РЕШЕНИЕ КОМАНДУЮЩЕГО 2-й РУССКОЙ АРМИЕЙ НА ОТХОД И ДЕЙСТВИЯ 8-Й ГЕРМАНСКОЙ АРМИЕЙ по ПРЕСЛЕДОВАНИЮ.
РУССКИЕ:
Деятельность русского командования в это время описывает Н. Евсеев:
«После получения сведений об отступлении 1-го корпуса от Уздау 27 августа командующий 2-й армией решил переехать со штабом в Надрау и расположиться там вместе со штабом 15-го арм. корпуса. Мотивы этого перемещения начальник штаба ген. Постовский излагает так:
"Расположение штаба армии в этом пункте в сфере непосредственных боевых действий войск на первый взгляд может показаться несоответственным. Оставаясь в Нейденбурге, командующий армией был бы связан и со штабом главнокомандующего и со штабами всех корпусов, но какое значение могла иметь в тот решительный для операции день связь с 1-м и 6-м корпусами? На помощь этих двух корпусов 28 августа рассчитывать было нельзя. Судьба операции зависела от 13-го и 15-го и частей 23-го корпусов. Поэтому командующий армией решил 28 августа переехать в Надрау, чтобы иметь возможность быстро и точно ориентироваться в обстановке, принять соответствующее решение на следующий день, а затем объединить командование всеми тремя корпусами в руках ген. Мартоса и переехать в Янов, чтобы отсюда управлять действиями 6-го корпуса".
С мнением ген. Постовского согласиться нельзя. Штаб армии и командующий армией должны были остаться в Нейденбурге, ограничившись посылкой офицеров генштаба в 13-й и 15-й корпуса для ориентировки на месте. Наконец, командующему армией можно было выезжать в любой из корпусов. Оставаясь в Нейденбурге, штаб армии, по крайней мере, мог поддерживать связь и так или иначе продолжать упра-
влять подчиненными войсками. Было бы предпочтительнее командующему ехать в 1-й корпус, поднять в частях боевую активность и вести сохранившиеся полки - Красноярский, Иркутский, Литовский, Выборгский, Нейшлотский, Петровский и конный отряд Любомирова - на Нейденбург, оставив 1-ю стр. бригаду на направлении Зольдау. Движение перечисленных частей на Нейденбург сковало бы части 1-го герм. арм. корпуса в этом направлении и тем самым обеспечило бы с фланга и тыла 13-й и 15-й корпуса.
Русское армейское командование далеко еще не исчерпало всех мер воздействия на свои фланговые корпуса (1-й и 6-й).
Командующий армией, не побудив фланговые корпуса к наступлению, поехал распоряжаться в 15-й корпус, который прекрасно действовал под руководством своего командира. О своем решении командующий 2-й армией послал такую телеграмму командующему фронтом:
"1-й корпус, сильно расстроенный, вчера вечером, по приказанию ген. Артамонова, отступил к Иллово, оставив арьергард у Зольдау. Сейчас переезжаю в штаб 15-го корпуса в Надрау для руководства наступающими корпусами. Временно буду без связи с вами" .
Эта телеграмма поражает своей краткостью. Отрываясь от штаба фронта, ген. Самсонов должен был настолько подробно объяснить положение армии, чтобы командующему фронтом были понятны причины, побудившие ген. Самсонова бросить управление всей армией в целом и взять на себя руководство только наступающими корпусами. Надо было при этом указать, какую задачу он предполагал выполнить этими корпусами. Армия попала в критическое положение, ген. Самсонов это понимал, а в штаб фронта была послана канцелярская отписка.
В 7 ч. 05 м. 28 августа командующий 2-й армией поехал в Надрау и около 10 час. 28 августа он прибыл на командный пункт командира 15-го корпуса, где произошла беседа между ген. Самсоновым и Мартосом об общем положении на фронте армии, а особенно об опасности, угрожавшей с запада».
Об этой беседе и предложениях ген. Мартоса мы уже говорили. Обстановка требовала немедленного отхода 13-го и 15-го корпусов, что и предложил Самсонову генерал Мартос. Однако начальник штаба 2-й Армии Постовский убедил Самсонова подождать прибытия нашего 13-го корпуса, надеясь на успех. Между тем, 15-й корпус вел бои уже третий день и к вечеру 28 августа израсходовал все резервы и вследствие тяжелых потерь и крайнего утомления людей стал выдыхаться.
Попытка частей 13-го корпуса Клюева наступать на Гогенштайн и воссоединиться с частями 15 –го арм. корпуса, провалилась.
Было принято отступать на Нейденбург, который УЖЕ был занят немецкими авангардами.
Самсонов этого не знал.Он приказал, чтобы Мартос, после распоряжения по корпусу поспешил следовать к Нейденбургу и принял меры к упорной защите этого города, направляя туда первые подходящие части на помощь пехоте и кавалерии, обороняющим город. Тут же немцы, отбившые попытку наступления корпуса Клюева, открыли огонь со стороны Гогенштейна по тылу расположения 15-го корпуса и по холму, на котором находились штабы. В Копорском и Нарвском полках немедленно началась паника, и части эти разбежалось, как позднее вспоминал генерал Мартос.
После этого генерал Самсонов со штабом yexaл, а Мартос остался писать распоряжения по корпусу и стал готовится убыть к захваченному немцами Нейденбургу, для организации его обороны.
В результате этого решения Самсонова фактически обезглавленным оказался и 15-й арм. корпус, лучший корпус 2-й русской Армии...
Как много на войне зависит от случая и пресловутого «человеческого фактора»!
- Необъяснимое, с точки зрения здравого смысла, решение Самсонова свернуть ВСЮ связь своего штаба с подчинёнными корпусами (т.е. ПОТЕРЯТЬ УПРАВЛЕНИЕ ИМИ) и связь с вышестоящим штабом Северо-Западного фронта, в самый критический момент сражения, скорее всего, был вызван ОСНОВНЫМ обстоятельством. НЕЖЕЛАНИЕМ Самсонова ОБЩАТЬСЯ с командующим фронтом генералом Жилинским, после ставшей ему известной, фразы Жилинского: «Видеть неприятеля там, где его нет, — трусость, а генералу Самсонову быть трусом я не позволю!» Фраза эта была сказана генералом Жилинским, «слышавшим лишь на маневрах стрельбу» (по точной оценке А. Керсновского), про другого генерала получавшего солдатского Георгия еще кадетом и заслужившего 4-ю и 3-ю степень этого ордена во время русско-японской войны... Сказано в ответ на представление Самсонова об усилении противника перед его Армией. ТАКОЕ оскорбление Самсонов, имевший безупречную репутацию храбреца, спокойно перенести не мог, и при первой возможности разорвал связь со штабом фронта ;
- Спасти ситуацию ещё могла активизация отборных русских войск 1-го арм. корпуса. 6 полнокровных полков и кавалерия которого могли быть брошены на Нейденбург, по тылам наступавших немецких дивизий, но... Самсонов и штаб его армии или не увидели этого шанса, или вообще не понимали обстановки на фронте. Части 1-го арм. корпуса оставались пассивны и не смогли повлиять на исход сражения.
В это время в центре боевого расположения 2-й Армии разворачивались драматические события.
Командир 13-го арм. корпуса ген. Клюев так пишет об отходе его корпуса от Гогенштейна: "Едва корпус ушел из Адленштейна, как противник занял его и бросился вслед за корпусом. Прикрывавший тыл 143-й Дорогобужский пех. полк, во главе с доблестным командиром полка полк. Кабановым, имел славный бой с немецкой бригадой на опушке леса,
в десяти верстах к югу от Алленштейна. Целый день сдерживал он атаки немцев, три раза отбрасывал их штыками. Командир полка был убит, и остатки полка присоединились к корпусу лишь к ночи. На месте боя было похоронено 600 немцев, как значится в надгробном памятнике.
В 7 ч. 00 м. вечера командир корпуса отравил начальника штаба корпуса ген. Пестича к командующему армией для доклада. Немного спустя пришло донесение, что 15-й корпус отошел от своих позиций. 2-му Софийскому пех. полку к этолу времени еще не удалось запять Гогенштейн, и его надо было поддержать. Между тем, отход 15-го корпуса и нахождение в тылу германских войск делало положение 13-го корпуса критическим. Необходимо было отходить. В это время пришло письменное приказание командующего армией: "13-му корпусу отойти к Куркену". Пришлось в темноте выводить части из боевого порядка и поворачивать фронт шести полков и одиннадцати батарей на 90° по незнакомой и бездорожной местности. В арьергарде был оставлен 144-й Каширский полк с двумя батареями, к нему примкнул не успевший выбраться из леса 1-й Невский пех. полк. Для прикрытия отхода частей было занято озерное дефиле но пути отступления. Все было исполнено спокойно, и полки - Софийский, Можайский, Звенигородский - успели перейти дефиле" .
НЕМЦЫ:
По другую сторону боевого фронта в Фрегенау развернулся штаб 8-й герм. армии.
Утром 28 августа командованию 8-й герм. армии представлялось, что 1-й и 20-й арм. корпуса не добились успеха, что 41-я пех. дивизия потерпела поражение, а 1-й рез. корпус медленно подходил к полю сражения.
Ввиду неблагоприятно сложившейся обстановки на правом фланге 20-го корпуса, штаб 8-й герм. армии по телефону и через офицеров генерального штаба потребовал ускорения наступления 2-й пех. дивизии на Ронцкен, а всего 1-го арм. корпуса - на Лана.
Работа командующего 8-й герм. армией и его штаба серьезно облегчалась попрежнему перехватываемыми русскими радиограммами.
В 8 ч. 15 м. 28 августа штаб получил радиограмму генерала Клюева о том, что он с авангардом корпуса в 12 час. достигнет Грислинена.
Таким образом, штаб 8-й герм. армии располагал точнейшей ориентировкой о положении 13-го русского корпуса. Не будет ошибкой оказать, что штаб 8-й армии в ходе операции о русских войсках был осведомлен не меньше, чем о своих собственных, так как ежедневно располагал русскими радиограммами.
Отправленная ген. Клюевым утром 28 августа радиограмма о движении его с корпусом на Грислинен, Гогенштейн показала Гинденбургу и Людендорфу, что против 20-го герм. корпуса и приданных ему дивизий действует 15-й русский корпус с уже потрепанной 2-й пех. дивизией. Эта радиограмма и обусловила выдвижение 37-й пех. дивизии на Гогешнтейн, чтобы подкрепить ландверную дивизию Гольца и 3-ю рез. дивизию в их борьбе против подходивших частей 13-го русского корпуса...
Но штаб 8-й армии радиограмму Клюева хорошо использовал в другом случае. В 9 ч. 45 м. штаб армии отправил самолетом распоряжение через Грислинен в направлении на Гогенштейн: "1-му рез. корпусу, не щадя сил, кратчайшим путем перейти в наступление на линию Штабиготтен, Грислинен. Необходимо спешить". Иначе говоря, штаб армии направил 1-й рез. корпус следом за корпусом ген. Клюева.
В общем, план армейского командования свелся к тому, что против 13-го русского корпуса с запада должны были драться 37-я дивизия и ландверная дивизия Гольца, а с востока - 1-й рез. корпус; против 15-го русского корпуса - 20-й герм. корпус (41-я, 3-я рез. дивизии и дивизия Унгера) и 1-й корпус Франсуа с запада и юго-запада; 17-й же герм. корпус ген. Макензена опаздывал принять участие в операции.
Распоряжения о переходе в наступление всех сил центра 8-й герм. армия утром 28 августа и до полудня этого дня всецело исходили из того факта, что перед 5,5 дивизиями немцев были только три дивизии русских 15-й корпус с бригадой 1-й и бригадой 2-й дивизий).
Первая половина дня 28 августа после радиограммы Клюева, а также после отхода русских от Зольдау протекала для германского командования благоприятно...»
Некоторое беспокойство немцев вызвали сообщения о том, что навстречу 2-й Армии Самсонова двинулась 1-я Армия Ренненкампфа:
«Во второй половине дня 28 августа были получены сведения, что "...сильная конница русской Неманской армии проникла уже до Гейльсберга и Прейсиш-Эйлау, распространяя панику среди населения".
По донесению коменданта Кёнигсбергской крепости, германскому армейскому командованию казалось, что вся 1-я русская армия спешно подвигается на запад. Это донесение побудило штаб 8-й герм. армии обратиться в ставку за помощью, что заставило Мольтке принять решение о переброске двух корпусов с западного фронта на восток.
Очевидно, у германского главного командования были основания принять столь ответственное решение, тем более в такой период, когда на западноевропейском театре еще не определился исход борьбы и требовалось немало усилий, чтобы нанести поражение французам.
Наступление русских в Восточной Пруссии и переменный успех в ходе "Танненбергской" операции заставили германское главное командование снять гвардейский резервный и 11-й арм. корпуса и 8-ю кав. дивизию с западного театра войны и перебросить их на восток.
Переброска этих сил, несомненно, сказалась в известной степени на последующем ходе борьбы на западноевропейском театре, в особенности на Марне».
Это – точка зрения русских историков на знаменитую переброску двух корпусов с Западного фронта в Восточную Пруссию.
Макс Гофман в своей книге "Война упущенных возможностей" (Der Krieg der versaumten Gelegenheiten)описывает этот эпизод иначе:
««В один из последних дней Танненбергской битвы генерал Людендорф пригласил меня к своему телефону. С ним говорил полковник Таппен, начальник оперативного отдела штаба главнокомандующего.
Людендорф сказал мне: "Возьмите вторую трубку, чтобы вам слышно было, о чем говорит полковник Таппен, и что я ему отвечу".
Таппен сообщал, что для подкрепления 8-й армии назначены из западной армии три арм. корпуса и одна кав. дивизия, и запрашивал, куда следует направить эшелоны. Генерал Людендорф дал требуемые указания, однако подчеркнул, что нельзя сказать, что мы не можем обойтись без этих подкреплений. Если западному фронту почему-либо трудно, то пусть эти корпуса там останутся. Полковник Таппен заявил, что на западе можно обойтись без этих сил.
На следующий день повторилась примерно та же сцена. Я держал второй микрофон полевого телефона, полковник Таппен телефонировал и сказал, что отправлены только 11-й и гвардейский рез. корпуса с 8-й кав. дивизией, а упоминавшийся вчера 5-й арм. корпус остается на западе. Генерал Людендорф вновь подтвердил, что эти корпуса для происходящего сражения прибудут слишком поздно, и что против Ренненкампфа мы в крайности управимся одни. Поэтому, если эти корпуса могут пригодиться для скорейшей развязки на западе, пусть штаб главкома о востоке не беспокоится.
Я бы хотел особенно подчеркнуть эти два разговора, в противовес многочисленным утверждениям о том, что штаб главнокомандующего будто бы только в ответ на просьбы и настояния с востока согласился на "роковую уступку" тех двух корпусов».
Истина, скорее всего посередине: для русских историков важно считать, что корпуса 2-й армия Самсонова погибли в Восточной Пруссии не даром. Для Гофмана лестно подчеркнуть СВОЙ успех и то, что с самсоновской армией они справились СВОИМИ силами.
«Штаб 8-й армии, со своей стороны, в этот день распорядился перебросить гарнизонные войска из Мариенбурга и Данцига на р. Пассарга против русской конницы. Завершение сражения против 2-й русской армии затягивалось.
В 17 ч. 30 м. командующий 8-й армией отдал следующий приказ:
"Как можно выяснить из полученных до сих пор донесений, русский 1-й арм. корпус находится в полном бегстве через Млаву и Варшаву, 23-й, 15-й и 13-й арм. корпуса рассеяны по лесам к юго-востоку от Гогенштсйна и Алленштейна, русский 6-й арм. корпус, одна дивизия которого целиком уничтожена, находится в полной бегстве через Ортельсбург.
1-й арм. корпус преследует через Мушакен, Кальтенборн в направления на Вилленберг и Мышинец. Обозы и парки эшелонируются по дороге Неймарк, Уэдау.
20-й арм. корпус с 3-й рез. дивизией преследует через Едвабно на Ортельсбург. ...
Этот документ лишний раз показывает, что германское армейское командование не ставило себе целью окружить русских после полудня 28 августа, во всяком случае речь шла о преследовании русских 1-м и 20-м корпусами и о перегруппировке 1-го рез. и 17-го арм. корпусов. К счастью для немцев, связь с двумя последними корпусами была прервана, и приказ этот им не был передан.
Если бы связь исправно работала и 1-й рез. и 17-й арм. корпуса остановились, как того требовал приказ Гинденбурга, то никакого окружения русских не получилось бы; 13-й и 15-й русские корпуса, соединившись южнее Гогенштейна, могли разбить оставленные против них 37-ю и 41-ю дивизии и дивизию Унтера и отойти на юг. Во всяком случае, по пути отхода они могли нанести удар 1-му арм. корпусу, отдельными группами маршировавшему на Нейденбург. Но отсутствие связи на этот раз помогло немцам. Их войска, продолжая выполнять прежние распоряжения, восполнили промах своего армейского командования, допущенный им в приказе от 17 ч. 30 м. 28 августа...
Гинденбург со своим штабом около 18 ч. 00 м. не мог проехать в 20-й корпус вследствие того, что навстречу его автомобильной колонне бежали санитарные роты и скакали артиллерийские транспорты с криками: "Русские идут". Вспыхнула всеобщая паника. Людендорф пишет, что она производила неприятное впечатление и передавалась далеко назад. Гинденбургу пришлось вернуться».
О том, насколько изменчиво военное счастье и как важно иметь КРЕПКИЕ НЕРВЫ при внезапном ухудшении обстановки, свидетельствует М. Гофман в своих мемуарах:
"Русский 15-й арм. корпус по радиотелеграфу обратился за помощью к 13-му арм. корпусу; последний немедленно двинулся по шоссе Алленштейн-Гризлинен. В результате его вмешательства ландв. дивизия фон-дер-Гольца временно попала в затруднительное положение, но зато 1-й рез. корпус смог ударить в тыл русского 13-го корпуса.
17-й арм. корпус загородил лесную и озерную местность с востока; генерал Франсуа, правильно оценив положение, продвинул свою 1-ю див. до Нейденбурга, а отряд Шметтова прошел до Вилленберга и завершил окружение с юга.
Участь армии генерала Самсонова была решена. Такого взгляда держался штаб армии к концу дня 29 августа, распорядившийся на 30-е число отправкой некоторых частей, которые казались уже ненужными для окончания боев, для новой битвы против Ренненкампфа. Но тут случилось одно обстоятельство, последствия которого легко могли стать очень неприятными для нас.
Штаб армии до конца дня находился на одной небольшой высоте к югу от Гильгенбурга; оттуда он наблюдал за последовавшим в 11 ч. утра штурмом Уздау и затем возвратился в главную квартиру в Лебау. Поступавшие со всех сторон сведения были благоприятны; 1-й арм. корпус успешно продвигался вперед.
К нашему изумлению, в Лебау мы встретились с парками и обозами 1-го арм. корпуса, собиравшимися отходить назад и уже повернувшими на север. На мой изумленный вопрос начальник, некий ротмистр Шнейдер, об'яснил мне, что получен приказ готовиться к отступлению на север. Когда я вернулся в свою рабочую комнату, меня вызвали к телефону. Оказалось, что говорит со станции "Монтово" командир муниционных колонн и обоза 1-го арм. корпуса; он сообщил: "сейчас в Монтово прибыл 2-й батальон 4-го гренадерского полка в совершенно расстроенном виде. Командир батальона утверждает, что 1-й арм. корпус совершенно разбит, и что 20-й арм. корпус также отступает. Сам он со своим батальоном лишь быстрым отходом спасся от общей катастрофы. Поэтому обозам и паркам отдан был приказ на всякий случай приготовиться к отходу в направлении на север".
Я не сомневался в том, что это был один из частых случаев паники, но тем не менее возможно было, что после нашего от'езда с поля битвы 1-го арм. корпуса там последовала перемена к худшему.
Сначала я вызвал к телефону самого командира батальона и хорошенько распек его. Я приказал ему повернуть со своим батальоном назад и подвигаться так, пока он не встретит врага. Затем капитан Кеммерер, второй ад'ютант штаба армии, получивший впоследствии известность в качестве личного ад'ютанта фельдмаршала Гинденбурга, был послан на автомобиле с наказом: ехать, пока он не наткнется на русские или германские войска, на передовые линии.
Несмотря на это, ближайшие часы в ожидании возвращения Кеммерера с докладом были очень тягостны. Оказалось, что командир батальона, выдвинутого вперед для связи 1-го арм. корпуса с наступающим справа от последнего отрядом Мюльмана, получил некоторые частью неверные, частью преувеличенные сведения; ему показалось, что во фланг ему наступают большие русские силы, и это его взволновало.
28 августа 1-й арм. корпус вместе с 1-й дивизией и отрядом Мюльмана окончательно отбросил противника за Сольдау, в то время как 2-я дивизия с отрядом Шметтова уже наступала на Нейендорф для окружения русских. В середине битвы штаб армии отдал приказ к охватывающей атаке на Гогенштейн!».
Мы видим, какую большую роль имеет выдержка военачальника в критической ситуации. Получив известия о поражении немецкого 1 арм. корпуса, и об отступлении соседнего 17-го арм. корпуса, М. Гофман не «потерял голову», а принял энергичные меры по выяснению ИСТИННОЙ ОБСТАНОВКИ. Вызвал к телефону (а связь в германской армии, разумеется действовала исправно) растерявшегося комбата, «распёк» его как следует и отправил адьютанта штаба армии на автомобиле в направлении передовой, чтобы он ЛИЧНО выяснил ситуацию. С чем тот и справился успешно. ПАНИКА была ПРЕСЕЧЕНА В ЗАРОДЫШЕ.
В 21 ч. 30 м. Людендорф доложил верховному командованию:
"Окружение 2-й русской армии, по нашему мнению, удалось".
"Непосредственно после донесения, - пишет немецкий историк Шефер, - майор Дрексель вернулся из 1-го рез. корпуса с известиями, вызвавшими большое разочарование: русский 13-й корпус под Грислиненом отнюдь еще не был уничтожен, дорога на восток. для него открыта.
В полночь с 28 на 29 августа Людендорф доносит верховному командованию:
"Сражение выиграли, преследование завтра продолжаем. Окружение двух русских корпусов, пожалуй, не удастся. Число пленных составляет несколько тысячно могло бить значительно больше" .
Итак, вечером 28 августа у немецкого командования не было уверенности в том, что им удастся захватить в клещи 13-й и 15-й русские корпуса.
У русских же была, казалось, уверенность в благоприятном отходе охваченных центральных корпусов.
На фото: погибшие в арьергардных боях в Восточной Пруссии русские солдаты. Тут же "Штык - в землю!" - то, что оставили те, кто сдались в плен...
Продолжение:http://www.proza.ru/2011/06/02/258