В семье ссыльных революционеров из Польши, вынужденно проживавших в Киеве, появилась на свет в мятежном 1905-м году девочка, будущая писательница Галина Серебрякова. Родители новорожденной были для своего времени высоко образованы: отец, Иосиф Бык, окончил медицинский факультет, мать, Бронислава Красутская – консерваторию. В детстве крошечную Галочку ставили на табуретку, и она старательно выводила на бис «Варшавянку». Отец учил свою одарённую девочку преодолевать трусость и мелочность, не желая, чтобы она выросла «кривлякой-барышенькой». И она, дочь учительницы музыки и земского врача, не будет неженкой – в четырнадцать лет уедет тайком на фронт, не сказав родителям, только записочку напишет: «Хочу воевать. Галя».
* * *
Пройдут годы, и разойдутся революционеры-родители: отец уедет с новой женой в Хиву послом, мать в Москву в свите Дзержинского, а через год к ней приедет и Галочка. Она была очень талантлива – эта симпатичная, улыбчивая девочка. В пятнадцать лет написала Галя свою первую пьесу «В дни революционных бурь» - наивно-героическую, по-детски искреннюю. Она выучилась на врача, как и её отец, но к медицине была равнодушна, пока диплом лекаря не стал спасать её от голодной смерти во время ссылки. На перепутье карьерного роста Галине пришлось решать: кем же стать ей – певицей или писательницей? И она выбрала трудную судьбу пишущего пера, и после громких успехов покатилась под откос её жизнь, оболганная подлецами и завистниками.
Однако в 1921-ом не могла знать пятнадцатилетняя девочка, отправлявшаяся в освобождённый Крым по заданию партии, какие ей предстоят испытания в скором будущем. Она ехала счастливая в группе врача Д. И. Ульянова, брата В. И. Ленина, создавать всероссийскую здравницу на берегу Чёрного моря. В Симферополе улыбчивую девочку назначили комиссаром Мисхорского санаторного района. Повесила Галочка на ремень гимнастёрки браунинг и стала считать себя важной персоной – ведь она защищала жизни товарищей. Но приклеилось к ней однажды небрежно брошенное полководцем М.В.Фрунзе шутливое прозвище «Комиссарик» и осталось навсегда в её памяти. Очень смешила Михаила Васильевича эта важная девочка, «товарищ-комиссарик», и рапортовал он ей, как старшему по званию.
Через год маленькая девочка влюбится и станет женой «старого большевика» Леонида Петровича Серебрякова, профессионального революционера с 1910 года, участника Пражской конференции. А спустя ещё три года «комиссарик» и её новый муж Григорий Сокольников будут жить в одном доме с семьёй Фрунзе, и за несколько дней до трагической операции полководец будет у них в гостях. Пройдёт ещё год, и Галина Серебрякова будет читать в «Повести непогашенной луны» писателя Бориса Пильняка о событиях роковой врачебной ошибки...
* * *
В декабре 1929 года Григорий Сокольников и его красавица жена отправились в Лондон в составе первого Чрезвычайного Полномочного посольства, и вскоре были представлены королеве Англии. Симпатичная и энергичная молодая женщина растерялась от появившихся вдруг возможностей: «Можно брать уроки пения? Пожалуйста. Можно поехать в Швейцарию? Не запрещается. Можно разъезжать по городам Англии, чтобы подготовить книгу об этой стране? Выбирайте города и готовьте встречи!».
И она старалась везде успеть: брала уроки пения у Дивероли, известного итальянского учителя, покинувшего свою родину после прихода к власти фашистов во главе с Муссолини. Училась жена Григория Сокольникова и сценическому искусству (у брата русской актрисы Веры Комиссаржевской – Фёдора), ездила в Глазго, Манчестер, встречалась с Бернардом Шоу в Лондоне и с Максимом Горьким в Сорренто.
* * *
Два года прилежных занятий с Дивероли научили Галину Серебрякову пению, правильному дыханию, и однажды, выступив на Лондонском радио, журналистка получила похвальные отзывы. Улыбалась жизнь тогда красивой, талантливой женщине, но не назвал бы её счастливой древнегреческий мыслитель Солон, один из «семи мудрецов»: «Боги нас наделили таким умом, который не позволяет предвидеть будущее». И он окажется прав – пока жив человек, всё может статься…
«Комиссарик» вернулась в Москву и пришла к знаменитой певице Неждановой, уроженке Одессщины, чтобы брать уроки у её мужа - дирижёра Голованова. У неё был сильный, хорошо поставленный голос, и ей предложили поступить солисткой в оперный театр. Галочка обратилась за советом к покровителю своего писательского творчества, Алексею Максимовичу, и Горький уговорил «комиссарика» не уходить из литературы. Так определилась её судьба, но через много лет будет она не раз возвращаться в мыслях к этому решению: «А что было бы, если …»...
Четыре года Галина Серебрякова писала свой роман «Юность Маркса» и, закончив в 1935-ом, получила совет от Горького заглянуть в тюрьму. Обратилась она в Наркомат внутренних дел за пропуском, и очень скоро, после ареста мужа, на двадцать лет тюремной жизни и лагерной выдадут мандат «комиссарику». Это случится после смерти Алексея Максимовича, и некому будет заступиться за гонимую женщину. Всё припомнили бывшим троцкистам: и как руководили оппозицией, и как типографии нелегальные создавали. Их дачи, квартиры и вещи достались верным опричникам товарища Сталина. Заклеймили завистники и Галину Иосифовну с её эпохальным романом. Летним вечером ушла она из дома в Баковке со своею матерью, и начались два десятилетия гонения.
* * *
Дожила писательница до своей реабилитации и сочинила ещё несколько романов, но за их издание пришлось написать панегирик товарищу Брежневу и дать обещание не ворошить культ личности Сталина. И она не подвела, сообщила в "Сражении за человеческое счастье" про «щедрые книги» Генерального секретаря «самой гуманной в мире партии». В этом нет ничего удивительного: не одна она в застойное время умильно описывала «выход Л.И. Брежнева». Но и про культ личности написать отважилась писательница, да так законспирировала, что цензура партийная не смогла догадаться.
Поняла давно уже Галина Иосифовна через выпавшие ей страдания, что клевета и беззаконие ведут общество, не сопротивляющееся, к омерзительной пропасти тирании. До конца своей жизни она не забывала, как прижимала к груди справку о реабилитации и дрожала от страха: «Вдруг потеряется?», как «с ураганным сердцебиением» добралась до старинного кладбища и упала с криком сдавленным на сухую землю возле каменных плит: «Дожила! Мамочка моя, милая! Жизнь начинается заново!». Она знала, о чём будет писать в скором времени: ей когда-то Алексей Максимович Горький советовал только то людям рассказывать, что в себе, как ребёнка вынашивала.
За двадцать лет кромешного ада тюрем и лагерей её душа многое вынесла. В феврале 1956 года, уже приготовившись умереть от голода, написала Галина Иосифовна о том, как её незаконно преследовали, и отправила с большими трудностями послание в Москву на двадцатый съезд, в Президиум. В докладе Н.С.Хрущёва о последствиях культа личности Сталина слышались новые веяния, и появилась робкая надежда у миллионов репрессированных на своё спасение.
А потом, в жаркий день августовский, на неё смотрели «три десятка глаз» с удивлением: как же эта женщина в штапельном платьице выцветшем не погибла с такими обвинениями?
Она давно уже в справедливость не верила, но разрешили правду говорить наверху, и вся ложь «сгорела дотла на чистом огне истины». Далеко в её прошлом остался страшный год с похоронами Алексея Максимовича, арестом мужа и тюремными мытарствами. Через двадцать лет ученице Горького подарили жизнь, и она надеялась поделиться с людьми своими мыслями. Ей хотелось рассказать о безмерном восхвалении одной личности, предупредить, что культ начинается с невинного славословия, тонкой лести, развивая в правителях тиранию тщеславия. Она познала, как разъедают притворство, ложь и предательство души человеческие, как легко исчезают доверие, признание, и возникают животный страх, предсмертное отчаяние, как переписывается для тирана даже далёкая история, как рождаются мифы в его биографии.
* * *
Писательница задумала цикл «Странствия по минувшим годам», но её останавливали, предлагали одуматься, напоминая, что она, как и все реабилитированные, подписку давала о неразглашении. Галина Иосифовна решила обратиться к главной своей теме – биографиям Карла Маркса и Фридриха Энгельса. В Отделе культуры ЦК решение писать биографии одобрили, но не знали, как помочь Серебряковой вернуться в Москву. Галина Иосифовна хорошо изучила советское право телефонное и попросила только один звонок сделать в приёмную Демичева. Её не хотели принять, ссылались на занятость, но уступили просьбе настоятельной и несколько минут для посещения выделили. И она рассказала на приёме в горкоме, каким безжалостным бывает культ одной личности. Какие пытки применяла опричнина «великого вождя», уничтожая свидетелей и неугодных, как становились «врагами» и «шпионами» герои революции, как превратился лидер государства в беспощадного тирана.
Измученная роком женщина больше двух часов рассказывала про арест мужа, свидетеля страшной ночи ноябрьской в квартире товарища Сталина, когда застрелилась его жена - Надежда Аллилуева. Вспоминала она, как сидела голая в резиновой камере, как бил её нагайкой по груди Абакумов, оставляя на вечную память полосы, как издевались во Владимирском централе опричники, как ждали её смерти, а она отчаянно сопротивлялась, надеясь ещё увидеться со своими дочками. Дрогнуло сердце мужское от услышанных страданий, подняла рука трубку телефонную, и судьба улыбнулась писательнице – спустя две недели она с семьёй уже занимала квартиру в Москве на Кутузовском проспекте.
* * *
Ей очень хотелось написать про свои встречи в Англии, про жизнь в России, раздавленную культом личности, про опасность развития в обществе гипертрофированного тщеславия правителя, но ей не давали бдительные органы: «Что было, то было. Зачем рыться в прошлом и позорить партию? Что особенного в том, что Сталина величали «великим вождём и учителем»? Некоторые философы считают вождизм следствием «ленинизма» – правящая партия выдвигает вождя и наделяет его властью диктаторской».
Но Галина Иосифовна очень хотела, чтобы её услышали, и в историческом романе «Похищение огня» мысли, годами выстраданные, всё-таки были записаны. В диалоге о творчестве писателя Томаса Карлейля появился абзац, в котором она высказала всё, что сама о культе личности думала: «Культ одной личности. Как выгоден он тем, кто рассчитывает получить титулы и богатство. Но сколько неисчислимых бед несёт он народу. Произвол, каприз и прихоть постепенно узакониваются, и вот уже всех тех, кто творит историю, подменяет одна воля, одно имя, доброе или злое, кто может предугадать это? Народ вначале незаметно подталкивают к неведомой бездне, какой является всегда характер человека, получившего бесконтрольную власть в государстве. Десятки случайных влияний, подозрительность и распущенность, усиливающиеся с самовластием, решают подчас судьбы не только отдельных зависимых людей, но и всего народа».
* * *
А впереди, в бликах времени, уже после ухода из жизни писательницы, будут спорить на разных «рингах» знаменитости о культе одной личности: об уважении к правителям, о процедурных моментах, о тревоге перед неизвестностью при грядущей смене лидера. Они знали о нём понаслышке: никто из них не испытал на себе ужаса несвободы и преследований, не представлял, как портят лесть и славословие со временем даже очень порядочных, симпатичных и совестливых правителей.
«Нельзя сравнивать Большой террор и прославление в демократическом обществе» - утверждали они, позабыв, как начиналась деспотия пролетарской партии: почётный караул на Финляндском вокзале, восторженная толпа, броневик, прожектора и зажигающая речь Владимира Ильича Ленина, уважавшего, как оказалось, жизни только своих товарищей. А потом четырёхлетняя Гражданская война и воюющие за правое дело подростки, у которых спустя двадцать лет отнимала жизни тирания одной личности.
Ист. Галина Серебрякова Полное собрание сочинений в 6 т., Материалы Google