Лечение Ульриха
Вечер наступил очень быстро. Или, может, день пролетел слишком скоро, потому что Радмила много рабо-тала? Она старалась не заходить в избу лишний раз — по-чему-то становилось неловко. Появлялись какие-то стран-ные мысли, которые раньше никогда не посещали девичью головку. О том, какие широкие у него плечи, как красиво перекатываются бугры могучих мышц на руках, обтянутых старой тесной рубахой. Она никогда не думала, как она устроит свою жизнь дальше. Вообще не обращала никакого внимания на парней, не задумывалась, где она может встре-тить своего суженого. Мать ее никогда не торопила.
— Зоренька моя, да они тебя не стоят, вон ты какая у меня красавица, боярышня, да и только!
Радмила умирала от смеха — нашла боярышню, в лаптях! Но старуха многозначительно намекала, что, мол, придет время, и у нее такие знатные женихи будут! А когда деревенские бабы говорили:
— Ну, красавица! Ну и что? Чего ты так гордишь-ся, Баяна? Князь на ней, что ли, женится? Если и женится, то только лесной! Ведь бесприданница она у тебя!
Под лесным князем подразумевался, конечно, хозя-ин леса — леший. Мать злилась:
— Ничего вы, дуры, не понимаете! Да вы! – тут она останавливалась. Как будто что-то ей застревало в горле, она долго откашливалась. А потом разговор уходил на дру-гие темы — о семье гостьи, об ее болезнях, и так далее. А когда матушка умирала (ее поразил удар), она все время пыталась что-то сказать Радмиле, но ничего нельзя было разобрать. Такая мука была у нее в глазах, и только слезы катились по лицу. Мать глазами указывала ей на сундук. Радмила держала ее за иссохшую руку, покрытую перга-ментной, в бурых пятнах кожей, и кивала головой — мол, все поняла, чтобы успокоить больную. Наверно, что-то до-рогое для матери было в этом сундуке.
— Не переживай, матушка, я все сохраню.
Но мать волновалась и снова скашивала глаза в сто-рону стены, где стоял сундук. Так и отошла, ничего не су-мев объяснить.
После ее смерти было пусто в избе, девушка долго привыкала к одиночеству. Но и тогда, никогда никакие пла-ны на дальнейшую жизнь не посещали ее голову. А потом появился друг — Голуба. Так и шло своим чередом. Пыта-лись деревенские парни заглянуть на огонек. Но она при-пугнула их тем, что лишит мужской силы, если не оставят ее в покое.
— А ну тебя, чертовка! Ну, и сиди здесь, пока мо-хом не покроешься, — злобно брюзжали ее ухажеры.
— Да хоть бы и чертовка, значит, черт мне пара, а не вы! — она вспомнила о своих словах и засмеялась. Вот и черта накликала, ведь ни слова не понимает. Вон сидит, на-хохлившись, даже есть отказался.
— Далеко не уйдешь, если есть не будешь,— де-вушка со смехом показала крестоносцу, как он падает от голода. Тот встал, держась за стол. Матушка моя, да он пошатнулся и упал! Радмила подскочила к нему к нему. Вот напасть! Да у него жар… не помог барсучий жир. Ну, что теперь делать? Думала, что уйдет через пару дней. Девушка попыталась приподнять тяжелое тело.
— Да я весь живот сорву. Встань, прошу тебя, — теребила она его.
Ульрих посмотрел мутными глазами на девчонку — она требует, чтобы он встал с пола. Что с ним? Как же он устал! Она показывает на печь — надо туда лечь. Она пра-ва, валяться на полу не следует.
Цепляясь за девушку, он добрел до лежанки, с тру-дом забрался на нее. Это усилие лишило его остатка сил, тело покрылось липким потом.
— Ну что же мне с тобой делать? Опять возись с тобой?
Расстроенная Радмила уже поняла, что ранение, а потом еще и переохлаждение вызвали воспаление легких. Матушка учила ее, как лечить эту напасть, но всегда гово-рила, что нельзя опаздывать с лечением. А то и травы не помогут! «Но это же враг»! — старалась она себя убедить, но ничего у нее не выходило. Жалость, и еще какие-то не-знакомые чувства мешали ей бросить борьбу за его жизнь. Два человека противоборствовали в ее душе.
— Помнишь бедную Марьяну? А сожженную де-ревню? — говорил один из голосов. Но она смотрела на него и видела больного, измученного человека. И вспоми-нала строгие слова матери:
— Лечить — это твоя забота, а судить — это дело богов.
И Радмила склонилась к милосердию.
«Первым делом надо заварить сбор трав, сбиваю-щий жар. А потом — грудные настои. Да неясно, как там у него с раной»! — девушка отругала себя за невниматель-ность:
— Ведь он же тебя спас! И больной поехал на охо-ту, чтобы у нас было чего есть.
Пока травы настаивались, Радмила решила осмот-реть рану.
Она подошла к лежанке. Подождав, когда кончится очередной приступ кашля, задрала рубаху. Рана не вызывала беспокойства. Значит, жар из-за воспаления в легких. Де-вушка растерла грудь лечебным жиром, и опять какие-то странные мысли закрутились в голове:
— Какое-то у него красивое тело! Я ни у кого не видела таких широких плеч…наверно, крепко обнимает он свою девушку такими могучими руками. А есть ли у него любимая? Говорят, что крестоносцы не любят женщин, а только друг друга! Наверно, врут бабы, как и всегда. Вон какими глазами он на меня смотрит! О чем я думаю? Как он горит! Надо ему срочно выпить отвар, он уже настоялся.
Девушка положила прохладную ладонь на горя-чий лоб Ульриха.
«Совсем как мама! Когда это было?… очень дав-но! Милая мама, как мне нужна твоя любовь! Что я делаю в этой чужой стране. Если б не эта девчонка, я бы замерз в лесу, и только кости, обглоданные волками, белели бы на той поляне. Вот тебе и мечта стать магистром и показать Хильдегард, кого она бросила из-за этих проклятых денег и титула. Бог наказывает за гордыню. Неужели я тут и оста-нусь, в этой чужой земле»? — рыцарь уперся в Радмилу полубессознательным взглядом.
Радмила хотела отнять руку, но мужчина задержал ее и что-то начал шептать.
— Бредит, наверно. Кого-то зовет. Муттер?— нет, меня зовут Радмилой, — она ткнула пальцем себе в грудь.
— А тебя как зовут? Он понял.
— Ульрих,— прошептав запекшимися губами, по-вторил,— Ульрих фон Эйнштайн. Если я умру, прошу тебя передать моим родителям. — И хотя он говорил на своем языке, было ясно, о чем он просит. Сострадание охватило молодую девушку
— Не надо, милый, — она осторожно приподняла его голову, — вот выздоровеешь, сам все скажешь. Ты луч-ше выпей травки. Тебе легче будет! — девушка приложила кружку к его рту. Когда он, захлебываясь, выпил, положи-ла холодную тряпицу на горящий лоб и хотела отойти. Но больной не отпускал:
— Пасибо, Радмила! Не надо уйти! — он взял ее руку своей, мозолистой и жаркой.
— О, ты и по-нашему знаешь! — удивилась Радми-ла.
— Отшен плехо,— пояснил он.
— Тебе надо поспать, — я не отойду, посижу с то-бой.
Большое мускулистое тело Ульриха лежало почти поперек кровати. Было нестерпимо жарко. Он оттолкнул в сторону горячую подушку, и голова его запрокинулась. По всему телу ручьями стекал пот, который намочил под ним простыню, и она стала липкой и противной. Но не было сил сдвинуть тело, хотя бы на пядь в сторону. Оно стало таким огромным. Руки, ноги превратились в громадные бревна стопудового веса. А грудь, как казалось Ульриху, ; в ши-рокую равнину. Даже пальцем нельзя было пошевелить.
Радмила суетилась где-то рядом. Он почти не видел ее, но ощущал ее присутствие каким-то боковым зрением. Вдруг он стал чувствовать, как будто поднимается вверх, под потолок. Он видел этот потолок совсем близко, его ко-ричневые от времени, прокопченные доски, приколоченные к стропилам грубыми коваными гвоздями. И этот потолок не давал Ульриху лететь выше. Он взглянул вниз. Там рас-пласталось на ложе громадное мужское тело. Оно было зна-комо.
— Это мое тело!— осенило Ульриха, и острая жа-лость к этому прекрасному телу пронизала все его существо. Он видел и чувствовал каждый волосок на широкой груди, каждый шрам на молодой коже, каждый мускул на могучих плечах…
— И это все будет брошено в могилу! — Ульрих страдал от неведомой раньше ему жалости.
Все остальные чувства покинули его. Голос Радми-лы и другие звуки удалились куда-то далеко. Весь мир со своими звуками, запахами, цветами, страданиями как будто стал каким-то отрешенным, далеким. Он был словно за тол-стым стеклом.
Ульрих слышал, как плачет Радмила. Со слезами она обкладывала его тело мокрыми тряпочками, стараясь усмирить жар. По ее искаженному от страха лицу он по-нял, что умирает. Но смерть не страшила его. Больно не бы-ло, страшно не было. Лишь минутная жалость к распластан-ному внизу телу пронзила его сознание, да и то отступила. Все больше освобождаясь от реального мира, он теперь уже сам хотел уйти в неизведанное. Радмила с ужасом наблю-дала, как заостряются черты молодого мужчины — был видно, что жизнь едва теплится в нем. Она зарыдала:
— Я не хочу, чтобы ты умирал, мне будет так тяже-ло! Это неправильно, что тебя больше не будет, я не могу больше жить одна в этом безучастном мире! — ей казалось, что если уберет она свою руку, смерть унесет его в призрач-ный мир богини Мары. Так и сидела возле постели, а он все не отпускал руку девушки, пока тяжелый сон не сморил его. Лишь тогда девушка осторожно разжала его горячие пальцы и отправилась спать тоже. Но заснула не она сразу, все думала, что же ей делать.
На следующее утро она снова напоила больного травами. Снова натерла и через некоторое время все повто-рила. Сварила похлебку из косули. Впихнула в него немно-го. Козье молоко с медом отлично убирает кашель. Молоко у нее было, а за медом придется съездить. Надо накормить лошадей, собаку … Она за часок слетает в деревню. Но по-может ли все это?
Когда она вернулась, с одного взгляда на него ста-ло ясно — стало еще хуже. Больной метался в жару и, ка-жется, бредил.
— Радмила! Не бросай меня одного…— девушка среди чужих слов слышала свое имя и понимала, что он просит у нее помощи
. — Господи, а ворон дедушки Земибора?— она схватила нож, отхватила прядку волос. — А ну, молодец, лети что было мочи! — Умная птица подхватила прядку каштановых волос и вылетела в открытую дверь.
И она снова вливала в него свои настои. И мед с молоком. Сама же не могла проглотить ни кусочка.
— И зачем тебе, дураку, дома не сиделось? Чего те-бе не хватало? Что ты хотел у нас забрать? — злилась она, — вот напасть на мою голову! Ведь такой красивый! На-верно, все девки помирали из-за тебя… Долетит ли этот ворон, и сколько дедушке надо идти? А вдруг он не успеет? — слезы снова полились у нее из глаз.
— Я устала терять… — то отец умер, то матушка! — она не хотела даже себе признаваться, что привязалась к этому чужому человеку. Страшилась той минуты, когда смерть заберет его в мир Нави. Радмила совсем запуталась, какого бога просить — своих богов или его бога, Христа и его мать. И молилась и всем сразу, и по очереди.
— Крышень, мой дорогой! Дева Мария! Помоги-те…. зачем ему так рано умирать? Я так намучилась от всех этих бед! Ведь никогда ни о чем вас не просила!— так, за-плаканная, она и задремала, сидя на лавке возле лежанки и положив на нее голову. Очнулась она от чьих-то шагов.
— Дедушка Земибор! Слава богам!— подхватилась Радмила.
— Я, кто же еще милая. Ну, что там у тебя? — ска-зал старик
— Не могу я его вылечить, не умею! — прошептала она.— Матушка не всему меня научила.
— Ладно, неси все запасы матери. Будем спасать, — дед пересмотрел все, перенюхал, отложил что-то и стал смешивать. Потом сказал:
— Держи его голову, да смотри, чтобы и капли не пролилось, а то мера будет не та.
Потом старик, взяв небольшой бубен, присел возле больного и стал петь какую-то странную песню. Голос его вибрировал. Он отбивал ритм на бубне, то медленно, то ус-коряя его. И его песня в такт бубну то затихала, то усили-валась — голос старика поднимался все выше и выше. На-конец все закончилось.
— А ты везучая… Еле выпросил его у богов. Не хотели они вначале... Сильно гордый он! — у старика лоб был покрыт бисеринками пота.
А Ульрих в это время видел необыкновенный сон. Прекрасная женщина в необыкновенном белом платье, как будто сотканном из сверкающего лунного света, с алмазной короной на роскошных золотых волосах, выплыла из стены бедной Радмилиной избушки. В руках у нее был светящий-ся скипетр.
— Богиня Майя, Майя! — тихий восторженный шепот раздавался со всех сторон. Все живое, весь мир яви приветствовал свою повелительницу!
— Зачем ты меня потревожил, волхв Земибор?— она провела перед закрытыми глазами Ульриха призрачной рукой и он, не поднимая тяжелых век, увидел седого как лунь старика, одетого в длинную белоснежную рубаху и белоснежный плащ. Глаза у него излучали такую необыкно-венную любовь и жалость, такое сострадание к Ульриху, что у того от переполнивших его чувств покатились слезы из-под закрытых век.
— Прости этого человека — он суженый дочки нашей Баяны. Он отстрадал свои ошибки. И, потом, Майя, разве не ты поставила его в такие условия? Не будь так су-рова, могучая богиня! — старик протянул просительно ху-дые руки.
— Каждый выбирает сам свой путь. И богиня Майя здесь не причем. Она лишь следует его выбору, расставляет декорации, усиливает ощущения, делает выводы из его тай-ных подсознательных желаний!— богиня не размыкала губ, а слова отпечатывались в голове Ульриха. Потом она вдруг оказалась возле его постели, прекрасная рука опустилась на его горящий лоб.
— Я хочу с тобой поговорить. Все зависит от твоих ответов. Ты сам пошел в орден. Сам сделал первый шаг, сделав выбор.
— Я не мог поступить иначе. Бедность дохнула мне в лицо своим леденящим дыханием!
— Ты мог сделать и другой выбор. Пусть он пока-зался бы тебе сложнее, пусть был бы тернистым! Но ты взял в руки меч! Ты пошел убивать! Ты надеялся, что страдания достанутся другим. А ты получишь деньги, славу, удоволь-ствия.
— Но так поступили многие!
— Многие, но каждый одинок на суде перед Все-вышним. И каждый ответит сам за свой выбор. Все не так просто. Взял — и убил. И на этом свете есть ответ, тем бо-лее там, в мире Прави.
— Другим повезло!
— Майя это все, иллюзия. У них нет счастья. Они заложники греха. Они обречены. Вот и ты на грани смерти. Ты понял хоть что-нибудь? Есть ли необходимость про-должать жизнь?
— Я хочу попробовать еще. Прошу простить меня.
— Ты пришел на чужую землю с мечом. Ты пришел убивать, чтобы захватить чужую собственность, землю, тебе не принадлежащую…Отнять у этих людей все…
— Прошу… Не надо… Я знаю…
— Живи, несчастный! И помни — будешь держать ответ перед великой Сваргой. Я тебе дам возможность все исправить…
Призрачное видение богини как будто растаяло. Ульриха охватил глубокий целительный сон.
Вдруг он вновь ощутил себя на кровати. Было очень холодно. Сильный озноб бил все тело. Зуб на зуб не попа-дал…. Радмила накрыла его овчинами и еще какими-то теп-лыми вещами. Принесла горький отвар пахучих трав. Запла-канные глаза ее стали потихоньку просыхать. Она все время что-то шептала и суетилась возле Ульриха.
Волна жалости подкатила к горлу рыцаря.
«Она так старалась, так плакала, когда я умирал», — думал он, — «зачем я ей? Проще было тогда бросить ме-ня в лесу»! Краем глаза он наблюдал за славянкой.
«Как нежны ее прикосновения, как она добра, как красива»,— нестройной чередой плыли мысли Ульриха. .
— Дедушка, уж не знаю, зачем я тебя потревожила, ведь он наш враг! — прошептала девушка.
Старик поднялся и подошел к лежанке.
— Будет жить. Пусть лежит на печи… подтапливай ее понемногу. Да, вот три маленьких пузырька. Давай раз в день, смотри, не пролей! И конечно, мед. Пои травами — все ты делала правильно. Но тебя боги не слышали — ведь нагрешил твой суженый, — старик сел за стол.
— Ну, покорми с дороги!
Покраснев, Радмила встрепенулась:
— Ну, что ты, дедушка, говоришь! Как тебе не стыдно такое сказать! Какой он мне суженый! Прохожий он! Матушка учила — надо всем помогать! А покормить — я сейчас… У меня и каша, грибы соленые, и мясо впечи томится.
Сели они за стол, и так хорошо стало на сердце у измученной девушки, как будто опять и отец жив, и матуш-ка вовсе не умерла. От старого Земибора шло громадное тепло — все плохое отходило.
Что он за человек? А, может, и не человек вовсе, а святой…интересно, сколько же ему лет?
— Не помню, милая. Да и зачем тебе обо мне, ста-рике, думать. Ты вот лучше о нем помысли, ой, не простая у тебя судьба. Ладно, давай спать.
Старик, кряхтя, пошел к лавке.
Пораженная ясновидением старика, Радмила ос-толбенела. Но потом спохватилась и захлопотала: — Нет, дедушка. Ты ложись на кровать! — накрыв старика теплым одеялом, она подошла к лежанке, потрогала лоб и замерла в удивлении: с больным произошли разительные перемены: дыхание стало ровным, жар спал, черты лица разгладились — он спокойно спал.
Ульрих проснулся, когда солнце давно уже взошло. Хотел встать, но пошатнулся.
Страшная слабость не давала ему возможности да-же двинуть рукой или ногой.
— Что со мной? Я так разболелся, — громко, как ему показалось, позвал:
— Радмила!— сиплые звуки едва вырывались из горла. Но в груди полегче, и кашель послабее. Прошлый вечер он вообще не помнил. Только почему-то становилось не по себе: перед глазами стояло лицо незнакомого старика в белоснежной одежде со сверкающими глазами. Может, он побывал на том свете? Но, если он умер, почему он оказался опять в этой избе? Потом мысли потекли в другую сторону. Как там братья по ордену? Не ищут ли они его? Может, ду-мают — утонул в этом чертовом озере? Кто же еще остался жив?
А Радмила, проводив старого ведуна, вернулась в избу. Мужчина сидел на лежанке, зеленые глаза его следо-вали за ней.
— Ульрих, ты будешь есть? Вот, выпей дедушкино снадобье и поешь. Я напекла блинов. А, может, щей на-лить? Тебе надо есть мед в сотах. Козье молоко тоже надо пить, оно тебя быстро на ноги поднимет, — девушка весе-ло щебетала, радуясь, что он стал потихоньку черпать лож-кой кислые щи. — Ведь тебя друзья ищут, я думаю! Надо побыстрее вылечиться!
После завтрака она стала его растирать. Глубокое умиротворение нахлынуло на рыцаря.
«Надо будет отблагодарить ее за помощь. Но как же все-таки она красива! Жаль, что язычница. А то он бы за-брал ее из этого дикого леса. И как же никто не тронул, та-кую красавицу? Хотя откуда он знает, может она давно и не девственница? Но какая безобразная одежда у этих славя-нок! Неясно, что там за этим балахоном»! ; Он засмеял-ся. Определенно, он выздоравливает — при мысли о том, какое там тело у этой девушки, у него припекло в паху.
Да, давно я уже не спал с женщиной. Хорошо бы ее уложить в постель…. такой красотки никогда не встречал. Но все-таки я не негодяй. Она дважды спасла мне жизнь. А если предложить ей деньги? Но как? Она же ни одного сло-ва не понимает по-немецки! Вот почему она мне помогала? Вначале шипела как змея, а потом стала лечить. От этих женских вывертов голова идет кругом. Вот с мужчиной проще, — если нет — значит, нет, а не да, как у них. И все-таки долго не выдержу. Да кто она такая, обычная кресть-янская девушка! Должна быть рада, что ее возьмет к себе в любовницы немецкий рыцарь! А может, ей нужны деньги?
Когда Ульрих решил, что Радмила согласится стать его любовницей, настроение сразу улучшилось.
Но вначале надо подлечиться!
От скуки Ульрих стал развлекать себя воспомина-ниями о крестовом походе. Вспомнил буйные развлечения рыцарей храма, крестоносцев-тамплиеров — соседей тев-тонов по замку Атлит. Иногда и они, рыцари-тевтоны, при-нимали в этих пирушках участие, если комтур был в отъез-де. Пьянки, оргии. Гаремы, захваченные у восточных вельмож, и доставшиеся им, крестоносцам. Только больно смуглы сарацинские девки. Да и слишком покорные, боя-лись их как огня, и быстро надоели.
Да, хорошо повоевали за храм господень!
«Интересно, а она быстро надоест»? — он уже не сомневался, что обольстит девушку. Наука старого Хариша здорово ему пригодилась, когда их с Георгом и Бруно пере-вели в Германию — они обучились в школе бога Камы та-ким штучкам, что цивилизованные женщины не могли ус-тоять, не то, что эта юная дикарка. Она будет довольна!
А Радмила и не подозревала, что за мысли бродят у ее больного в голове. День опять пролетел, переполненный работой. Вечером снова заставила выпить целебные настои. Опять растирание. Вдруг он взял ее руку и тихонько поце-ловал. Она вскочила как ошпаренная:
— Зачем ты это делаешь?
— Пасибо, Радмила!— и вдруг его рука осторожно легла ей на грудь.
— Больно быстро ты выздоравливаешь!— она вскочила и выбежала на улицу.
«Что со мной, по рукам надо надавать, так ведь бо-лен он еще»!— посидела немного, успокоилась. — «Дай-ка, зайду я к Голубе»! Любимица-кобыла приветствовала ее тихим ржанием.
— Может, тут, с тобой остаться?— и она с ужасом вспомнила насильников, их быструю смерть. — Нет! Тут еще пахнет кровью. Вот дела, и тут нельзя, и домой нельзя! Подожду, когда уснет.
Через пару часов тихонько пробралась в избу. И быстро юркнула в кровать. Даже не решилась взглянуть, спит он или нет. Да и чего смотреть, тишина говорила сама за себя.
Но ее подопечный не спал. Бессонница одолела Ульриха. Когда стало немного легче, у него в голове встали всплывать странные видения: то прекрасной богини, то ста-рика в белоснежной одежде. Они о чем-то спорили, как вспоминается, из-за него, Ульриха. Старик просил богиню сохранить жизнь рыцарю, она же упрекала Ульриха в не-правильном поведении. Он обещал измениться, если ему дадут такую возможность. Да, он постарается больше нико-му не причинять зла без причины, и поднимет меч лишь в том случае, когда ему или его друзьям будет угрожать опасность. Многие полегли от его руки. Правда, убивал он лишь в сражениях, никогда не обижал слабых и безоруж-ных. Потом воспоминания нахлынули на него, и он стал перебирать все события своей недлинной, но насыщенной приключением жизни.
Тевтонский орден
Германия, город Магдебург, 1236 год
Наконец начало светать. Воздух наполнился неяс-ными сумеречными тенями, звезды стали гаснуть, словно они уходили куда-то в глубь неба. Замок Марбург еще не проснулся. В предрассветной мгле его темные стены грозно нависали над зелеными водами рвов ; зловеще для недру-га, и приятно для того, кто здесь родился. Прошло еще не-много времени, и кроваво-красная заря показалась на восто-ке. Ульрих остановил коня у места, куда опускался мост и, заложив пальцы в рот, озорно свистнул, пытаясь пересилить громкий щебет птиц, приветствующих наступление нового дня. Сонный стражник выглянул в узкое окно на самом вер-ху одной из приворотных башен и, тряхнув взлохмаченной головой, исчез в недрах механизма подъема моста. С над-рывным скрежетом широкое полотнище моста поплыло вниз, конь младшего сына барона фон Эйнштайна принялся нетерпеливо гарцевать. Сын барона вернулся слишком рано, ; юноша не захотел ночевать в придорожной таверне и провел всю ночь в седле на опасной лесной дороге. Матуш-ка будет очень недовольна таким безрассудным поведением дерзкого Ульриха. Сколько уж говорено ему, что следует быть осмотрительней! Но младший сын унаследовал бес-страшный нрав отца баронессы и мог запросто отправиться в самое опасное путешествие без сопровождающих. Юноша был высокого роста, широк в плечах, и для многих было достаточно одного его горделивого взгляда, чтобы отбро-сить всякие дурные намерения. Дед не зря потратил многие годы на воспитание своего любимца, и Ульрих мог мгно-венно выхватить кинжал или нож, чтобы нанести молние-носный смертельный удар. Правда, никто еще не осмелился ощутить на себе его гнев, но руки молодого аристократа так и чесались, чтобы продемонстрировать свою силу и лов-кость. Пока же только с помощью затупленного меча обра-щал он своих «противников» в бегство, а настоящие разбой-ники не встречались на его пути.
— Ну, что так долго возишься, Ганс! — закричал Ульрих, но стражник развел руками, показывая хозяйскому сыну, что в замке все еще спят, и не стоило бы орать на всю округу.
Ульрих только махнул рукой и натянул поводья. Трой вздыбил свой роскошный черный хвост и стал выша-гивать по дубовым доскам, как будто он был цирковой ло-шадью, а не боевым рыцарским конем. Ульрих, когда Трой был еще жеребенком, баловал своего коня, принося ему сладости со стола, и Трой отвечал своему хозяину предан-ной любовью, чувствуя и каждое его желание, и каждую мысль.
Замок спал, и Ульрих, проходя узким коридором, постарался не шуметь, чтобы не разбудить родителей, уж больно сладкий храп раздавался из их спальни. Молодой человек поднялся на третий этаж, и уже совсем было на-правился к своей комнате, чтобы насладиться крепким ут-ренним сном на мягкой перине, заботливо взбитой служан-кой. Но его внимание привлекли скрип кровати и стоны, раздающиеся из спальни его брата, Генриха.
— Вот гуляка, — с завистью подумал Ульрих, — уже притащил себе девчонку из села и наслаждается, пока родители спят…
Дверь в комнату Генриха была слегка приоткрыта, Ульрих не удержался и заглянул туда. Его взору предстала восхитительная женская спинка. Девушка восседала на Ген-рихе, которого и видно не было в перинах и подушках, толь-ко узкие босые ноги брата дергались в такт движениям лю-бовницы. Молодая женщина вскинула изящные руки, по-правляя рассыпавшиеся по плечам длинные волосы, и скло-нилась, осыпая поцелуями своего любовника. Но Ульрих оступился, дверь, за ручку которой он держался, резко скрипнула. Девушка оглянулась, и у Ульриха спазм сдавил горло, ноги молодого человека подкосились, а на спине вы-ступил холодный пот.
— Хильдегард! — прохрипел он.
Возлюбленная Ульриха взвизгнула и, соскользнув с Генриха, юркнула за высокую спинку кровати, сверкнув голой попкой.
Ульрих никогда не видел обнаженные ягодицы сво-ей избранницы, но такая милая картина вызвала в нем толь-ко очередной приступ ярости. Он был не тем человеком, кто очень осторожно обдумывает свои действия, и в следую-щее мгновение сидел верхом на брате вместо Хильдегард, осыпая его ударами тяжелых кулаков.
— Сволочь, — кричал обманутый жених, — это было твое последнее удовольствие! Я убью тебя!
— Фрау Эйнштайн! — истошно закричала неверная невеста из своего укрытия, — фрау Эйнштайн!
— Молчи, сука, я еще и до тебя доберусь, — зары-чал Ульрих, размазывая кровь брата по вспотевшему лбу.
; Не смей оскорблять мою невесту!; возмутился старший брат.
; Что за шум спозаранку? ; дверь распахнулась и на пороге показалась невысокая фигура барона Конрада, хозяина замка.
— Госпожа баронесса, госпожа! — входная дверь спальни барона и баронессы фон Эйнштайн с грохотом рас-пахнулась, и молодая девушка, одетая в коричневое домо-тканое платье, появилась на пороге.
— Ну, чего ты кричишь, Бригитта, ведь еще так рано! — баронесса фон Эйнштайн, немолодая рослая жен-щина с аристократическим, хоть и немного увядшим лицом, недовольно приподнялась с подушки.
— Госпожа баронесса! Идите скорее в спальню господина Генриха, а не то ваши сыновья поубивают друг друга!
— Святая Варвара! Ульрих уже вернулся? Что про-изошло? ; вскочила баронесса с постели.— Ну, Бригитта, рассказывай, что случилось! ;
Они бросились к лестнице, ведущей на третий этаж.
— Я не знаю! Господин Ульрих закричал на госпо-дина Генриха, а потом ударил его кулаком в лицо. Господин Генрих ответил тоже ударом, и тут началось!
— А где мой муж?— тучная баронесса едва поспе-вала за молодой служанкой.
— Господин барон уже там и послал меня за вами, он не может их остановить!
Когда запыхавшаяся баронесса вбежала в спальню старшего сына, перед ней предстала такая картина: рослый Ульрих, красивый парень с искаженным злобной гримасой лицом, оседлав полноватого невысокого Генриха, остерве-нело молотил кулаками по его окровавленному лицу.
— Вот тебе, толстая свинья, за гнусное предатель-ство! Разве подлец может быть хорошим бароном? А вот еще — за Хильдегард! Хотя эта дрянь тебя стоит!
Небольшой пожилой мужчина бегал вокруг, тщетно пыта-ясь остановить драку.
— Ульрих! Немедленно слезь с него! Ты ведь зна-ешь, что он слабее тебя! Конрад, что ты за отец! Не требу-ешь к себе уважения! — рассерженная баронесса пыталась прекратить дикую драку, наконец, ей это удалось.
— Я приказывал им прекратить драку — бесполез-но… Он тебе еще не все сказал, Берта, — старик вытер сле-зинки, которые скатились из его глаз. Старый барон дер-жался как мог:
— Наш сын покидает нас, он хочет стать одним из братьев Тевтонского ордена, а это означает, что мы его по-теряли навсегда. Я не могу его убедить. Увы.
— Ульрих! Почему ты так с нами жесток?! Ты же не привык скудно жить! Что тебя там ждет? А если тебя убьют? Я этого не перенесу! Прошу, останься, сынок! — женщина обняла сына и заплакала.
— Вы, мама, тоже были со мной жестоки, когда да-вали согласие на брак брата с Хильдегард. Вам было хоро-шо известно, что она была моей невестой, и брату тоже... А эта …Я не знаю, как ее после этого назвать! Ее интересует только богатство и роскошь! Вы думаете, она любит брата? Она же клялась мне в любви! Стоило мне отлучиться на месяц, как она меня забыла. Ну конечно, зачем ей бедный Ульрих, когда у него есть старший брат, который когда-нибудь все унаследует! Просить моего присутствия на их свадьбе — это жестокая насмешка! — юноша с неприязнью посмотрел на брата.
— Но, Ульрих! Кто же виноват, что такие законы! Не мы их принимали! Послушай, у меня тоже в молодости был молодой человек, которого, как мне казалось, я любила, но нам не позволили пожениться мои родители. Я тогда вышла замуж за твоего отца. И ни разу за тридцать лет не пожалела об этом. Найдешь себе другую девушку! Может быть, немного попроще, не такую красивую, как Хильде-гард, но, возможно, она будет лучшей женой. Думаешь, тебе принесут счастье гордые красавицы? Лучше выбрать себе добрую хорошую девушку, которая будет тебя любить. Ведь столько девушек на тебя заглядывается! А насчет Хильдегард? Я не вполне уверена, что твой брат сделал хо-роший выбор. Но мы с отцом не смогли перечить твоему брату. Он сказал, что будет очень несчастен, если мы не разрешим им пожениться. И девушка утверждает, что очень любит его. Его, а не тебя, Ульрих! — баронесса повысила голос.
— Вы думаете, из-за нее? Нет, не в этом дело! Я больше не хочу быть в тени своего брата. Я выбрал свой путь, где не будет места ему. Этот толстяк с трудом взбира-ется на лошадь. Какой из него барон? Ладно, пусть! Он старший, ему все достанется по закону! Я же сам добьюсь всего в жизни, чтобы эта алчная дрянь поняла, кого она по-теряла! А вы не переживайте! Скоро у вас будут внуки. Все прекрасно! Молодая хозяйка. Нечего больше и желать!— Ульрих громко и презрительно усмехнулся
— Ты еще не осознаешь своего поступка, Ульрих. Но это твое решение! — сказал ему отец с горечью.
— Помирись с братом, Ульрих, он не виноват, что девушка выбрала его Мы с отцом уйдем из жизни, у тебя будет только он из родных. Надеюсь, ты одумаешься и ос-танешься дома. И брата расстроишь своим уходом, — ба-ронесса умоляюще посмотрела на сына.
— Не думаю, что он сильно расстроится! А если даже и так, настроение его скоро улучшится перед таким событием! Как же! Он получил красавицу Хильдегард. Весь город ему будет завидовать. Простите меня, отец и мама! Если я не прав…— Ульрих расцеловал на прощанье своих родителей и направился к выходу.
— Конрад, а что если мы больше не увидим нашего мальчика?— пожилая женщина заплакала на плече мужа.
— Не плачь, жена, ты забываешь, что наш сын уже не мальчик. Он хочет доказать, что он настоящий мужчина, это его право…— барон старался не показывать своего по-давленного настроения жене.
— Отец! Если ты хочешь хоть что-то для меня сде-лать, попроси своего друга барона фон Гессена дать мне рекомендацию гофмейстеру Тевтонского ордена. Если не захочешь мне помочь, пройду сам весь путь от простого брата до командора ордена, просто это будет дольше! Я уезжаю в Андернах. Пойду укладывать вещи. Хотя, мне почти ничего не понадобится, ; юноша вернулся, подо-шел к отцу и взял его руку. ; Можно, я возьму с собой Отто? И трех лошадей
— Да, конечно, сынок! Ты должен помнить, что мы тебя любим. Когда-нибудь ты поймешь, что, согласившись на брак твоего брата с этой девушкой, мы поступили исходя из твоих интересов. И помирись с братом, прошу тебя! — отец обнял сына. Сильное волнение отразилось на лице ста-рике, покрытом глубокими морщинами.
— Ни за что! Даже не просите меня, отец! Я еле сдержался, чтобы не задушить его. О ней я даже думать не могу, у меня внутри все клокочет!— юноша оттолкнул от-ца.— Все, пора собираться! — и быстро вышел из комнаты
— Ты не передумал, Отто? Не думаю, что мы еще с тобой скоро сюда вернемся — Ульрих похлопал по плечу растерянного парня.
— Что вы, господин Ульрих, я тоже имею честолю-бие. Хочу стать оруженосцем в Ордене. А мы одни едем?
— Нет. Георг фон Валленберг едет с нами, и слуга у него хороший парень. Зовут его Хельмут. Вы подружи-тесь. А как же Бригитта? Не жалко бросать ее?— молодой человек с усмешкой посмотрел на слугу.
— Это очень хорошо, что они с нами едут! А Бри-гитта… Конечно, жаль ее. Но что же, мне так и оставаться конюхом? А девушек всюду много, и я не буду давать обета отказываться от их любви, я же не такой герой, как вы, — веселое лицо парня расплылось в улыбке.— Я сейчас, мой господин! Мигом!
— Возьми еще черного коня! — смеясь, крикнул ему вдогонку Ульрих. Ему всегда нравился этот пылкий белобрысый юноша.
Тяжело заскрипели массивные цепи, и мост опус-тился, открывая дорогу в новую жизнь. Маленькая каваль-када неспешно спустилась с высокого холма, на котором располагался замок Марбург — наследственное владение баронов Эйнштайн. Ульрих в последний раз окинул взгля-дом стены своего родного дома. Через некоторое время он пять раз решительно скажет «да», представ перед лицом Великого магистра.
У окраины Магдебурга их ожидали два человека — закадычный друг Ульриха, Георг, третий сын небогатого барона фон Валленберг, здоровенный парень с рыжеватыми волосами. Он сидел на нетерпеливо переступавшем ногами крупном гнедом жеребце. Веснушки, сплошь покрывающие широкое красноватое лицо, небольшие глаза с короткими рыжими ресницами, полное отсутствие денег и каких либо перспектив на появление их в будущем — все эти огромные недостатки, по мнению магдебургских девушек, и заставили молодого человека выбрать судьбу воина. Теперь он сам будет выбирать себе женщин, не особенно считаясь с их желаниями. Да и деньги рыцари не считали по копейке. Их с Ульрихом ждала великолепная жизнь!
Рядом на небольшой каурой кобылке гарцевал его слуга Хельмут, весьма пронырливый услужливый паренек, цель которого была разбогатеть и, вернувшись домой, за-няться торговлей, к чему у него было призвание — он про-исходил из семьи небогатых торговцев.
— Ну что, в путь?— спросил Ульриха друг. — На-до спешить, а то не успеем к назначенному сроку.
— Да, конечно! Не волнуйся, спустимся по реке на барже.
Пришпорив лошадей, будущие воины Храма по-скакали по широкой пыльной дороге, ведущей к новой пре-красной жизни.
Германия, город Андернах, 1236 год
Голубая лента Рейна причудливо петляла между обширных полей. Легкий ветерок принес запах созревшей пшеницы. Кое-где уже начали убирать урожай, на зеленом пригорке возле реки пестрыми пятнышками были разбро-саны пасущиеся коровы и овцы. Картина была мирная и идиллическая.
— А вот и Андернах!— указал на появившиеся из-за высоких деревьев могучие крепостные башни бородатый хозяин большой транспортной баржи. Здесь, на многочис-ленных мешках свежеубранной пшеницы, сидели в задум-чивости два будущих тевтонских рыцаря, Ульрих и Георг. На душе было неспокойно
И в самом деле, на фоне голубого неба перед вос-хищенными глазами юношей предстали две башни мощного замка. Одна, квадратная, была повыше и тоньше другой, круглой. Башни соединяла внушительная крепостная стена.
— За этой стеной и закончится ваша юность, госпо-да,— не унимался разговорчивый баварец.
— И то верно,— подумал Ульрих и продолжал мол-чать.
Видя, что разговор не получается, лодочник затих и только молча направлял баржу к небольшому причалу из черных досок.
— Благодарю! — сказал Ульрих, бросил монету лодочнику, и друзья бодро зашагали по скрипучим доскам на берег, не дожидаясь другой баржи, на которой находи-лись оруженосцы с лошадьми Неширокая, мощеная круп-ными камнями дорога привела их к большой башне у широ-кого рва. Одинокие желтые листья на застоявшейся поверх-ности воды напомнили о приближении осени. На воде отра-жались три арки прочного каменного моста, ведущего в крепость. Подъемный мост был опущен, но Ульрих задер-жался у входа. Высоко над его головой развевалось полот-нище большого штандарта. На белом фоне в венке из замы-словатых фигур трепетал черный двуглавый орел.
— Да, его высочество Фридрих Второй прибыл с визитом в Андернах, — бодро сказа стоящий у ворот охран-ник, закованный в стальной панцирь. Он показал оттопы-ренным большим пальцем вверх на штандарт и вопроси-тельно посмотрел на Ульриха и Георга.
— Ульрих фон Эйнштайн, Георг фон Валленберг, — правильно отреагировали молодые люди.
Ульрих не совсем уверенно добавил,— прибыли для вступления в ряды Тевтонского ордена.
— Это хорошо,— подбодрил его стражник,— тогда вам, парни, туда.
И он показал пикой на узкое, серое здание с зало-женными кирпичами арками. Назначение его было не со-всем понятно. Лишь несколько небольших окон под самой остроконечной крышей неравномерно расположились на обширной стене.
— У нас сегодня важные особы, — добавил страж-ник, — сам Великий Магистр Герман фон Зальца гостит в нашем замке, заодно и примет участие в приеме кандидатов в орден.
Открыв широкую и низкую, дубовую дверь, Ульрих попал в узкий внутренний дворик.
— Вам следует пройти сюда, господа — вежливо сказал худой высокий монах, прочитав рекомендательное письмо Ульриха и Георга. ; Другие кандидаты уже при-были.
Друзья вошли в большую комнату с многочисленными ду-бовыми скамьями, по всей вероятности, приемную. Не-сколько узких окон под самым сводчатым потолком скудно освещали зал. Здесь было с десяток молодых людей, уже успевших между собой перезнакомиться. Появление новых лиц вызвало всеобщее внимание.
— Ульрих фон Эйнштайн, Георг фон Валленберг,— представились прибывшие и замерли.
— Похвально, господа,— сказал кудрявый брюнет и поудобнее расположился на скамье, забросив нога за но-гу,— можете присесть.
Его тон почему-то не понравился Ульриху, но все же он пристроился на скамье.
— Бруно де ла Дийон, — представился брюнет.
— Так и есть — наглый франк,— подумал Ульрих.
Было что-то несправедливое в том, как вел себя этот Бруно, как будто Ульрих приехал к нему в Орден, а ведь он такой же новобранец. Захотелось врезать ему хоро-шенько, чтобы съехала наглая ухмылка с бледной аристо-кратической физиономии. Но формального повода не было. Все как бы в рамках приличия.
— А откуда вы родом, Ульрих?— продолжал фран-цуз.
— Магдебург,— односложно ответил немец, но в словах его уже можно было уловить недовольство.
— Там, наверное, разводят свиней?— улыбнулся Бруно, указывая тросточкой, которой он вертел в руках, на кусочек навоза, приставший неизвестно где к сапогу Ульри-ха.
— Этот кусочек прицепился в Дийоне, где я был проездом,— уже жестче отвечал молодой человек,— я уже успел заметить, что свиней там значительно больше, чем где-либо.
Румянец с розовых щек Бруно залил все его лицо. Он резко встал и ответил:
— Я с удовольствием расскажу вам о своей родине наедине, если вы соизволите пройти со мной.
— Георг, подожди здесь!— поднялся со своего мес-та Ульрих.
Присутствующие с интересом наблюдали за разви-тием разговора. Но двое молодых людей, подобрав полы плащей, двинулись к дверям. На пороге они подчеркнуто вежливо уступали дорогу друг другу, что вызвало смех в зале. Наконец Ульрих шагнул первым.
— У него нет шансов, — подумал он, оценив рост и вес противника.
Они отошли подальше от главного здания и оказа-лись около хозяйственных построек.
Зайдя в какой-то сарай, в его темном углу молодые люди без лишних прелюдий скинули плащи и закатали ру-кава. Француз выставил кулаки вперед, явно опасаясь здо-ровенного немца, а Ульрих нарочито принял свободную стойку, всем своим видом показывая превосходство. Видя, что их общение затягивается, Ульрих размахнулся правой рукой, чтобы нанести сокрушительный удар прямо в левый глаз наглецу. Казалось, удар неминуемо собьет Бруно с ног, а заодно и всю франкскую спесь. Но в тот момент, когда кулак уже засвистел у скулы, француз вдруг развернулся спиной к Ульриху и шагнул к нему, схватил обеими руками за разящую руку и одновременно правой ногой подсек ногу немца. Оба претендента в рыцари с грохотом повалились на груду каких-то корзин, наваленных в углу. Из этих корзин, громко закудахтав, вылетели потрясенные куры.
Из этого же угла выскочила девица с подоткнутой юбкой, видимо, только что присевшая с другой стороны груды по нужде. Не успев привести себя в порядок, она, голозадая, так и бросилась прямо через тела «титулованных особ».
Бруно не выдержал и громко рассмеялся. Не смог долго хмуриться и Ульрих. Он встал первым и подал руку французу.
— Впрочем, если я не прав, могу принести извине-ния, — смеясь и отряхивая с одежды Ульриха перья и соло-му, сказал Бруно.
— Можешь меня звать просто Ульрих, — протянул ему широкую ладонь немец, — а насчет свиней я погоря-чился.
Спустя несколько минут свежеиспеченные друзья с шумом ввалились обратно в приемную и уселись на скамьи под недоуменные взгляды остальных кандидатов в братья Тевтонского ордена..
— Достопочтенные рыцари,— в зал вошел богато одетый господин лет сорока, — прошу вас расположиться в отведенных для вас комнатах и отдохнуть. Великий Ма-гистр назначил вам аудиенцию на завтра пополудни.
В тишине сумрачного костела потрескивали много-численные свечи. Из-под резных темных сводов святые и ангелы взирали каменными пустыми глазами на новобран-цев. Их как-бы ожившие от колебания теней суровые лица заглядывали в самую глубину души Ульриха. Они как бы спрашивали — а чисты ли твои помыслы? Веруешь ли ты всем сердцем? Будешь ли ты настоящим братом?
Наконец резкий голос Великого Магистра разорвал скорб-ную тишину:
— Сейчас каждый из вас предстанет перед капиту-лом. Вы должны будете приветствовать капитул и, сложив руки, преклонить колени перед тем, кто на нем председа-тельствует. Затем вы произнесете слова, о которых вам го-ворили. Прежде чем произнести эти слова, вы должны со всей серьезностью обдумать предстоящий поступок. Брат Даниэль уже ознакомил вас с уставом Ордена и суровыми условиями жизни, которые ждут вас.
Великий магистр Герман фон Зальца окинул при-сутствующих суровым взглядом.
— Еще не поздно отказаться и удалиться отсюда. На этом этапе никто не осудит вас. Но, сделав следующий шаг, вступив на путь служения Господу нашему в рядах братства, вам уже не будет пути назад. И братья спросят с вас со всей строгостью за ложь и грехи ваши.
Магистр замолчал. Ничто не нарушило тишину под сводами храма. Только где-то, вдали, на солнечной площади города, в другом мире эфемерно слышались детские голоса и пение птиц.
Рыцари чувствовали, что прежний мир с его радо-стями и страданиями, с любовью и ненавистью остался уже там, за порогом храма. И пути назад уже не будет.
— Да благословит вас господь, дети мои,— пере-крестил магистр новобранцев и огласил. — Собравшись с мыслями и приготовившись, вам надлежит в час по полудни явиться в капитул для совершения обряда посвящения.
Через час рыцари прибыли в указанное место. Два тевтонца проводили их в отдельную комнату и уселись на-против.
— Братья, — обратился к ним старший,— желаете ли вы присоединиться к нам?
— Да, герр,— дружно отвечали молодые мужчины.
Согласно обычаю, хотя и очень кратко, старший тевтонец сообщил новичкам о дисциплине Ордена. Он пе-речисли запреты, обязанности и задания всех видов. Затем он произнес:
— Братья, согласны ли вы терпеть все это ради Гос-пода нашего? Окончательно ли ваше решение? Хотите ли вы быть слугой и рабом Ордена отныне и до конца ваших дней?
— Я вынесу все ради Господа нашего и хочу быть слугой и рабом Ордена навеки, — отвечал каждый по оче-реди.
— Сейчас помощник Магистра спросит вас, не по-молвлены ли вы и не женаты ли, не произносили ли вы обе-тов в каком-либо ином монастыре, нет ли у вас долгов, здо-ровы ли вы телом, и свободный ли вы человек. Вам следует отвечать искренно, ничего не утаивая, ибо ваша ложь нане-сет урон Ордену и навлечет на вас небесную кару. Не по-кривите душой, братья! Что вы ответите?
— Я свободен от обязательств и здоров,— отвечал каждый.
Тевтонцы проводили первого из кандидатов — Уль-риха, в другую комнату и оставили его там одного. Сами они направились к капитулу, чтобы дать отчет о беседе. В небольшой часовне в замке на возвышении был установлен стол, застеленный белой скатертью. За ним на стульях с вы-сокими спинками сидели трое мужчин. Головы их были об-риты наголо, а на грудь ниспадали длинные бороды. Одеты они были в белые плащи с черными крестами. В стороне, с четками в руках, весь в черном, стоял капеллан. Самый старший из присутствующих обратился к вошедшему брату:
— Герр, мы говорили вам о честном муже Ульрихе, который ожидает снаружи. Мы познакомили его, как могли, со строгими правилами Ордена. Он утверждает, что свобо-ден от обязательств и здоров, и что нет препятствий для принятия им монашества, если так будет в дальнейшем угодно Господу, вам, и нашей братии.
— Нет ли у кого-нибудь возражений против этого соискателя,— брат осмотрел присутствующих,— если хоть что-то препятствует его принятию, то лучше узнать об этом теперь, нежели позже.
Никто не произнес ни слова. Тогда он в последний раз задал вопрос:
— Желаете ли вы, чтобы он вступил во имя Госпо-да?
И капитул хором отвечает:
— Пусть он вступит во имя Господа.
Началась церемония посвящения. Два брата вошли в комнату, где их ожидал Ульрих в позе смирения, сложив руки.
— Брат, — обращаются они к нему, — по доброй воле ли вы делаете такой шаг?
— Да!
— Сейчас вы предстанете перед капитулом. Вы должны будете приветствовать капитул и, сложив руки, пре-клонить колени перед тем, кто на нем председательствует. Затем вы произнесет слова, о которых мы вам говорили.
Наконец Ульрих вместе с провожатыми вошли в часовню. Белые язычки множества свечей дружно склонились в сто-рону позолоченного алтаря из-за порыва ветра, ворвавше-гося в часовню через открывшуюся дверь. Их сияние осле-пило Ульриха. Он увидел четырех рыцарей, сидящих за сто-лом. Капеллан и брат, который привел его сюда, стояли в углу. Их белые плащи, накинутые поверх длинных туник, величественно ниспадали с широких плеч. Все они выгляде-ли очень торжественно. Ульрих приблизился к этим людям, которые сейчас должны стать его спутниками на всю жизнь. Их суровые взгляды, изучающие и требовательные, устре-мились на него. Ульрих, следуя полученным инструкциям, встал перед ними на колени и сложив руки, сказал:
— Герр, я обращаюсь к Господу, к вам и к прочей братии, прошу и умоляю, во имя Господа и Пречистой Девы Марии, принять меня в Братство Тевтонцев и сделать соуча-стником ваших благих деяний.
Средний, из сидевших за столом братьев, председа-тельствующий брат встал из-за стола и произнес глубокие и проникновенные слова:
— Прекрасный брат Ульрих, воистину вы требуете многого, ибо судить о нашем ордене вы можете лишь по его наружности, которая суть не что иное, как видимость. Ибо эта видимость, состоящая в том, чтобы иметь добрых лоша-дей и добрые латы, сладко пить и вкусно есть, иметь краси-вое платье, говорит о возможности жить в довольстве. Но вы не ведаете суровых заповедей, которые приняты в Орде-не: ведь это суровое испытание, когда вы, будучи господи-ном самому себе, должны будете стать рабом других. Ибо большого труда будет вам стоить получить то, что будет вам желанно: если вы пожелаете оказаться на земле по эту сто-рону моря, от вас потребуют пребывания за морем, если вы захотите попасть в Акру, вас пошлют в Триполи, Антиохию или в Псков, либо же направят в Апулию, на Сицилию или в Ломбардию, во Францию, Бургундию или же в Англию, ли-бо в иные земли, где имеются комтурства, земельные владе-ния, а также поручения Ордена. Если вас будет клонить в сон, вас заставят бодрствовать. Если вы будете бодрство-вать, вам прикажут отправиться отдыхать в постели. Когда вы сядете за стол и будете голодны, вас могут послать куда угодно, и вы сами не будете знать куда. Вам придется вы-полнять суровые приказы, которые вы услышите не раз. Подумайте же, сладчайший брат, согласны ли вы с крото-стью переносить подобные тяготы?
— Да, герр,— ответил Ульрих и добавил,— я все стерплю, если на то будет воля божья.
Затем, опять же согласно Уставу, старший брат про-износит слова торжественного наставления:
— Прекрасный брат Ульрих, вам не следует стре-миться к вступлению в Орден Тевтонцев ради стяжания бо-гатств, телесных наслаждений и мирских почестей. Но вы должны стремиться вступить в него ради трех вещей: первое — ради избавления от грехов мира сего, второе — ради слу-жения Господу нашему, третье — ради обращения в Святую Веру Христианскую неверных язычников. Ради таких наме-рений вам следует стремиться в Орден…
Председательствующий выдержал паузу и закон-чил:
— Так желаете ли вы отныне и до конца ваших дней стать слугой и рабом ордена?
— Да, если будет на то воля Божья, герр.
— Согласны ли вы отказаться от собственной воли отныне, и до конца дней своих, чтобы делать то, что прика-жет вам комтур?
— Да, герр, если будет на то воля Божья.
— Так соблаговолите же выйти и помолиться Гос-поду нашему, чтобы он вразумил вас.
Ульрих повиновался и вышел, сопровождаемый од-ним из братьев. Капитул, братья и капеллан сели, и предсе-дательствующий возвестил им:
— Прекрасные братья, вы видите, что сей благочес-тивый муж одержим горячим желанием вступить в ряды нашего Ордена и утверждает, что отныне готов во все дни жизни своей быть слугой и рабом. Я уже спрашивал, нет ли среди вас кого-либо, кому известно нечто, что может слу-жить препятствием к принятию его в Орден, ибо потом бу-дет поздно.
И снова все хранят молчание.
— Желаете ли вы, чтобы он вступил во имя Госпо-да?
— Пусть вступит во имя Господа, герр.
Один из тевтонцев отправился к Ульриху и объяс-нил ему, как следует держать себя перед капитулом. Ульри-ха вновь привели в часовню, там он опустился на колени перед капитулом и, сложив руки, торжественно произнес:
— Герр, я предстаю перед Господом, перед вами и все братией, чтобы просить и умолять вас во имя Господа и Пречистой Девы Марии принять меня в ряды братьев и сде-лать меня, желающего стать слугой и рабом Ордена отныне и навеки, соучастником его благих деяний, как духовных, так и мирских.
Магистр спрашивает его, неукоснительно следуя церемониалу, предписанному Уставом:
— Твердо ли вы решили, прекрасный брат Ульрих, стать слугой и рабом Ордена Тевтонцев и отказаться следо-вания собственной воле, чтобы повиноваться нашей? Гото-вы ли вы терпеть все тяготы, сопряженные с пребыванием в Ордене, и исполнять все приказы, которые вы будете полу-чать?
— Да, герр, если на то будет воля Божья.
Старший из братьев поворачивается к капитулу:
— Прекрасные братья, восстаньте и восславьте Гос-пода нашего и Пречистую Деву Марию, да будет на все воля Всевышнего.
Под сводами часовни зазвучал ритмичный речита-тив молитвы «Отче наш».
Огромное старинное Евангелие в роскошном пере-плете дали в руки Ульриху и он, приняв его, с благогове-нием раскрыв его, ждет указаний.
— Прекрасный брат, — спрашивает руководящим церемониалом, — честные отцы, которые говорили с вами, сообщили наши непременные требования, но что бы вы ни ответили, это лишь суетные слова, и мы не понесем большо-го ущерба оттого, что вы утаили от нас. Но вот святые слова Господа нашего, и на наши вопросы отвечайте правдиво, ибо, если вы солжете, вы совершите клятвопреступление и должны будете покинуть Дом. Да храни вас от этого Бог!
И опять наступила продолжительная пауза. В тяго-стном ожидании Ульрих благоговейно прижимал к груди старинный фолиант.
— Прежде всего, мы спрашиваем вас: не имеете ли вы жены или невесты, которая могла бы претендовать на вас по закону Святой Церкви? Ибо, если вы лжете, и если слу-чится так, что завтра или позже она явится сюда и сможет доказать, что вы были ее бароном, и потребует вас по Зако-ну Святой Церкви, вас лишат чина тевтонца, закуют в желе-зо и определят на работы с рабами. После же отбытия по-стыдного наказания вас отдадут той женщине, и вы навсегда покинете Дом. Ульрих, нет ли у вас жены или невесты?
— Нет, герр.
— Не состояли ли вы в другом ордене, где давали обеты и обязательства? Ибо если вы это делали, и этот ор-ден вас изобличит, вас лишат звания тевтонца и отдадут тому ордену, но прежде вас подвергнут постыдному наказа-нию, и вы навсегда покинете Дом.
— Нет, герр.
— Не имеете ли вы долгов, перед кем бы то ни бы-ло, которые не в состоянии заплатить самостоятельно или с помощью своих друзей без участия Ордена, ибо в таком случае вас лишат чина тевтонца и предоставят в распоряже-ние кредиторов, по отношению к которым Орден не может нести ответственности за ваши долги?
— Нет, герр.
— Здоровы ли вы телом, не повреждены ли какими-либо очевидными болезнями, ибо если будет доказано, что вы были больны до вступления в ряды нашей братии, вы покинете Дом, да хранит вас от этого Бог!
— Нет, герр.
— Не обещали ли вы и не давали ли какому-либо мирянину, или тевтонцу, или иному человеку деньги или что-либо ценное, чтобы он помог вам вступить в Орден? Ибо это является симонией, и вы не можете иметь в том оп-равданий: если окажетесь виновны, вы покинете Дом.
— Нет, герр.
— Являетесь ли вы сыном рыцаря и дамы, рыцар-ского рода, и рождены ли в законном браке?
— Воистину так, герр!
— Не состоите ли вы священником, дьяконом или же субдьяконом? Если вы это скрываете, вы покинете Дом.
— Нет, герр.
— Не наложено ли на вас церковное отлучение?
— Нет, герр.
Магистр обращается ко всем остальным членам капитула:
— Нет ли еще вопросов?
— Нет, герр, — отвечают они.
Тогда Герман фон Зальца повернулся к Ульриху и, взглянув прямо ему в глаза, произнес:
— Прекрасный брат, на все вопросы, которые мы задали вам здесь, соблаговолите отвечать правду, ибо если вы допустите хоть каплю лжи, то навсегда покинете Дом, да хранит вас Господь от этого! Внимайте же, прекрасный брат, внимайте тому, что мы вам говорим. Обещаете ли вы Господу и Святой Пречистой Деве Марии отныне и во все дни вашей жизни повиноваться магистру и тем командорам, которые у вас будут?
— Да, герр, если на то будет воля Божья!
— Обещаете ли вы Господу и Святой Пречистой Деве Марии отныне и до конца ваших дней не иметь тайной от Ордена собственности?
— Да, герр, если на то будет воля Божья!
— Обещаете ли вы Господу Святой Пречистой Де-ве Марии отныне и до конца ваших дней следовать славным обычаям и правилам нашего Ордена — тем, которые есть и которые установят магистр и благочестивые отцы Ордена?
— Да, герр, если на то будет воля Божья!
— Обещаете ли вы Господу и Святой Пречистой Деве Марии отныне и до конца ваших дней, всеми силами и талантами, коими наделил вас Господь, что будете способ-ствовать завоеванию Святой Земли и обращению северных язычников в христианство, а также сохранению и защите тех земель, которые завоеваны христианами?
— Да, герр, если на то будет воля Божья!
— Обещаете ли вы Господу и Святой Пречистой Деве Марии, что отныне и до конца ваших дней вы не сме-ните этот Орден на другой, сильнейший или слабейший, ни ради лучшего, если только вам не будет дано разрешение Магистра и монастыря, которые имеют на то право?
— Да, герр, если на то будет воля Божья!
— Обещаете ли вы Господу и Святой Пречистой Деве Марии отныне и до конца ваших дней, что вы не ока-жетесь в той местности или городе, где ни один христианин не был напрасно и безосновательно подвергнут лишениям — ни по собственной воле, ни по своим соображениям?
— Да, герр, если на то будет воля Божья!
В часовне наступила торжественная тишина. Все братья встали, и Магистр наконец-то произнес:
— Именем Господа, и Святой Пречистой Девы
Марии, и святого апостола Петра, во имя отца нашего папы и всей братии Тевтонского Ордена, мы располагаем на вас благодеяния, как те, что были оказаны Ордену с момента его основания, так и те, которые будут оказаны до его кон-ца, — на вас, вашего отца, вашу мать и всех представителей вашего рода, которых вы пожелаете признать. И вы тоже распространите на нас благодеяния, которые вы совершили и еще совершите. Итак, мы обещаем вам хлеб и воду, бедное монашеское облачение, и много трудов и лишений.
Магистр берет белый плащ с черным крестом и под-ходит к Ульриху. Плащ торжественно опускается на широ-кие плечи парня, и Магистр завязывает шнур на покраснев-шей от волнения шее. Раздается пение брата капеллана:
— Эссе куам бонум эт куам джукундум бабитаре фратрес….Воистину прекрасно и сладостно жить в братстве друг с другом… Словно драгоценное масло проливается на голову и течет по бороде…Бороде Аарона и стекает на край его одеяния…
Затем капеллан читает молитву Святому Духу, и каждый тевтонец читает громко произносит Патер Ностер (Отче Наш). Магистр велит новому брату встать и целует его в губы в знак признания членом братства тевтонцев. И все присутствующие здесь и капеллан дарят поцелуй брату Ульриху, ставшему отныне и навеки рыцарем Тевтонского Ордена.
Побледнев от усталости и переживаний, Ульрих с благодарностью смотрит влажными от волнения глазами на своих новых покровителей. Над часовней раздается печаль-ный звон одинокого колокола, возвестившего миру о вступ-лении в Орден нового брата
В высоких сводчатых потолках городского костела гулко отдавался сухой скрипучий голос Великого Магистра ордена Германа фон Зальца.
Ровной шеренгой стоят рыцари перед высокой ка-федрой на каменном столбе, откуда вещает Великий Ма-гистр.
— Варварские народы русинов, пруссов, угров, лит-винов и прочих язычников заселяют необозримые простран-ства на севере и подпирают границы дружественных Свя-щенной Империи королевств. Сам Римский Папа, — ястре-биные глаза Магистра блеснули с кафедры, и он повто-рил,— сам Римский Папа пожаловал нашему ордену Золо-тую Буллу, где утвердил наше право крестить язычников огнем и мечом, а земли, которые мы возьмем, объявил на-шей вечной собственностью.
— Достопочтенный брат Бруно де ла Дийон!— не-ожиданно обратился он к французу, — каков девиз Тевтон-ского ордена?
— Помогать — Защищать — Лечить!— громко от-ветил новобранец.
— Кто покровители ордена?— и Магистр недву-смысленно посмотрел на Ульриха.
— Дева Мария!— ответил тот.
— И все?!
— Святой Георг и Святая Елизавета Венгерская,— бойко добавил немец.
— Мы все должны знать традиции и историю.
В этот момент на входе в костел раздались резкие звуки фанфар, и в храм вбежали десятки герольдов, наряженных в белые, шитые золотом камзолы. Затем, чеканя шаг, вошла вооруженная мечами и короткими пиками стража и вы-строилась в две шеренги вдоль центрального прохода. Ры-цари также заняли свои места в шеренге.
Наконец в ярко освещенном проеме центрального входа появился сам Император Священной Римской Импе-рии Фридрих Второй, а за ним проследовала и многочис-ленная свита.
Император Священной Римской — мужчина лет тридцати, скорее вбежал, чем вошел. Его длинные прямые рыжие волосы и меч на боку раскачивались в такт энергич-ной походке. На нем был богатый синий наряд, расшитый золотом.
За ним плавно и важно вошла его свита.
— Император Священной Римской Империи Фрид-рих Второй! — громко объявил глашатай, но Фридрих от-толкнул его и быстро подошел к рыцарям.
Те невольно вытянулись при виде Императора и во все глаза смотрели на него. Фридрих неспешно прошел вдоль всего строя, внимательно вглядываясь в лица новоиспеченных Тевтонцев.
— В этом году славные рыцари Ордена Меченос-цев, — обратился Император к стоящим перед ним и всем в зале, — завершат завоевание Ливонии. За это им будет честь и хвала!
Раздался одобрительный шум в свите. Император повернулся к ним.
— Но, — поднял он указательный палец кверху — курши напали в Балтийском море на наши корабли, нанеся им тяжелые потери!
Фридрих выдержал паузу.
— Ливы решили помочь куршам! — продолжил он,— готовится нападение на Ригу!
Император стал прохаживаться вдоль шеренги ры-царей.
— Я уверен — храбрые рыцари Тевтонского ордена научат язычников поклоняться Христу!
— К тому же наш верный друг, князь польский Конрад из Мазовии, — продолжил Фридрих, — терпит не-исчислимые бедствия от прусских язычников и просит нас о помощи. С мечом в руке и жестким сердцем вы должны проявить христианское милосердие.
С этими словами Император обнажил свой меч. Ры-цари встали на одно колено, и каждый по очереди поцело-вал клинок.
— Наш отряд будет верно служить короне Священ-ной Римской Империи! — четко произнес Ульрих и склонил голову перед Императором.
— Помогать — Защищать — Лечить! — хором про-изнесли рыцари.
Вскоре император со свитой покинули храм.
А новоиспеченные братья отправились на празд-ничный обед по случаю вступления в Тевтонский Орден молодого пополнения. Не прошло и двух недель, как Уль-рих, Георг, Бруно и другие молодые рыцари, принятые в орден вместе с ними, были отправлены нести службу в па-лестинский замок Атлит.