Спор

Пенсионер Потапыч снова вернулся на завод. Нет, не на свой, откуда он уходил в смутные времена нашей шальной перестройки, которая породила массовую преступность и полный хаос в экономике, такой, что встали все предприятия считавшегося несокрушимым СССР. Это было поразительно. Заводы, при огромном дефиците всего, вдруг встали. Заводы не подвергались бомбёжке, всё оборудование и станки были в целости и сохранности по первоначалу по крайней мере, но заводы перестали давать продукцию и никто не пытался даже наладить выпуск хоть каких-то изделий. Вот в эти смутные времена Потапыч и ушёл на стройку, где вполне успешно и проработал до пенсии, и даже ещё год после достижения пенсионного возраста. Но потом людям объявили, что наступил кризис и стройки были заморожены. Тогда Потапыч посетил бюро по трудоустройству, где ему предложили, посмотрев в трудовую книжку, идти фрезеровщиком. Как ни странно, но наш пенсионер согласился с радостью. Не потому, что ожидал от нового места работы чего-то прибыльного, но ему, как бывшему заводчанину, очень было любопытно взглянуть на завод сегодняшний, понять, чем же он отличается от того, времён социализма, который сейчас у нас, по официальной версии, совершенно отсутствует.
Вот так Потапыч и оказался вновь на заводе. Что бросалось в глаза, так это отсутствие людей. Действительно, как ему сказали, во времена оно на предприятии работало раз в десять больше народа. Теперь же Потапыч увидел полупустой корпус, где трудились в основном такие же пенсионеры, как и он. Нет, в цехе, как и на всём предприятии не появилось нового оборудования, стояли всё те же станки, многие из которых пришли за время перестройки в совершенную негодность. Например, на его станке не работала ускоренная подача стола, отсутствовал маховик поперечного хода, вернее он был, но на две трети разбитый. Да и вообще всё выглядело крайне запущенно. Даже внутренний вид помещений указывал на глубокую убогость. Штукатурка на стенах зияла глубокими трещинами, а на потолках свисала кусками, слои краски шелушились, свиваясь в свитки. А ведь это было одно из наиболее успешных предприятий в городе. Конечно, у нас и раньше строительство не отличалось качеством и мастерством и мы, в результате такого подхода просто разучились уважать себя, испытывать гордость за своё предприятие. Никто не обращал внимания на внешнюю неухоженность. Тут основное оборудование стоит ржавое, что же говорить про какие-то стены да потолки. Но, не будем забывать, Потапыч то пришёл со стройки и ему ли было не обратить внимание на обшарпанный вид интерьера. Ну, да бог с ним, со строительным ремонтом. Не будем отвлекаться. Поговорим лучше о нашем пенсионере, который сразу же заметил, что ему здесь не очень то и рады. И столь негостеприимное отношение к Потапычу было  не потому, что тот был пенсионером, на заводе людей в возрасте было большинство, как я уже сказал. Нет, причина была в излишней старательности Потапыча, который, не смотря на свой возраст, работал не отходя от станка, даже без перекуров.
Впрочем, причина была даже в другом. Потапыча не признали за своего. Не признало начальство, не признало окружение из рабочих. Было в нём что-то слишком интеллигентное. И дело даже не в том, что Потапыч некогда окончил вуз. И даже, наверное, не в том, что Потапыч не старался подъехать ни к начальству, ни к своему более опытному соседу по рабочему месту, который здесь слыл некой суперзвездой, хотя и вечно пьяной. Да, сколько уже народу устраивалось на фрезерные станки и сколько уже уволилось и не пересчитать. Текучка кадров, этот бич социалистической экономики остался и в наше, послеперестроечное время, которое мы почему-то называем капитализмом.
Нет, конечно, у Потапыча, если быть объективным, было масса недостатков и, основным из них была его трезвость. Он не то что фунфырики со спиртом, это благо перестройки, которые сейчас продаются в любом киоске табачном или роспечати, не потреблял, но и вообще спиртное. А в России, вообще на просторах бывшего славного СССР, трезвому человеку жить весьма и весьма непросто, не понимают у нас таких и относятся очень и очень подозрительно. Впрочем, с подозрением относятся люди вообще к любому не такому как все индивидууму. От непохожести людей друг на друга, непохожести верой, цветом кожи и прочим и происходят волнения, погромы, конфликты и даже войны. Конечно, причины шире, но и непохожесть тоже играет далеко не последнюю роль. А Потапыч как раз и был непохожим на других. Слишком он был какой-то интеллигентный, настолько интеллигентный, что его сразу же невзлюбили и начальник участка, такой же пенсионер, кстати, как и Потапыч, и даже ровесник ему, и старший мастер, тоже человек в годах, что называется предпенсионного возраста, который очень гордился своим именем. Хотя имя у старшего мастера было обычным, но зато мастер был тёзкой того самого садиста, из которого мировая литература сделала вампира – звали мастера Влад. Вот именно, Влад. И хотя он не был Владом третьим, как его печально знаменитый тёзка, вошедший в историю как князь Дракула, но всё равно нашему Владу было очень и очень приятно, что он носит имя столь популярного выродка. Наш мастер не был ни выродком, ни садистом, обычный человек, даже, что называется, свой в доску, компанейский и душевный. Но вот Потапыча он невзлюбил, сразу невзлюбил. Так же невзлюбил нашего пришедшего со стройки пенсионера и начальник участка. Намётанный глаз и того и другого сразу признали в нашем пенсионере чужака и сразу решили избавиться от него, решили не сговариваясь, что называется, по молчаливому согласию. И, не смотря на то, что наш пенсионер, работал более или менее успешно, он продолжал раздражать наших начальников, как, впрочем, и коллегу Потапыча Ваню. Я не буду перечислять все мелкие пакости, которые устраивались Потапычу, устраивались зачастую под видом дружеской помощи, иначе наш рассказ грозит превратиться в целую повесть, а современный читатель нетерпелив, очень нетерпелив.
Да, наш Потапыч оказался более крепким орешком, чем поначалу казалось и начальству и любителю выпить компанейскому Ване. И вот как-то раз, сидя за столом мастеров на своём участке, наши два закадычных друга – начальник участка и мастер, как то одновременно подумали об одном и том же. Дело в том, что уже как неделю слесаря упорно саботировали одну очень неприятную для них работу. Народ не желал делать корпуса из хромированной стали. Корпуса напоминали собой по форме кирпичи, которые хотя и были меньших размеров, но весили, (всё же сталь), не менее силикатного. Когда то, ещё в славные для обоих начальников советские времена, эти корпуса дружно отказались делать операторы станков с ЧПУ. Детали стоили копейки, но время, затрачиваемое на них, было значительно большим расчётного. И хотя требовалось всего-то просверлить два отверстия диаметром одиннадцать миллиметров, но свёрла тупились слишком часто, работа требовала постоянной смены инструмента, постоянной корректировки параметров. Нет, никто из операторов напрямую не отказывался от работы, но люди не сговариваясь, саботировали нелюбимые детали. И этот саботаж был столь успешен, что злополучные корпуса решили отдать слесарям. Некая умная головушка спроектировала нужный кондуктор, что было оформлено как рационализаторское предложение, хотя и отходило от прогресса, и операторы вздохнули с облегчением. Чего не скажешь о слесарях. Те просто взвыли от столь злополучного подарка. И дело не в том, что просверливать вручную хромированную сталь совсем нелегко. Нет, дело было в другом. В цехе не было сверлильных станков с подвижной консолью и в результате этого злополучные корпуса приходилось не крепить намертво к станине существующих сверлильных станочков, а держать в руках. И всё бы ничего, да ведь при работе сверло на выходе зажимало, деталь опасно раскручивало. В общем, при этой копеечной работе, которая после так называемой рационализации стала стоить ещё меньше, требовалось мастерство, аккуратное мастерство. Делать данную операцию было равносильно ходьбе по минному полю. То, что за много лет после рационализации, когда злополучные корпуса сняли с программных станков, никто не пострадал, было чудом и оба начальника прекрасно это понимали, и оба в тот день, сидя на своём участке за своим столом друг против друга подумали об одном и том же. Да и как было не подумать, когда вот они, корпуса стоят готовенькие, готовые к этой столь нелюбимой и опасной операции, но никто из слесарей их упорно не делает. Слесаря также, в конце концов, стали, не сговариваясь, саботировать опасную работу.
А от наших друзей эти злополучные корпуса требовали и требовали, а рабочие отказывались и отказывались. Вот тогда-то оба наших начальника, столь похожих друг на друга, словно два брата, которые и внешне напоминали братьев, или, на худой конец, Бобчинского с Добчинским. И мастер и начальник были столь одинаковыми, что не только выглядели похоже, но и думали одинаково. Вот и в тот день, глядя друг на друга, они сразу же подумали об одном и том же.
- Да нет, он же фрезеровщик, - оторопело глядя в глаза своему старому другу, хотя и начальнику, произнёс с сомнением не садист Влад.
- Ну и что? – не торопясь, по деловому спросил начальник, и тут же, сходу поинтересовался, - Ноль первые ему ещё сколько делать.
- Да не сделает человек эту работу, - вспылил наш добрейший Влад.
- Да спорим, что сделает, - самоуверенно ухмыляясь, произнёс начальник, протягивая ладошку.
- Да не сделает, - уверенно опять возразил Влад, и уже тише добавил, - только сам покалечится.
- А спорим, что не покалечится? – вновь ухмыляясь, подначил подчинённого начальник.
Мастеру, однако, вовсе не хотелось подвергать своего нового работника опасности, но и слишком жалостливым тоже выглядеть не хотелось в глазах своего старого, закадычного другана, с которым они выпили не одну канистру технического спирта, да и просто водки, пожалуй, тоже не меньше, поэтому он сделал, что называется, ход конём:
- Да он только-только приступил к 001.
- А ничего, успеем, - понимая, что друг уже не сумеет отвертеться от спора, вновь ухмыльнулся начальник, протягивая через стол ладошку.
- Да не сумеет он сделать эти чёртовы корпуса, - слабо пытался сопротивляться тёзка знаменитого Дракулы.
- Зря ты так недооцениваешь своего пенсионера, - по-прежнему ухмыляясь, напирал на подчинённого начальник, - он не такой уж валенок, каким кажется.
- То, что он не валенок, я уже понял, - хмуро согласился мастер.
- Это каким же образом? – живо поинтересовался начальник.
- А он знает, что Дракулу звали Влад третий.
- Не понял, - в полнейшем замешательстве пробубнил недовольно начальник.
- Вот и я о том же, - тяжко вздохнув, ответил мастер и нехотя протянул другу руку. – Разбивать никто не будет, - пробурчал он хмуро, - поспорили и поспорили, это наше дело.
Теперь уже мастер не думал про этику и прочую нравственную чушь, он размышлял о том, как бы выиграть спор, который они втайне затеяли.
Однако недаром Влад не один десяток лет проработал мастером на участке.
Стараясь не выдать себя удовлетворённой эмоцией, Влад миролюбиво пробурчал:
- Только сначала пусть сделает триста седьмые, тем более их уже давно требуют.
- Ну, пусть триста седьмые делает, - легкомысленно согласился начальник.
Услышав согласие, Влад чуть не подпрыгнул на стуле от радости. Его друг купился таки. Дело в том, что эти триста седьмые имели одну неприятную особенность, от них была очень нехорошая стружка, мелкая и, что самое главное, в виде маленьких игл, которые впивались в руки фрезеровщику, особенно мелкие оставались в ладонях, причиняя человеку боль ещё не один день. Вытащить эти мелкие иглы не представлялось никакой возможности, столь мелкие занозы просто не подцеплялись иголкой, ведь это же не дерево, а сталь.
Расчёт старого мастера был по-иезуитски прост и безыскусен. Дать человеку сверлить стальные корпуса после данной работы означало, ослабить ему хватку. Имея в ладонях массу мелких заноз, человек просто не сможет удерживать вибрирующий кондуктор с должной силой.
- А на чё спорим то? – как можно равнодушнее поинтересовался он у своего друга.
- Ну не на фунфырики же, - ответствовал начальник.
- Давай на бутылку Парламетской, - втайне торжествуя уже победу, как можно более безразличным тоном предложил мастер.
Спор был заключён.
Однако зря друзья надеялись, что об этом паскудном пари никто не узнает. Вскоре о нём знали все рабочие, разумеется, кроме Потапыча. Правда, никто из них не спорил на бутылку Парламентской, но на фунфырики поспорили все. Выдавать же тайну новенькому никто не стал, так как каждый считал это верхом непорядочности.
А Потапыч вскоре завершил свои ноль-ноль первые и приступил к паршивым триста седьмым с мелкой, впивающейся в руки стружкой.
Когда стало ясно, что триста седьмые будут сделаны в пятницу, ближе к обеду, то два друга опять засели за совещание за своим столом. Теперь они обсуждали другой животрепещущий вопрос, как всучить фрезеровщику слесарную работу.
- Да не давай ему ничего из фрезеровки, и всех делов, - самоуверенно предложил начальник участка.
- А если он сделает работу после обеда и, просто не будет подходить за очередным заданием.
- Да он у тебя не такой, этот пенс слишком ответственен и старателен, чтобы сделать работу и тут же не потребовать нового задания.
- Ну, а вдруг, - напирал добрейший Влад.
- Ну, из раздевалки мы его в любой момент шугануть сможем, если он туда зайдёт, ожидая конца рабочего дня, - задумчиво произнёс начальник смены.
- А если он будет крутиться возле Ваньки, хотя бы для того, чтобы посмотреть, как тот работает. Так сказать для перенимания опыта.
- А чтобы он не крутился возле Ваньки, сделаем так, чтобы ему было в том закутке находиться неприятно.
- Это как же? – в раздумье поинтересовался пенсионер Влад.
- А шланг для воздуха у этого пенса, насколько я знаю, совсем старенький, - загадочно ухмыляясь, отвечал начальник.
- Так выдерживает же, - досадливо возразил Влад.
- А ты настрополи Ваньку, пусть он шланг то перегнёт, только уже тогда, когда наш пенс работу будет заканчивать, - начальник наклонился к другу совсем близко.
- А! – Влад удовлетворённо засмеялся, поняв коварную тактику своего друга.
Дело в том, что на предприятии было пруд пруди работников на окладе, которые просто не очень напрягались и, главное, которые очень не любили, когда их отвлекают в последний день рабочей недели. Оба понимали, что остаток деталей их старательный пенсионер доделает и без воздуха, но вот находиться возле рабочего места тому уже будет неприятно, так как озлоблённые слесаря просто будут рвать и метать громы и молнии.
- И смотри, как удачно складывается, - широко улыбаясь, потому что понимал, что без обдувки воздухом старательный пенсионер нахватает ещё больше заноз, - ведь сейчас как раз уборщик стружки болеет.
- Ну, а это при чём? – как то вяло поинтересовался несколько потерявший энтузиазм начальник.
- При том, что я ему предложу подменить уборщика стружки, он, конечно, откажется и, как следствие, согласиться на слесарную работу.
- Ну, ты хитёр, - ухмыляясь своей фирменной ухмылкой, похвалил начальник своего сообразительного подчинённого.
- Стараюсь, - тоже не скрывая улыбки, согласился старательный Влад, радуясь в душе тому, что его новенькому будет держать кондуктор ещё труднее.
Всё получилось так, как друзья и намечали. Старательный пенсионер закончил партию колючих триста седьмых даже без воздуха, слесаря рвали и метали, а их Потапыч начал делать злополучные корпуса.
Весь цех с затаённым вниманием следил за тем, сделает Потапыч работу или не сделает, а вернее покалечится он или нет. Некоторые, правда, хотели честно предупредить в последнюю минуту нашего старательного пенсионера, но их благоразумно остановили под тем предлогом, что даже если деталь ударить пенсионеру в гениталии, то ведь тому в его возрасте всё равно яйца поди уже не нужны.
Как ни странно, первая деталь была сделана нашим Потапычем вполне успешно, старик вёл сверло очень осторожно и, хотя деталь прыгала, судорожно вибрируя, всё же была сделана, то есть просверлена и пройдена развёрткой.
И хотя этих деталей впереди было ещё впереди очень много, наш добрейший Влад несколько занервничал. Подойдя к слесарю Мише, он, стараясь говорить как более участливо, попросил:
- Ты бы встал рядом, может чего подсказать придётся. Сам же поспорил на то, что зашибёт нашего Потапыча. Ты же не хочешь всё таки этого? – пытливо заглядывая слесарю в глаза, спросил добрейший Влад.
Как видим не только рабочие знали про спор наших друзей, но и отцы командиры тоже знали подробности жизни цеха. Именно поэтому доброму Владу не составило труда поставить Мишаню на соседнее рабочее место с Потапычем. Следующим этапом было отвлечь самого Потапыча. Для этого требовался третий. Разумеется, лучше всего на эту роль подходил закадычный друган Мишки Петюня. Тот тоже получил точно такое же задание, понаблюдать за Потапычем. Добрейший Влад понимал, что болтовня друганов обязательно отвлечёт внимание нашего пенсионера. Так и вышло. Потапыч действительно нажал на сверло несколько сильнее, чем нужно, сверло застряло на выходе, деталь, эта тяжёлая железяка, раскрутилась на сверле так, что одиннадцатимиллиметровое сверло сначала загнулось, а потом сломалось, выпустив из своих объятий деталь вместе с кондуктором. Но Потапычу повезло. Железяка ударила не его, она сломала руку слесарю Мишки. И то, что железяка сломала лишь руку, а не повредила внутренние органы, было большой удачей.
Да, я же ведь хотел рассказать про спор. Но тут вот что получилось, никто не стал требовать своего выигрыша. Про спор даже как бы забыли. Да и вообще в данном случае определить, кто выиграл, а кто проиграл, на мой взгляд, весьма проблематично.