универмага, Дома культуры.
Матвей шагал широко, размашисто, не шёл, а летел. Хотелось быстрее узнать о судьбе Марсика. Мысль, что собаки нет уже в живых, Матвей гнал прочь от себя. Отвлекался тем, что составлял план действий. Он знал закоренелого бичару по кличке Свеча. Бич, действительно, всей фигурой походил на восковую свечу. Природа посмеялась над ним: имея рост более двух метров, Свеча бедствовал с одеждой. Приходилось подпарывать рукава и штанины, но и это не спасало. Нужно было всё надшивать, а это занятие не для бича. До глубоких холодов ходил в коротких штанишках и с не прикрытыми по локоть руками. С первыми морозами облачался в валенки и рукавицы.

Свечу долго искать не пришлось. Он стоял в пивбаре за последним столиком, допивал оставленную кем-то бутылку  пива. Свеча был один. Подельников, о которых рассказывала Глаша, рядом не было.

 Сначала Матвей хотел заплатить некую сумму Свече, чтобы узнать хоть какую-нибудь информацию о Марсике. Но бич пил пиво и это внесло  в планы определённые коррективы. Когда бич голодный, когда его душа бегает по закускам на витрине, тогда он не задумываясь, соблазнится на подачку. Сейчас Свеча был сыт и "нос в табаке". К таким с подачкой лучше не подходи. На сытый желудок у бичей на какое-то время просыпалось чувство человеческого достоинства. Они могли обидеться, когда с ними непочтительным образом обращались, мол, мы не из таковских, знаем себе цену. Но все они: и сытые, и голодные- страшные трусы, не умеющие постоять за себя. Таково положение бича: он, как и таракан, ценности большой не представляет. Его можно, как считают некоторые, прихлопнуть, словно комара. Ну и что! Их столько развелось на Колыме. Одним больше, одним меньше. Бичей в милиции за людей не считают, и в судах за них постоять некому. Отсюда  покорность и трусость в их душах.

Матвей и это учёл в своих планах. Дело не в деньгах, которые он намеревался заплатить Свече. За Марсика Матвей готов отдать любую сумму.  Лишь бы это пошло на пользу дела, в чём он, увидев захмелевшего бича, как раз усомнился.

Матвей подошёл к Свече и неожиданно мёртвой хваткой взял его за руку чуть выше локтя. Бич присел от боли. Его дряблую, слабую ручонку сдавило прессом.
-Оставлю в живых и бить буду не очень долго, если скажешь, что с собакой, которую взяли сегодня в сарае, - низким  басом внятно и с расстановкой сказал Матвей. Его пальцы железными клещами давили костлявую руку бича, причиняя  долговязому нестерпимую боль. -Ну-у-у!

Свеча присел на корточках. Ему казалось, кости руки вот-вот превратятся в труху. Боль шла не от мышц, а из самой сердцевины кости, и такая нестерпимая, словно туда финку воткнули. Бич ни на минуту не сомневался, что пришёл конец. И глаза Матвея,  и блуждающие по его скулам желваки ничего хорошего бичу не сулили. Бич не вскрикнул, а  взвизгнул резаным поросёнком. Матвей тут же отпустил его руку, поняв, что атака удалась на славу. И, действительно, после такой мёртвой хватки покойник заговорит и расскажет, что было и чего не было.

- Шеф, всё расскажу только не убивай! - долговязый согнулся в три погибели и верещал совершенно детским голосом. -Ей-богу расскажу...
Матвею было жаль существо в облике человека, корчившегося от боли. Но ещё больше в эту минуту он переживал за Марсика. Что с ним?

...Тем временем, когда Матвей “пытал” Свечу, Марсик сидел на цепи в одном из коллекторов теплотрассы. Правда, прежде чем смириться со своей участью, он наделал шороха живодёрам. Поняв, что защиты ждать неоткуда, решил сам постоять за себя.  Когда бичи спускались по лестнице в люк тёмного и неопрятного колодца, изловчившись, Марсик цапнул за руку коренастого бича. Тот взвыл от боли и выпустил пса. К сожалению, это произошло на дне колодца, а не на улице, где Марсик непременно удрал бы. В бетонном полу торчали куски арматуры. На один такой конец проволоки цепь наделась звеном и ни с места. Бичи воспользовались этим, загнули  конец арматуры, правда, не без потерь: Марсик успел цапнуть за локоть второго бича. Во злобе  долго хрипел и рычал, рвал ошейник, но поделать ничего не мог. Лёг вдоль стены, глядя в тёмный угол на своих обидчиков, сопровождая каждое их движение злобным рыком.

Кардан и Гнида (так звали бичей) при тусклом свете огарка свечи перевязывали друг другу раны. Даже при открытом люке в коллекторе было душно и несло прогорклым запахом.  Рядом с Марсиком стоял деревянный ящик.  В него бичи складывали содранные и присоленые шкуры собак. Потом за мизерную цену сдавали их в пушфакторию. Соседство с ящиком раздражало Марсика. Ещё бы! Словно присутствовал  на своих похоронах. Пёс нутром чувствовал, - там лежат останки его сородичей. Огненным взглядом пёс сверлил своих врагов. Каждое движение бичей вызывало оскал пасти. С языка капала слюна, полная собачьей ненависти. Была бы его воля, разорвал бы их в клочья, не задумываясь.

-У-у-у, звери-ина! - пригрозил ему Гнида зажатым в кулаке ножом, обрезая концы бинтов на руках приятеля. Кардан скривил лицо от боли, стукнул Гниду в плечо.
-Аккуратней, мерин! - нож-то тупой, как ты сам. Видишь, бинт не режет.  Возьми вон там лучше лезвие.

Гнида послушался Кардана, лезвием обрезал бахрому бинтов.
- Скоро ты у меня кровушкой умоешься, - продолжал Гнида, глядя в сторону Марсика и моргая безбровыми глазами. - Уж я-я-я отведу душу! Представляю, как чулком сдеру шкуру... аж слюнки текут. - Гнида сглотнул слюну, ехидно ухмыльнулся, прищурив мышиные глазки. Такому действительно, никакого труда не составит отправить на тот свет кого угодно.

-Уж это точно, - перебил Гниду Кардан, морщась от боли в руке. Марсик разгрыз ему среднюю фалангу мизинца. - Гнида потому и Гнида, если уж к чему прилипнет, - клещами не отдерёшь. Отыграется он на твоей шкуре. Моё дело - ножичком по горлу чик и всё, а уж дальше как на конвейере, - Гнида постарается.

-Чем чикать-то собираешься? - передразнил Гнида  приятеля, -твоим ножом только в носу ковырять, - бинта отрезать нельзя.

-Остынь! - осадил его Кардан. Среди бичей Кардан слыл авторитетом. Все его боялись и подчинялись беспрекословно. Были смельчаки, попытавшиеся перетянуть одеяло на себя. Не получилось. Не зря его прозвали Карданом,  -из любого положения выкрутится. Дрались с ним и толпой, и по одиночке, но он всегда оказывался сверху. Гнида в душе побаивался Кардана, шестерил, как денщик при генерале. Кроме Гниды аккуратно содрать шкуру с собаки никто не мог. Этим он иногда козырял и вёл разговор с Карданом как бы на равных. Но стоило Кардану цыкнуть ,и Гнида прятал своё самолюбие, как улитка в домик.

-Наточить нож - минутное дело, - снисходительно ухмыльнулся Кардан. Нашарил в темноте половинку красного кирпича, присел на доску, стал точить нож. - Ты сегодня хочешь разделаться с ним?

-Чего тянуть резину? - спросил Гнида в ответ, накинул верёвку на металлический крюк, завязал её узлом.

-Лучше завтра днём. Куда спешить, на ночь глядя? Шкуру попортишь.
-Это я-то испорчу!? Ну, ты даешь! - с ехидцей в голосе заверещал Гнида. - Да мне только зачистить на лапах, - остальное как по маслу само чулком слезет. Посмотри, какой он упитанный. На таких шкура не держится...хе-хе!- Гнида засмеялся, оскалив свои редкие  пожелтевшие зубы. Марсик рванулся к нему, забыв, что привязан. Цепь окоротила его, и пёс, перевернувшись через голову, ударился всем телом о бетонный пол...

...Матвей многое успел передумать, пока шёл от гастронома до люка, указанного Свечой. Не мешало бы взять на подмогу знакомых мужиков, но пока их соберёшь, - как раз к шапочному разбору успеешь. Главное - застать Марсика живым.

Шагая переулками, Матвей отчётливо представлял, на что шёл. В колодце за металлическим люком была другая жизнь, другие правила, если они вообще существовали. Это здесь бичи послушны и безропотны. Там они совершенно другие: свирепые, мелкие, алчные людишки. Прихлопнут, как комара, оттащат труп в дальний угол, где через год, через два коммунальщики в виде мусора соберут твои кости в мешок и, считай, что пожил на свете. Как поётся в одной песне : “...И никто не узнает, и никто не придёт...”

Матвей ухмыльнулся. Всегда в стрессовых ситуациях, когда не было выхода, внутри у него просыпалось второе "я". Этот "второй" уже у гастронома с ним спорил, отговаривал. Мол, собачонку жалеешь. Лучше себя пожалей! Ведь башку проломят, и дело с концом.

Внутренний голос только раззадоривал Матвея. Он с детства усвоил, что сила на стороне правды. В подтверждение этой истины, всегда вспоминалась военная кинохроника, увиденная им в клубе ещё пацаном. На экране рукопашный бой. Немец со штыком, наш солдатик- с кулаками. Казалось, много ли надо? Пырнул штыком и всё. Ан нет. В русского парня будто черти вселились, - молотил кулаками, как камнедробилка, не давая фрицу опомниться. Выбил у немца сначала штык, а затем и самого забил до смерти, наступил на труп и снова кинулся в драку....

...А вот и спаренный коллектор, о котором говорил Свеча. Утоптанная тропинка и открытый люк. Спустись в него, где сидели Кардан и Гнида, Матвей был бы весь на виду. В таких случаях нужен эффект неожиданности.

На противоположном краю коллектора Матвей увидел крышку второго люка. Она была закрыта. Бичи ею не пользовались, даже следов вокруг не было.

В другой ситуации Матвей просто  физически не стронул бы крышку люка. Её вываживают ломиком, трубой,  наконец. А тут- рукоятка ножа !  Ржавая чугунная крышка, прежде чем податься,  подло скрипнула, медленно, нехотя пошла вверх. Матвей тенью скользнул на дно колодца. Он опасался, какбы Марсик не учуял знакомый запах и лаем не выдал его.

Марсик, действительно, среди всей этой вони, вдруг потянул тонюсенькую струйку до боли родного и близкого запаха. В начале ему вроде бы показалось. А струйка увеличивалась, проявлялась сильней и сильней. Марсик обернулся в темноту, куда не дотягивался лучик свечи. Простой глаз ничего бы не заметил, но глаза собаки отчётливо видели знакомый силуэт. Матвей шёл, согнувшись, широко расставляя ноги. Дело знакомое: так двигался он по подводной лодке во время Карибского кризиса. Те годы многому научили его.
- Что-то пёс переменился!? - оробел Гнида, заметив, что собака перестала рычать и даже виляла хвостом.

-А ты бы не переменился, если бы на твоих глазах точили нож и готовили верёвку? - вопросом на вопрос ответил Кардан, не отвлекаясь от  дела. - Ползал бы на коленях, просил пощады...

Кардан не договорил фразу, обернулся на шорох. Из темноты, словно привидение, вырос вдруг Матвей. В отблесках свечи его глаза горели, как у дьявола. Гнида не столько глазами, сколько каким-то десятым чувством уловил неладное, и мухой вылетел наверх. Кардан поднялся, держа в руках нож. Он не имел привычки отступать и, тем более, робеть и ударяться в бега, как это сделал Гнида.

-Мужик, ты чего? - спросил “генерал “теплосети дрогнувшим голосом. Самую глубь души его взяла оторопь: по поведению пса бич догадался, что перед ним хозяин, у которого он украл собаку.

Драки не было бы, поступи Кардан по справедливости. Матвей просто отвязал бы Марсика и вся недолга. Но на пути к собаке стоял Кардан и не собирался отступать. В таких случаях, как говаривал некогда на подлодке старший матрос (мастер спорта по боксу) Зацепин, тренируя Матвея держать удар, нужно “ломать гору “. Не жди, когда тебе её сломают. Молниеносный удар правой в челюсть хлыстом щелкнул, как выстрел. Под кулаком Матвея чвакнуло. Голова бича дёрнулась, словно шар на резинке и всё тело Кардана скользнуло по бетонной стене.

Нож остался в руке Кардана. Матвей понял, субчик ещё тот, если не выронил ножа из рук. Обычно от такого удара человек на мгновение “отключается”. Этот нет, просто не устоял на ногах. В таком случае не помешает подкрепление в виде Марсика. Матвей прыгнул в угол, где рвался и визжал пёс. Привычным движением расстегнул ошейник. И как вовремя! Марсик лизнул горячую родную руку и тут же рванулся в бешеном прыжке наперерез Кардану. Нож в руках бича завис в нескольких сантиметрах от шеи Матвея. Марсик на доли секунды опередил удар бича, клыками впился в запястье. Бич взвыл по-бычьи, рука невольно разжалась, нож покатился по бетонному полу. Матвей ещё раз приложился к челюсти Кардана, всё по той же методике старшего матроса.

"После второй ломки горы, - говаривал учитель, - очухаться очень и очень непросто".   
Матвей взял цепь с ошейником, подтолкнул Марсика к выходу, и сам за ним вылез из колодца.
На улице их встретила мёртвая тишина, какая бывает только в гробу: холодная, безжалостная. Лик Луны на небе, остывшим блином всегда смотревший на землю, вдруг, как показалось Матвею, улыбнулся. А впрочем, вряд ли. Это только показалось. Лик Луны- это лицо Вечной Мерзлоты, сковавшей Колыму на веки вечные. Лицо этой злобной старухи никогда не бывает радостным.