Когда просыпается мозг и подает импульс, что надо бы открыть глаза, поднимаю веки и взглядом натыкаюсь на черные колючки волос и загорелое плечо. Процесс осознания занимает всего доли секунды, и я привычно шарахаюсь в сторону, занимая надлежащую половину кровати, не замечая, как вмиг смертельно быстро забилось сердце и застучало в висках, а к ногам прилила кровь, как будто я собрался куда-то бежать.
Твою мать, каждое утро. Каждое утро, когда просыпаюсь с ним, на несколько секунд одна и та же реакция. За прожитые вместе два года. Бля, никогда ему не признаюсь, и, надеюсь, он этого и не узнает. Желательно - никогда.
Выдыхаю и бросаю еще сонный, несмотря на такую встряску, взгляд на электронные часы. Красные 9:56 AM. ****уться, я стал жаворонком? Да ну нахуй.
Подползая обратно к широкой спине любимой Бабайки, обнимаю его, слыша мычащее кряхтение, и кладу подбородок на теплое плечо, смачно зевая. Зарываюсь в ставший болезненно родным, что приходится признавать, запах, и уже через несколько минут снова отрубаюсь, согреваемый живым теплом, ощущением защищенности, охраной своего Ноча и одеялом.
А вечером я ловлю его за шею, когда он собирается уходить, и прижимаюсь лбом к его загривку, чтобы, не глядя, представить его глазам характерную только для меня, похожую на невзрачную визитку, пластиковую карточку.
- Что это? - хмурится, немного щуря голубые глаза и глядя на этот предмет перед его носом.
- Подарок, - хрипло, тебе в спину.
Молчание. Гнетущее молчание, и мое замершее сердце, готовое закостенеть, рухнуть в пятки и разбиться на куски металла или стекла. Хотя, скорее, рассыпаться на составляющие цифры: один и ноль.
Екает в груди, когда ты не берешь карточку, когда ты заводишь руку назад, за спину, зачем-то проезжаясь по моему животу по футболке вверх. Немного щекотно, но больше - словно раздевающе. Не просто физически, а психически. Я же почти гол перед тобой, обнажен до предела, открыт до невозможности.
Теплая широкая ладонь и сильные пальцы с немного грубоватыми подушечками останавливаются на моей груди, и я чувствую приступ легкой паники. Догадываюсь, к чему ты это затеял, когда хранимая под футболкой на цепочке металлическая табличка прижимается к обнаженной коже, когда ты надавливаешь на нее, нащупывая, что не составляет труда. Кажется, я готов умереть на месте, и уже отстраняюсь, чтобы сделать это хотя бы в одиночку. Но ты хмыкаешь, довольно, так, что сразу становится на душе тепло, и через секунды мои пальцы вынуждены сжимать пустоту, а не карточку.
Ник разворачивается, упираясь в меня нереальным голубым взглядом.
- От чего?
Блять, Бабай, иди нахрен, и не смотри на меня, не смотри... Но ты же сука такая. Ты же смотришь. Ты не можешь не смотреть. Только вот молчишь. И за это - тебе спасибо. Правда улыбаешься, и счастливо, и самодовольно одновременно, и глазами тоже по мне проходишься. А я краснею. Краснею, бля, хотя не знаю, видно ли ему это, но что чувствует мою неловкость - так это точно.
- От второй квартиры, знаешь же, - буркаю, все еще с лихорадочным интересом глядя в пол и прикидывая наиболее удачное место для того, чтобы провалиться сквозь него при определенной траектории падения.
В конце концов хмыкаю и поднимаю глаза на него. Пол подождет, а этот нет, щас упрется. Неловко пихаю руки в карманы. Блять, и че я не могу нормально поздравить, стремаюсь, как пятилетка в детском садике перед девчонкой...
- С днем рождения, Ник.
Быстрым движением приподнимаюсь на носках и фактически прилипаю к нему, целуя в сухие и покусанные губы, чтобы тут же пихнуть его в живот, когда он только начал отвечать на поцелуй, и активно затолкать его к выходу из дома.
- Вали нахрен! И так весь день нихрена не делал: спал, валялся, жрал, трахался, ванну принимал, в ванной трахался, дань выходному выполнена, пора на работу! Ключ спрячь куда-нибудь. Засекут - я тебя... - ..люблю. - Бабай, собачку зовут в конуру!
При, псина. Тебе приказали «к ноге». Как всегда, в любое время суток твой «хозяин» может это сделать, грех не воспользоваться такой возможностью и не сдернуть тебя с места в твой день рождения.
Интересно, опять на меня или как? Все еще не оставляют своих безуспешных попыток, над некоторыми из которых можно ржать не хуже, чем над фильмом?
- Вот научить тебя вежливости и добрым словам, крысёныш... - ухмыляется, а я криво ему улыбаюсь. Ну да-да, попробуй.
Он замечает загорающийся в красных глазах нездоровый азарт, презрительно фыркает и подхватывает свой черный неприкосновенный футляр, пряча карточку к себе в карман. Все сознание буквально пошатывается.
Взял. Положил. Близко к себе. Принял.
Сердце готово забиться в конвульсиях навалившегося спокойствия, вызывающего нервную дрожь после ощущения дикой опасности, что то, что я ему предлагаю, отдаю, окажется отвергнутым.
Не оказалось.
Еще чуть-чуть - и я рухну прямо тут на пол, потому быстро подлетаю к двери и буквально выпихиваю его из квартиры, захлопывая дверь и приваливаясь к тяжелому темному металлу спиной. Глубоко выдыхая, остаюсь один и только теперь сползаю вниз по вертикальной поверхности массивного железа, позволяя дрожащим ногам подгибаться. Сажусь. Обхватываю. Колотит. Бля, смешно. Усмехаюсь, как придурок. Как сидящий на полу у холодной двери придурок. А в башке одна мысль: он принялпринялпринялпринял. У него мой ключ, два ключа, от мест, где меня запросто можно обнаружить и взять. И во всех смыслах этого слова - только ему одному, чего он все еще не знает. Ухмыляюсь, крепче сжимаю свои колени и прижимаюсь к двери затылком, не подозревая, что с обратной ее стороны темноволосый снайпер согревает спиной холодное железо и сжимает ладонью тонкую пластиковую карточку в кармане, еще хранящую тепло чужих пальцев.
27.5.2011