Не знай печали...

Виктория Акс
"Старик, запиши-ка телефончик… Прямо сейчас звякни и спроси Аду… У них вроде бы работенка есть. На неделю, дней на десять… С американами… Нет, народ приличный – врачи. Точнее, наркологи. В смысле, по алкашам специалисты… Вот мы и решили: кого бы еще послать, как не тебя. Почти непьющий, и вообще… Что за контора? Вроде какие-то борцы против зеленого змея. Решили американский опыт перенимать… Да тебе-то какая разница! А маршрут – сказка: Краснодар, Сочи… Отдохнешь, расслабишься… Вот именно что отдохнешь, без пьянки-то… Давай-давай, звони…"

Прибыв по указанному адресу для первого контакта с потенциальным работодателем, Артем вошел в комнату на два стола, которые занимали некий молодой человек достаточно отталкивающей наружности и не очень юная дамочка, светловолосая, стриженная короче некуда. Последняя, судя по вторичным половым признакам (причем весьма выдающимся, надо заметить) и являлась Адой – о чем Артем спросил ее со всей прямотой. И получил развернутый ответ: что она, несомненно, и есть Ада, что в поездке она будет сопровождающей от организации-заказчика, что перед собой Артем видит также заведующего международным отделом организации, который осуществляет общее руководство приемом американской делегации, что прибытие этой делегации является важным фактором, определяющим стратегические планы организации ("Ну, ясное дело, мылятся в Штаты, в рамках ответного визита", – подумал Артем), и что поездка по стране позволит проверить работу филиалов организации на местах. Пожав молодому человеку руку и соврав, что ему "тоже очень приятно", Артем плотно сел на стул перед столом Ады и, не мешкая, приступил к делу. То есть, попросил предоставить ему возможность ознакомиться с официальной программой пребывания делегации. Ада с готовностью протянула ему пару листочков, исписанных круглым полудетским почерком. – "Позвольте, – растерялся Артем, – но ведь они прилетают уже завтра?.." – "Да, в восемнадцать тридцать", – деловито подтвердил международный начальник. – "А где же, в таком случае, приказ?" – "Какой приказ?" – вытаращили на него глаза присутствующие в помещении международники. – "Приказ о приеме делегации. За подписью вашего первого лица…" – "А зачем?" – "А затем, чтобы… Ну, вот вы, например, поедете сопровождающей – а на каком основании вы собираетесь оформить себе командировку? Далее: гостиницы по маршруту, авиабилеты, транспорт?.. Оплата моих, извините, услуг?.. Да мало чего еще…" – "Ну, это – дело бухгалтерии, – обнадеживающе сказала Ада. – Они и позаботятся…" – "Хорошо, ставим вопрос иначе, – вздохнул (про себя) Артем. – Гостиница заказана?" – "Вы заказали гостиницу?" – вполне начальственным тоном поинтересовался восточный молодой человек. – "Да, заказала, – огрызнулась Ада. – Вы же сами подписывали заявку…" – "Не только проживание, но и питание?" – пошел уточнять по пунктам внутренне похолодевший Артем. – "И даже три "Волги" на завтра, на встречу в аэропорту", – снисходительно успокоила его Ада. – "Три машины? – переспросил Артем. – А сколько же их всего?" – "Кого – их?" – "Ну, членов делегации…" – "Всего трое. Плюс вы, я и еще, как вы выражаетесь, первое лицо. Поместимся?" – "Если в багажниках ничего, кроме запасок – то авось обойдемся", – без тени улыбки ответил Артем. – "А что, бывает?.." – проявил первые признаки беспокойства начальник. – "Случается всякое. Вообще-то клиенты из тех, что почище, вроде американов, прилетают с одним чемоданом, так что завтра, надо надеяться, справимся. Но, скажем, во "Внуково" нам впятером ехать – это еще два наших чемодана. Может и не хватить места… Я, правда, летаю с сумкой, которую можно, в случае чего, и под ноги…" – "А что же делать?" – "Если группа численностью три человека и более, то для поездок в аэропорт принято заказывать, помимо легковых машин, хотя бы один "РАФик". Для багажа и для страховки. Знаете, бывают такие клиенты…" – "Нет, не знаю. Я даже слова такого не знаю – клиенты. Разве что слышала от парикмахерш…" – "Наш стандартный термин". – "Наш – это чей?" – "Переводческий". – "Ну, может быть. Только я с иностранцами дел почти не имела. Стаж набирала все больше в орготделах. В системе профсоюзов". – "Что ж, вполне хорошая школа", – искренне ответил Артем.

Тут начальник прервал их беседу и с выражением уже явного беспокойства на молодом усатом лице спросил, не лучше ли ему пойти к председателю и обсудить вопрос относительно приказа о приеме делегации. – "Я бы на вашем месте так и сделал", – поддержал инициативу Артем. – "А вы тут пока набросайте черновичок…" – "Вы только не беспокойтесь, – цинично усмехнулась Ада, проводив начальство насмешливым взглядом. – Вообще-то я сделала все, что положено. Девушка я опытная, не первый год замужем. Всякие там поездки-командировки – это я уж как-нибудь. И всех ответственных на местах я обзвонила. И хвосты накрутила, от имени начальства…" – "Вот и прекрасно", – нейтральным голосом отозвался Артем. – "Но вы, наверное, правы – лучше иметь официальную бумагу с подписью. На всякий случай. Так что давайте поработаем. Я вам, кстати, тогда и сегодняшний день включу в оплату. Заодно и договорчик подпишем. Вы как, из расчета шести рублей в день?" – "Естественно", – ответил без запинки Артем. Хотя в некоторых организациях шесть рубликов давали только за непосредственно переводческую работу, а на подготовительном этапе, до прибытия делегации, или в период пребывания делегации на отдыхе, усилия переводчика вознаграждались тремя рублями с полтиной. А у них там, в Сочи, будет как минимум один день чистого отдыха. Вроде бы не велика потеря, два раза по два с полтиной, а все-таки пятерочка… Тем более, опыт показывает, что в так называемые свободные дни клиенты могут заморочить голову похлеще, чем даже во время беседы с первым лицом местной администрации.

Артем дождался, пока приказ будет подписан (в процессе подписания его пригласили в главный кабинет, познакомиться с главным человеком), убедился, что его отправили по факсу во все места, которые им предстояло посетить на следующей неделе, после чего договорились встретиться здесь, не позднее чем за полтора часа до прибытия рейса. "Нет-нет, – решительно сказал Артем, – все машины пусть подают сюда". – "А водители предлагают встретиться прямо в "Шереметьево"…" – выступила было Ада. – "Ни в коем случае. Они, естественно, хотят совместить приятное с полезным и малость подкалымить – а мы их там разыскивай… Нетушки. Выехали вместе. Приехали вместе. Запарковались вместе. И вместе уехали".

По дороге домой Артем занялся всесторонней оценкой своей сподвижницы, с которой ему предстояло провести бок о бок порядка десяти дней. И после примерно часовых раздумий пришел к тривиальному, в общем-то, выводу: когда имеешь дело с такого рода дамочками, то трудно сразу разобраться, являются ли они блондинками естественными (и, соответственно, природными дурами) либо крашеными (то есть, при этом все ж таки себе на уме). В чем-то она, безусловно, разбирается – но при этом о многом просто не имеет понятия. Это в организационно-профессиональном плане. В каком другом плане она, по всей вероятности, разбирается очень хорошо. Эта короткая стрижка, пухлые губки, оценивающий взгляд зеленоватых глаз… Фигурка вполне, аккуратные ножки и совершенно умопомрачительная грудь, четвертый номер, а то и поболее. Что ж тут скрывать: отправляясь в поездку, Артем оценивал своих коллег, сослуживиц, попутчиц – ну, может, и не в первую очередь, не исключительно, но все-таки – с точки зрения потенциальных постельных контактов. Неделя-другая под одной гостиничной крышей, номера рядом, каждый ужин с выпивкой в диапазоне от умеренной до сильной – все выходит как-то само собой, обычно уже на второй-третий вечер. 

В данном конкретном случае, правда, выпивки за казенный счет не предвидится – ввиду общей антиалкогольной направленности мероприятия. Это, впрочем, и не является главным фактором, способствующим плодотворности контактов. Что же касается того обстоятельства, что она явно постарше его, лет на пять минимум… иными словами, ей уже вероятно за полтинник… В истории личной жизни Артема контакты с дамами старше себя были достаточно частыми, и он давно уже уверился в том, что женщины постарше – они такие же, как сверстницы, только лучше. Поскольку больше опыта и меньше иллюзий.

Покормив мужа и разобравшись на кухне после ужина, Ада позвонила своей приятельнице из той организации, откуда Артем был откомандирован в ее распоряжение. Ну, в служебное распоряжение, скажем так. Владея уже при этом кое-какой информацией, почерпнутой из подписанного им договора – где имелась, в частности, графа "Год рождения". Вычтя эту цифру из соответствующей своей, она получила "шесть". Еще какой-то месяц тому назад такая разница ее бы ничуть не смутила, но сейчас, будучи бабушкой двухнедельного внука, она стала воспринимать жизнь иначе. Повторяя с неожиданной для себя грустью: "Стало быть, я уже старая жопа. Никому не нужная…" Мужу она, во всяком случае, давно уже была не нужна – ну, разве что несколько раз в месяц он подприжимал ее, заявившись домой часа в два ночи, после пьянки с дружками… Любовники тоже как-то повывелись – еще буквально в том году времени не хватало ко всем бегать, а сейчас и звонка-то поди дождись. Одного тут встретила случайно на улице, а он: "Тебе сейчас и звонить-то страшно. После того, как муж стал генералом. Ведь не просто зарежет, а вообще…" Увидел, небось, как она передернулась после такого выступления, и тут же на попятный: "Это я шучу… А вообще я тоже рад, что он так продвинулся. Все-таки свой милицейский генерал – в случае чего, и помочь может". – "Чего тебе помогать-то? – спросила тогда она, с искренней злостью. – Ты ведь и украсть не сможешь, ни о чем прочем не говоря. Тоже мне, уголовник выискался…"

Словом, позвонила Ада приятельнице, и та ничего утешительного не сообщила. Знает этого Артема в лучшем виде. Сам он вроде бы не оттуда, без погонов, но со всеми этими ребятками в самых тесных контактах. Все они на вась-вась, и, безусловно, пьют вместе, и все прочее. И пусть она не обольщается – этого мужика ей не просто так подсунули, а чтобы он понаблюдал – и за свежими американцами, которые по первому разу к нам приезжают, да и "за твоим, подруга, коллективом, за этим твоим татарчонком-начальничком и за всеми другими – ведь у вас первый опыт международный, так вот надо посмотреть, как вы там и чего… Притом учти, что он – вроде бы еврей, хотя здесь я не абсолютно уверена". На фоне всей этой информации Ада прикинула, в каком виде предстал ее коллектив в глазах Артема, и решила с горя посоветоваться с мужем – благо что в кои веки тот оказался дома.

Генерал-майор милиции согласился отвлечься от телевизора на десять минут, выслушал сбивчивый доклад жены и подвел итоги: "Плохо, что он вас на формальных, на процедурных вопросах подловил. Это тебе не концептуальные соображения, оставляющие место для различной трактовки. Тут: или есть приказ о приеме делегации, или его нет. Хреново, что его не было, и в сто раз хуже, что его сделали по прямому указанию проверяющего. За одно за это твоему татарину надо яйца оторвать. В общем, смотри в оба. Эти гебешники из евреев – хуже их никого на свете нет". – "Да он вроде не оттуда, и насчет национальности – только предположение…" – "Не знаю, не знаю… Предположение, говоришь? А кто проверять будет? Уж не ты ли?" – "Как – проверять?" – растерялась Ада. – "И верно говоришь. Как его проверить. Ведь обрезанных на свете полно – к примеру, татарин твой, или тот же Тофик…" – "Какой Тофик?" – с предельной искренностью вытаращила глаза Ада. – "Тот самый! С кем ты тогда в Баку… Забыла? А вот я не забыл?" – "Ой, ты опять за свое! Да не было у меня с ним ничегошеньки". – "У тебя вообще ни с кем ничего не было. Даже со мной…" Генерал перевел дух и продолжил деловито: "А евреи – они сейчас и не обрезанные даже. Вот и пойди разбери их…" – "Да это здесь причем! Я ведь к тебе за советом пришла…" – "Это – всегда причем! А совет тебе такой: спутаешься с ним в командировке – ****ец! Яйца оторву – и ему, и тебе". – "А мне-то как?" – непроизвольно хихикнула Ада. – "Как, спрашиваешь? Я бы на твоем месте спросил: за что?" – "А чего "за что"? Не за что, я это и без тебя знаю". – "А раз не за что – так нечего и волноваться. А будет за что – найдем, как". 

Спала в эту ночь Ада плохо. Под аккомпанемент мужниного храпа и рычания она представляла себе, как этот Артем повсюду сует свой длинный нос, как он всю поездку пишет отчет, а по возвращении в Москву представляет его куда следует. И – полный абзац, как говорит ее начальник, старающийся не материться в женском обществе. Снова валяться в ногах у мужа, чтобы он нашел новое местечко, снова обзванивать подружек, чтобы присоветовали что-нибудь, снова искать пути к бывшим хахалям… Что ж делать-то? Может, попробовать подкатиться к нему, к Артему этому, и притом свалить все на татарина? Попробовать-то можно – а вот выйдет ли? Можно попытаться его самого подставить – да только как? По маршруту у нее никого знакомых. В смысле, таких знакомых, как, к примеру, Тофик бакинский. Эй, если бы поехали в Баку!.. И с Тофиком порезвились бы, и этого Артема можно было бы к ногтю – Тофик там реальный хозяин… А вдруг у этого такие дружки, что никакой Тофик ему не страшен? Наконец, Ада уснула беспокойным сном, и ей приснилось, как Тофик в "люксе" гостиницы "Азербайджан" купал ее в ванне, наполненной ихним красным шампанским. 

На следующий день Ада, принарядившись по большому счету, приехала на работу к десяти и сходу принялась обзванивать все точки маршрута. Как в воду смотрела! Встречу через Депутатский зал в "Шереметьево" не разрешили – "ввиду недостаточно высокого уровня делегации". Заявка в Алмазный фонд на послезавтра не удовлетворена "ввиду того, что подана с опозданием". Главный нарколог Москвы принять их не сможет "ввиду загруженности". В Краснодаре в лучшей гостинице города меняют трубы, и потому горячей воды нет и не предвидится – "едва удалось перезаказать четыре номера в гостинице похуже – и, вы уж извините, придется вам жить с переводчицей…" Тут терпение Ады кончилось. Она наорала на краснодарского представителя, пригрозив, что сейчас попросит мужа позвонить в краевое управление, и пусть там принимают меры. Бросила трубку – и разрыдалась, к скрытому удовольствию татарчонка. Да только рано он радовался…   

Вернувшись из туалета, где она полчаса приводила лицо в порядок, Ада сварила кофе и немного расслабилась. Тут позвонил Артем и сообщил, что приедет не к пяти, как договаривались, а к четырем. Или к половине четвертого. – "Зачем?" – удивилась Ада. – "Так, на всякий случай. Оценим оперативную ситуацию. Может, придется какие-то меры принимать – вот полтора часика и пригодятся…" Адочка сказала, что будет рада видеть его хоть сейчас, положила трубку и сильно задумалась. Похоже, что все идет по сценарию, намеченному вчера приятельницей. Приедет он, начнет копать – и куда ни копнет, везде тот самый абзац. Программа уже трещит по швам, а сейчас, глядишь, и еще что-нибудь всплывет. Тут, в подтверждение страхов, раздался пронзительный междугородний звонок. Краснодар! Но – с хорошими новостями. Даже с отличными. Во-первых, заказали полулюксы в гостинице на всех гостей. Во-вторых, их будут принимать в крайкоме, с участием главного нарколога и главного санитарного врача края. В-третьих, организована поездка в образцовую станицу, где им устроят образцовый обед без капли спиртного, продемонстрировав тем самым, к каким идеалам стремится их движение. Ободренная новостями, Ада перезвонила в Сочи и убедилась, что там все в порядке: размещение в "Жемчужине" и прочие радости жизни.

  Артем прибыл ровно в пятнадцать тридцать, облаченный в шикарный серый костюм в мелкую клеточку и при роскошном галстуке. – "Ну и галстучек у вас", – подхалимским голоском пропел татарчонок (ишь ты, гнида, тоже задницу облизываешь!). – "Да, клиенты не забывают, – как о само собой разумеющемся сказал Артем. – Ну-с, какие новости?" – "С гостиницами все в порядке", – ответила Ада. – "Размещение – это тоже важный фактор, – согласился Артем, – а вот как дела насчет программы? Сбоев нет?" – "Ну, начинается", – сказала про себя Ада, и тут зазвонил телефон. Оказалось, что начинаются чудеса: секретарша главного нарколога Москвы сообщила о готовности своего начальства принять американскую делегацию в ранее обговоренное время "ввиду международной важности мероприятия". Ада солидно поблагодарила и сказала Артему, как ни в чем не бывало: "Подтверждение завтрашней встречи". Малость подумала и добавила: "Я затребовала телефонограммы с подтверждениями от всех участников". Артем же, вместо того, чтобы разрыдаться от счастья, только кивнул головой: "Разумно. Потому что кругом такой бардак…" – "Может, кофейку на дорожку? – заискивающе спросил татарчонок. – Ада у нас отлично варит кофе". – "Ах ты, гнида, – подумала Ада. – Выеживаешься за мой счет". А вслух сказала: "Я с огромным удовольствием – если вы не против…" – "Напротив, это я с огромным удовольствием", – светски поклонился Артем.

Без пятнадцати пять начальник выскользнул из комнаты, со словами: "Проверю машины… И председателю надо сказать, что выезжаем…" Ада тут же выступила с сольным заявлением: "Вы знаете, я ваши вчерашние замечания относительно транспорта приняла к сведению. И потому попросила председателя поехать в аэропорт на своей персоналке. Так что у нас теперь имеются лишние колеса". – "Замечательно. Когда приедем в гостиницу, то отпустите их всех побомбить. А часика через три пусть возвращаются и развезут нас по домам…" Он усмехнулся и добавил: "Ужин-то, конечно, в сухую, но все равно приятнее возвращаться не городским транспортом. А кстати: где вы живете?" – "Мы почти соседи, – сказала Ада. – Вы ведь вчера заполняли договор, а там адрес имеется… Вот я и…" – "Соседи – это прекрасно. А нельзя ли по этому поводу нам на двоих машинку с утречка? Чтобы не толкаться в метро?" – "Думаю, что это не проблема…" – "Вот и прекрасно. На одного-то человека было бы нескромно, а если на двоих, так это вроде бы в интересах дела". И пустился в рассуждения о том, что сейчас времена настают экономные да безалкогольные, а вот раньше… 

В дверь сунулся краснорожий мужик, со словами: "Начальство уже спускается…" – "Пошли и мы", – обратилась Ада к Артему. И – к краснорожему: "Мы с тобой поедем?" – "Можно и со мной, если больше кандидатов нету". В пути Ада больше помалкивала, да и Артем демонстрировал явную нерасположенность к общению, время от времени задремывая. Он встряхнулся, когда машина свернула с Ленинградки к аэропорту: "Ну, приступаем к делу. Как я понял, вы про своих гостей почти ничего не знаете…" – "Да вот, как-то… Это все председатель… Он сам, по своим цековским каналам… Через наше посольство…" – "Через посольство – так через посольство, – легко согласился Артем. – Главное, что они настоящие врачи, а не какие-нибудь…" – "Кто?" – удивилась Ада. – "Ну, всякое бывает…" Артем усмехнулся и спросил: "Ладно, глянем, как их зовут-то хотя бы…" Ада растерялась: "Да я… мне не выговорить…" – "Дайте, я прочту". – "У меня этой бумажки нет…" – выдавила из себя Ада. – "У вас что, нет списка группы? – подобрался на сидении Артем. – Выходит, мы едем на встречу и не знаем, кого встречаем?" – "Наверное, список у начальника…" – "Такие документы должны быть у сопровождающего. И не просто список с фамилиями-именами. Надо такой сделать, знаете, с несколькими графами. Чтобы номера гостиничные записывать. Телефоны. Замечания всякие – типа диеты или предпочтений по питанию. И прочее разное…" – "Вы бы нас раньше предупредили…" – "Это, вообще-то, забота международного отдела принимающей стороны", – суховато сказал  Артем. И принялся развивать свою мысль: "К примеру, сказал клиент, что он не ест морковку – так мое дело всего лишь перевести эту фразу. В смысле, довести до вашего сведения. А уж общение с метром насчет безморковного меню – ваши проблемы. И если все-таки морковку положат в суп, так выкручиваться и извиняться – опять же ваше дело. А я – я только изложу, на доступном клиенту языке, что вы там напридумывали. Причем всем своим поведением, всем богатством мимических средств буду поддерживать клиента. Всячески демонстрировать, что я – на его стороне". – "Это почему же?.." – взвилась было Ада, но Артем только посмотрел на нее, и она от одного взгляда умолкла на полузвуке. И вообще втиснулась в сидение, после сказанного Артемом вполголоса, с вроде бы нейтральной интонацией: "Вас и в самом деле интересует, почему? Да потому что у меня задание такое…"

К зданию аэропорта подъехали в тягостном молчании. Выходя из машины, Артем сказал – не Аде, а водителю: "Вы тут запаркуйтесь, чтобы друг дружку потом не искать с собаками…" На что тот ответил: "Все сделаем, командир. Не в первый раз". – "А кстати, – как в продолжение разговора спросил Артем Аду, – вы-то давно в этом деле толчетесь?" – "В каком – в этом?" – "Ну, в международном…" – "Я-то? Да если честно – то второй месяц…" – "А начальник ваш?" – "А его вообще после института к нам взяли. Его отец – приятель цековский нашего председателя", – пошла раскалываться Ада. – "Прекрасно. Просто сказка. Ладно, давайте побеседуем с коллективом. Узнаем, нет ли у них случаем списочка. Только сначала надо глянуть, не опаздывает ли рейс". – "А это где?" – с любопытством едва ли ни детским спросила Ада. – "Как войдешь – налево, – усмехнулся Артем. – Там табло прилетов, где все обозначено…" В самораздвижные двери все четверо встречающих вошли одновременно, и Артем спросил, ни к кому особо не обращаясь: "Так какой у нас рейс?" – "Странный вопрос, – с солидной едва ли не усмешкой сказал председатель. – Разумеется, из Америки". – "К черту подробности, номер какой?" – "Что значит – какой номер? Я же русским языком говорю вам: из Америки". Артем резко остановился и пристально оглядел всю троицу. И сказал тоном едва ли не зловещим: "Я бы убедительно попросил номер рейса и список делегации". Зав международным отделом скорчился и вопросительно посмотрел на Аду. Та пожала плечами: "А разве документы не у вас?.." – "А я думал, вы их захватите. Они же у вас на столе лежали…" – "Товарищ переводчик, разберитесь-ка в ситуации", – с командными интонациями вмешался в беседу председатель. – "Это каким же образом?" – уточнил Артем, прилагая все усилия, чтобы в голосе не прозвучало ни нотки иронии, или, тем более, раздражения. – "Ну, я не знаю. Это ваши функции… Опросите пассажиров. Узнайте, кто прибыл в качестве наших гостей…" – "Как вы это себе представляете на практике? Спрашивать каждого из полутора сотен человек?.." – "Это ваши проблемы!" – "Боюсь, что здесь мы расходимся во мнениях. Я, честно говоря, вижу один только выход…" – "Ну, так действуйте!" – подбодрил председатель. – "Это выход исключительно для меня, – любезно пояснил Артем. – Позвонить своему руководству и доложить, что усилиями принимающей стороны встреча делегации сорвана. После чего сесть в машину и отправиться…" – "Домой?" – с угрозой прервал его председатель. – "Нет, зачем же. К себе, за письменный стол. Рапорт писать". – "А к чему такая спешка?" – спросил было юный зав отделом с деланной иронией. – "Поясню, – нейтральным голосом ответил Артем. – Чтобы документ сегодня же был на столе, у ночного дежурного. Потому что мы имеем дело с ЧП". Первой опомнилась Ада, сказавшая чуть дрогнувшим голосом: "Ну, пока еще никакого ЧП нет. Мы сейчас позвоним к себе и попросим вахтера найти бумаги. И прочитать, что там и кто там…" – "Телефон-автомат вон там, – деловито посоветовал Артем, показав рукой. – А двушки у вас, надеюсь, имеются…"

Принимающая сторона принялась рыться в кошельках и карманах – как выяснилось через пару минут, безрезультатно. Артем со вздохом достал свой бумажник и сказал: "Я вот лично, не наменяв десяток двушек, в аэропорт никогда не выезжаю. Мало ли что может случиться…" Всей компанией пошли звонить. Тут же выяснилось, что только председатель помнит номер своей приемной – у зав отделом он даже не записан, а Ада, порывшись в сумке, сообщила, что книжка, наверное, тоже осталась на столе. Видя развитие событий, председатель, начавший ощущать – не панику еще, но уже неуверенность – лично набрал номер и долго слушал гудки. Потом положил трубку и растерянно развел руками: "Не отвечают…" – "Вы звоните, звоните, – настойчиво сказал Артем, – может, кто-нибудь подойдет…" Трубку, наконец, взял вахтер. Который, не узнав, разумеется, председателя по голосу, долго не соглашался искать вторые ключи от кабинетов – пока в дело не вмешалась Ада. Ее напористая визгливость принесла плоды, и, перезвонив через пятнадцать минут по своему телефону, Ада принялась руководить действиями прорвавшегося в их комнату вахтера, разъясняя, где лежит нужная бумага и как она выглядит. Однако находка как таковая немногим их продвинула – поскольку вахтер, в силу невладения английским, был, естественно, не в состоянии прочесть написанное. – "Пусть бежит на улицу и бросается в ноги прохожим, – сказал Артем без тени иронии. – Народ у нас в массе своей образованный – авось, попадется кто-нибудь, владеющий английским". Председатель было заикнулся насчет посторонних в помещении, но Ада, в полной мере уже оценившая всю серьезность ситуации, принялась выкрикивать слова команды, и вахтер, похоже, ринулся ее исполнять. Дуракам обычно везет, и вот через каких-то семь минут в трубке раздался приятный женский голос. Познаний этой судьбой посланной феи хватило для того, чтобы не только разобраться в бумаге, но и внятно продиктовать, причем по буквам, фамилии дорогих гостей. Пока зав отделом записывал их, высунув язык от напряженного усердия, Артем сказал Аде: "Не мое, конечно, дело, но на вашем месте я бы взял у нее телефончик и выписал бы ей какую-то копейку. Рублей двадцать пять-тридцать. Или сколько там полагается по тарифу за спасение утопающих…"

Потом Артем достал из кейса три листочка бумаги, написал чудом добытые имена толстым фломастером и сказал: "Международники – разделились. Один стоит с этим объявлением у выхода, другой идет к справочному бюро – на случай, если здесь не удастся отловить". – "А вы?.." – снова попытался взять на себя игру председатель. – "А я пойду туда, внутрь. На передний, так сказать, край". – "Я с вами!" – бодро заявил председатель. – "Кто же вас туда пустит". Председатель запыхтел от важности: "Да меня, с моим удостоверением, в ЦК пускают…" – "В ЦК – возможно. А вот в таможенную зону – вряд ли. Ладно, разбежались по назначенным постам. Всех отловленных приводить к справочному, и оттуда никуда не отходить. А иначе мы до утра с этим делом не разберемся".

Разобрались они, к счастью, в разумные сроки, причем все трое были отловлены собственноручно Артемом, и спустя положенное время кортеж прибыл к гостиничному подъезду. А еще через пару часов, покормив дорогих гостей и обговорив с ними программу, Ада с Артемом садились в выделенную им машину. Надобно сказать, что Ада, будучи человеком опытным в делах подковерной борьбы, всю дорогу из "Шереметьева" всесторонне обдумывала складывающуюся ситуацию – благо ей досталось ехать в гордом одиночестве: председатель сел с главным американцем в свою персональную "Волгу" (и третьим – Артем, для обеспечения коммуникаций), юный зав отделом повез прочих членов делегации, а в остальные машины был погружен багаж гостей, и Ада его как бы сопровождала. И вот, сопровождая багаж (три "самсонита" средних размеров и одна адидасовская сумка типа спортивной), Ада, не отягченная необходимостью вести дипломатическую беседу, погрузилась в размышления. Эпиграфом к ее ничуть не смятенным, а вполне упорядоченным и даже структурированным рассуждениям мог бы послужить диалог Артема и председателя, насчет того, что последнего пускают с его удостоверением в ЦК, и это замечательно – хотя и недостаточно для другой сферы деятельности, где всесильным оказывается как раз удостоверение Артема. Да и вообще, ЦК – это некая абстракция, заоблачные выси, далекие от повседневной общенародной жизни, тогда как Артем и его дружки, ясное дело, предельно близки к реальной действительности и способны на многое, особенно по отношению к своим недоброжелателям. Вон, в частности, председатель – уже после того, как американцы были отысканы в толпе пассажиров и выведены на волю – бросил, как бы на ходу и между прочим, Аде, что, дескать, все устроилось, и нечего было панику поднимать, разговоры разговаривать насчет недостаточно удовлетворительной организации встречи и каких-то якобы недоработок принимающей стороны. Что, возможно, следует также задуматься о поведении некоторых прикомандированных лиц, которые открыто саботировали распоряжения руководства относительно проведения поголовного опроса прибывающих пассажиров на предмет их принадлежности к числу гостей возглавляемой им организации. Сказано это было вполголоса и вроде бы конфиденциально, однако с таким расчетом, чтобы Артем услышал. Он и услышал – было видно по лицу, но ни словом не отозвался, продолжая как ни в чем не бывало рассказывать американцам об истории строительства данного аэропорта. И, покачиваясь на сидении черной "Волги", Ада отчетливо представила ситуацию: председатель вякнул нечто в критическом ключе, тем самым разрядился, и выбросил сказанное из головы, а вот Артем – нет. Артем все запомнил. И по возвращении домой наверняка запишет несколько строк в своем служебном блокноте, а потом разовьет эту мысль – да хорошо если только в общем отчете о пребывании делегации, а то ведь и в отдельной служебной записке, адресованной именно туда, куда он вхож благодаря своему удостоверению. А читатели Артемовых документов подчеркнут описание этого эпизода оранжевым маркером и скажут про себя: "Ну, с эти старым мудаком, с председателем, чего связываться, с ним дело ясное. А вот кто там был сопровождающим делегации? Кто организовывал визит? Кого брать за жопу?" Ответ ясный. И возьмут. Значит… Значит, надо принимать меры. Можно, конечно, и мужа привлечь, или, допустим, кого из хахалей… А можно и проще. Профилактика, действие на встречном курсе. Обойтись с этим Артемом поласковее. Попросту говоря, лечь. Причем не дожидаясь, пока он сам подкатится – потому хотя бы, что в тех же Сочах он немедленно найдет себе девку помоложе… На этом месте Ада глубоко вздохнула, припомнив, что вот уже больше месяца пребывает в бабковой категории и вообще не столь уж юна и неотразима, как бывало…  Тут же, впрочем, встряхнулась и сказала: вот и тем более! Значит, надо и самой себе доказать, что есть еще порох… ну, там, в этом самом месте… Тем более, что последний раз спичку к ее пороховому складу подносили… господи, да ведь чуть ли не два месяца девушка ничего такого не имела, разве что от мужа по пьянке. Только на него какая надежда – смех один, а посторонние что-то не чешутся. Ладно, лечь-то ляжем, дело привычное, только вот сам этот малый… Артем этот… А ну как и впрямь еврей? С этими она дела ни разу в жизни не имела, хотя постельная репутация, по общему мнению, у них не ахти. Не в обрезанности суть, с обрезанным агрегатом она сталкивалась неоднократно – взять хотя бы того же Тофика, который во время бакинских визитов загонял ее на стенку и даже на потолок. Ну, и ташкентские ее похождения, тоже вполне поучительные. Или та неделька в Казани… Нет, что такое обрезанный аппарат – она знает превосходно. Но вот говорят про них, про артемов этих, будто бы они слабаки. Что бабы, которые с ними укладывались, никаких ощущений не испытывали. Вообще-то, конечно, не велика беда – ну, сколько там вечеров предстоит провести вне Москвы, всего ничего. К тому же, будучи девушкой честной, она вовсе не обязана раздвинуть ноги с первого же раза – больше ценить будут на завтра. Значит, разиков пять всего-то. И, судя по рассказам, каждый раз это у них – минутное дело. Значит, придется потерпеть пять минут, на круг. Господи, да какие проблемы! А в последний вечер можно будет и намекнуть, вроде бы между прочим, что если какой-нибудь материал появится про нее в письменном виде, то ведь и она грамотная…

За ужином, не особо участвуя в застольной беседе (солировал председатель, изображая из себя мудрого государственного деятеля, обеспокоенного судьбами страдающей от алкоголя нации), Ада подвела итоги своих размышлений и рассуждений. И приняла решение: не терять ни секунды драгоценного времени. Тем более, что она уже была свидетельницей того, как в гостиничном вестибюле, пока они ждали появления умывавшихся и переодевавшихся американцев, к этому Артему одна за другой подходили девки-переводчицы – поздороваться и пообщаться. С каждой из подходивших он целовался, а каждый разговорчик был на уровне "зайчик-лапа". Видно, одним словом, что популярностью среди женского населения он пользуется чрезвычайной, и его надо перехватывать до входа в критическую зону, как говаривал Коля, ракетный полковник и большой энтузиаст французской любви. Тоже, между прочим, чуть ли не полгода уже не звонит.

Короче говоря, поехали они домой, в одном направлении, усевшись рядышком на заднем сидении, и на первом же повороте Ада, как бы непроизвольно, прижалась к Артему. Посидела разумно короткое время коленочка к коленочке, и чуть отодвинулась. Без излишнего, впрочем, смущения – в смысле, ни в коей мере не изображая смущение. И сказала, вполголоса, чтобы не слышал водила: "Мы, конечно, организация трезвенников, и потому на "ты" выпить не могли… Но всю поездку оставаться на "вы" будет трудновато". На что Артем ответил: "Полностью с тобой согласен". Тем самым первая задача на пути сближения вроде бы решена. Ну, дальше – дело техники, а уж техники нам не занимать, самодовольно подумала Ада. И даже мельком пожалела, что такая квалифицированная и опытная девушка достанется еврею-неумеке. А может, и не еврею, подумала она. А может – мелькнула и вовсе дикая мысль – может он, хотя и еврей, а на что-то годится. Вон как все эти телки его обхаживали в вестибюле. А среди них такие были… Уж ей-то, своим опытным глазом, видно все, и кое-что сверх того. И на следующем повороте она прижалась к нему как следует, всем бедром – и он, разумеется, не отпрянул. И, сидючи в такой сближающей позе, они завели непринужденную беседу относительно производственных планов на завтрашний и последующие дни.   

По пути в столицу Краснодарского края город Краснодар они тоже сидели рядышком, но самолет – не автомобиль, крутых поворотов не делает, и друг к дружке невзначай не прижмешься. Зато поговорили на разные темы – а точнее, на одну, общую: как раньше в командировках народ нарушал принципы морального кодекса и как в эпоху трезвости вся ситуация чудесным образом должна перемениться. Правда, Артем высказался не совсем в масть, заявив, что некоторые девушки теперь рассуждают так: раз нас не поят, то хотя бы трахали, причем черт уж с ним, можно и в трезвом виде. А на естественный вроде бы вопрос Ады – что, вроде бы, из продажи-то напитки не исчезли, и при желании всегда можно купить что требуется для создания атмосферы, Артем отреагировал, вытаращив на нее глаза. И пояснил свою мимику: ведь если ты с делегацией, то вроде бы находишься на полном довольствии – так они, во всяком случае, привыкли за не один десяток лет, и какой смысл менять привычки. Уж проще улечься в постельку на трезвую голову, чем бегать по незнакомому – а пусть даже и хорошо знакомому – городу, в поисках спиртного. Потом они помолчали – каждый размышляя над тем, что ведь собеседник все эти абстрактные рассуждения может принять за формулировку жизненной позиции. Так оно, собственно, и случилось: Артем подумал, что девушка из тех, кто ждет культурного обслуживания в виде похода в ресторан, Ада же свернула на привычную тропку: небось, и бутылку-то жалко ему купить, не говоря уж о чем другом – навроде ванной из шампанского, знаем мы их… Потом Ада, пересилив себя, возобновила светскую беседу, и в частности сказала, что даже теоретики трезвого образа жизни  не считают грехом или там проступком провести вечер за столиком, с бутылочкой хорошего винца, и что все дело: оставаться в разумных пределах и рамках. Артем же на это высказался в том смысле, что, проводя практически все свои вечерние трапезы в ресторанах, он и его коллеги не видят в этом занятии ничего веселого и что для них застолье – как скромное, так и разнузданное – ассоциируется не с праздничным весельем, а с опостылевшими трудовыми буднями, с  концом утомительного трудового дня. Причем чем круче пьянка, чем выше, так сказать, градус веселья, тем труднее работать – потому что выступающие несут совсем уж откровенную хреноту, да к тому же и заплетающимся языком. И после некоторой паузы он добавил, деловитым тоном, что новый порядок, когда все на трезвую голову – оно, может, и к лучшему. В смысле, лучше можно разобрать, что собой представляет партнер. Ада настолько растерялась, что спросила его прямым текстом, как следует расценивать такое заявление; на это Артем хладнокровно пояснил, что предпочитает девушек, с которыми этим самым можно заниматься на трезвую голову и безо всякой алкогольной анестезии. И уточнил: с которыми не страшно просыпаться по утрам. Или даже среди ночи. 
 
Ада вообще-то полагала себя дамой, привычной ко всякому, но тут она не нашлась, как продолжить разговор, и позорным образом умолкла. То есть, не то, чтобы ей не приходилось просыпаться среди ночи, проводимой с малознакомым партнером, но вот так, деловито и отвлеченно, обсуждать эти обстоятельства, да еще с полузнакомым мужиком… А полузнакомый Артем забил, что называется, последний гвоздь в крышку: "Но ты сама понимаешь, что разговор этот – чисто теоретический. Потому что у нас существует этический кодекс…" – "У вас – это у переводчиков?" – решила на всякий случай уточнить Ада. – "Именно. Неписаный, но жестко соблюдаемый. И в рамках этого кодекса сопровождающие – это табу высшего разряда". – "А с кем же вам можно?" – спросила Ада, вложив в вопрос все наличные запасы иронии. – "Если тебя и в самом деле это интересует, – пожал плечами Артем, – то пожалуйста. Итак, в порядке возрастания запретности. Сначала идут свои переводчицы, потом тоже московские, но не из нашей системы – "Интурист" там и все такое. Потом иногородние коллежанки. Потом гостиничный персонал, включая, разумеется, официанток. Потом иностранки, соцлагерь…" – "А потом негритянки?" – "На этот счет ничего конкретного сказать тебе не могу. Отсутствует личный опыт – и у меня, и у моих близких приятелей. Так что оставим борющуюся Африку в покое. А вот прогрессивная Азия, в основном дальневосточная – это пожалуйста. После соцлагеря. Затем – сопровождающие". – "А Западная Европа?" – с искренним интересом спросила Ада. – "Правильный вопрос. После вас идет Франция, ФРГ и Соединенное Королевство, а завершает пирамиду США". – "А почему?" – "А потому, что за общение с пиндосами выгребут – мало не покажется. Да и зачем заводиться: ведь особой разницы между американкой и, скажем, питерской официанткой по сути дела и нет". – "Ясное дело… А пиндосы – это?.." – "Это то же, что и америкосы". – "Понятно… Так, значит, насчет своих переводчиц… Выходит, что все эти девицы, с которыми ты вчера в гостинице рассусоливал да целовался?.." – "Никаких имен! – поспешно оборвал ее Артем. – И вообще мы с тобой слишком далеко зашли – я имею в виду, с точки зрения секретности информации. Ты же ведь в нашей системе человек отчасти посторонний…" – "Это почему?" – обиделась было Ада. – "А по твоему личному признанию. Ведь ты свой стаж больше в орготделах набирала. Ничего не имею против и ничего не хочу сказать – кроме того, что там свои дела, свои заморочки. И про это я знать не знаю. Ну, так сложилось, по жизни…" – "Да у нас все, как у людей!" – со всей искренностью выпалила Ада. И осеклась.

Тут, очень кстати, подошел Том с каким-то необязательным вопросом, что дало возможность заняться выполнением своих непосредственных производственных обязанностей. А потом они, как по уговору, больше к этой теме не возвращались. То есть, на словах не возвращались – но, прикрыв глаза и якобы в дремоте, Ада поудобнее устроилась в самолетном кресле и изо всех сил задумалась. Это надо же, так прямо в лоб заявить, что у нее никаких шансов! Да я тебя из принципа завалю! Назло всем вашим рассуждениям! Ишь ты, кодекс у них… Да хоть уголовный – все равно будет по-моему! Прямо сразу, как только прилетим – тут же и начну. Даже и планировать сейчас не стану, потому что в таком деле главное – импровизация.

С импровизацией, однако, дело оказалось неважно. Ада, разумеется, надела свитерок пообтягивающе, взгромоздилась на шпильки, чтобы акцентировать и нижнюю половину тела, вспрыснулась "Опиумом" и во всеоружии спустилась в гостиничный вестибюль – где обнаружила своего переводчика в обществе некоего плейбоя местного разлива и двух телок, также безошибочно хохляндского вида, но с виду оторви и брось, да к тому же лет на двадцать ее помоложе. Артем представил ей всю троицу как своих коллег, из Киевского бюро, работающих с канадской делегацией, совершающей в настоящее время турне по исторической родине. Судя по всему, Ада попала уже к моменту обсуждения конкретных планов и деталей. – "Так ты, Артемусик, сразу после ужина уже свободен?" – уточнила та, что посветлее, именуемая Марийкой. А усатый кобелина, которого девки звали Игорясиком, развил мысль: "Тогда сразу подсаживайся к нам. Выпьем для начала, а там побачимо. Добре?" – "Ведь тебя же хозяева не поят", – подпела другая, жгучая черноглазая брюнетка. – "Вот такая у нас новая жизнь. Трезвость, одно слово", – развел руками Артем. – "Да нам метр уже рассказал. Впервые в жизни американская делегация за сухим столом. Официанты просто со смеху подыхают". Выслушав все это, Ада раздула свою немалую грудь и только было собралась достойно ответить наглым девкам, как Марийка сказала, с мимолетной улыбкой: "И вы тоже… милости просим… Друзья наших друзей – наши друзья". Ада осеклась и пробормотала что-то вроде: "Мне неудобно… я на работе…" – "А и в самом деле, Игорясик, – вступила черноглазая Галиночка, – Может, в номер закажешь? Чтобы без посторонних глаз, а? Ведь девушке и впрямь неудобно перед клиентами…" – "Можно и так, – покладисто сказал Игорясик. – А в номера, девушка, вы с нами пойдете?" – "Мне вообще-то, как сотруднице определенных структур, и вовсе пить не следовало бы…" – насупилась Ада. Игорь же, похоже, со всей искренностью изумился сказанному и на полном серьезе сказал: "Что-то я не помню такого приказа. Во всяком случае, не по нашему Управлению…" – "Это не административный приказ, это норма жизни", – выдала Ада и сама обалдела от сказанного. А черноокая Галинка сказала на это: "Вы уж нас извините, но мы – люди маленькие. Идеологию не хаваем. Ограничиваемся конкретными распоряжениями и инструкциями". Тут из прибывшего лифта выгрузилась команда канадских хлопчиков с вислыми усами, и вся троица встрепенулась. – "Наше приглашение остается в силе, – сказал Игорь. – Встречаемся здесь, после ужина".

"Ну, и дружки у тебя…" – высказалась Ада. – "Нормальные ребята", – пожал плечами Артем. И добавил, вроде бы вскользь, как бы глядя в сторону: "Игорек этот, имей в виду, он с майорскими погонами, и заправляет тут всем… ну, в масштабах своей территории. А Галинка, черноглазая, она полковничиха, и муж на очень приличной должности сидит в том же ведомстве. Это я тебе просто к сведению… чтобы ты знала, с кем тебя судьба свела". – "Ну, и что?" – "Ровным счетом ничего. Ставлю тебя в известность, не более". – "А ты пойдешь с ними пить?" – "Пойду пообщаться со старинными приятелями. Возможно, что и не в сухую. Если, конечно нет возражений?" – "Возражения – не возражения, а…" – "Знаешь, давай-ка таким образом: если имеются конкретные указания, мотивированные документально, то я готов их выслушать. И при необходимости подчиниться". – "Сам понимаешь, что нет таких указаний…" – буркнула Ада. – "Тогда – извини. Тогда я вынужден принять приглашение старшего по званию. И присутствовать на совещании, посвященном обсуждению текущей оперативной обстановки по месту пребывания вверенной мне делегации". – "Я, между прочим, тоже с этой делегацией работаю…" – "На этот счет ничего не имею добавить. На московском инструктаже про тебя речи не было. Так что насчет того, кто кому вверен – обращайся к майору Крыжаку и решай эти вопросы непосредственно с  ним". – "Майор Крыжак – это Игорясик?.." – "Он самый. Для своих – просто Игорь Богданович". – "Какая у тебя ирония замечательная. Тонкая такая…" – "Какая есть". – "А ведь он меня приглашал. И девицы эти – тоже приглашали. Ты разве не слышал?" – "Приглашали – иди. Мое дело – сторона". – "Как-то ты… виляешь…" – "Осторожничаю. Наше дело ведь такое: не высовываться…" На этом месте разговор прервался в связи с прибытием их подопечных.

После ужина, прошедшего в атмосфере, для описания которой лучше всего подошел бы эпитет "тусклая", американцы распрощались до утра. – "Ну, спокойной ночи?" – с некоторой отчасти вопросительной интонацией сказал Артем. – "А ты что, пойдешь с ними пить?" – "Поясняю для непрофессионалов. Старший офицер ГБ проводит совещание – с целью адекватной оценки ситуации. Все-таки в одной гостинице одновременно собрались две североамериканские делегации, а это, согласись, дело не шуточное. Так что я просто обязан присутствовать". – "Девки-то меня, между прочим, на пьянку приглашали, а ни на какое там совещание". – "Вот и сходи, к девкам на пьянку". – "А ты?" – "А я – к мужикам на совещание". – "Иди куда хочешь. Только скажи мне, в каком номере Марийка". – "Думаю, что вместе с Галиной". – "А поточнее?" – "Откуда бы мне знать". – "Я решила, что они тебе сообщили свой адресок. И что ты к ним отправишься…" – "Ну, ты мне льстишь. С такими двумя мне уже не справиться. Прошли лихие годочки". – "А как бы мне узнать?.." – "Подойди к портье, скажи, что у тебя срочный вопрос к канадским переводчицам". – "Так и сделаю". – "Отлично. Ну, до завтрака…" – "Ты так и пошел?" – "Что делать – служба. Ты, кстати, когда спать ложишься?" – "А тебе это зачем?" – растерялась Ада. – "Мало ли. Вдруг на совещании какие-то решения будут приняты – надо же довести до сведения сопровождающего". – "И до утра не потерпишь?" – "Наше с тобой дело такое… круглосуточное… Но ты не беспокойся, я к тебе ломиться не стану. Доложу по телефону". – "А если я у девок засижусь?" – "Тогда позвоню им". – "Ты же не знаешь, в каком они номере, – попыталась поддеть его Ада. – Ведь сам только что сказал…" – "Я не знаю – Игорь знает. Он меня и соединит, в случае чего". – "А если я тобой сейчас к Игорю загляну – телефончик девок узнать?" – "Не стоит. Он тебя может и не впустить". – "Это почему же?" – "А вдруг у него уже сидят ребята из Управления. Ты пойми, тут дело серьезное. Не орготдел". – "Дался тебе этот орготдел!" – "Ладно, спокойной ночи. До завтра". И Артем решительной походкой направился к лифту.

Выйдя из кабины на пятом этаже, он свернул направо, к девичьему номеру. Марийка открыла дверь и, не тратя лишних слов, повисла на нем. После долгого поцелуя она спросила, переводя дыхание: "Ты один в номере?" – "Естественно". – "Вот и славно. Тогда я к тебе – потому что Галка отсюда никуда не уйдет. Она теперь очень осторожничает, после того, как Тарасик папаху получил. Да и Игорясик боится полковничиху к себе в номер таскать. В ночное, в смысле, время". – "А сейчас?.." – "А сейчас дадим им еще минут двадцать, а потом присоединимся к застолью". – "То есть, у нас с тобой полчасика имеется?" – "Вообще-то да, только давай не будем торопиться…" – "А мы просто так, не в зачет. Вроде бы предварительно… Как бы со свиданьицем…" И Артем решительно притянул Марийку к себе. Та прикрыла глаза, нежно пробормотав: "Тебе же не откажешь…" И после второго, еще более долгого поцелуя, сказала деловито: "Дверь не забудь запереть…" 
   
Телефонный звонок перехватил Марийку на полпути из постели к ванной. – "Кто, простите?.. А, ясно… Нет, что вы, какие пьянки – мы спать ложимся. У подруги голова болит, и завтра тяжелый день… Начальство-то? Может, и пьет, только без нас… Ваш переводчик? Ну, откуда бы мне знать… Телефон не отвечает? Может прогуляться вышел… Вернется, разумеется, вернется. Он человек дисциплинированный, я его давно знаю… Спокойной ночи…" Положив трубку, Марийка скорчила рожу: "Это твоя сопровождающая названивает. Совсем совести у бабы нет. Да и с виду типичная хабалка – надеюсь, я не задеваю твоих чувств?" – "Как же это ты можешь не задевать моих чувств! – со всей искренностью сказал Артем, выпрыгнув из постели и обнимая голую красотку. – Если ты могла видеть со стороны, какая ты женщина…" – "Ну, ну, – пробормотала Марийка, поеживаясь как от щекотки. – Ну, мы же договорились, что сейчас – это просто так, а остальное, всерьез – ночью". – "Ладно, ладно, договорились…" – "Дай-ка я все-таки позвоню Игорясику, изложу ситуацию. А то как бы эта твоя Ада нам всю ночь не испортила". – "Знаешь, что, – сказал Артем, – зови их сюда. Здесь мы выпьем спокойно, а потом разбежимся… ну, соответственно. Ты, в частности, ко мне. А Адочка сюда не сунется, потому что здесь женщины спят с головной болью. Так что пусть она названивает Игорясику". – "Она скорее тебе позвонит". – "Я ее пошлю подальше и попрошу не портить мне отдых перед нелегким рабочим днем".

     Минут сорок спустя, снимая лифчик в номере у Артема, Марийка сказала отвлеченным голосом: "Между прочим, у твоей Адочки здесь побольше, чем у меня. Притом, что я лично – девушка не тощая…" – "Ты – девушка из сказки. А у нее, небось, лифчик поролоновый". – "Или надувной. Чтобы вас, мужиков, надувать. Но ты завтра проверишь…" – "С какой бы стати?" – "А просто так, из любопытства. Я же ведь тебя знаю". Артем попытался было что-то возразить, но Марийка изо всех сил прижала его лицом к груди, полностью заткнув рот: "Хватит про Адочку. Ее время – с завтрашнего дня. А сейчас не отвлекайся на посторонних баб – сосредоточься на мне…" 
   
Канадская группа уезжала рано. Когда Ада спустилась к завтраку, в вестибюле уже вовсю шло прощание московского и киевских коллег, с поцелуями и прочими выражениями чувств. Приняв скромное и чисто формальное участие в процедуре – собственно говоря, ограничившись полупоклонами и словами: "Всего хорошего", Ада отошла в сторонку, где и дожидалась, пока ее переводчик не высвободится из дружественных, но вместе с тем и нежных объятий. Наконец вестибюль опустел, и Артем подошел к своей начальнице. – "Ну, – взяла она  быка за рога, – и  с кем же ты ночку провел? С Марийкой?" – "С чего ты взяла?.." – "Потому что у Галочки вчера вечером голова болела". – "А ты откуда знаешь?" – "Из надежных источников. Марийка и сказала". – "Еще чего она тебе сказала?" – "Конкретного – больше ничего. Об остальном я сама догадалась". – "Это насчет чего?" – "Да про тебя с нею". – "Ошибочка вышла, – не моргнув глазом, заявил Артем. – Марийка – это девушка Игорясика". И, не дожидаясь следующего вопроса, добавил: "А с Галиной, между прочим, боязно. Поскольку она полковничиха". – "Ну, тогда у меня и вовсе никаких шансов, – резко сменив обвинительный тон на игривый, сказала Ада. – "Это почему же?" – как бы машинально уточнил Артем. – "Да потому что я и вовсе генеральша". – "А какой род войск?" – деловито уточнил Артем. – "Вообще-то внутренние…" – "Ну, милиция… – отмахнулся Артем. – Это не страшно. А сколько звездочек?" – "Одна", – растерянно сказала Ада. – "Генерал-майор – это тем более не страшно", – еще более решительным тоном заверил Артем. – "Почему же?" – "Да потому, что бояться надо майоров, вроде Игорясика…"

На этом месте многозначительный диалог был прерван явившимися к завтраку американцами. А многозначительность диалога заключалась в том, что Ада, едва проснувшись этим утром, тут же сказала себе: "Я буду не я, если сегодня вечером этот козел не окажется в моей койке! Еврей – не еврей, не важно. Мне-то ведь не удовольствия от него надо, а компромат подсобрать. И ведь даже лучше, если без удовольствия – тогда ни о какой жалости речи быть не может…" Она уже твердо решила, что именно будет писать: переводчик не уделял необходимого внимания группе, потому что постоянно бегал за девками, каждый вечер за разными, и даже к сопровождающей пытался приставать – тут, впрочем, он получил достойный отпор, а вот остальные, видать, не проявили такой твердости, поскольку каждый раз после ужина он немедленно скрывался, на телефонные звонки не отвечал и появлялся только к завтраку, на грани изнеможения и будучи не в состоянии в течение дня полноценно выполнять свои обязанности. Вот примерно в таком ключе.
    
Артем же, хотя и вымотанный неутомимой Марийкой, тем не менее – вопреки заочным инсинуациям сопровождающей – честно отработал трехчасовую встречу в крайкоме, где их приветствовал лично второй секретарь, после чего главный санитарный врач края открыл гостям глаза на текущее положение дел. Начавшаяся на мажорной ноте встреча, однако, через часок сползла в минорную тональность, поскольку уважаемым заокеанским визитерам так и не удалось получить вразумительные ответы ни на один из своих конкретных вопросов. Когда же американцы перешли от общей теории ("Кого считать алкоголиком, а кого всего лишь сильно пьющим?") к конкретике ("Сколько в крае лечебных учреждений для данного контингента и какой ущерб наносит данный контингент экономике края?"), второй секретарь крайкома трусливо покинул поле идеологической битвы, сославшись на неотложную и давно запланированную встречу. Главврач еще какое-то время побарахтался, рисуя гостям радужные перспективы победоносной борьбы с зеленым змием, но в конечном итоге участники посиделок разошлись, крайне недовольные друг другом.

Возле Рафика, выделенного делегации, отирался мужичок малоприятного вида, сидевший во время приема на самом краешке стола и не принимавший в беседе ровным счетом никакого участия. – "Это Антон Антонович, – безлично сказала Ада. – Представь его гостям. Он будет нас сопровождать в станицу". – "И как именно вас представить?" – уточнил Артем. – "Скажите, что я – сотрудник крайкома…" – "Нет вопросов!" – бодро отозвался Артем. – "А вот у меня к вам будет ряд вопросов. Я понимаю, что не сейчас. Когда приедем в гостиницу, пока иностранцы будут переодеваться…" – "Я бы и сам поднялся в номер. Галстук снять, надеть джинсы…" – "Добро. Я тогда подожду вас в вестибюле". – "Мы по-быстрому", – заверила Ада. – "А клиентам я дам минут сорок пять – чтобы мы смогли поговорить без помех", – сказал Артем, запуская американов в лифт. Они с Адой сели в другую кабину, и Артем спросил: "Что за козел? Из Управления?" – "Из какого управления?" – "Управление КГБ по Красноярскому краю. Не понимаешь, что ли?" – "Ой, я не знаю…" – "Зато я знаю. Ты учти: пока он мне удостоверение не покажет, разговора у нас не будет". – "Ты же видел его в крайкоме…" – "Не знаю. Видел его в здании крайкома, не более того". – "Ты и дальше будешь такую бдительность… – Ада было замялась и все-таки выпалила, – разводить?" – "Нет. Я просто сейчас позвоню в Москву и попрошу ребят связаться с краевым управлением". – "Ты серьезно?" – "Знаешь, подруга, это не тема для шуток". – "Ну, хорошо. Допустим, мне сказали, что он из Управления…" – "А ты решила от меня скрыть?.." – "Нет, что значит – "скрыть". Просто…" – "Ладно, у нас времени нет на болтовню. Надо переодеться и душ принять по-быстрому. Через пятнадцать минут я за тобой зайду. И прошу тебя: одна не спускайся". – "А что так? Боишься, как бы я с этим Антоном не сговорилась?.." – усмехнулась Ада. – "Вот представь себе – боюсь. В смысле, опасаюсь. И учти, подруга, я не шучу". 

Когда они спустились через четверть часа, Антон Антонович смирно ждал их в дальнем углу вестибюля. – "Так! – решительно начал разговор Артем. – Давайте ваши вопросы? Только сначала у меня один: вы из Управления?" Антон Антонович, как-то скособочившись, кивнул головой и сделал даже движение, будто полез в карман за удостоверением. – "Ладно, времени у нас мало, – махнул рукой Артем. – Давайте, спрашивайте". – "Во-первых, что это вы там все время записывали?" – "Где?" – вытаращил глаза Артем. – "На встрече". – "То есть, как что? Заметки делал, для перевода… Вы что, первый раз видите переводчика за работой?" – "Не знаю. Другие ничего такого не писали…" – "Вот и я – ничего такого. Только то, что нужно". – "И только для перевода?" – "Ну, почему же. Еще и для отчета". – "Кому?" – "Своему руководству, кому бы еще? Вы меня извините, Антон… как вас там по батюшке?.." – "Да чего там, просто Антон". – "Так вот, просто Антон… Вы сколько работаете в этой должности?" – "Это в каком смысле?" – "В том смысле, что как-то подозрительно… что вы ни разу не видели, как работают профессиональные переводчики". – "Да я с иностранцами недавно… Я раньше…" Артем предостерегающе поднял руку: "Не будем разглашать служебные тайны в общественном месте". – "А я и ничего такого… А в каком смысле вы сказали, насчет того, что подозрительно?.." Артем сделал глубокий вздох и выступил с программным заявлением: "Значит так, дорогие товарищи!   Не нравится мне все это. Одна опыта работы с иностранцами не имеет, другой, похоже, такой же специалист… А мы ведь не в игрушки играем". Он взглянул на часы и решительно встал: "Где тут у нас межгород? Минут десять еще имеется – позвоню-ка я в Москву".   
 
Вернулся Артем довольно скоро. Ада с Антоном Антоновичем в один голос спросили: "Что, нет связи?" – "Отчего же. Пятнашками я всегда запасаюсь, связь нормальная, слышимость хорошая". – "И… и что?" – пискнула Ада. – "Дозвонился. Сделал сообщение. И все дела. О, кстати, а вот и наши друзья. Встали и поехали. И в их присутствии – чтобы ни слова!"

Ехали в гробовом молчании. Американцы, впрочем, перекидывались короткими репликами – между собой и с Артемом, а советская администрация сидела, набрав воды в рот. И Ада размышляла, едва ли не истерически: "Все! Абзац! Если сегодня не лягу, то вообще… Нет, но ведь какая настырная сука, как он прет на людей… ну, прямо по-жидовски. Прав муж, ведь как всегда прав. В смысле, что эти гебешники из евреев – хуже никого на свете быть не может. И ведь хрен поймешь, будет ли толк от того, что затяну его в койку. А вдруг на утро он заявит, что это не повод для знакомства. Ладно, попробовать надо. Во всяком случае, для собственного спокойствия: вроде бы сделала все, что могла. Может, и не то, что надо, но уж точно: что могла. Только бы он смог… И снова мысли побежали по проторенной дорожке. А вдруг не сможет вообще? Или так сможет, что лучше бы и не брался? Или опозорится, а все свалит на меня? В общем, всюду клин: не дать – плохо, а дать – как бы еще хуже не было… Антон же Антонович тоже размышлял с тоскою: на какой хрен он поддался на уговоры Пахомыча и перешел на работу с иностранцами. Раньше-то как хорошо было: фарца, свои люди, родные, и на языке понятном говорят,  и вообще все ясно. С какой целью иконы продают, для чего джинсы покупают. А тут… Ну, чего он там записывает?.. Вон диссиденты эти – они тоже все записывают, о чем бы речь ни шла, а потом передают иностранцам. А этот… Хрен его знает, кому он свои записи передаст. Ведь не проявить бдительность нельзя, а стоило проявить – так эта сука немедленно звонит, и аж в Москву. И конечно не для того, чтобы похвалить тебя перед высоким начальством. Завтра придешь на работу – а тебя к полковнику на ковер: что же ты опозорился перед московским представителем! И хорошо если только квартальную премию снимут – не было бы чего похуже. Поддеть бы эту суку – да только как? Они ведь там, в Москве, осторожные… Да и дело мутное. Будь это фарца – подсунуть в чемодан иконку, и все дела. Может, и этому что-нибудь… того?.. Не, опасно. В номер к нему просто так не попадешь, без письменного разрешения замдиректора гостиницы по режиму… Бабу ему подложить?.. Еще опаснее, потому что это надо обращаться за посторонней помощью… Отметелить вечерком – так ведь он, небось, и на улицу просто так не выходит. Да притом вон какой лошак здоровый – его втроем надо заламывать, а это значит опять-таки посторонняя помощь… В общем, куда ни кинь…

Тем временем путешественники добрались до места своего назначения и были приняты руководством совхоза. Председатель, здоровенный, бритый наголо кубанский казак,  сердечно приветствовал дорогих гостей и принялся знакомить их с историей станицы. Впрочем, весь рассказ уложился в двадцать минут с переводом, после чего он сказал: "А теперь, дорогие гости, по станичному обычаю: хлеб-соль. Вашу специфику я знаю, так что без капли спиртного… Да и вообще зачем эта пьянка нужна! Без нее куда лучше живется…" Сказав это, он как-то призадумался на секунду и решительно продолжил: "Милости просим, дорогие гости! Сначала руки помоем – вас сейчас проводят…" Несколько порученцев набросились на гостей и повели их под белые руки, причем порученец женского пола охватил заботой Аду. Председатель с Артемом остались вдвоем. – "Ты, случаем, такую, Марину, кучерявенькую, не знаешь? Тоже московская переводчица… Ну, она вроде твоей Ады…" – и председатель показал руками, что общего у названных дам. – "Не, у Ады все-таки побольше", – продемонстрировал знакомство с предметом Артем. – "Может быть, – хохотнул председатель, – тебе виднее! А Илюху… шебутной такой  малый…" – "Анекдотчик?" – уточнил Артем. – "Он самый. В точку! Правильные у тебя друзья". – "Других не держим". – "А сам как насчет анекдотов?" В ответ Артем выдал пару свеженьких. Председатель схватился за живот: "И откуда вы, москвичи, их только берете!" Тут в дверях кабинета появился один из порученцев: "Гостей повели за стол…" – "Лады! Ну, пошли и мы… помоем руки – все-таки гигиена". И, стоя перед умывальником, председатель пробурчал, как бы ни к кому не обращаясь: "Гигиена… И еще эта… трезвость… мать ее… А тут – обед. Знаешь, какой у меня обед?" – "Представляю…" – осторожно ответил Артем. – "Даже и не представляешь! Ты же ведь читал "Двенадцать стульев"? Помнишь, как там сказано: такую капусту грешно есть помимо водки?" – "Золотые слова", – дипломатично согласился Артем. – "А ты-то сам как?" – "Чего – как?" – "Примешь со мной… ну, по стакану?" – "Нет вопросов!" – бодро отозвался Артем, уяснив, наконец, ход председательских мыслей. – "Под соленые помидорчики, а?" – "Отлично!" – "Тогда давай скоренько!" Они вернулись в кабинет, и председатель достал из холодильника бутылку и миску с помидорами, а из шкафа с документами два стакана. Мгновенно наполнил их и, со словами "За все хорошее!" выпил. Артем последовал его примеру. – "Это наша местная "Кубанская", – пояснил председатель. – В сто раз лучше казенной, я тебе точно говорю. Эх, хорошо пошла! И спасибо тебе, что составил компанию. А то одному пить – как-то не по-русски, согласись". – "Точно". – "Мы с тобой вот что сделаем: когда с закусками покончим и подадут суп, я распоряжусь, чтобы нас вроде бы к телефону вызвали. И мы тогда с тобой еще по стакану… Лады?" – "Гениальная мысль!" – "Ну так! Ладно, пошли, а то там… это…" – "Водка стынет", – как бы между прочим подсказал Артем. Председатель заржал и хлопнул его по плечу.
 
На общем скучноватом до мрачности фоне пирующих председатель и переводчик, несомненно, выделялись бодростью и оптимистичным настроем. Председатель оживленно разъяснял сотрапезникам рецептуру и технологию приготовления бесчисленных блюд, теснящихся на столе, переводчик деловито перелагал его славословия на доступный гостям язык. При этом они с аппетитом поглощали все эти соления, маринады, буженину и балычок местного производства; совхозная верхушка, допущенная к столу, старалась от них не отставать. Американцы ели с осторожностью и понемногу, советская администрация в лице московской сопровождающей и местного представителя, ковырялась в своих тарелках безо всякого аппетита, сохраняя на лицах выражение унылой задумчивости. Выражение это стало еще более тоскливым, когда председательский порученец, огибая крепких теток, начавших деловито убирать со стола после первой перемены блюд, приблизился к начальнику и что-то почтительно прошептал ему на ухо. Тот, с неменьшей почтительностью, обратился к американцам, объяснив, что их с переводчиком срочно вызывают к телефону. Когда шаловливая парочка, махнув еще по стакану, бодро уселась за стол, совадминистрация вовсе спала с лица, угрюмо уставившись в свои миски. Председатель, не обращая внимания на их переживания, продолжал свою просветительскую деятельность: "Ты объясни им, что это – картофельная похлебка. Специально без мяса, чтобы не слишком их перегружать. Потому что после будет жареный поросенок". Он дождался, пока Артем кончит переводить, и шепнул ему на ухо: "А перед поросеночком мы с тобой еще разок… по телефону поговорим. Лады?" – "Раз надо – значит надо", – ответил Артем, деловито работая ложкой. – "Что-то случилось?" – не выдержал Антон Антонович. – "Ты ешь, ешь, – доброжелательно посоветовал ему председатель, – на глупости не отвлекайся…"

Перед поросеночком, как и было запланировано, махнули еще разок, а четвертый телефонный разговор был просто необходим для лучшего прохождения вареников, с картошкой и жареным лучком, с фасолью, с творогом, с маком и, разумеется, с вишней. Американцы попробовали по штучке каждого вида, без особого, впрочем, энтузиазма; советские официальные лица даже не дотронулись до этих изысков, поскольку на повторный совместный их вопрос о том, что все-таки происходит, председатель ответил – собственно, обращаясь только к Аде: "Да ничего такого… После поговорим", а от Антона Антоновича просто отмахнулся: "Ешь и не залупайся". Перед тем, как встали от стола (сладкие пироги остались практически нетронутыми, сил не хватило даже у Артема), председатель, поднял – с видом откровенно издевательским – стакан чая и сказал короткую заключительную речь, поблагодарив дорогих гостей за то, что они проделали такой путь, чтобы ознакомиться с положением дел в его хозяйстве. "А главный урок нашей сегодняшней встречи, – заключил он, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, – заключается в том, что можно отличным образом жить и без спиртного. Вон какой обед мы съели, и ведь с удовольствием. А если бы была на столе выпивка…" При этих словах в поле зрения Артема попал Антон Антонович: представитель Управления только что не облизнулся, явственно представив себе, как оно бы все прошло под водочку. А председатель, не моргнув глазом, докончил мысль: "Была бы выпивка, она бы, проклятая, только все испортила…" 

Пока американские гости обстоятельно готовились к отъезду, засев в председательской уборной, между представителем принимающей стороны и сопровождающими лицами состоялся краткий разговор. – "Так все-таки, что случилось-то?" – начала Ада, дрожащим, надо признать, голосом. – "Все нормально", – заверил председатель. – "А куда это вы бегали? Четыре раза, шутка ли!" – подключился Антон Антонович. – "Не бегали, а ходили", – с достоинством ответил председатель. – "Кто звонил-то?" – продолжала настаивать Ада. – "Да так, ерунда…" – "Нет, а все же?" На это вопрос Антон Антонович получил асимметричный ответ. "У тебя сколько звезд?" – задал вопрос председатель – "Майор я", – пробормотал Антон Антонович, без малейших признаков гордости за свои карьерные достижения. – "Вот видишь, – наставительно сказал председатель. – Значит, одна. А у меня – две". – "Вы – подполковник?" – влезла в мужской разговор Ада. – "Нет, дважды Герой Соцтруда". – "Так у вас бюст должен стоять…" – растерянно отреагировала Ада. Ясно было, что хотела она сказать что-то совсем другое, но так уж получилось. – "Стоит, куда ж ему деваться, – махнул рукой председатель. – Как и положено по уставу. На родине Героя. Это недалеко отсюда, километров семьдесят. Только в другую сторону от Краснодара – а то могли бы заехать по дороге…" – "А к чему это вы?.. Насчет того, что дважды Герой?.." – продолжал упорствовать Антон Антонович. – "А к тому, дорогой, – сохраняя вполне благодушный тон, пояснил председатель, – что не тебе меня допрашивать. Рылом, извини, не вышел. Надо было – вот и ходили. И хватит об этом! У меня все по этому вопросу!" Тут появились американцы, и Артем решительно кинулся в освободившееся помещение. Когда он уже мыл руки, на него попытался было насесть Антон Антонович: "Кому звонили-то?" – "И ему, и мне" – безразличным тоном сказал Артем. – "Не хочешь говорить?" – "Не могу. И давай-ка делай то, за чем сюда пришел. Нам еще час с лишним тащиться до города…"

При подъезде к гостинице американцы заявили, что от ужина отказываются, поскольку нуждаются только в отдыхе. Было даже сказано, что с такой едой никакая выпивка не сравнится, в смысле негативного воздействия на человеческий организм. Когда вся компания разбирала ключи у стойки, администраторша сказала Аде: "Адель Сергеевна! Вы потом подойдите ко мне, хорошо?" Антон Антонович, распрощавшись с заокеанскими гостями, явно не собирался уходить до выяснения обстановки. Он и Артему не дал уйти, оттеснив его в дальний угол гостиничного вестибюля. После  недолгого разговора с администраторшей к ним присоединилась и Ада, сразу взявшая быка за рога: "Меня насчет оплаты проживания вызывали, – сказала она, с видом человека, которому нечего скрывать от своих товарищей. – А тебя зачем?" Артем озлился: "Было бы это ваше дело – вас бы тоже пригласили". – "Что ты хочешь сказать?" – взвился Антон Антонович. – "То, что сказал. Все, спокойной ночи. У меня завтра рабочий день. И вам советую отдыхать. Как положено по трудовому законодательству". – "А если я сейчас тебя в Управление приглашу?" – надулся собеседник. – "Ты что, совсем плохой? Ну, пригласи. В каком номере я живу, не секрет, так что возвращайся с ордером и приглашай. Я как раз оттуда и позвоню в Москву…" – "Куда это ты позвонишь, после работы-то?" – "У меня домашние телефоны имеются". – "Чьи?" – "Да всех, кого надо. Всего начальства. А ты, я смотрю, ко всему еще и любопытный". И Артем решительно направился к лифту. У Ады на лице промелькнула целая гамма чувств, и она твердо сказала: "Ладно, Антон Антонович. Спасибо за сотрудничество. Я тоже пошла отдыхать". И, оставив местного представителя в полной растерянности, она последовала вдогонку за Артемом. 

Пропуская ее в кабину лифта, Артем спросил не без иронии: "Так ты, значит, Адель?" Ада густо покраснела и буркнула: "По паспорту – да… Сам-то, кстати, по паспорту как именуешься?" Артем внимательно посмотрел на нее и процедил: "У меня, знаешь ли, что на витрине, то и в магазине". – "Да я не в том смысле…" – растерялась она. – "А вот я – в том самом. Надо же, до чего все любопытные…" Ада пожала плечами, не зная, как реагировать на такую фразу, а Артем добавил, сузив глаза: "Не по чину любопытство. И не по должности". Они вышли из лифта, и Ада круто переменила тему разговора: "У тебя какие планы?" – "Под душ. Потом посижу немного, почитаю, очухаюсь после этого обеда. И спать". – "А что читаешь?" – спросила Ада едва ли не игриво. – "Да так. Детектив один…" – "Ясненько… Ты сколько в ванной сидеть будешь?" – "Ну, двадцать минут…" – "Если я тебе перезвоню через полчасика?" – и в голосе ее отчетливо прозвучали соблазнительные интонации. – "Ну, давай", – автоматически отреагировал Артем на это явное заигрывание. И только войдя в номер, подумал: "Какого хрена? Она что, ложиться вздумала? По личной инициативе? А с какой бы стати? Так неожиданно?.." 

Ада и в самом деле почувствовала, что тянуть нечего. Или сейчас, в смысле, через часок, или… Или будет плохо. В производственном смысле. Вон как он с местными гебешниками разговаривает. И вообще шустрый малый – с председателем сходу спелся. А дважды Герой – дело не шуточное, тут и связи в ЦК, и все прочее… И выпили они по-дружески, дело ясное. За тем, небось, и бегали в председательский кабинет, никаких звонков сверху и не было, мудаком надо быть вроде Антона, чтобы в это поверить. По четыре стакана, стало быть, махнули. Это значит: закорешились, и теперь председатель его в обиду не даст. В случае чего – засвидетельствует, хоть где, хоть на цековском уровне, что с переводчиком все было в полном порядке. В отличие от тех же сопровождающих, которые… Нет, немедленно ложусь… Так рассуждала Ада, тщательно намыливая все свои места, где этот Артем может – что значит, может? должен! оказаться минут через сорок. И даже залезла на некоторую глубину намыленным пальчиком, подумав: "Господи, а ведь и впрямь там уже сколько времени никого не было. Только бы этот не оплошал…" Выйдя из ванной, она стратегически грамотно использовала минимально необходимое количество "Опиума", после чего надела черные трусики с кружевной вставочкой, черный же кружевной бюстгальтер и свой умопомрачительный пеньюар. Тоже черный, и не то, чтобы прозрачный, а вот именно, как говорят, завлекающий. Ничего не скрывает и вместе с тем без ненужного бесстыдства. Намек дается во всех смыслах, а вот чтобы дойти до сути, девушку все-таки надо раздеть. Подумала-подумала, и надела еще черные колготки – в плане соблазна не повредит. Кстати, при этом не выглядишь голой с первого взгляда, вроде бы приличия соблюдены. Оглядела себя внимательно в зеркале, потом не менее внимательно осмотрела комнату и ванную – не валяются ли какие-нибудь ненужные предметы туалета. Похвалила себя: молодец, аккуратная баба. И сама по себе ничего себе – все при ней. После чего деловито поддернула груди и вильнула задом – а что, сгодится, даже самые отъявленные интеллигенты на это клюют. Все они, мужики, одинаковые.
 
Включила торшер, выключила верхний свет и решительно набрала номер. И сказала, деловым тоном: "Ты как, готов?" – "Вроде бы да…" Не стала она уточнять, к чему готов собеседник, да он и не спросил, просто ответил в положительном смысле. – "Заскочи тогда ко мне, проведем оперативку". – "С кем?" – "В каком смысле – с кем?" – растерялась Ада. – "Ну, если совещание, так оно обычно в расширенном составе…" – "Какое совещание! Я тебя чаем напою, и обсудим кое-что, по ходу дела". – "Чай – дело хорошее…" – неопределенно протянул Артем. – "А больше ничего такого я по должности не пью". – "Что, совсем? Даже в нерабочее время?" – "Ну, в нерабочее… Да и где взять-то?" – "Мне, вообще-то, председатель дал на дорожку…" И Ада сходу прикусила язык, подумав: Вот она, сионистская провокация… А то и хуже – гебешная. Нальет стакан, заставит выпить, и потом напишет в отчете, что, дескать, сотрудники трезвой организации тоже употребляют. К тому же подговорит кого-нибудь из американцев выманить ее на беседу. Под любым предлогом. А от нее пахнет. Красота! И еще напишет, что в пьяном виде слаба на передок и что он был вынужден ее сам драть, чтобы, так сказать, не выносить сор из избы. Чтобы она к посторонним не кинулась. Или вообще к американцам… А что, с этим Томом можно было бы… Он – мужик ничего себе, видный. С усиками такими… вроде как у Тофика… – "Ты чего задумалась, подруга? – прервал Артем стремительный бег ее мыслей. – Прикидываешь, как бы половчее отказаться от выпивки?" Ну, абзац, все сечет, и даже мысли читает. И сказала, с такой непринужденной небрежностью: "О чем ты, какая выпивка! Не до глупостей. У нас есть задачи поважнее…" – "Ну, если ты так считаешь…" – "Считаю. Именно так и считаю". – "Тогда иду". – "Жду", – сказала она совсем отвязным тоном. И деловито добавила: "Только давай и в самом деле без бутылки". И тут же положила трубку. И еще раз поддернула груди. На всякий случай, чтобы ощутить себя в форме. И включила телевизор – чтобы создавал шумовой фон. Чтобы соседи ничего такого не услышали.

Через три минуты раздался деловой стук в дверь. Она впустила Артема и защелкнула замок – тоже деловито, но в то же время и вроде бы безо всякого подтекста. Он, мужик опытный, с порога оценил все: и торшерный полумрак, и пеньюар, и черные колготки. Но не набросился с порога, а спокойно подошел к дивану и вопросительно посмотрел на нее. Дескать, здесь, что ли, будем вести предварительные разговоры? Ада уселась и кивком пригласила его сесть рядышком. И принялась обсуждать завтрашнюю встречу с врачами, специализирующимися на лечении алкоголизма. Сев, впрочем, нога на ногу, так, чтобы полы пеньюара разошлись. Чуть-чуть, намеком. Артем слушал вполуха, искоса поглядывая на правую коленку, вылезшую на всеобщее обозрение ("Пусть любуется, есть на что, не такая я уж старая жопа… Да и на жопу, кстати, тоже не грех взглянуть…" – встала и пошла, вроде бы чуть убавить звук, но шла эти три шага от дивана до телевизора, стараясь дать как можно более подробное представление о себе – что называется, "вид сзади". Вернулась и плюхнулась рядышком с ним, подумав: "Может, и в самом деле надо было согласиться на бутылку?.." И спросила: "Ну, как, чаю заварить?" В ответ – если это можно считать ответом на такую абсолютно невинную фразу – он притянул ее к себе и, еще до поцелуя, влез наглыми лапами под шелк пеньюара. В процессе бесконечно долгого поцелуя умело справился с непростой – уж ей бы не знать! – застежкой лифчика и не медля занялся всем тем, что этот лифчик скрывал еще считанные секунды тому назад. Потом рывком поднял ее с дивана и отбросил в сторону уже сыгравший свою роль, ненужный теперь, на следующей стадии разговора, пеньюар. И сказал: "До чего хороши ножки в этих черных колготках – но придется их снять. Потому что там, небось, еще интереснее". И принялся за дело. До этого момента Ада воспринимала его поведение с естественной заинтересованностью, но отчасти отстранено, как бы наблюдая на экране за действиями актера и давая ему оценки – впрочем, несомненно, положительные. Однако, оставшись в одних трусиках, она, неожиданно для самой себя, неюной и кое-что повидавшей на своем веку бабы, вдруг почувствовала мурашки, бегущие по всему телу и во все стороны, но преимущественно в направлении единственной оставшейся на ней одежки. И сорвавшимся, хрипловатым голосом сказала: "А сам-то!.." – "Что?" – не понял Артем. – "Сам сними!.." И, тут же поняв неоднозначность последней фразы, шепнула: "С себя!.. С себя!.." – А ты на что?" – не игриво даже, а вполне деловито спросил он. – "Ладно!" – выдохнула она и принялась стягивать с него маечку, а затем расстегивать ремень джинсов. 
   
Получилось, что джинсы она сдернула вместе с трусами – не собиралась, но так вышло. И замерла на секунду, на очень долгую секунду, с нетерпеливым ужасом любуясь на открывшееся ее взору зрелище, пока Артем, прыгая на одной ноге, выпутывался из плена полуспущенных брюк. Она не раз принималась прикидывать, со сколькими довелось укладываться в постель, и всякий раз сбивалась, припоминая, уже после окончания подсчетов, еще и этого, и этого, и вот этого. Записывать на бумаге, упорядочить список – боязно,  вдруг найдут, вот стыдобушка-то будет. В общем, можно сказать: было их немало. Но такое ей пришлось видывать считанные разы. Никакой, кстати, не обрезанный, но не в этом суть. Потому что главное – это размер. Про такой размер говорят уже: размеры. Такая машина была у одного малого в Ташкенте, звали его Рашид, он-то, кстати, был обрезанный, потому что узбек. И еще у одного инструктора обкома в Сибири, а точнее в Красноярске. Словом, куда там Тофику, о муже и не говоря. И не в силах выносить щекотание бесчисленных лапок этих самых бегущих мурашек, она, схватив Артема за руку, кинулась к постели. Отбрасывая покрывало с одеялом, спросила прерывающимся шепотом: "Сам снимешь, или я?.." На этот вопрос Артем ответил делом, после чего она, не в силах больше сдерживаться, простонала: "Ну, давай же!.." Этот воспитанный на зарубежной литературе и на современных девицах кобель начал было какие-то предварительные игры устраивать, но Ада хрипло прорычала: "Давай! Не могу больше!" И, с оттенком нескрываемой злости: "Суй же!.." На такое требование Артем ответил делом. Ада простонала, с явным облегчением: "А-ах!.." И принялась постанывать уже в ритме все убыстряющихся движений. Она лишилась чувства времени, как, впрочем, и всех остальных чувств, кроме одного-единственного. И вдруг ощутила, как ее всю выворачивает наизнанку, как подкатывает к горлу крик, и она простонала: "Я кончаю!" – "Давай-давай!" – подбодрил ее Артем, еще убыстряя темп. Ада издала короткий приглушенный вой, судорожно изогнулась и стиснула этого-малого-Господи-как-же-его-зовут-то, изо всех сил стиснула бедрами. А он, вместо того, чтобы замереть вместе с нею, продолжал свое, не останавливаясь. Она удивленно простонала: "Не кончил?", но вместо ответа этот-самый-Артем-вроде-бы вперся в нее еще глубже, хотя, казалось бы, куда еще глубже, и она запрыгала под ним, подчиняясь железной воле железного мужика. И поняла, где-то на краю не сознания даже, а подсознания, что кончает второй раз. Господи, наконец-то и он вроде бы… Сдавил ее так, что дышать невозможно, но из нее не вылезает. С ума сойти. Сроду с ней такого не бывало, даже с Тофиком после ванны из шампанского. Вот тебе и разговорчики, насчет этих самых, от которых ничего не дождешься и которые ничего не могут. Наверное, все-таки не еврей. Потому что не может быть. Два раза кончила, с ума сойти… А он, наконец-то, откатился в сторонку, лег на спину и смотрит на нее искоса. Ада замерла, вернее, просто дыхание перехватило. Что ж он делает с бабами-то! Не зря все эти сучонки молоденькие к нему так и липнут. И вчерашняя эта хохляндская пышка, эта блондиночка, как она на нем повисла… 

"Ну, – деловито спросил Артем, – кто первый в ванную?" – "Ты… А я чуть-чуть полежу… Сил нет…" – "Это почему?" – "Заебал ты меня, вот почему…" – "Разве плохо?" – "Плохо, потому что сил нет до ванной добраться. А вообще все хорошо, и даже очень…" – "Хорошо, говоришь?" – деловитым голосом уточнил Артем, вставая с кровати. – "Я же тебе сказала: очень хорошо". – "Сейчас мы с тобой сполоснемся… потом отдышимся, а потом я покажу тебе, что значит не просто хорошо, а отлично". – "Да Господь с тобой, – прошептала она, – говорю же тебе: у меня ни сил не осталось, ничего…" – "Ерунда. Найдем силы. Я тебе помогу…"

И выполнил свое обещание через полчасика, сначала до блеска вылизав ее от подбородка и ниже. Все ниже и ниже. Аду такими изысками баловали нечасто, да и кому бы – не муж, ни хахали в большинстве своем ничего такого знать не знали и понимать не понимали. А этот… Нет, быть не может, чтобы евреи такое выделывали, им воспитание не позволяет. В какой-то момент Ада, изнемогая от прикосновений его языка, с беспокойством подумала: а может, он ждет, чтобы и она, в ответ?.. А вот этого она как раз и не умеет. Стыдобушка. До сегодняшнего вечера, до вот этого момента она считала, что стыдно, когда баба в рот тянет – а тут ее словно как обожгло: что же ты, позорница, этому не научилась! Тебя, значит, можно, а ты – не можешь… К счастью, он, дождавшись, пока она завыла, третий уже раз за вечер, закончил все представление самым обычным образом, и даже не очень долго ее терзал – во всяком случае, не довел до четвертого вытья…
 
Когда шум воды в ванной прекратился, Ада вылезла из постели, чтобы встретить Артема на полпути. Прижалась к нему и шепнула: "Иди к себе… Надо поспать…" – "Как скажешь…" – "Иди, иди… Одевайся и иди…" – "Когда, говоришь, завтрак-то у нас?" – деловито спросил Артем, натягивая джинсы. – "В половине десятого. Потому что встреча на одиннадцать…" – "А ты как, утром любишь поспать?" – "Вообще-то я – ранняя пташка…" – не сочла нужным скрывать Ада, не понимая еще, к чему клонит Артем. – "Тогда я заскочу… часиков в восемь…" – "Прямо с утра?.." – "Так, для разгону. Без изысков. Сунул-вынул и на завтрак". – "До вечера не дотерпишь?" – "Ты считаешь, что надо терпеть? А зачем?" Ада прильнула к нему и сказала в самое ухо: "Прав ты. Зачем терпеть, когда…" – "Когда можно не терпеть. Значит, расклад у нас такой: разик до завтрака, разок после обеда, а уж вечером – как получится. В каком мы будем настроении". – "Ты, я вижу, всегда в хорошем настроении…" – "Как правило, да. Хотя бывают и исключения. Ладно, спокойной ночи". Он легонько поцеловал ее в губы и ушел.

Ада, уже улегшись в постель, все переживала события сегодняшнего вечера. Надо честно признаться: так ее еще ни разу не имели. Нечто подобное проделал с нею Рашид – но он сначала заставил ее выкурить, с ним на пару, самокруточку, и она уже до начала была отчасти на небесах. Кстати, первый ее опыт с травкой и последний, потому что страшно привыкнуть. Тогда, с Рашидом, все вообще было как будто не в реальной жизни, хотя сделала она всего-то пяток затяжек, причем не подряд, разумеется. Рашид покурит-покурит и даст ей курнуть, а потом снова припадет надолго, а потом опять даст ей, с барского плеча. А потом, когда докурили до конца, Рашид занялся ею… Между прочим, трудно сказать, у кого больше – у Рашида или у этого, сегодняшнего… И все-таки – еврей или нет? Потому что у русских таких здоровенных агрегатов видеть не доводилось – тот, обкомовский инструктор из Красноярска, он тоже был какой-то… с раскосыми малость глазами. Он – кстати, а как его звали-то? стареем, девушка, если имена хахалей стала забывать… так вот, он ничем таким, кроме размеров, похвастаться не мог. Да, длинный, да, толстый, но все, на что он был способен, так это запустить по самые, как говорится, помидоры – впечатляет, конечно, да только никакого сравнения с Рашидом. Впрочем, тот был под кайфом, да и она была малость под этим делом… Тофик, кстати, кроме ванны из шампанского, ничем таким тоже не отличался – ни размерами, ни техникой, хотя и слизывал с нее шампанское, когда она вылезала из ванной. А этот, Артем этот – без травки, без шампусика… Допустим, он все-таки махнул четыре стакана крепкого – правда, это когда было, за обедом, тем более под такую закусь и больше примешь, хотя четыре стакана это, считай, бутыль ноль семьдесят пять, ихней самогонки, ведь казенную кубанские казаки из принципа не пьют… Но с обеда прошло вон сколько времени, он к тому же и по дороге проспался, так что считай, что был фактически трезвым, от него и пахло-то не очень – так, отголоски… И в трезвом уме так ее отодрать, до воя, до плача…
 
Все-таки, наверное, еврей – потому что они на все способны. Зря бабы болтают, будто эта нация никуда не годится в постели. Врут, выходит. По злобе. Или по незнанию. И тут же вспомнился разговорчик совсем другого плана. В сауне, в чисто женском кругу, когда одна актриса сказала: "Дуры вы, тетки, ничего в жизни не понимаете. Да они, если хотите знать, самые нежные, самые ласковые, самые… ну, я не знаю… в самую душу проникают…" И на чей-то вопрос, с подгребкой: "В самую душу? С их-то обрезом?" ответила: "А ты их много видела?" И, после паузы: "А у нас, в кино то есть, они сплошь и рядом. Я уж про режиссеров и не говорю… А кроме них существуют еще и операторы, и звукооператоры… Да и простые осветители бывают такие, что… Административная группа тоже может похвастаться своими достижениями. Вы спросите любую актерку, нормальную, не из упертых – она вам подтвердит. А будет в настроении – еще и эпизодик-другой изложит. Для иллюстрации. И вам на зависть…"

Ада перевернулась на другой бок и вдруг принялась вспоминать историю своей жизни – ну, не всю, конечно, а отдельные эпизоды, самые яркие и значимые. Как ее оприходовал после девятого класса, на каникулах у подмосковной бабушки, сын бабкиных соседей, студент вроде бы геологоразведочного факультета, старше ее годика на два, не больше… Случилось это в середине августа, каникулы подходили к концу, они и трахнулись-то считанные разы, причем никаких особых ощущений – ну, разве что стала смотреть свысока на подружек-соучениц. Этот Димка-невидимка, геолог этот, в Москве так и не объявился. Сам не звонит, а у нее и телефона его не было, да и неудобно навязываться, не в общежитие же к нему идти… На Новый год чуть было не вышло кое-что с малым из параллельного класса, да только у него не получилось: раздеть-то ее он раздел, а сам как начал снимать свои кальсоны, так и кончил, прямо на диван, на обивку. Это она в первый раз увидела, какими мужики слабаками бывают, в первый раз, да только не в последний…  А получилось у нее по второму разу уже на выпускном вечере – ну, не на самом вечере, конечно, а побежала она домой, туфли новые переобуть, чтобы удобнее идти на Красную площадь, и тут один малый – но не тот, что опозорился на Новый год, а другой, из их класса, увязался ее проводить. Самое смешное, что учились они вместе все десять лет, и все это время ничего между ними не было, ну, как есть ничего, и вдруг он потащился за ней, и в подъезде дома они начали целоваться, а родители уехали на дачу, и он по-быстрому ее обработал – первый мужик в ее личной постели. Так, тоже без особых впечатлений спервоначалу. Потом, правда, случилось несколько встреч летом, и вроде бы что-то она начала чувствовать, но вообще было не до глупостей: экзамены, она поступала на экономический в текстильный институт, потому что там конкурса практически не было, только напиши сочинение хоть как-нибудь, а дальше дело в шляпе. Третий раз – это когда первокурсников повезли на картошку, первый взрослый мужик в ее жизни, врач местной медсанчасти, куда она пошла, простудившись, а врач принялся ее лечить: дал освобождение от работы и велел приходить на процедуры, на физиотерапию, каждый день, в пять часов. Там, на медицинской кушетке, он и проводил свои процедуры, и вот тут-то она вроде бы кое-что стала понимать: и мужик опытный, уже под тридцать, и размеры у него не как у предшествующих мальчишек, и вообще… Ну, а потом вольная студенческая жизнь, подруги в общежитии, проблем с хатой никаких, делай, что хочешь… Она и делала, что хотела, только исключительно со старшекурсниками – покуролесит он с ней годик, и превращается в выпускника. И, стало быть, гуд бай, ищем следующего, на новый учебный год. А на четвертом курсе она с головой ушла в профсоюзную работу, сделалась активисткой городского масштаба.

Профсоюзы – это точно школа коммунизма, у них и семинары проводятся, всякие, в том числе с выездом на выходные дни, и профучеба на недельный срок. А уж в подмосковном доме отдыха, где организуются все эти мероприятия – там только смотри в оба и не теряйся. Там она и познакомилась кое с кем из тех, кто потом ее карьеру обеспечил, пристроив для начала в орготдел на райкомовском уровне, а дальше – больше. В смысле, выше и шире. В качестве сотрудницы орготдела, молодой и необремененной детьми, она много ездила в командировки, а командировочная жизнь – сами понимаете – один соблазн. Короче: не успела оглянуться, как ей двадцать пять, повидала она всякое, да только ничего серьезного вроде бы нет как нет. Девки кругом уже вовсю детей нянчат, а она, глядь, опять отстает. Тут и подвернулся этот капитан милиции. На Новогоднем молодежном балу, устроенном горкомом комсомола, куда и профсоюзным незамужним девушкам пригласительные билеты давали – для пущего веселья. Потанцевали они, выпили шампанского, а потом он отправился ее провожать до дому. В подъезде, естественно, полез целоваться – а она отстранилась многозначительно и сказала, с такой искренностью, которой и сама от себя не ждала: "Знаешь, ты мне тоже нравишься, но давай не будем, в первый вечер…" У него и руки опустились. Постояли они немного в полутьме, и он говорит: "Ну, я пойду?.." Тогда она чмокнула его куда-то, стараясь не попасть в губы, и шепнула: "Спасибо тебе за чудесный вечер. Звони…" И отступила на шаг. – "Ладно…" – сказал он. – "Не ладно, а обязательно позвони. Завтра же. Хорошо? Жду!" И кинулась к лифту. Одним словом, заарканила мужика. Который оказался, при дальнейшем и ближайшем рассмотрении, из приличной семьи госслужащих, а сам – курсант Высшей школы МВД. Одним словом, не на помойке найденный. Квартира родительская трехкомнатная на Соколе, дачка в Пушкино, и все такое. Ему она не давала месяца два, ждала объяснения. На Восьмое марта и дождалась. В ответ изложила стандартную историю о том, что был у нее мальчик, еще со школы, и была у них – "наверное, любовь – хотя кто же сейчас скажет наверняка", и они документы в ЗАГС подали, а после этого стали мужем и женой, еще до венца, а за неделю до свадьбы он утонул. Подготовив таким образом будущего мужа к тому, что кровопролития на семейном фронте он не дождется – к чему, впрочем, тот отнесся довольно спокойно.

Медовый месяц проводили в шикарном доме отдыха, путевки достал свекор. Он же шепнул сыну, что надо привезти сестре-хозяйке коробку конфет и назвать имя Полины Петровны – тогда они получат комнату со всеми удобствами. Так оно и вышло, и едва они переступили порог этих апартаментов, предназначаемых обычно для большого начальства, как Ада решительно закрыла дверь на ключ и сказала: "Принимайся за дело, милый! Нам как можно скорее нужен мальчик!" – "Можно, вообще-то, и девочку…" – ответил молодожен, обнимая молодую жену. – "Нет, начнем с мальчика!" Они и начали. Первую неделю буквально не вылезали из постели, а потом стали принимать участие в культурной жизни дома отдыха, ходить на танцы и в кино, и все такое. А на десятый день уехал сосед по столу, и его место занял симпатичный мужик, чуть постарше их, оказавшийся журналистом-международником из серьезной газеты. И за первым же завтраком в новом составе выяснилось, что сумрачная бабка, занимавшая за столиком четвертое место, – это известная радиодикторша: новый сосед, как только его подвели к столику, сказал, просияв: "Здравствуйте, Нина Николаевна. Какая честь…", на что та сказала, скупо улыбнувшись: "Какая ни честь, а садитесь есть…" Пошутила, стало быть – а ведь до сих пор сидела бука букой. Впрочем, может, имел место и элемент обиды: как же так, не узнают ее… Из-за стола все четверо встали друзьями, и с этого утра началась новая жизнь: и гуляли вместе, и в карты играли, да и за столом сплошное веселье, анекдоты и разные байки из журналистской жизни. Бабка оказалась весьма свойской, рассказывая анекдоты, слова не глотала, а произносила полностью и вслух – что, впрочем, смущало только курсанта Академии МВД, поскольку его супруга была девушкой куда как тертой, и в этом смысле тоже. А через неделю такой идиллии курсанту вручили телефонограмму с приказом появиться в Москве, на пару дней, по неотложному делу. После первого ужина втроем бабка предложила зайти  в ее "люкс", выпить по маленькой, а потом журналист предложил Аде погулять немного на сон грядущий, и дело не кончилось поцелуями на скамеечке в темной аллее – с этого все только началось. А потом начались такие поцелуи, о которых Ада до сих пор только слыхивала от продвинутых девок – притом, что ведь этот самый журналист у нее был уж как минимум десятым… какое там, скорее, пятнадцатым… А доведя ее до дрожи, в буквальном смысле этого слова, он сказал, как само собой разумеющееся: "Ну, не сидеть же нам здесь… Пошли к тебе…" И Ада не только безропотно привела малознакомого мужика в семейную постель, но и оставила его на ночь. А где-то под утро он пошел на третий заход, и вот тогда-то Ада кончила, впервые в своей жизни. Ну, вроде бы кончила – если исходить из рассказов тех самых продвинутых девок…

Дальнейшая ее жизнь была разной и даже разнообразной. Она, как и подобает честной жене, в положенный срок родила мальчика, и последующий год, который она сидела дома, был, пожалуй, самым спокойным периодом ее жизни. А потом она вышла на работу, и все завертелось по старой. Мужики продолжали сменяться, один за другим – правда, не таким бешеным калейдоскопом, как в добрачный период. Муж продолжал делать карьеру, а она не очень стремилась к служебному росту, только бы ее не трогали, не мешали жить спокойно. Работы не по горло, если надо с ребенком куда-то сходить, к врачу или на утренник – пожалуйста, приспичит к любовнику сбегать, в дневное время, потому что вечером хаты нет – тоже без проблем. О командировках и говорить нечего, там-то уж она отрывалась по полной… И, убаюканная воспоминаниями, Ада заснула мирным сном.

Проснулась она, как обычно, около семи. Зарядка, контрастный душ – за своим здоровьем она следила неукоснительно. Потом вытащила было из шкафа одежду на сегодня – но спохватилась: а вдруг и в самом деле забежит до завтрака? Неудобно, если тряпки по комнате разбросаны. А что теперь делать? Морду красить – тоже бессмысленно, если он придет. Ждать? Ждать долго не пришлось – телефон зазвонил в половине восьмого. – "Проснулась?" – "Да, конечно…" – "Как спалось?" – "Нормально. А ты?" – "Что – а я?" – "Ты как спал?" – "Не спал – ворочался. Все спросонок подушку обнимал. Ладно, я пошел". – "Куда это?" – "К тебе, куда бы еще". И он положил трубку. Ада, отчасти удивляясь своей покорной активности, ринулась к двери и повернула ключ в замке. Тут же дверь распахнулась, и на пороге нарисовался Артем. Решительно оттеснил Аду, чтобы она не мешала ему запереть дверь, после чего полуобнял ее и подтолкнул к кровати. А дальше – дальше как вчера. Минут на сорок безумия. Потом Артем деловито сказал: "Ну, приводи себя в порядок. И – завтракать…" А натягивая джинсы, добавил: "Продолжение следует. После обеда…" И без дальнейших слов направился к двери.

Он ушел. Ада какое-то время еще лежала в кровати – не то, чтобы не в силах встать, просто не хотелось вставать, идти в ванную, приводить себя в порядок и снизу, и сверху, и со всех сторон, одеваться, причесываться, мазаться… А потом бежать в ресторан, к столику метра, обсуждать меню обеда, последнего обеда в Краснодаре. Предварительно взглянув на накрытый к их завтраку стол – все ли там в порядке. А перед выходом из номера еще позвонить насчет сегодняшней беседы. И уточнить, все ли в порядке с транспортом. И с билетами в Сочи. И… А хотелось – после всего вчерашнего и после сегодняшнего первого контакта – просто поваляться в постельке. Понежиться. А если честно – то понежиться не в одиночку, а с этим… Вот с этим самым, который затрахал до изнеможения… Вроде бы от этих слабаков надо было ожидать совсем не этого… ну, во всяком случае, бабы так говорят… Да вообще-то разные бабы говорят разное… Взять вот эту актерку в сауне: будто бы они самые нежные, самые ласковые… Что-то особой нежности на наблюдалось, ни вчера, ни сейчас. Разве что когда целовал во всех местах, включая самые неожиданные… А чего тебе, дуре, еще надо? Сама не знаешь! Потому что мыслишь стереотипами! После того, как ход мыслей свернул, неожиданно для самой мыслительницы, в такие заумные дебри, с использованием таких замысловатых словечек, она решительно встала, тряхнула головой и отправилась в ванную. А там, водя намыленными пальчиками по местам недавних боев и поеживаясь под тепловатыми струйками, возобновила свои размышления: "Так все-таки: еврей или как?" И сказала себе: "А очень просто! Перед отъездом будешь забирать американские паспорта у администратора – возьми и его паспорт. Как бы официально. А ему потом скажешь, что ухватила вроде бы машинально. Нет, даже и не брала, а просто администратор подсунул, со словами "Вот вся ваша группа". И немедленно открой паспорт, и глянь, что там написано. Дело секундное, зато все сомнения исчезнут". Потом, правда, уже причесываясь, спросила себя, не без издевки: "Ну, а дальше? Допустим, написано там это самое – и что дальше? Будто ты с ним снова не ляжешь? Ляжешь, как миленькая, стоит ему только свистнуть. И того не потребуется – сама придешь, и сама попросишь. Потому что таких мужиков – поди сыщи. А будешь рылом вертеть, он немедленно найдет себе кого-нибудь, в Сочах-то это не проблема…" И, уже перед самым выходом, сосредоточенно крася губы, докончила мысль: "Для него, во всяком случае, никакая не проблема. А ты, дура, останешься с носом… в смысле, с хреном… в смысле, без хрена…"

Спустившись в вестибюль, Ада деловито подошла к стойке и сказала администраторше: "Мы освобождаем номера после обеда, просьба подготовить счет". – "А все уже готово. Платят товарищи из краевого управления, так ведь?" Ада кивнула головой. "В таком разе, может, вы сейчас паспорта заберете?" – "Можно и сейчас", – как бы нехотя согласилась Ада. – "Я в том смысле, что так вернее будет. А то забегаетесь, забудете…" – "Ладно, ладно…" – "Вы все возьмете? И свой тоже, и переводчика?" – "Давайте и наши. Главное – американские не забудьте…" А дальше все было как в сказке. Администраторша положила на стойку два советских паспорта и отправилась к стоящему в углу сейфу за иностранными. И Ада, мгновенным вороватым движением открыв нужный паспорт на нужной странице, прочла выведенные черной делопроизводительной тушью пять букв – первая "е", последняя "и краткое", с размашистым хвостиком. Еще раз перечитала, для пущей уверенности, и захлопнула красную книжицу – куда как вовремя, потому что из лифта вышел владелец этого документа. "Артем! Можно тебя на секунду? Вот, забери свой… И нам сейчас американские отдадут – посмотри, все ли в порядке". Артем сунул свой паспорт во внутренний карман пиджака, перелистал американские, кивнул: "Нормалек. Ладно, пошли…" И они двинулись к ресторанной двери, на завтрак.

Ужинала делегация в этот день уже в сочинской "Жемчужине". До ресторана добрались около десяти, когда веселье за столиками было в полном разгаре. "Жемчужина" по праву пользовалась репутацией одного из самых лихих предприятий общепита страны, в том числе и по количеству спиртных напитков на душу гуляющего клиента; величина этого внушительного показателя нимало не снизилась ввиду того факта, что в данный конкретный вечер выпивка на столике, выделенном делегации США (3 чел.) и сопровождающим (3 чел., московские представители – 2, Сочи – 1), полностью отсутствовала. Местный сопровождающий (именуемый в документах "Сочи –1") с серьезной миной дал знак официанту, и тот, не скрывая издевательской ухмылки, проворно откупорил запотевшие боржомные бутылки. И, доведя ухмылку до уровня саркастической, наполнил бокалы клиентов, строго по протоколу: сначала дама, потом иностранцы, потом москвич, и в последнюю очередь налил этому мудачку Сашке, известной шестерке из горотдела. Этот Сашка, известная пьянь на холяву, на казенный счет, и тост провозгласил – "за успешное пребывание дорогих американских гостей в нашем прекрасном городе". Уставшие гости быстренько подмели закуску, официант расставил перед ними куриные котлетки – самое дешевое блюдо из вечернего меню, открыл остальные бутылки и заново наполнил бокалы. Пьянь-то Сашка пьянь, и шестерка, и все такое, но при этом стукач первостатейный – Боже упаси что-то сделать не по правилам, завтра же вызовут к замдиректора по режиму, а у того на столе уже докладная. Нет, желающих рисковать с этим мудачком не имеется.

Сашка пытался завести с американцами разговорчик, но те отвечали кратко, скорее даже просто отбрехивались. С интуицией у этих господ все в порядке, видят, что за птица делит с ними трапезу. После нескольких попыток вмешался переводчик, сказав прямым текстом: "Мужик, не лезь к ним. Они устали. Дай спокойно поужинать". Сашка надулся (про себя) и стал (про себя же) прикидывать текст докладной записки, не отрываясь, впрочем, от куриной котлетки. Тут к столику подошло небесное видение, рыжеволосая красотка в обалденном платье, которая сказала, задушевным контральто и по-английски: "Добрый вечер, дамы и господа. Рада приветствовать вас и вашего переводчика в прекрасном городе Сочи". Дама и один из господ ничего не поняли из сказанного и вытаращились на нее с удивлением, а остальные господа ответили на приветствие – американцы с отстраненной вежливостью, отложив на мгновение столовые приборы, а переводчик с энтузиазмом, вскочив из-за стола. Коротко пояснив, на двух языках: "Это моя коллега из Ленинграда", он заключил коллегу в объятия. И после поцелуя продолжил пояснение: "Сто лет не виделись!" Они отошли на полшага от столика, и коллега сказала: "Я вон там, с англичанами. А ты меня даже не заметил!.." – "Зато ты приметила – и за это тебе спасибо". – "Вы только прибыли?" – "Ага". – "А мы завтра улетаем. В Баку. Ладно, доедай котлетку, а потом подойди ко мне…" Она сделала шаг в направлении своего столика и сказала, как бы между прочим: "Пригласи девушку на танец – заодно и поговорим…"   

Принимаясь за котлетку, Артем продолжил пояснения, в основном по-английски, но давая возможность и остальным войти в курс дела: "Это Марианна. Больше ленинградское начальство из системы туризма. Здесь сопровождает высокопоставленную английскую делегацию…" Доел, положил вилку и нож поперек тарелки и сказал, как само собой разумеющееся: "Пока нам принесут чай, я с ней перекинусь парой слов…" Встал и направился к английскому столику. – "Ну, это вообще, – прошипел вполголоса Сашка. – Бросить делегацию ради бабы!.." Ада, памятуя краснодарскую аргументацию Артема, ответила, также вполголоса: "Может, им надо посоветоваться… Может, оперативная обстановка того требует…" – "Какая там обстановка! Я вот напишу докладную…" – "Не советовала бы с ним связываться…" – сказала Ада внушительно. – "А что?.." – осекся Сашка и поднял глаза к потолку, как бы обозначая статус этого переводчика. – "И еще выше…" – одними губами ответила Ада.

Артем тем временем уже вел Марианну под ручку к танцевальному кругу – на их счастье, оркестр заиграл медленное танго. Заключив ее в танцевальные объятия, он сказал: "Ну, здравствуй…" И притянул ее к себе. Она и сама прижалась к нему, со словами: "От судьбы не уйдешь…" И они замолчали – вспоминая, несомненно, тот вечер в "Репино" года три тому назад, когда они после такого же прощального ужина – тоже с англичанами – вышли из гостиницы и весь вечер целовались на пляже, сидя на перевернутой лодке. Но больше ничего – у каждого в номере был коллега, и деваться было некуда. Молчание прервала Марианна: "Надеюсь, на этот раз ты в отдельном?" – "Разумеется". – "Вот и чудненько. Я, кстати, тоже" – "Тогда у нас есть шанс завершить наш разговор… ну, тот, на репинском пляже…" – и Артем сжал Марианну в объятиях уже вовсе не танцевальных. – "Намек твой поняла. Я в шестьсот девяносто девятом. И прямо сейчас отправляюсь к себе. Будто бы у меня голова разболелась. Пусть младшие переводчики досиживают с делегацией. А ты когда ты освободишься?" – "Постараюсь через полчасика". – "Жду с нетерпением".

Вернувшись за свой столик, Артем быстро допил остывающий чай и сказал Аде: "Пора на боковую, как ты считаешь?" – "Да, завтра насыщенный день", – поддержал его Сашка. Артем довел до сведения делегации завтрашнее расписание и первым встал из-за стола. Американцы выразили пожелание посидеть на берегу моря, и Сашка было дернулся с предложением их сопровождать, но Ада, трактуя торопливость Артема в свою пользу, решительно отказалась: "Переводчику надо отдыхать. Если нам предстоит напряженный рабочий день…" Договорились встретиться здесь, в холле, в девять утра, и разошлись: американцы – на выход, послушать шум морского прибоя, Сашка – по своим холуйским делам, а московские сопровождающие – к лифту. И на подходе к лифту Артем сказал, небрежно и как бы вскользь: "Что-то я и впрямь притомился. Пойду, пожалуй, спать…" Ада открыла было рот – но что скажешь, при всем честном народе разных национальностей, наполняющем вестибюль "Жемчужины" многоязыким гомоном! Ничего она и не сказала – только ответила на артемово "Спокойной ночи", когда лифт открылся на его этаже. Едва Артем вошел в свой номер, как раздался телефонный звонок. Оказалось – обеспокоенная Ада. "Что с тобой? Тебе нехорошо? Может, врача?.." Он решительно успокоил взволнованную девушку: сон, дескать, в таких случаях – лучший лекарь. – "Тогда ложись и спи…" Она чуть помялась и все-таки выговорила: "А перед завтраком… заглянешь?" – "Если ночью все будет нормально…" – ответил он, и ответ прозвучал двусмысленно только для него самого. Артем по-быстрому принял душ, надел джинсы, маечку и туфли на босу ногу – чтобы не возиться с раздеванием. Набрал номер Марианны, и та ответила своим глубоким контральто: "Слушаю…" – "Я готов", – сказал он. – "А я уже три года как…" – "Лечу!" – "Жду у двери!"

Ночь хозяйка и гость шестьсот девяносто девятого номера провели прекрасно – чего не скажешь про обитательницу семьсот шестидесятого номера ("Сопровождающая делегации США – Москва"). Улегшись в одинокую кровать, она принялась растравлять свою душу рассуждениями. Сначала  пожалела его – человеку настолько нехорошо, что от бабы отказывается, бедненький. Потом пожалела себя – лежит тут безо всякой пользы, без толку, вместо того, чтобы вовсю получать удовольствие. Потом… потом ей стало жалко себя в другом смысле – закрались подозрения: не с этой ли рыжей сучонкой он сейчас кувыркается… а она тут, как дура обманутая… Потом мысли свернули на привычную дорожку: обманул, потому что еврей. Они все такие, верить нельзя ни на грош. И ведь факт, что еврей – это теперь установлено с точностью. Ну, завтра она ему покажет… Подумала, подумала, и одернула себя: если что и покажет, так это себя во французском купальнике, который обалденно демонстрирует ее грудь. Но для того, чтобы показаться в купальнике, надо пойти на пляж, а там миллион молоденьких девок, и кое-кто вовсе без лифчика щеголяет. Не дай Бог сравнение окажется не в ее пользу. У нее, конечно, есть один плюс: ее уговаривать не надо, она уже ему давала. Да ведь любая, считай, из этих девок тоже готова дать в любой момент, особых уговоров не потребуется. Значит, этот ее плюс – ничего не значит. Значит, надо вести себя с ним ласково и завлекательно, подлизываться и подмахивать. А иначе мгновенно переметнется. Как с этой рыжей сучкой. Хотя эту рыжую он, вроде бы, давно уже знает… Ну, и что из того? Эти, пляжные ****ушки, их и знать не надо… не надо даже спрашивать, как зовут… Они ложатся, не тратя времени на знакомство… Тем более, когда увидят его на пляже – естественно, в плавках… а у него в плавках – нечто сверхъестественное… Если ты, дурочка, хочешь, чтобы он этой самой штукой в тебе еще поковырялся – веди себя по-умному. Не возникай. Закрывай на все глаза. Не обольщайся: в Москве ты ему не больно-то и нужна. Так что пользуйся моментом. Пользуйся тем, что про тебя ему известно самое главное: отказа не будет.

С такими мыслями она заснула – с ними же и проснулась. На часах – без четверти семь. Ну, что, окунуться по-быстрому? Надела купальник – не французский, другой, попроще, накинула халатик, и к лифту, который идет на пляж. Ну, а там, несмотря на ранний час, уже прыгают девки без лифчиков. И вид у них, конечно… Нет, не то, чтобы у всех поголовно, но посмотреть есть на что. Причем это только ранние птахи, спортсменки и отличницы. А когда часикам к десяти, к половине одиннадцатого выползут сюда все остальные… Поднявшись к себе и смывши морскую соль, Ада посмотрела на часы – без двадцати восемь. Что ж, самое время позвонить переводчику делегации и осведомиться о самочувствии. В конце концов, это просто профессиональный долг сопровождающей. Ага, трубку взял – значит, во всяком случае, уже вылез из постели этой рыжей суки. – "Как ты себя чувствуешь?" – спросила она с максимальной сердечностью. – "Вроде бы ничего. Спасибо, что разбудила…" – "А ты еще дрыхнешь? Я вот успела уже искупаться…" – "Ты молодец…" – ответил он с абсолютно нейтральной интонацией. – "Вот, приняла душ после купания, и решила позвонить тебе…" – пустила она пробный шар. Чтобы воздействовать на его воображение. И он вроде бы отреагировал. Во всяком случае, бодро уточнил: "Звонишь, а сама – голенькая?" Ну, вроде бы зацепился. Ну-ка, подтолкнем его: "Ага, совсем-совсем голенькая. Тебе нравится?" – "Голые девушки? По-разному…" – "Я тебя не про девушек спрашиваю, а про себя…" – "Если это конкретный и личный вопрос, то я на него отвечу со всей прямотой: да!" – "Да?" – "Повторяю. Ты – мне – нравишься – в голом – виде…" – "А в одетом?" И не договорив, почувствовала, что сморозила дикую глупость. Впрочем, он ответил обнадеживающе: "И в одетом. Особенно на грани раздевания". – "Это как?" – решила она пококетничать. – "После обеда я тебе разъясню на практике. Договорились?" А сейчас, значит, у него сил нет, после ночи с этой рыжей… Или, может, времени? Во всяком случае, ко мне заглядывать не собирается. Ладно, не будем давить на человека. А лучше подготовимся к послеобеденному отдыху. Как следует подготовимся, в моральном смысле и во всех прочих.   
 
И Ада отправилась в ванную, приводить себя в порядок. И, втирая разные кремы в разные части тела, вдруг подумала – неожиданно для себя: "Как это я буду морально готовиться?" И ответ пришел тотчас же: "А очень просто. Попробуй в рот взять…" – "Да я не сумею…" – "Захочешь – сделаешь". – "А если что не так?.. Он-то мужик опытный, ему столько девок сосало… Сразу поймет, что я неумека". – "А ты по-честному. Так ему прямо и скажи: я никогда еще этого не делала – может, ты меня научишь?" – "Да он тебе в морду рассмеется!" – "А может, наоборот. Может, отнесется с сочувствием и будет тебя учить все оставшиеся тут денечки. Вот никуда и не удерет…" – "Очень даже удерет. К той, которую учить не надо". – "А тут ты не права. Мужики ведь любят целочек. Вот и дай ему понять, что ты – целочка в этом самом смысле". – "А клюнет?" – "Да куда ж он денется. Кстати, –  тут оба внутренних голоса слились в единый, – и впрямь, пора бы обучиться. В наши-то годы…"

Послеобеденного отдыха – в смысле, активного отдыха – не получилось, потому что местные организаторы завершили первую официальную встречу торжественным обедом в одном из городских ресторанов, после чего поволокли гостей дальше по программе. В гостиницу добрались в седьмом часу. – "Может, искупаемся перед ужином", – предложил Том. Другие его поддержали, и Ада получила законный повод с гордостью явиться народу во французском изделии. Артем, надо честно сказать, разглядывал ее с таким вниманием, будто не видывал и более откровенной картинки. И даже шепнул ей: "В купальничке – уж больно хороша". На что она игриво отреагировала: "А вот некоторые предпочитают голеньких". – "Всякому овощу свое время. И вообще не вижу особой разницы. При желании можно этот купальник и снять, и снова надеть". – "В смысле?" – "В смысле: полюбоваться девушкой и так, и эдак". – "Говоришь, полюбоваться?" – "Да, говорю. И говорил, и буду говорить. Ты во всех видах хороша". – "Уверен?" – "Сейчас проверим. Вот раздену тебя после ужина – и посмотрим". – "Это ты посмотришь…" – "На тебя – я. А ты – на меня". Ада промолчала, поскольку девичий стыд помешал сказать ей самоочевидное: "Уж тебе-то есть что показать".

Когда они, наконец, снова оказались наедине, Артем попросил: "Надела бы купальничек, а?" – "Он, небось, еще не высох", – поежилась Ада. – "А ты на минутку – и я тут же его с тебя стащу". – "Ну, если тебе так хочется…" – "Мне по-всякому хочется. Сейчас, допустим, – вот так…" Ада пожала плечами и отправилась в ванную – переодеваться. Артем встретил ее по-домашнему, чтобы не сказать по-семейному, в одних трусах. И принялся за нее, едва она переступила порог ванной. Меньше чем через минуту ей стало жарко, несмотря на сыроватую ткань купальника, а через пару минут, как и было обещано, она осталась без купальника. Дальше – больше. Когда ближе к полуночи Артем засобирался домой, Ада смущенным шепотом попросила: "Остался бы на ночь, а?" – "А тебе хочется?" – "Очень…" И вскоре они заснули. Среди ночи Ада проснулась – Артем толкал ее в бок… ну, чем толкал, ясное дело… Она прикинула, что остается им тут жить всего-то ничего, и решила, что надо послушать совета своего второго я. И принялась целовать Артема, в шею, грудь и ниже, а когда он окончательно проснулся, то прошептала едва слышно что-то в таком духе… я никогда еще этого не делала… может, ты меня научишь… Надо отдать ему должное – он сразу понял, о чем идет речь. Сказал только: "Сейчас… сначала я тебя разогрею как следует…" – и сам полез целовать ее повсюду.  А потом, когда она уже начала понемногу подвывать, он деловито дал несколько кратких, но точных инструктивных указаний и предоставил ей всего себя для практической реализации полученных советов. Действия ее были скованными, и никакого удовольствия она не получала – но деваться некуда, сама напросилась. Когда все кончилось, она пулей ринулась в ванную – полоскать рот. И только уже стоя у раковины, как ужаленная вспомнила, что говорили бабы: так вот отплевываться и отхаркиваться – верный способ разозлить мужика, дескать, он тебе противен, и все такое. А ведь этот, ко всему прочему, тебя-то всячески охаживал, и языком залезал Бог весть куда, и вообще проявлял себя… вне всякой критики… А ты – вроде бы тьфу на него. Господи, какая же я дура! И неумека. Правду бабы говорят: лежать как бревно – любая сможет, особого ума не требуется, а вот доставить мужику полное удовольствие… Выходит, для этого недостаточно было полсотни человек пропустить через свою кровать… ну, не полсотни, конечно, хотя все-таки…
 
Вышла из ванной как оплеванная, будто бы сама на себя и нахаркала… А он – вроде ничего такого. Сполоснулся и лег в постель, со словами: "Ну, давай спать. Завтра рабочий день…" Ни слова про то, что было. Не спрашивает, как ей новый опыт. Понравилось ли. Правда, и никаких упреков. И все-таки лег в ее постель, а не удрал к себе. Ладно, посмотрим, что утром будет. Оно, конечно бы, при такой ситуации самое верное – отсосать у него спросонок, на рассвете, да так, чтобы сгладить все свои предыдущие промахи. Да только вряд ли получится. Потому хотя бы, что ясное дело: эту соленую дрянь я никогда не смогу проглотить. Значит… Значит, лежи и жди, пока он соизволит на тебя снова залезть… Интересные мысли: вот именно он на тебя, а почему бы не наоборот? Почему только так, а не этак и не разэтак? Ведь за все годы половой активности кое-чему все-таки научилась, так покажи свой класс, свое умение. А то в самом деле, как провинциальная домохозяйка… улеглась на спину и таращится в потолок, ждет, пока все кончится и можно будет заснуть с чувством выполненного долга и без никаких других чувств… 

Проснулась она, как обычно, около семи, и лежала, не шевелясь, в ожидании дальнейшего. Вскоре и он заворочался во сне, повернулся к ней, спросонок провел рукой по груди, сообразил, видимо, где находится, и все еще в полусне деловито ощупал ее с разных сторон, вскарабкался на нее с закрытыми глазами и, сонный, приступил к выполнению своих обязанностей. Окончательно проснулся перед тем как кончить, запрыгал поживее, сделал свое дело, полежал на ней еще немного и сказал, с супружеской интонацией: "Ну, я пошел к себе, мыться-бриться… С добрым утром, кстати…" Чмокнул ее и отбыл. Ада полежала немного, без особых мыслей, и вдруг, для самой себя неожиданно, разревелась. Да как! Сто лет так не рыдала. Наконец, затихла, все еще всхлипывая, и спросила себя: "Ну, и чего воем? Что случилось-то? Трахнули тебя как краснодарскую домохозяйку с тридцатилетним супружеским стажем? А ты бы хотела, чтобы как ту хохляндскую пышку, или как эту питерскую рыжую сучку? Так для этого учиться надо, как завещал нам дедушка Ленин. И еще раз учиться. И еще раз… А ты всю жизнь только ноги раздвигала, да и то не очень. Ведь не зря и муж, и многие другие постоянно твердят тебе в постели: "Адочка, шире ножки…" Дура, дура и еще раз дура. Даже этого не умеешь. А туда же – вздумала ровняться… и с кем, с питерской!.. Да она, небось, всю эту самую книжку наизусть выучила, а ты даже названия не помнишь… ну, это, как речка… не Ока, конечно… ах, да, Кама… Пошла в ванную, посмотрела на себя в зеркало – красота! Ни на какой пляж с такой распухшей харей идти нельзя. Надо проводить себя в порядок. И не просто в порядок, а чтобы выглядеть на пять с плюсом. Завтра после обеда, между прочим, улетаем, так что осталось всего ничего: одна ночка плюс что удастся урвать в дневное время… Ну-ка, быстро, заварила чай, примочки сделать на глаза, а то эти мешки, следы ночных излишеств, и еще следы рыданий… А пока вода закипит и чай остынет – займемся планированием… И она деловито наметила программу мероприятий по смазке, намазке и подмазке своего неюного тела и заплаканного лица… Пока лежала с примочками, прикинула гардероб на оставшееся время: что сейчас надеть, что к ужину, в чем в Москву лететь…

Перед выходом из номера тщательно осмотрела себя в зеркале и осталась вполне довольной. Спустилась в ресторан – а американцы уже сидят за столиком. Ай, как нехорошо! И переводчика нет… Хотя – вот он, у столика неподалеку, болтает с какими-то… и на столике флаг непонятный, синий, со звездами и скрещенными крестами… И вдруг – на весь ресторан вопль: "Тема! Темочка!" И какая-то девица, Ада и разглядеть ее не успела, кинулась ему на шею. Ада не стала смотреть, как они целуются – навидалась она уже этого за последнюю неделю. Американцы едят, и она начала завтракать, время-то идет, а кто опоздал, тот поедет на программу не жравши. Ждать никого не будем. Наконец, явился. – "Это, – говорит, – старинная приятельница. Из Баку. Сейчас работает с австралийской делегацией". И нож с вилкой в руки, принялся за дело. – "Объясни им, что у нас сегодня по программе намечалось посещение вытрезвителя, но там… ну, проблемы… Там тараканов морят, и поэтому помещение сегодня закрыто. Потактичнее объясни…" Стал объяснять – американцы, ясное дело, надулись, потому что вытрезвитель они еще с Москвы требовали, а их все кормили завтраками. – "Скажи, что вместо этого мы побеседуем с местными активистами трезвого образа жизни…" Том ответил на это, с ноткой раздражения в голосе, и Артем перевел, с каменным лицом: "Он говорит, что им неинтересно общаться с непьющими. Что цель их поездки формулировалась как ознакомление с проблемами алкоголизма в СССР, а не встречи с теми, кто не страдает от этого недуга. И что вместо такой бессмысленной встречи они бы лучше полежали на пляже – где тоже полно трезвых людей. А завтра бы все-таки посетили вытрезвитель – авось к тому времени все тараканы передохнут". – "Он так и сказал – передохнут?" – переспросила Ада. Спросила машинально, думая совсем о другом: что же делать, ведь это уже ЧП. Артем же что-то сказал Тому, и тот, пристально глядя на Аду, ответил, несколько раз кивнув головой. – "Я довел до их сведения, что ты сомневаешься в адекватности перевода – насчет сдохших тараканов, и он подтвердил, что был использован именно этот глагол. И не вздумай лезть в дальнейшую дискуссию, потому что я обязан переводить все сказанное в их присутствии…" – "Они, что же, отказываются идти на встречу с активистами?" – "Сейчас спрошу. Но я бы на твоем месте позвонил куда следует и попросил переменить программу – если не хочешь скандала на этой встрече". Американцы посовещались, и Том высказал общее мнение: если делать нечего, то пойдем на встречу, но только чтобы там присутствовали люди, которые смогут ответить на все накопившиеся у них за поездку вопросы. Ада поспешно доела яичницу и вскочила из-за стола, со словами: "Пошла звонить…"   

Спустилась в вестибюль она через полчаса, с новостями малоутешительными: ничего другого за это время организовать не смогут, постараются привести на эту встречу компетентных людей, вытрезвитель же и завтра будет недоступен для посещения… Тут же к ней подскочил Сашка, с жалобой: он хотел по душам побеседовать с американскими товарищами, но переводчик отказался его переводить, нагло заявив, что существует запрет на контакты подопечных иностранцев с неизвестными личностями. – "Вас тут мне еще не хватало! – окрысилась Ада. – Я же предупреждала: не связывайтесь с этим человеком, только неприятности наживете…" И тут ее глазам представилось зрелище вовсе малоприятное: Артем, воспользовавшись ее отсутствием, вовсю болтает с этой бакинской девкой. Посмотрела она внимательно на эту бакинку – ничего утешительного. Девка чуть за тридцать, глазищи черные так и горят, фигурка потрясающая… Вздохнула про себя ("Ну, и на эту ночь он удерет. Сама и виновата – расплевалась вчера, вкус ей не понравился… А ведь эта шамаханская царица, небось, отсасывает по первому разряду…") и спросила Сашку сварливым голосом: "Транспорт готов?" – "Да, все в порядке…" – пробормотал он. – "Тогда поехали. Артем, приглашай гостей, поехали!" Артем нехотя встал, девица повисла у него на шее, со словами: "Ну, Темочка, до октября. Жду – не дождусь". И, разумеется, поцелуи… По пути к автобусу Ада не удержалась: "Что, очередная коллега?" – "Подруг у меня тысяча по всей стране, – хладнокровно ответил Артем, игнорируя и тон Ады, и ее выражение лица. – А это и в самом деле коллега. Жена моего хорошего бакинского приятеля". – "Будто тебя это остановит", – подумала Ада со злостью. Артем же продолжил, как ни в чем не бывало: "Австралийцы тут проездом. Их привезли только в море искупаться, и после ужина они улетают в Тифлис". – "Ну, во всяком случае, ночь эту он не у нее проведет", – с облегчением подумала Ада. И, вздохнув про себя: "Хотя не факт, что со мной, после вчерашнего-то…"

А встреча с активистами оказалась воплощением позора. Трезвенники несли такую чушь, что Артем вынужден был сказать Аде – коротко и сквозь зубы: "Подрессоривай их! А то я буду переводить слово в слово, и выйдет скандал". Ада стала вмешиваться, поправлять выступающих, и столичная цензура пришлась не по вкусу местным активистам. Один из них, с мордой недолеченного алкаша, не нашел ничего лучшего, как обратиться с прямым призывом к американским носителям свободы слова, потребовав, чтобы народу была предоставлена возможность говорить то, что хотят они, а не московские чиновники. Американцы, за эту неделю не видевшие от Ады ничего плохого, в обиду ее не дали, и при содействии Артема инцидент был кое-как исчерпан, или, скорее, замазан. На этом дело, однако, не кончилось, и другой активист, решив припомнить свои знания английского, полученные в седьмом классе средней школы города Сочи, вздумал поправить Артема. В такой ситуации существует лишь один выход – встать из-за стола и предложить шустряку занять его место, что Артем и сделал. Со стандартной в таком случае присказкой, что за рулем может быть только один водитель – а иначе авария неизбежна. Надо отдать, однако, должное местному начальнику из числа соображающих, который осознал происходящее и немедленно вытолкал англовякающего активиста за пределы помещения. Тут профессиональные трезвенники повели себя буйно, и устроители приняли мудрое решение свернуть встречу. Американцы не возражали, с грустью осознав, что и на этот раз им не добиться от российского человека правды, ни по обсуждаемой тематике, ни в более широком плане. Однако напрасно они впали в отчаяние – добрый гений в лице того самого соображающего начальника выступил с неожиданным и очень уместным предложением. Для начала он сказал Аде: "Жаль, что меня привлекли к этому делу только сегодня, да и то по случайности. Потому что я-то как раз в этих вопросах разбираюсь. И, выслушав вопросы американцев, понял, что их интересует. И понял также, что этот интерес остался неудовлетворенным". Ада развела руками, а он продолжил: "Если у вас свободно время после обеда, то я готов пригласить еще пару понимающих мужиков, и мы могли бы побеседовать…" Ада обеими руками ухватилась за это предложение, а вертящийся вокруг Сашка тут же заверил, что немедленно организует в гостинице зальчик для совещаний, обеспечит водичку и кофе. – "И булочки", – сказала Ада. И улыбнулась. Вроде бы ситуация нормализуется.

Однако нормализовавшаяся ситуация не дала им возможности подняться после обеда в номер хотя бы на полчасика. Ада побежала с Сашкой осматривать выделенное для беседы помещение, а Артем с американцами уселись в холле, в ожидании собеседников. В назначенный час появился соображающий начальник, а с ним, как и было обещано, пара понимающих мужиков. Один из которых, впрочем, оказался очаровательной женщиной младшего бальзаковского возраста, русой масти и сорок шестого размера, а костюмчик этого самого размера был настолько ненашим, что вполне тянул на французский. Побеседовали часа три, причем в выборе тем себя никто не ограничивал. Артем, улучив свободную минуту, черкнул Аде записку: "Хорошо бы пригласить их на ужин! Заслужили!" Ада прочла, кивнула головой и вывела Сашку из комнаты, чтобы принять соответствующие меры. Вернулась она через полчаса и подмигнула Артему: "Все в порядке!"

Ужин назначили на половину восьмого. Ада повела Маргариту Петровну ("Ой, чего там, Рита…") к себе в номер, сполоснуться и подкраситься, Сашка обеспечил аналогичные удобства для не проживающих в гостинице мужчин. Артем слетал к себе, принял душ, переоделся и спустился в холл, как и было договорено. Через пару минут из лифта вышла Маргарита Петровна, она же, по ее собственной инициативе, Рита. – "Ада пошла в ресторан, разбираться, – сообщила она Артему. – А меня попросила передать, чтобы вы собрали всю компанию и возглавили шествие". – "Сядем и подождем", – отозвался Артем. Сели и стали ждать. – "Как вам нравится все это мероприятие?" – начал разговор Артем после некоторой паузы. – "Что-то нравится больше, что-то меньше…" Она помолчала и вдруг выпалила: "Организация безалкогольная, значит, и ужин будет без этого дела. А жаль. Я бы с удовольствием выпила за вас". – "Почему такая честь?" – "Могу объяснить. Во-первых, поразительный профессионализм – на какую тему ни заговори, все слова вы знаете… И потом работоспособность… Ведь и до обеда, и после обеда, и за ужином придется… Как только вы выдерживаете?" – "Привычка. И еще аудитория вдохновляет". – "Что же в ней такого… вдохновляющего?" – "Я не про всех говорю, а про вас лично". – "Ну, спасибо…" – "Чего уж там. Тем более, что правду говорить всегда легко". – "Какую правду?" – "А такую. Что для вас стараешься с удовольствием. Я бы и выпил с вами. Для начала – на ты…" – "А потом?" – "А потом – как получилось бы. Почему-то мне кажется, что у нас с вами… с тобой… все отлично получилось бы…" – "Может быть. Только не за один вечер. Вот если бы у нас была хотя бы неделя…" – "Я не в последний раз в Сочах…" – "Телефончик-то я вам дам… В смысле, тебе… Но только, знаешь, принципы в мои годы трудно менять. Поэтому я сегодня пойду домой. К мужу. Но за приглашение спасибо. Во всех смыслах спасибо. Приедешь в следующий раз – звони". – "Обязательно позвоню. А что будет?" – "А там посмотрим…" – "А ты в Москве бываешь?" – "Случается". – "Тогда запиши и мой. И объявись. Может, нам не придется тянуть до моего приезда…" – "Все может быть…" Прибытие американцев прервало этот многозначительный диалог, и все пятеро двинулись в ресторан.

Ужин прошел в теплой и дружественной обстановке, чему в значительной степени способствовал Артем, превзошедший, казалось, самого себя. Он поддерживал общий разговорчик, шутил, рассказывал анекдоты, переводил шутки и анекдоты, равно как и комплименты – главным образом в адрес присутствующих здесь дам. Американцы были счастливы, сочинский коллектив был счастлив, Ада была вполне довольна, и даже Сашка не проявлял явных признаков неудовольствия. Появился оркестр, и американцы принялись за дело. Каждый оттанцевал по разу с каждой из дам, после чего Маргарита Петровна (Рита?) решительно сказала: "А теперь я приглашаю человека, которому мы обязаны всем – и успехом нашей встречи, и весельем за этим столом". Встала и потянула Артема за руку. Вышли в круг, она положила ему руки на плечи и, после первых нескольких шагов, сказала: "Ты был неподражаем!" – "Чего там! Это лишь малая часть меня…" – "Верю. И воображаю, каково оно… ну, все остальное… Небось, столь же неподражаемое…" – "Ну и воображение у тебя!" – "А что?" – "Живое. Яркое. Безудержное. Богатое…" – "Еще что скажешь?" – "Что еще скажу? Что давно таких женщин не видывал". – "Каких это?" – "Таких, как ты". – "Врешь – а все равно приятно слышать". – "А если не вру?" – "Если не врешь? Значит, преувеличиваешь". – "Ну, я же не сказал, что вообще таких не видывал…" – "А где это ты таких видывал?" – "В американских фильмах. В "Римских каникулах", например". – "Ловко вывернулся". – "Ничуть. Ты ведь и в самом деле на нее похожа. Только лучше". – "Чем же?" – "Тем, что ты – живая, что тебя можно держать в объятиях…" – "Ну, и как?" – "Танцевальные объятия – это не совсем то…" – "Не переходишь ли ты границы?" – "Ни в малейшей степени. Даже если бы я сейчас тебя при всех поцеловал…" – "Только попробуй!" – "Я не осмелюсь". – "То-то же". – "Хочешь сказать, что мы сегодня вообще не поцелуемся?" – "На вопрос отвечу вопросом: а где?" – "Да хотя бы у меня в номере…" – "Не стану врать, что ни разу не бывала в номерах… Но сейчас проблема все в том же недельном сроке". – "А если секунд на тридцать? Только поцелуемся?" – "Если на полминуты, то какой смысл вообще начинаться". – "Ну, на пять минут?" – "Ладно, скажу тебе как на духу. Не будь со мной ребят, я бы рискнула…" – "Что тут рискового?" – "Рискнула бы поверить тебе, что все ограничится пятиминутным поцелуем. Но ведь это же не так?" – "С такой женщиной стоит только начать – и до утра. Как минимум…" – "Вот видишь… А при ребятах мне неудобно, даже на пять минут… Все-таки старинные друзья. С одним я училась, с другим – мой муж…" Музыка кончилась, и они пошли к своему столику. Артем взял ее повыше локтя и едва слышно сказал: "Ты – чудо". Она улыбнулась в ответ и сказала еще тише: "Знаю".

Ужин без спиртного долго длиться не может. Вот уже официант принес чай и пирожные, и Артем как бы невзначай поднял вопрос о том, как народ будет добираться до дому. – "Нет проблем, – бодро заверил Сашка. – Машина имеется, всех развезу". Встали из-за стола и пошли к выходу, провожать гостей. Пока Сашка бегал за машиной, американцы наперебой говорили всякие хорошие слова, и Артем был занят переводом. Наконец сочинцы уехали. Ада тут же демонстративно зевнула и сказала, что не стоит на ногах. "И Артем устал, – добавила она заботливо, – столько ему сегодня пришлось работать…" – "Да, пожалуй, пойду к себе…" – согласился Артем. Американцы сказали, что они еще погуляют по набережной. – "Завтрак в половине десятого, – напомнила Ада. – А потом до обеда отдых на пляже… Только упакуйте чемоданы, потому что мы уезжаем сразу после обеда. Спокойной ночи". И они разошлись.

В лифте Ада повисла на Артеме и сказала: "Я завтрак назначила попозже, чтобы нам выспаться после такой ночи…" – "Такая – это какая?" – спросил Артем невинным голосом. – "Прощальная", – ответила Ада со значением. – "Ну, ты прямо мелодраму заводишь… О чем ты, какие наши годы. Мы еще повидаемся. И в Москве, и съездим куда-нибудь". – "Куда?" – "Это тебе решать. Приглашай делегацию, разрабатывай маршрут. А я готов". – "Ты и в самом деле готов с нами работать?" – "А чем вы хуже других?" – "Даже лучше, – кокетливо сказала Ада, приободрившись. – Не в каждой организации такие международники имеются…" – "Вроде твоего начальничка? Это уж точно. Таких по пальцам можно пересчитать". При этих словах они вошли в номер Ады. Тут она решила, что настал удачный момент – мужик уже в ее владениях, и можно, наконец, надуться: "Я не его имела в виду, между прочим, а себя…" – "Я пошутил", – усмехнулся Артем. – "Шуточки у тебя… А я вся извелась, пока ты танцевал… С этой…" – "Заметь, она меня сама пригласила, так что я вроде бы и не при чем". – "Она сама пригласила…" – передразнила Ада. И вдруг, неожиданно для самой себя, спросила сварливо: "А может, это ты пригласил ее?.." Резко выдохнула, сделала глубокий вдох и докончила: "На ночь!.." – "Допустим, пригласил, – хладнокровно отозвался Артем. – Только она все равно отказалась. Муж, говорит, то да се, говорит…" – "Вот не могу себе такого представить, чтобы ты бабу поманил, и она не пошла за тобой, как на веревочке", – Ада постаралась вложить в эту фразу максимум сарказма. Артем же отреагировал спокойно: "Выходит, есть и такие". Ада сделала пару глубоких вздохов, явно сдерживая неуместные в данной ситуации слова. Артем же деловито потянулся и спросил, на голубом глазу: "Мы как, беседовать будем или все-таки ****ься?" Ада резко повернулась к нему спиной и сказала: "Расстегни молнию! И выключи верхний свет…"

Прощальная ночь, однако, не задалась с самого начала. Ада выскользнула из платья и пристально уставилась на Артема. – "Ну, что, – сказал он, развязывая галстук, – может, нам для начала принять совместную ванну?" – "Это как?" – "Ну, что значит – как… Помоем друг дружку в разных критических местах. Сочетая, так сказать, полезное с приятным". – "Я даже не знаю…" – растерянно ответила Ада, уже полуголая и в ожидании, пока Артем расстегивает все пуговки на рубашке и стягивает брюки. Наконец он сравнялся с ней, оставшись в одних трусах, и деловито подтолкнул ее к двери в ванную: "Пошли, пошли…" И по пути принялся расстегивать ей лифчик. – "Нет, я как-то… ну, не знаю… Давай все-таки помоемся порознь… Ты сначала, и потом жди меня в кровати…" – "Как скажешь". И Артем протиснулся мимо нее в ванную, спросив на ходу: "Каким полотенцем прикажешь пользоваться?" – "Любым, – растерянно ответила Ада, – какая разница…" – "Если никакой разницы с вытиранием, – буркнул Артем – то почему бы и не помыться вместе?" И с этими словами он демонстративно закрыл дверь. Вышел он оттуда через соответствующий промежуток времени в том же виде, что и вошел – то есть, в трусах. – "А ты чего же не раздеваешься?" – игриво спросила Ада. – "Не хочу тебя смущать". И залез под одеяло. Ада появилась из ванной голая и, нырнув под одеяло, спросила: "Бра тоже потушим?" – "Пусть остается…" – отозвался Артем. Какое-то время они лежали молча, не касаясь друг друга. Потом Артем хмыкнул: "Прямо как поссорившиеся супруги. Глупо…" И притянул Аду к себе. Она немедленно обняла его за шею и шепнула: "Делай со мной, что хочешь…" И прижалась к нему изо всех сил. Когда они как следует разогрелись, он деловито поинтересовался: "Ну, и что мы будем делать?" – "Давай как-нибудь… – пробормотала Ада, – ну, я не знаю… ну, как-нибудь…" – "А все-таки – тебе как хочется?" – "Мне все равно". – "А если все равно, – со сдерживаемым раздражением сказал Артем, – что же ты в ванну не пошла?" – "А тебе хочется?" – "Тогда хотелось". – "Извини, я не сообразила…" – "Ладно, проехали. Так все-таки что будем делать?" И Ада решила выложить своего козырного туза, свою самую лихую позу, которой ее обучил один кинорежиссер: "Давай тачку, а?" Артема, похоже, это просто разозлило: "Тачку, говоришь? О, да ты искушенная женщина. Я просто теряюсь…" – "Хватит издеваться! – обиделась Ада. – Ты что, думаешь, если я в рот не беру, то вообще ничего не умею?" – "Я так не думаю", – ровным тоном сказал Артем. – Но все-таки…" И, с едва заметной ноткой раздражения, добавил: "Все-таки, давай…" И повторил ее реплику: "Давай хоть как-нибудь…" – "Хочешь, я на тебя сяду?" – едва слышно шепнула Ада. – "Садись…" – "Ты вроде бы не очень обрадовался…" – "Давай делать хоть что-нибудь. Садись, в конце-то концов. Тогда я смогу твои выдающиеся груди обработать…" Ада, беззвучно всхлипнув, оседлала его. И сразу перехватило дыхание, потому что он вперся буквально до легких. Буквально стало нечем дышать. А он еще стиснул груди своими лапами, и давит, давит… И говорит что-то… – "Что ты?" – переспросила она. – "Давай же, двигайся! – повторил он с явным раздражением. – Не сиди, как в театре. Двигайся!" И Ада послушно "задвигалась", едва сдерживая слезы. Правда, довольно скоро ее забрало за живое, и она воспрянула духом, а потом даже и воспарила. И стала мелодично постанывать, а потом взвизгнула и обмякла. Впрочем, после совсем незаметной паузы продолжила свои движения. – "Все, можешь не напрягаться, – сказал Артем, без особого даже сарказма. – Мы с тобой сегодня достигли идеала – кончили одновременно. А ты, кстати, хорошую трель издала. Смотри, как бы соседи из зависти не пожаловались администрации…" – "Плевать, – бодро ответила приободрившаяся Ада. – Все равно завтра уезжаем". – "А они могут и сегодня инспекционный налет устроить". – "Как это?" – растерянно спросила она. – "Молча. Что ж ты думаешь, у них второго ключа нет?" – "Да ладно тебе…" – неуверенно отмахнулась Ада. – "Это ты напрасно так благодушествуешь. Разные бывали ситуации…" – "С тобой, что ли?" – "Ну, не со мной лично… Но косвенно и меня задевало". – "И чем дело кончилось?" – "Как видишь, все еще пользуюсь доверием властных структур. Но это потому, что меня ни разу с американки не снимали". – "А с кого же тебя… я имею в виду, с кем тебя ловили?" – "Меня – ни с кем". – "Везло, что ли?" – "Ну, и элемент везения нельзя сбрасывать со счетов…" – "А еще почему?" – "Да потому что у этих орлов хватает ума с такими не связываться…" – "Это с какими же?" – "Вот с такими, как я. Ладно, иди под душ первая…" – "А может… – и голос Ады чуть дрогнул, – может, вместе?.." – "Я тебе прямо скажу: после – не интересно". – "А интересно только до? Ты не сердись, я серьезно спрашиваю. Как девушка во многом невинная, хочу расширить кругозор". – "Ну, если это не праздное любопытство, то я отвечу. Такой, знаешь, чеканной и универсальной формулой. Интересно – это когда хочется". – "А когда не хочется?.." – "Тогда и интересу нет. Ладно, иди. А то я пойду". – "Пожалуйста. А если я к тебе загляну – ты не против?" – "Что так?" – "А вот захотелось!" – "Ну, если женщина хочет… Это, вообще говоря, святое дело. Тогда встали и пошли". – "И что будет?" – "Будет все, что твоей душеньке угодно". – "А вот моей душеньке угодно…ты только не смейся… мне угодно, чтобы тебе было хорошо". – "Знаешь, психологи утверждают, что самая неприкрытая лесть воспринимается лучше, чем тонкие намеки с подтекстом". – "Это ты к чему?.."

Не отвечая, Артем выпрыгнул из постели, рывком поднял Аду и поволок ее в ванную. Пока он регулировал воду, Ада стояла, съежившись и скрестив руки на груди. "Прямо воплощение целомудрия", – со злостью подумал Артем. И потушил свет. – "Ты это зачем?" – растерянно спросила Ада. – "Ради тебя. Я же вижу, как ты смущаешься". И добавил, наставительно: "Между прочим, баба должна гордиться своим телом". – "Что ж поделаешь, если я не так воспитана. Мне с детства внушали: девочка должна быть скромной. Застенчивой…" – "Пугливой и стыдливой, – подхватил Артем раздраженно. – Знаешь, мне в двенадцать ночи не до доморощенного психоанализа. В это время я или сплю, или приятно провожу время". – "Или работаешь…" – рискнула выступить Ада. – "Верно. Бывает, что и работаю. Но сейчас – ни то, ни другое, ни третье. Так что если у тебя нет конкретных пожеланий производственного характера, то я, пожалуй, пойду спать…" – "Спи здесь – кто тебе мешает", – попыталась спасти положение Ада. – "Вообще-то никто не мешает, – согласился Артем. – Сполоснусь малость и в самом деле прилягу". И он деловито задернул занавеску, оставив растерянную Аду посреди ванной комнаты, в позе все той же статуи целомудрия. Потом, уже вытираясь, сказал: "Прошу! Ванна свободна".

Когда Ада вышла из ванной, он уже посапывал, и она не рискнула его будить. Осторожно улеглась рядышком. Сон не шел – навалились неприятные мысли, одна грустнее другой. Вспомнилось для начала ночь первого дня их знакомства, когда она тоже лежала без сна в супружеской кровати и представляла себе, как этот еврей – не еврей, кто его знает, собирает компромат для отчета. И как она представить не могла его в своей постели. В том смысле, что нечего ему там делать, слабаку и вообще… Оказалось все наоборот. Что он-то как раз и оказался будь здоров каким мужиком, что это он умыл ее по полной программе и показал, что она никакая не опытная жрица любви, как писал Мопассан, а просто обыкновенная давалка. Что ей далеко до всех этих баб, начиная с телок в вестибюле московской гостиницы и кончая сегодняшней докторшей. Подумалось даже, что и самые лихие ее мужики, вроде Тофика того же, вряд ли бы справились с этими бабами. Потому что ни умения, ни навыков, ни подхода… Просто так, сунул-вынул – на это их еще хватит, а вот чего другого… Чтобы целовать во всех местах или вместе ванну принимать – тут они слабаки. Именно вот они и слабаки, а не этот еврей по паспорту. Потом от личного она перекинулась к общественно-производственному и обречено подумала, что отчетик у этого Темочки будет такой… одним словом, хорошо бы выговора избежать, пусть и без занесения… Спала она беспокойно, несколько раз просыпалась – но ни разу не решилась даже пальцем дотронуться до соседа, не говоря уж о том, чтобы разбудить и обратить на себя внимание.

Артем проснулся в начале восьмого, сладко потянулся и сказал, с ясной улыбкой: "Знаешь, отлично выспался. Вчера все-таки денек был непростой. И вообще: конец поездки – это всегда утомительно. Но вроде бы все закончили, тьфу-тьфу, без сбоев… Ну, без особых, во всяком случае…" – "А какие были… сбои?.." – робко поинтересовалась Ада. В ответ Артем притянул ее к себе, как бы говоря: да брось ты о глупостях! Ада оживилась, внутренне приготовившись пойти на все, чего он только ни попросит, но Артем, как бы угадав ее мысли, шепнул вполне дружески: "Не суетись, я и сам как-нибудь справлюсь…" Влез на нее, по-крестьянски, и долго-долго не слезал. Потом откатился в сторону и сказал деловито: "Сколько там натикало? Побегу к себе, чемодан доуложить. И тебе тоже надо собираться…" – "У меня практически все готово". – "Ну, с гостиницей разбираться, со счетами, с этим жуликом-Сашкой…" – "Почему ты думаешь, что он жулик?" – "Я не думаю – я уверен. И на твоем месте проверил бы все документы самым тщательным образом. Чтобы потом хоть с этим не было неприятностей". – "А с чем еще?" – испуганно спросила Ада. – "В смысле?" – "Ну, ты сказал: чтобы хоть с этим…" – "А-а. Ну, наше дело вообще такое… Вдруг что-то где-то всплывает, кто-то что-то сказал, или написал, или еще чего… И – будьте любезны, пожалуйте бриться…" – "Но ты же говорил, что тебе до сих пор всегда везло…" – "Тут два ключевых момента: во-первых, "мне" и, кроме того, "до сих пор". И потом, как справедливо отмечал Суворов Александр Васильевич, сегодня везенье, завтра везенье…" – "Но у нас пока все без проблем?" – уточнила Ада, и голос ее дрогнул. – "У нас с делегацией? – как бы уточнил Артем. – Все нормально. Пока. А вдруг, пока мы тут с тобой валяемся, одного из них поймали при попытке передать резиденту инструкции и триста долларов мелкими купюрами". – "Ты, надеюсь, шутишь?" – "Пока – шучу. В смысле: все еще шучу. Я вообще мужик веселый, могла бы заметить". – "Ты, вообще-то, мужик будь здоров какой", – решилась Ада на откровенную лесть, и даже провела рукой по тому самому месту, – правда, поверх одеяла – чтобы уточнить, на что именно она намекает. Артем ухмыльнулся: "Я рад, что у нас все было ко взаимному удовольствию. Ладно, за работу, товарищи!" Пока он одевался, Ада робко спросила: "А после завтрака?.." – "Ты же сама сказала коллективу: отдых на пляже. То есть, это мы отдыхаем, а ты с этим козлом документы проверяешь. Но потом, надеюсь, присоединишься к нам. Дашь народу шанс увидеть тебя во всем блеске твоего купальника". Он – тоже поверх одеяла – дал понять, чем именно предстоит любоваться пляжному народу, чмокнул ее в щечку и ушел.
 
После завтрака Ада с Сашкой отправились разбирать бумаги; Артем сказал американцам, чтобы те отправлялись на пляж, а он к ним вскорости присоединится. Поднявшись в номер, нетерпеливо кинулся к телефону и, на счастье, сразу дозвонился: "Рита? Ты?" – "А это ты?" – "Здравствуй?" – "Конечно, здравствуй. Очень рада, что ты позвонил". – "Чем занята?" – "Работаю". – "А что именно делаешь?" – "Какая разница. Допустим, отчет пишу". – "Про нашу вчерашнюю встречу?" – "Считай что так…" – "А если я выступлю с неожиданным предложением?" – "Ну, рискни". – "Рита, приезжай сюда. Хотя бы на часок, а?" – "А нам часа хватит?" – "Конечно, нет". – "Вот и я так считаю. Поэтому давай лучше подождем. Тем более, сегодня только второй день. А я говорила как минимум о неделе". – "А все-таки?.." – "Знаешь, давай лучше скажем сейчас друг дружке "до свидания". Так оно лучше будет. И для тебя, и для меня. До свидания. Целую, и все-таки – до свидания… Ты слышишь?" – "Что целуешь – слышал…" – "Ты не ослышался. Но я кладу трубку… Целую и кладу…" И гудки… Артем тоже положил трубку, и немедленно раздался нетерпеливый звонок. Ада. – "Что это у тебя занято и занято?" – "Разве? Нет, это, наверное, телефон барахлит. А я в сортире был, извини за прямоту…" – "Идешь на пляж?" – "И жду там твоего сенсационного появления". – "То есть?" – "Я имею в виду твою умопомрачительную грудь в обрамлении умопомрачительного купальника". – "Приняла к сведению…" 

Спустившись на пляж, Артем обнаружил своих подопечных в обществе троих девиц, чья одежка ограничивалась узенькими трусиками; впрочем, на одной была еще и бейсболка, с надписью по-немецки. – "Доброе утро, девочки!" – сказал Артем, разумеется, по-русски. В ответ он услышал – по-английски, – что они, как видно из надписи на бейсболке, немки, хотя одна из них, которая из ГДР, немного говорит по-русски и могла бы взять на себя функции переводчицы. Тут американцы заржали в голос и объяснили девушкам, что с английским у этого джентльмена проблем нет и быть не может, после чего беседа продолжилась в обычном пляжном направлении. Минут через сорок Артем предложил искупаться; откликнулась только одна из девиц – та, чьи формы были попривлекательнее, о чем Артем не раз уже дал ей знать, бросая на нее достаточно красноречивые взгляды. Зайдя в воду по шейку, немка будто бы потеряла равновесие и повисла на Артеме, прижавшись к нему своей внушительной грудью. Его реакция была мгновенной и однозначной, а девица, нагло дав волю рукам, сказала при этом: "Ты кто? Русский, но работаешь с американцами. Значит, КГБ? А у меня давняя мечта – попробовать, какие они в постели. Ты не против?" – "Прямо сейчас, что ли?" – "Warum nicht?" перешла она почему-то на родной язык. И, переключившись обратно на международный, уточнила: "Поднимаешься через пять минут ко мне, в комнату 480 – а я тебя жду". – "И еще двое местных агентов КГБ", – в той же тональности добавил Артем. – "Gruppensex?" снова не нашла собеседница подходящего эквивалента на английском. – "Нет. Гестапо". – "Почему гестапо?" – растерялась девица. – "Потому что такого рода отношения с иностранцами уголовно наказуемы". – "Не рассказывай мне сказки!" – "Хочешь убедиться – сама попробуй. Только с кем-нибудь другим…" – "А у этого… кого-нибудь другого… это самое, оно такое же?.." – "Как повезет". И с этими словами Артем, высвободившись из любопытствующих девичьих рук, оттолкнулся от дна и поплыл в сторону буйков. 
 
Когда он вылез на берег, ко всей компании уже присоединилась Ада, чей бюст, в обрамлении французского изделия, с точки зрения зрелищности затмевал бесхитростно подвисшие груди немецких дам, включая и ту, которая любопытствовала насчет органов и их органов. – "Как водичка?" – спросила Ада. – "Нормально. Ты разобралась с этим козлом?" – "Нормально. Попытался меня кое в чем подловить, но ведь опыт работы в орготделе, согласись, это не хухры-мухры". – "Согласен". Тут немки провели короткую дискуссию на родном языке, после чего любопытная сказала Артему прямым текстом: "У нее, может, и побольше, да только у меня потверже". – "О чем это она?" – поинтересовалась Ада. – "Потом объясню. И учти, что они понимают по-русски". – "Не все!" – огрызнулась любопытная. – "Тем более, раз понимают. Давай-ка прогуляемся вдоль моря, мне надо кое-что тебе сообщить. По делу". Однако никаких производственных бесед Ада вести не собиралась, а тут же потребовала перевести, что сказала немка. После чего раздраженно спросила: "А ты и ее уже успел облапать?" – "Я – нет. Она сама на мне повисла". – "Прямо все на тебе виснут". – "Выходит, неотразим". – "Знаю по себе". И, резко понизив голос, сказала едва ли не умоляюще: "Давай перед обедом хоть чуть-чуть… Ведь улетаем же…" – "Да я не против, – успокаивающе согласился Артем. – А ты что, купаться не будешь?" – "С тобой интереснее". – "Тогда пошли!" Они сообщили американцам, что у них имеется неотложное дело, и что обед в два, без опозданий. Распрощались с немками, и Ада, пристально посмотрев на любопытную, напоследок торжествующе показала ей язык. 
 
Однако едва они вошли в номер, как раздался телефонный звонок. Оказалось, рано Ада обрадовалась, и Сашкины фокусы ей оказались не по зубам. – "Ладно, – сказал Артем, – пошли разбираться вместе. Чувствую, дело тут серьезное". В конечном итоге, разобрались, только это заняло полтора часа, да и то потому лишь, что Артем предложил, на пике дискуссии, обратиться к капитану Сергиенко как к человеку опытному и беспристрастному. Вмешательство капитана Сергиенко, судя по всему, никак не входило в планы Сашки и администраторши, и дело закрыли полюбовно. – "Кто это – капитан Сергиенко?" – спросила Ада на пути к лифту. – "Да так, из горуправления…" – "Смотрю, у тебя везде дружки…" – "Где не дружки – там подружки… Вроде Ларочки Сергиенко, например…" Войдя в кабину лифта, Ада решительно нажала кнопку своего этажа. А войдя в номер, рухнула на колени перед Артемом и лихорадочно принялась стягивать с него шорты. После чего вполне удовлетворительно проделала все необходимое и, многозначительно посмотрев на Артема снизу вверх, демонстративно сглотнула. Тут же, правда, закашлялась и ринулась в ванную. – "Вот и умница, – сказал Артем в открытую дверь. – Ведь можешь, когда хочешь…" Ада, совладав с кашлем, повернула к нему сияющее лицо: "А ты знаешь, мне вот действительно захотелось…" И, чуть потупив глаза: "Так захотелось, что не успела даже тебя под душ затащить… ну, для совместного мытья…" – "Ничего, в следующий раз не оплошаешь". – "А когда?.." – "Думаю, что этот вопрос мы решим в рабочем порядке…" – "Без привлечения капитана Сергиенко?" – "О, ты совсем ожила. Даже язвить начинаешь". – "Знаешь, вот почувствовала какое-то вдохновение… И на то, и на это…" – "Ну, и молодец. Ладно, пошел к себе. Надо еще плавки простирнуть…" – "У тебя пакет есть?" – "Какой?" – "Ну, полиэтиленовый. В чем ты их повезешь? Они же за час не высохнут…" – "Есть. Но все равно спасибо за заботу". – "О тебе и заботиться особо не требуется. Вон ты какой предусмотрительный… Не говоря уж о всех прочих твоих достоинствах…" Ада усмехнулась и добавила: "Неприкрытая лесть, как нас учат специалисты, оказывает на мужской организм наилучшее воздействие". – "На мужскую психику, точнее говоря", – улыбнулся в ответ Артем. – "А разве психика не связана с организмом?" – "Связана, связана. В человеке вообще все взаимосвязано…" – "Слушай, у меня вопрос… Может, и дурацкий… Как тебе вообще наша поездка?" – "В целом?" – "Ну, да". – "В целом все нормально. Один разве что момент…" – "Ну, говори!" – "Я – вот я лично – люблю перед полетом как следует поесть, но при этом еще и выпить". – "Нет проблем. Ты что предпочел бы?" – "Ты всерьез? Ну, грамм сто-сто пятьдесят. Только не коньяк. И белую я не очень… Хорошо бы старку". – "Сделаем! Велю подать, вроде как компот. То есть, всем компот, а тебе – что ты хочешь. В таких, знаешь, попрошу, в темных стаканах…" – "Ну, ты и молодец!.." – "А то! Все-таки орготдел – будь здоров какой опыт!.."

Во Внуково их встречал начальник Ады, пригнавший в аэропорт два Рафика; в одном разместились люди, в другом – багаж. По дороге в гостиницу антиалкогольный международник расспрашивал гостей о том, как все было, на что получал ответы скупые, но в целом одобрительные. В вестибюле гостиницы их встретили зав сектором США и въедливый референт этого сектора, который немедля взял все дела в свои руки. Сообщил американцам, что у них имеется полтора часа времени перед прощальной трапезой, а также один номер на всех – чтобы принять душ и окончательно сложить вещички перед полетом. Артем повез их на шестой этаж, а референт сказал Адиному начальнику: "Все! Свободен!" – "Да я посидел бы с ними за столом, поговорили бы еще…" – "Это о чем?" – "Ну… просто хотелось бы окончательно обсудить кое-какие моменты…" – "Какие такие моменты?" – решительно встрял зав сектором. – "Ну, это… Насчет поездки…" – "Чьей поездки? Куда?" – "Нашей…" – пробормотал Адин начальник. И едва слышно договорил: "В Штаты". – "А кто это вас туда приглашает?" – "Да вот… вроде бы они…" – "А кто вас туда пустит?" Последний вопрос, прозвучавший куда как весомо, остался без ответа. После неловкой паузы референт сказал, жестко и деловито: "Ладно, дорогой товарищ, до свидания. Нам тут еще потолковать надо… с переводчиком… и вообще…" – "Ну, а я пока подожду в сторонке. Со своей сотрудницей побеседую". – "С английским у тебя, как я приметил, неважно, – сказал на это зав сектором, – но русский-то ты понимаешь? Тебе ясно сказано: уебывай! А с сотрудницей с твоей мы пока сами побеседуем…" Ада было тоже встала, как бы в знак солидарности с оплеванным начальником, но зав сектором остановил ее: "А вас, между прочим, никто не отпускал. Сядьте и приготовьтесь к беседе". Ада беспомощно посмотрела на Артема, тот кивнул головой: "Не дергайся. Не съедим…" – "И даже не покусаем, – игриво подтвердил референт. – Вы тут пока погуляйте по вестибюлю… С киосками ознакомьтесь, там у нас неплохие вещички можно найти. Мы пока поболтаем с переводчиком, а потом и вас пригласим". 

Действительно, минут через двадцать референт подошел к Аде, отрешенно застывшей возле сувенирного киоска, со словами: "Милости просим на пир-беседу". Разговор, впрочем, не затянулся. Зав сектором спросил, как она оценивает поездку в целом, она ответила, что в целом – как успешную. – "Это ваше личное мнение?" – "И переводчика тоже". – "Вы извините, Адель Сергеевна, – чужим голосом сказал Артем, – но я оценил ее результаты как нормальные. Это значит, что удалось обойтись без ЧП – благодаря, скажу не хвалясь, моим усилиям. А производственные результаты – как мне представляется, ноль. Да вот сейчас американцы появятся, мы их и расспросим. Поговорим по душам". – "Правда, без вашего непосредственного участия, – вмешался референт. – В том смысле, что застольная беседа будет вестись на английском, без перевода". – "А разве переводчик?.." – "Полагаю нецелесообразным знакомить вас с содержанием беседы". – "Вы шутите…" – пробормотала Ада. – "Я, Адель Сергеевна, шучу только с хорошими знакомыми. Вот с переводчиком вашим могу пошутить – поскольку знаю его десять лет. А с вами…" – "Может, мне вообще пойти домой?" – "Вы на работе. И ваши обязанности будут считаться выполненными, когда делегация пересечет шереметьевскую таможню – поскольку дальше вас просто не пустят. Потом мы доставим вас по месту жительства. А в течение ближайшей недели можем вызвать к себе, для дополнительной беседы. Надо ли добавлять, что явка в таком случае будет обязательной".   
 
После обеда, прошедшего в деловой, хотя и мрачноватой обстановке, американцы отправились за чемоданами. Ада тут же обратилась к зав сектором: "Ну, как их мнение?" – "В целом совпадает с нашим. Ничего они не увидели, ничего не узнали. Зачем, кстати, вы им мозги пудрили всю поездку – насчет вытрезвителя и всего прочего? Или вообще не надо обещать, или, если уж сболтнули по дурости, так выполняйте". – "А как?" – "По-умному. Как эти сочинские врачи. Тоже ведь, небось, всю правду не выложили, но американцам хватило. Их одних они и похвалили. Только ведь эти врачи – не ваша заслуга, я правильно понимаю? Они ведь по собственной инициативе возникли. Заметьте: так и поступают настоящие патриоты. А вы!.. Вам такое дело доверили – и надо же так обгадиться. А не дай Бог вы бы еще и со своим переводчиком поехали… Наш Артем вообще вас спас от катастрофы…" – "Ладно, пока тормознемся, – сказал референт, не спускающий глаз с дверей лифта. – Завтра переводчик представит свой отчет, а послезавтра с утра – милости просим к нам. Поговорим предметно". Ада, на грани истерики, бросилась в туалет. Зав сектором сказал Артему: "Ты пиши погуще… пожестче… Ишь ты, в Америку собрались! Своим ходом! Им надо не просто по яйцам врезать, а еще и растрезвонить всем, направо и налево. Чтобы другим неповадно было". 

В назначенное время Ада, бледная после бессонной ночи, явилась в назначенный кабинет, где уже сидели ее позавчерашние советские сотрапезники. – "Значит, так, – начал разговор зав сектором – небольшая преамбула. Меня вчера вечером вызвал заведующий отделом и рассказал, что ему был звонок из ЦК. Цековский международник сообщил, что обедал за одним столиком в своей столовой с ответственным сотрудником сельхозотдела, и тот ему изложил, в плане застольной байки, как накануне беседовал на производственные темы с председателем кубанского совхоза, дважды Героем. Который, между прочим, преподнес ему странную историю. Привозили, дескать, к нему на днях троих американцев. "Хрен знает, – говорит, – зачем привезли. Мы им и про свое житье-бытье рассказали, и обедом накормили, а они сидят, будто воды в рот набрали. Ни о чем не спрашивают, ничем не интересуются. Баба с ними московская – тоже какая-то малахольная. А мужик, наш, краснодарской – тот вообще чудак на букву "м". Я бы на месте краснодарских товарищей обратил на него внимание – как таких можно до иностранцев допускать. Один нормальный человек во всей компании – переводчик". Вот какая история. "Ну, и что делать будем?" – спрашивает меня зав отделом. Я и говорю: "Суть дела мне ясна и известна. Переводчика знаю. Наш человек, звать Артемом, с ним всегда все в порядке. А остальные – не пойми кто…" Ну, дал он мне указание разобраться и доложить. Так что, Адель Сергеевна, давайте будем разбираться…"

Разборка заняла не меньше часа, и по ее окончании зав сектором сказал: "А вот реветь не надо, Адель Сергеевна". Ада шмыгнула носом и достала из сумочки носовой платок, а он наставительно продолжил:  "Вы, между прочим, отчасти похожи на Алентову. И фигурой тоже, кстати. Значит, должны помнить: Москва слезам не верит…" – "И что теперь будет?" – спросила она, комкая платок. – "Ничего страшного. Для вас, во всяком случае, ничего. По отзыву переводчика, вы отнеслись к своим обязанностям старательно. Опыт, конечно, отсутствует, но это наживное. Так что идите и не переживайте…" – "Куда идти-то?" – дрожащим голосом уточнила Ада. – "К себе. На рабочее место. Тем более, что вас там, наверное, заждались…" – "Кто заждался?" – "Начальство. Непосредственное и более высокого уровня. Они наверняка начнут расспрашивать об итогах нашей беседы". – "И что им сказать?" – "А вот это, Адель Сергеевна, правильный вопрос. Значит, скажете им буквально следующее: что вы ответили на все вопросы, которые были у руководства, и что руководство удовлетворено вашими ответами, но что при этом вам не рекомендовано входить в детали относительно как вопросов, так и ответов". – "Да ведь такой ответ может только разозлить…" – "Кого? Вашего непосредственного начальника? Так его через недельку уберут – это я вам гарантирую. Вашего так называемого председателя? Думаю, что после той взбучки, которую он получил сегодня утром по вертушке, ему кое-что стало ясно. Во всяком случае, к вам у него претензий не будет. То есть, может, и будут, но высказывать их он поостережется. Так что идите, Адель Сергеевна, как говорится, с Богом. Артем, проводи девушку до выхода. И успокой ее, по возможности…"   

Вечером Ада позвонила Артему. – "Все в порядке? – спросил он. – Тебя не съели?" – "Ты знаешь… Твой этот… зав сектором… Как в воду смотрел – ну, насчет моего татарчонка. Он сегодня подал по собственному…" – "Все верно. Зачем держать на таком месте молодого мудачка, когда на днях в Союз возвращается серьезный человек. Из Женевы. Кончился срок командировки. А это место вполне подходящее. По уровню, да и по деньгам. Посадить туда щенка только после института – было самой настоящей отрыжкой волюнтаризма. А с этим позорным явлением мы беспощадно боремся. Вот уже которое десятилетие, между прочим. Ты все поняла?" – "Почти все. Ты этого мужика знаешь? Ну, женевского?" – "Шапочно знаком. Пересекались на каких-то семинарах – в Ташкенте вроде бы, потом в Риге. В Питере еще. Выпивали и даже закусывали. Еще вопросы есть?" – "Он как?.. Ну, в смысле… как он?.." – "Нормальный мужик. А все дальнейшее от тебя самой зависит". – "Я постараюсь". – "Вот-вот, постарайся. И как следует постарайся. Используй весь свой опыт работы в орготделе". – "У меня еще кое-какой опыт имеется, – кокетливо сказала Ада. – Ты, наверное, заметил…" – "Это – дело десятое. Ты все-таки напирай на орготдел, потому что он, хотя и опытный международник, но вот с совдействительностью знаком хуже. Тут-то ты ему и пригодишься. Все поняла?" – "Почти… А можно будет тебе позванивать… ну, спрашивать насчет того, что я еще недопоняла?" – "Звони. Если по делу, то конечно звони". – "Конечно, по делу. Когда верная хата будет. Просто так беспокоить тебя не стану". – "Что ж, в целом правильный подход…" – "Тогда до скорого свиданья?" – "Ладно, бывай… Да, кстати, тут еще один интересный момент… Я специально посмотрел в словарике… ну, есть такой словарь английских личных имен… Оказывается, Адель – это от древневерхненемецкого корня… язык был такой, древневерхненемецкий. А корень – он со значением  "благородный". Ада рассмеялась, самодовольным коротким смешком: "У тебя были какие-то сомнения на этот счет?" – "Вовсе нет". – "То-то. Ты же ведь с неблагородной в постель ни за что бы не забрался? Так, что ли?.."

"Всякое случалось", – ответил ей на это  Артем. Но Ада, не дослушав ответа, поспешно положила трубку. Чтобы последнее слово осталось за нею.