Альтернатива. Конец

Ольга Новикова 2
глава двадцать девятая.
КАТАМНЕЗ.

После ухода визитёров Холмс явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он долго ходил из угла в угол, что-то бормоча себе под нос, и, наконец, остановился напротив меня и пристально посмотрел мне в глаза:
- Так съедете?
- А вы с ними согласны? – не отвечая на его вопрос, в свою очередь спросил я.
- Это важно?
- Да, для меня это важно.
Холмс постоял несколько мгновений молча, а потом возобновил своё хождение по комнате. Мне показалось, он тоже не собирается мне отвечать, но я ошибся.
- Да, - вдруг сказал он.
- Что-что? – не поверил своим ушам я.
- Да, я с ними согласен. Если эта история получит огласку, лучше никому не будет. Эта рыба давно стухла. Тронь её – вони только прибавится, а есть всё равно больше нечего.  У нас несовершенная государственная система, Уотсон, косная и реакционная. А впрочем, другой островная империя и быть не может. Да мы другой, наверное, и не заслуживаем.
Он тяжело опустился в кресло напротив меня и стал набивать трубку. Я молчал, переваривая его предыдущее высказывание, когда он снова заговорил:
- Ведь с чего всё началось? Не с насилия, не с кражи, не с убийства – с эпизода телесной любви между двумя взрослыми людьми, вступившими в связь добровольно. С болезни. Обычной инфекционной болезни, передающейся преимущественно половым путём. А  всё остальное произросло из нетерпимости общества к смешению социальных слоёв,  к однополой любви, к венерическим заболеваниям – название-то какое!  Отсюда скрытность, стыд, шантаж, снова стыд, снова скрытность, убийство, наёмный убийца, садист, и снова насилие, и снова, снова, снова...
Он вдруг закрыл лицо руками, словно невольно этими словами причинил самому себе сильную боль.
- Что с вами? – я осторожно тронул его колено.
- Ничего, - он поспешно отнял руки от лица. – Я просто однажды попытался поставить себя на место...
- Коллинера? – угадал я.
- Да. И у меня это получилось так хорошо, что я удостоился внимания Диомеда. Я сейчас подумал: а расскажи я брату о нём, что бы сказал Майкрофт?
- Он сказал бы, что вы сами виноваты, - минутку подумав, ответил я. – Что вы принимали наркотики и поставили себя в такое положение, в котором Диомед мог вами пользоваться. Что в истории с Верой Лейденберг вы подставили себя таким же образом, что он не мог не заподозрить вас в связи с Коллинером, и до сих пор не вполне уверен, так ли уж беспочвенны его подозрения... У вас совершенно нормальный, хороший, любящий брат, Холмс, и, во всяком случае, он не лежит сейчас в земле  с обожжённым и полным крови кишечником. Я вам завидую. Благодарите судьбу.
На это Холмс не отвечал очень долго. Отошёл к окну, повернулся спиной. Очень тихо проговорил:
- Извините меня, Уотсон...
- Что вы! За что?
- Есть,  за что. Видите ли, я – сыщик. И сыщиком сделался по своей воле. Для меня всегда в расследовании есть элемент игры. Напряжённой, волнующей, подчас опасной, но именно игры. И это меня привлекает. А для вас это было... – он щёлкнул пальцами, затрудняясь с определением.
- Не знаю, - я мотнул головой. – Не знаю, что это было для меня, Холмс, но... Когда я приехал в Лондон, у меня в руках была телеграмма о смерти брата, в кармане – пособие по ранению, а на душе полная пустота. Я потерял иллюзии, не нашёл ничего взамен, я чувствовал себя чужаком, притом чужаком нежеланным. А с вами мне было интересно – тут я не покривил душой, хотя за вашу последнюю выходку я вас, в самом деле, вполне готов был стукнуть поначалу. Но острота ощущений многое искупает. Во всяком случае, с того мгновения, как увидел вас, скучно мне ни минуты не было.
Холмс улыбнулся.
Через день я явился в госпиталь Мэрвиля и был принят. И только ещё две недели спустя Лестрейд прислал Холмсу записку с просьбой осмотреть найденный в заброшенном доме труп неизвестного мужчины, оказавшегося впоследствии Енохом Дж. Дреббером. И я снова увидел улыбку Шерлока Холмса и сиреневую вспышку в его серых глазах, когда он воскликнул – впервые, но точно так же, как и ещё много-много раз на моей памяти:
- Игра началась, Уотсон! Вы со мной?
И точно так же, как и ещё много-много раз на моей памяти, я ответил, складывая газету:
- С превеликим удовольствием, Холмс.